Читать книгу Наложница Короля - Константин Фрес - Страница 4

Девушка проспала недолго. Всего часа хватило ей, чтобы освежить свой уставший, истерзанный страхом, печалью и потрясением разум. Стоило только Кристиану подняться и отойти к столу, как она тоже заворочалась под ворохом тонко выделанных шкур, из-под темного меха показалось ее заспанное хорошенькое личико и огненные спутанные волосы, и Кристиан засмеялся, заметив, что она принюхивается, как сонный еж, выбравшийся из своей травяной норки по весне.

– Есть хочешь, ягодка?

– Хочу, – смущенно призналась девица и улыбнулась.

Улыбка украсила ее лицо еще больше, большие темные глаза под полуопущенными веками засияли, карминовые губы обнажили ровные белые зубы и Кристиан, покачав головой, даже с сожалением подумал о том, что именно она волей судьбы оказалась избрана для осуществления его плана.

«А ведь ее придется отдать Королю, – вдруг понял он. – Она его невеста. Впрочем… может, он все ж ее мне подарит? Что загадывать сейчас?»

– Ну, так держи, ягодка. Только еда у меня простая.

Жадно схватив предложенный ей кусок хлеба с ломтиком вяленого жесткого мяса, она взгрызлась в это нехитрое угощение, даже постанывая от удовольствия, перевернулась на спину, блаженно закрыв глаза. Кристиан, неторопливо тушивший свечи, испускающие смрадный тонкий дым серыми лентами, снова глянул на нее и усмехнулся.

«А она не богатого сословия, – подумал он. – Ест, пальцы облизывает. Простая, открытая. Любопытная, живая как белка. Горит, как огонек. Стоило страху отступить, как она ожила. Доверилась мне. Нет в ней неловкости. Чуть не потушили, бедную…»

– Чья ты дочь, Катрина? – спросил Кристиан, припоминая, как девушку называла Старая Королева. Обойдя всю комнату, он потушил все свечи, погрузив ее во мрак. – Я вижу, ты не из знати. Стала бы знатная дама есть мой хлеб… Тьфу ты, у этой старухи даже свечи пахнут смертью и тленом… лучше мои зажжем, всего пару, но нам хватит. Ну, ныряй обратно под шкуры!

– Что ты знаешь о пище, которой потчует Старая Королева? Крысы на помойке питаются лучше, а вот твой хлеб… М-м-м-м, вкусно как! Кажется, всю жизнь не ела ничего такого же вкусного!

Катрина мигом зарылась в мех, только тонкая рука ее торчала наружу, удерживая недоеденное угощение над полом, чтоб не накрошить в постели. Кристиан шагнул в темноте к морозному окошку, стекленному разноцветными мелкими стеклами, рванул раму, сталкивая с нее пухлые шапки снега, и в комнату полился обжигающе-холодный свежий воздух, вытесняя вонючую дымную духоту. Мороз тронул обнаженную кожу Кристиана, отчего дрогнули его мышцы, подобрался живот, ворвавшийся ветер швырнул в грудь мужчин целый рой колючего снега.

– Застудишься, господин, – пискнула Катрина, глядя, как Кристиан, склонив голову, отворачивая лицо от пурги, рвущейся в окно, удерживает раму открытой.

– Ничего, я привычный, – ответил Кристиан. – Но ты не ответила. Чья ты дочь? Торговца? Ремесленника?

– Не угадал, – фыркнула девушка. – Охотника. Мой отец охотился в этих лесах.

– Охотился? – переспросил Кристиан, захлопнув окно. Вой пурги умолк, стало совсем тихо, но холодно, обжигающе холодно, и Кристиан поспешил в постель, к ожидающей его девушке.

Скользнув под теплые шкуры, он обнял ее бедра ледяными ладонями, ухватил за мягкий живот, отчего она завизжала, колотя ногами, засмеялась.

– Живая! – целуя ее душистые щеки холодными губами, шептал Кристиан, подминая ее под себя, нарочно греясь об ее распаренное тело. – Веселая. Хорошая ты девушка, Катарина, охотничья дочь. Так что стало с твоим отцом?

Катрина вмиг смолкла, перестала заливисто смеяться, напряглась. Кристиан почувствовал, как ее руки уперлись в его плечи, словно девушка хотела с ненавистью скинуть его с себя, оттолкнуть.

– Я дорого досталась Королю, – прошептала она с лютой злобой. – Очень дорого. Они гнали меня, а отец бил их стрелами как вепрей!

