Читать книгу После капитализма. Будущее западной цивилизации - Константин Фрумкин - Страница 3

Итак, нет Второй мировой войны как отдельного феномена, нет русской революции как отдельного феномена. Статуса феномена, который можно рассматривать как сравнительно замкнутую историческую целостность, достойно лишь одно роковое, кровавое, с трудом осмысляемое явление истории, которое можно было бы назвать Эпохой мировых войн. Социализм и фашизм– двух братьев-антагонистов– стоит рассматривать как необходимые перестройки государства и общества под нравы, дух и потребности эпохи мировых войн. Между двумя войнами появилась книга Эрнста Юнгера «Тотальная мобилизация», в которой он весьма резонно отмечал, что старые монархии – и кайзеровская, и царская – рухнули из-за того, что они не были особо умелыми в осуществлении необходимой для ведения войны тотальной мобилизации. Социализм для этой функции подходит куда лучше. Ошибка Юнгера заключалась в том, что он принял античеловеческую, лишенную комфорта и дизайна и требующую тотальной мобилизации эпоху за облик индустриальной эпохи вообще, в то время как мы теперь задним числом можем сказать, что точно подмеченные Юнгером антигуманные черты времени имели, к счастью, исторически преходящий характер и были связаны со специфическими чертами эпохи двуединой мировой войны.

Эпоха мировых войн завершила XIX век европейской истории – век, полный веры в прогресс, непрерывность исторического развития и не знавшего сомнений евроцентризма. Началась совершенно иная эпоха, которую с позиций отдаленного будущего можно рассматривать одновременно и как чудовищный перерыв истории, как ее «кровавую лакуну» и одновременно как ускорение человеческого развития. Важнейшим политическим результатом этой эпохи стало крушение европейских колониальных империй и вообще «уход» Европы с мировой политической сцены. Завершилась двухсотлетняя история человечества, управляемого (даже не столько политически, сколько через механизм культурных и экономических эталонов) из Лондона и Парижа. Место европейской политики в мировой истории заняло противостояние США и СССР, ныне известное под названием «холодной войны».

Поскольку политический расклад, приведший к холодной войне, был не чем иным, как результатом Второй мировой войны, то есть все основания сложить две эпохи – тридцатилетие мировых войн и сорокалетие «холодной войны» – в одну макроэпоху, которая, собственно говоря, и является XX веком политической истории «в узком определении». Конечно, всякая граница условна, и все же о границах XX века, как единого исторического и политического зона, иногда называемого «новейшей историей», можно говорить с большей определенностью, чем о границах иных эпох. Для Запада, для России, для Турции, и, вероятно, также для Японии, и, возможно, для Китая XX век начался примерно в 1914 году и закончился приблизительно в 1991 году с распадом СССР. В 1990-х годах начался переход к еще неведомому XXI веку.

Хотя понимаемый таким образом XX век длился всего семьдесят с небольшим лет, но событий в нем хватило бы и на несколько более мирных столетий. Прежде всего, эпоха трех войн привела к ускоренному взрослению западного человечества. В течение ограниченного числа лет ему открылись истины, на осознание которых в другое время ушли бы века. Первая мировая война подорвала веру в прогресс, в разум, в европейскую цивилизацию, а также в войну как в сколько-нибудь осмысленное занятие. Вторая мировая война довершила этот процесс, открыв бездны возможной бесчеловечности, а также тонкость тех «дамб», которые цивилизация пытается возводить вокруг этих бездн.

Вторая мировая война закончилась появлением ядерного оружия, предопределившего облик холодной войны. Несмотря на то что ядерное оружие практически не применялось, оно оказало глубочайшее влияние на менталитет, столкнув всех с представлением о смертности человечества, с понятием ответственности перед будущими поколениями и, главное, создав само понятие «глобального вызова» и «глобальной проблемы».

Глядя на все это задним числом, можно увидеть, что и существование СССР, несколько более долгое, чем мог предположить здравый смысл, и его крушение, гораздо более быстрое, чем здравый смысл мог ожидать, было скорее элементом мировой истории, и его очень трудно понять, рассматривая историю России как единственного в мире или по крайней мере сильно изолированного государства.

Поэтому и будущее России, и «национальный проект», который мог бы вдохновить, сплотить, породить идеологию и послужить временным заменителем национальной идеи, можно «угадать», только глядя по сторонам и наблюдая, какую эпоху переживает человечество и какие ближайшие этапы ожидают мировую цивилизацию.