– Многих убил?

– Восьмерых. Восьмерых, прежде чем его…

– Ничего, Катарина, ничего. Не тебе ли не знать, что иногда жизнь пострашнее смерти будет?

– Твоя правда, господин, – вздохнула Катарина и словно оттаяла, расслабилась, позволила его рукам обнять себя. – Почему ты все время спрашиваешь о нем, господин? О Звере?

– Потому что я приехал сюда ради него, – ответил Кристиан. – Я оставил тут друга и человека, а теперь вдруг слышу о каком-то монстре и чудовище, каковым он никогда не был. И мне не нравится, ой как не нравится то, что я слышу.

– Но он чудовище, – доверительно прошептала Катрина. – Жуткое чудовище! На руках его стальные когти, он ими скребет по стене, приближаясь. Этот жуткий звук… от него я чуть не померла от страха!

– Такая-то бойкая девица? – усмехнулся Кристиан, и Катрина с жаром закивала:

– Видит бог – я не вру! Очень напугалась. От звука его крадущихся шагов, от шуршания его шубы по полу, от его гадкого, злого смеха… Он ходил в темноте по комнате, невидимый, высекая этот скрежет из каменных стен, и тихо смеялся, слыша, как мне страшно, как я плачу и дрожу на ложе, ожидая его.

– Так он не сразу напал?

– О, нет! Ему как будто нравилось пугать меня. Он наслаждался моей беспомощностью и ужасом. Знаешь, господин, как страшно лежать голышом, привязанной за руки и за ноги, не ведая, что придет в голову Зверю? Я уж молила, чтоб все скорее кончилось. Хотела даже, чтоб он убил меня, но он играл, пугал, пока не насытился… Там все стены исцарапаны, я видела. Он всех так пугает. Пьет их отчаяние, страх и стыд.

– Странно это. Старая Королева говорила, что Зверь себя сдерживать не мог, как хотел женщину, а ты говоришь о неторопливом и злобном, расчетливом существе…

– Я с ним тогда была, а не она!– огрызнулась Катрина. – Мне знать лучше, как ведет себя Зверь, когда хочет!

– Не сердись, ягодка. Ух, как норов у тебя крут! Как ты переменилась! Строптивая какая! А где та тихая послушная дева, что я привел сюда? Может, выдрать тебя для острастки?

– Ты обещал, что не обидишь. Слово Сердечного Брата Короля давал. Или твое слово уже ничего не стоит?!

Кристиан рассмеялся, удобнее устраиваясь меж ее ног, заставляя ее обнять себя крепче, чтоб согреться скорее.

– Ладно, не злись, ягодка, – проговорил он, – говори дальше.

– А что дальше? Дальше он набросился на меня, навалился медвежьей вонючей тушей, аж не вздохнуть было. Стиснул своими стальными когтями мне щеки, да так, что, казалось, нажми он еще чуток – и кожа треснет. Смеялся мне в лицо, сидя у меня на животе. Маску не снимал – я видела только, как глаза горят дикие в прорезях. Красные, как угли. Как у демона, как у быка дикого. Стаскивает штаны, а у самого руки трясутся, когти друг о друга гремят. Я молила быть мягче и кричала, что он не разбойник в лесу, а Король, да только он все хохотал, как безумный… и насильничал потом люто, дико. Нарочно больнее делал. В шубе своей, не раздеваясь. Как нелюдь. Как животное. Как безумное чудовище. Словно мстил.

– Почему мстил? – спросил Кристиан.

– Не знаю. Такую боль и с таким наслаждением причиняют только лютым врагам, а не невестам. Что я плохого ему сделала? Ничего. Так за что он ненавидит меня так?

– Странно, странно… – проговорил Кристиан задумчиво. – Я спрошу у него…

– Спросишь?! Как же ты спросишь, господин, коли Король нем?!

– Нем?! – удивился теперь Кристиан. – Вот тут ты что-то путаешь. Когда я знал его, он был весьма болтливым и даже похабные песни любил петь, каким его научили в походе старые вояки… С чего это он нем?!

– Онемел, говорят, от болезни, – ответила Катрина. – Мне откуда знать?! Да только я точно знаю – он нем. Он и слова не мог сказать, хотя и старался, мычал что-то злобно. Может, от той же болезни у него что-то в голове переменилось?

– Болезнь?! – тут Кристиан подскочил, выпрыгнул в холодный воздух, нащупывая в темноте штаны и сапоги. – А мне сказали – Король здоров, и я верил этому человеку… вот пес, никому доверять нельзя…

***

В свете двух свечек Кристиана, которые горели не в пример ярче свечей Старой Королевы и не чадили сгорающими фитилями, Катрина смотрела, как лихорадочно одевается Кристиан, и понять ничего не могла.

– Да что такого-то, господин? – спросила она, наконец, когда он подобрал ее вещи и кинул ей.

– Прикройся, – коротко велел он. – Надень что-нибудь.

Катрина послушно натянула нижнюю рубашку, и Кристиан снизошел до объяснений:

– Я думал, Король просто зол. Мне ведь сказали – тоска на него напала, ты рассказываешь мне сейчас о болезни его. От тоски я мог бы его излечить, для того-то я тебя и выпросил у старухи. Думал свести вас; отведав твоей любви, Зверь бы смягчился, и ты, если б была умна, стала бы королевой. Но коли он болел и лишился рассудка, голоса и человеческого облика… То-то я подивился, что он не вышел встретить меня, но подумал – негоже было б Королю выбегать навстречу по первому зову…

Кристиан смолк угрюмо, и Катрина поняла то, о чем он промолчал. Он промолчал о своем бессилии в том случае, если Зверь сошел с ума и о своей досаде, потому что задуманный им план тогда никуда не годился, и единственное, что мог он сделать для безумного Зверя – удавить Старую Этель, отомстить за то, что не уберегла его друга .

– Прости, господин, – сухо ответила Катрина, снова прячась под шкуры. – Нет в том моей вины, отчего ты сейчас гневаешься. Мне жаль вашей дружбы, и тебя жаль, господин, ты дорогого твоему сердцу брата потерял. Да только я рада тому; не хочу я быть его Королевой.

– Кристиан, подпоясываясь, крепко стягивая на своем теле ремни, с насмешкой посмотрел на Катрину:

– Не хочешь? А чего ты хочешь?

– С тобой на север хочу, господин. Лучше в твоем войлочном походном шатре жить, чем в замке Зверя трястись от ужаса.

Кристиан хмыкнул довольно. Слова девицы приятно кольнули его самолюбие.

– Что ж, – вздохнул он. – Этель тебя мне подарила. Если Зверь… если ничего уже не поправить, то я. Конечно, заберу тебя с собой. Ну, спать ложись. Я пойду узнаю кое-что, и, вероятно, с утра уже собираться будем…

Кристиан нахмурил брови, зубами заскрипел от досады, скрывая от девушки боль, разрывающую ему сердце.

«Зверь, брат мой названный… как же так?! Ну, Старая Этель, ты мне ответишь за это!»

***

Сердечному Брату Короля все двери в замке были открыты – или он открывал их пинком, не опасаясь, что хозяева могут воспротивиться его желанию зайти в тот или иной тайный уголок их жилища.

Однако, как ни странно, в крыле, где жил Зверь царили тлен и запустение. По галерее ветер гонял сухие черные листья мертвого плюща, ни один факел не освещал своим светом своды и лишь луна лила свей мертвый ядовитый свет в тихий, словно замерший замок. Покои Короля оказались заперты, и у дверей, окованных черным железом, Кристиана встретили охранники – Звероликие, верная стража Короля Зверя, огромные, сильные, свирепые, в черной броне, с масками медведей на лицах. Грозно выставили они свои пики против Кристиана, не говоря ни слова. Кого охраняли они – Короля от мира или мир от Короля? Об этом Кристиан не успел спросить. Так ж молча, свирепо и неумолимо, охрана напала на него, отгоняя прочь, в темную холодную галерею, подальше от черных печальных дверей, от молчаливых покоев запертого Зверя.

– Да что же это такое, – прошептал Кристиан, потрясенный, отступая от нацеленного на него оружия. К такому приему он не был готов совершенно, и даже в его бесстрашном сердце шевельнулся холодный жуткий ужас. – Что ж тут творится?! Брат, Зверь, неужели ты велишь убить меня?!

Звероликие молчали. Им не велено было ничего объяснять, им велено было хранить покой Короля, и они готовы были умереть, но не пустить никого дальше.

– Тогда я убью всех или погибну сам, но я войду в эту дверь и увижу, что стало с тобой! – прокричал Кристиан, выхватывая меч. – И если ты хочешь, чтобы я умер пусть так и будет!

Его оружие высекло искры, столкнувшись с атакующими его алебардами, по пустой галерее прокатилось испуганное эхо, лязг и злая грызня – обычные звуки драки и ярости.

– Не смей прятаться от меня, словно трус! Если это ты, а не самозванец, ты откроешь мне дверь и я услышу твой голос! А если я высажу эту дверь и увижу там самозванца… многие в этом замке пожалеют, что на свет появились!

Как бы силен и умел не был Кристиан, а Звероликие не уступали ему. Все так же молча и неумолимо они вытесняли его прочь от покоев Короля. Несмотря на все приказы Королевы, у них был свой приказ, полученный от Зверя, и они, фанатично преданные Королю, выполняли его.

– Зверь! – кричал Кристиан, отбиваясь от нападающих на него Звероликих, – от кого ты защищаешься? От меня?! Или меня от себя спасаешь?! Так это напрасно; я не боюсь тебя, слышишь?! Ты брат мой, и я не боюсь тебя!

От этих слов старый замок словно вздрогнул, вздохнул глубоко, втягивая холодный воздух в свои неисчислимые покои и потайные комнаты, и черные железные двери заскрипели, отпираясь. При звуке скрипящих петель и скрежещущего по полу металла Звероликие словно оцепенели, опустив мгновенно свои пики и отступив от взъерошенного Кристиана. На полу заплясал теплый желтый свет, отблески живого огня, и на пороге своих покоев появился тот, кого звали Зверем.

– Ты не боишься, – глубоким голосом произнес он, – но я сам себя боюсь. Здравствуй, брат. Тебе не нужно было приходить ко мне, ибо я проклят.

– Зверь?! – прошептал Кристиан, вглядываясь в высокую фигуру, скрытую одеждами. – Ты ли это?!

– Я, – глухо ответил Король. – Зачем ты спрашиваешь? Ты же узнал меня.

Король, как все и говорили был в маске. Его боевой шлем медведя скрывал его голову, не давая ни малейшей возможности увидеть его лицо. На плечах Короля, поверх богатого королевского наряда из темного бархата, богато расшитого драгоценными камнями, лежала тяжелая шуба из медвежьей шкуры, и даже руки его скрывали перчатки из черной кожи. Король словно прятался от солнца, чтобы ни клочка его тела свет не видел.

– Но демоны тебя подери, что с тобой стало?!

– Ты сам ответил на этот вопрос, Кристиан. Демоны меня взяли. Однажды приходится отвечать за свои грехи. Они настигли меня, и я несу кару за свою жестокую жизнь. Проходи, брат мой. Мы поговорим, если уж ты пришел.

Кристиан бросился мимо расступившейся перед ним стражи из молчаливых Звероликих, подбежал к Зверю, порывисто обнял его, прислушиваясь к биению сердца под пышным одеждами.

– Ты жив! – выдохнул он радостно. – Ты здоров! Значит, все не так страшно. Как же я рад тебя видеть!

– И я рад, Кристиан, – глухо ответил Зверь. – И я.

В комнатах Короля было тихо и мрачно, огромный пылающий камин давал тепло и свет. Стены, обитые шелковыми обоями, испуганно прятались в полумраке, на резном столе стояли остатки трапезы – видимо, в печали у Короля был неважный аппетит, он почти не притронулся ни к жареной оленине, ни к вину.

– Зверь, – произнес Кристиан увереннее усаживаясь в предложенное Королем кресло, – объясни мне, что происходит? Я слышу тут странные вещи о тебе, и они мне не нравятся…

– И все это правда, – устало ответил Король, опускаясь в кресло напротив Кристиана. – Что ты хочешь услышать? То, что раз в месяц на меня находит безумие и я хочу женщину так, что кровь кипит в жилах? Это верно. Я впадаю в ярость, такую страшную, что лучше мне сидеть под замком. Но и женщины не приносят мне покоя. Они боятся меня, и стоит мне протянуть к ним руку в темноте спальни, они начинают кричать, биться в ужасе и отвращении. Никакие слова не могут успокоить их, да они и не слышат слов. Впрочем, не уверен, что в тот миг я говорю. Мне кажется, я превратился в монстра, в животное, поросшее колючей шерстью, в кровожадное чудовище, которое все боятся и ненавидят.

– Однако, сейчас ты говоришь, – с сомнением произнес Кристиан, поднимаясь. – И говоришь как человек. А мне говорили, что ты нем после болезни.

–Не было никакой болезни – по крайней мере такой, какая приковывала бы меня к постели. Только мое безумие и страх. В припадке безумия все не так, – ответил Кристиан. – Я не слышу собственного голоса и мне кажется, что из горла у меня вырывается какой-то вой. Поначалу я надеялся скрыть свое безобразие под одеждой, рассчитывая на то, что… что невеста не увидит моего безобразия и не станет кричать, плакать и проклинать меня. Но они все равно кричали! – Зверь яростно ударил кулаком по столу, да так, что подскочил кубок и упал, разлив по полированной поверхности алое вино.

– А Этель не боится? – уточнил Кристиан, зажигая свечи и прогоняя царивший полумрак.

– Этель… – Зверь яростно скрипнул зубами. – Я ненавижу ее столь же яростно, как врага на поле боя, но она единственная… единственная, кто принимает меня. И говорит, прижимаясь, что любит меня! Говорит, что не отдаст никому, что наверно будет связана со мной, шепчет слова страсти своими старыми губами!

– Так за что же ты ненавидишь ее?

– Каждый раз, когда я возвращаюсь от очередной невесты, не выдержав криков и плача, Этель смеется надо мной. Она погибает от ревности каждый раз, и вымещает на мне свою злобу. Она с хохотом говорит мне, как я ужасен, она напоминает свои слова о том, что не примет меня женщина, она издевается над моим горем и лишь оплеуха заставляет ее умолкнуть!

– Так бросил бы ее и вернулся бы на Север. Север примет тебя любым.

– А наш договор? Наша сделка?

– Этель давно не помогает Северу. Именно поэтому я тут.

Кристиан поднял подсвечник повыше, освещая комнату. В углу, в огромной раме из черного зеркала, блеснуло треснувшее зеркало…

– А что, если примет тебя женщина? – вкрадчиво произнес Кристиан, оборачиваясь к Королю. – Что, если не станет кричать? Что, если ты сможешь ее взять, что, если она родит тебе наследника?

– Не смей так шутить со мной, Кристиан, – прошептал Зверь, качая головой. – Не смей. Ты не знаешь, что такое – быть проклятым и всеми ненавидимым и презираемым. Не знаешь, что такое – не знать тепла и ласки и слышать только вопли боли и ужаса.

– Так ты брал их? Насиловал?

– Не спрашивай. Я не знаю, как делал это. Это зверь, захвативший мою душу, не я.

– Дай мне руку, брат.

Кристиан подошел к Королю, поставил подсвечник на стол, свет от пламени свеч разогнал полумрак, блеснул в темной густой луже на полированной поверхности.

– Зачем?!

– Дай мне твою руку, если ты не трус.

Зверь нехотя, колеблясь, вытянул свою руку вперед, его пальцы, затянутые в черную кожу перчатки, чуть заметно дрожали. Кристиан ухватил протянутую ему руку, рывком содрал перчатку и Король вскрикнул, мгновенно подскочив на ноги.

– Смотри! – прогремел Кристиан, сжимая крепкое запястье друга. – Это всего лишь человеческая рука! Ни когтей, ни жесткой шерсти, ни крови, ни грязи – ничего! – он рванул рукав королевской одежды, обнажая сильную руку короля по локоть, градом на каменный пол посыпались золоченые пуговицы. – Там, под одеждой, ты человек, не зверь! Не монстр и не чудовище! Я не верю в демонов и в оборотней, но верю в злую человеческую волю! Расскажи мне, как эта чертова Старая Королева умудрилась заставить тебя поверить в эту чушь?! Чем она опоила тебя, что ты стал подобен чудовищу? Клянусь тебе – это ложь!

Король, словно завороженный, смотрел на собственную руку в свете свечей и потрясенно молчал.

– Я думал, меня покрывает чешуя, – пошептал он. – Я не смотрел на себя уже давно… за мной ухаживали, как за драконом на цепи, мыли и расчесывали, а я не смел открыть глаз… чтобы не увидеть того… кем я стал…

– Тебя примет женщина, – уверенно повторил Кристиан. – Любая. Первая попавшаяся.

– А если нет? Если безумие снова?..

– Я буду с тобой. Я сумею остановить тебя, – ответил Кристиан. – Мало ли женщин мы делили? Разделим и эту. Потом я увезу тебя. Ты насквозь отравлен дымом и воздухом этого замка, яды Этель всюду, даже в ее свечах. В лесу, на охоте, ты глотнешь свежего воздуха, вкусишь свежей пищи и крови животного, и станешь прежним. А после решай сам, оставаться ли и выполнять договор, или…