Читать книгу Реки текут на север - Константин Геннадьевич Андрусик - Страница 7

Правило не останавливаться на одном месте больше, чем на одну ночь, было одобрено единогласно.

Сегодня мы были готовы проглотить всего много и сразу: больше видов, больше приключений, больше эмоций. Река, без преувеличения, была одной из самых полноводных и интересных на планете. Мы убедились в этом сразу, как только спустили лодку на воду.

В этой экспедиции вообще всего было много. Может быть, даже больше, чем нужно. Будь Енисей вдвое, даже втрое меньше, он бы мог вместить приключений на сотню таких компаний, как наша, и если бы на это было достаточно времени, мы бы пили и пили из этой чаши бесконечно, и вряд ли напились когда-нибудь.

Всё, что случилось на этой реке, было огромным, ни на что не похожим с самой первой и до самой последней минуты. Мы удивлялись и радовались всему, как будто вчера родились и не имели ещё опыта. Мельчайшее событие бесконечно превосходило наши ожидания, потому что мы ничего не ожидали.

Слишком плотно упакованные фрагменты тех дней не могли уместиться в одной черепной коробке, поэтому со временем мелочи – как раз то, что было самым ценным, – стали вылетать, забываться, угрожая исчезнуть совсем. Почувствовав, что это происходит, я начал собирать свои воспоминания в блокнот, чтобы потом методично, по порядку излагая все детали одну за другой, закрепить всё на бумаге.

Итак, это было самое начало экспедиции.

При разгрузке вещей из машины обнаружилась недостача – старый надувной матрас, на котором мы обычно спали в палатке, разошёлся по шву и практически превратился в большой кусок резины. На коротком рабочем совещании постановили купить новый.

В девять часов утра, когда лодка была спущена на воду, Ромич уехал ставить джип на стоянку, и уже час, как должен был вернуться с матрасом на такси, но почему-то задерживался.

Проверяя на прочность терпение своих друзей, заставив ждать себя до половины одиннадцатого, и видимо, испытывая по этому поводу угрызения совести, Роман выпрыгнул из подъехавшего такси, как будто сработала катапульта.

– Битый час не мог найти этот долбаный матрас, кур-р-ва! – проскрежетал зубами Ромич и ловко перешагнул через борт.

– Да л-л-ладно, день длинный, друган! – напряжённо выдавил я, сдерживая досаду не столько на Ромича, сколько на обстоятельства. – Садись за штурвал!

– Бли-ин, кур-р-рва… С удовольствием, Кэп! – Роман не скупился на эмоции и на каждое слово имел прибавочку.

– Ну что? Старт экспедиции! – провозгласил Барок

(такое звучное древнесемейное погоняло было в ходу у Серёги – для самых близких друзей). – Костян, запускай мотор!

Сколько всего было ещё впереди, в то утро двадцать пятого июля, когда я потянул на себя ручной стартер, и с первого рывка движок отозвался характерным для двухтактника нервным чиханием.

Куча вещей возвышалась над бортами, лодка была прилично осажена.

Помимо прочего, мы имели запас топлива на семь часов ходу, моторное масло для смешивания с бензином, десяток баллонов с газом, ракетницу, три фальшфейера на случай встречи с медведем. Серёга взял с собой пневматический пистолет – больше в развлекательных, чем в практических целях, максимум – для стрельбы по бутылкам. Огромный икеевский пластиковый контейнер был доверху набит продуктами.

– В глиссер бы выйти! – сказал я назидательно, обращаясь не к кому-то конкретно, а, скорее, чтобы увеличить свою значимость, так же как это делают старики – просто бухтят по каждому поводу, пока не будут наконец замечены, обруганы и посланы подальше.

Ворчание моё стабильно напрягало моих товарищей, но они терпеливо молчали, понимающе переглядывались, и после минуты тишины, означавшей, что я надоел, наступал более-менее долгий период полного взаимопонимания.

У меня была своя паранойя: я был беспощаден к необязательным в походе вещам, добавляющим веса и потому угрожающим снизить скорость передвижения. Минимализм этот был оправдан. Больше, чем двадцать килограмм на одну японскую лошадиную силу, поднять в глиссер было невозможно, поэтому ничего лишнего брать на борт я не разрешал, за что мои друзья регулярно стебали меня, а может, и посмеивались за глаза.

– Ну, мы же тестировали всё это дело! – спокойно заметил Барок. По жизни осторожный, обычно разделявший мои беспокойства, но привыкший решать проблемы только по мере их поступления, Серёга на данный момент никаких заковырок не видел.

Мой друг был прав.

Дефицита мощности не было, и конечно, я помнил, что такой вес мы запросто поднимали прошедшей весной. К тому же, пока Роман «добывал» матрас, я прикрутил грузовой винт, что было бы сравнимо с переключением на одну пониженную передачу на автомобиле с «механикой». Разогнать судно до максимума становилось невозможно, зато это позволяло поднять в глиссирующий режим больший груз. Кроме того, правильно распределив вес на корабле – более тяжёлые вещи складывались ближе к корме, – можно было выйти в глиссер, даже имея небольшой перевес.

Когда все наконец были в лодке, раздражённый ожиданием длиною почти в целый год, я со злостью оттолкнулся от причала, и через мгновение мы забыли про бесконечные заботы сборов и приготовлений. Мы переходили интересную, невидимую грань – от предвкушения счастья к самому счастью и смаковали момент, насколько это позволяла нервная система.

Я поддал газу, и моторчик с небольшим трудом поднял всю экспедицию в глиссер. Поехали!

Три сердца бились с утроенной силой, глаза жадно поедали всё вокруг, мы были хозяевами этого момента и запомнили его как одно из самых ярких впечатлений нашей жизни.

Выйдя из Ладейской протоки, согласно легенде, обязанной своим названием старинной казацкой верфи, работавшей здесь более трёхсот лет назад, мы впервые увидели реку «как она есть».

– Вот это река-а-а! – произнёс кто-то из троих, а двое других, ошарашенные, закивали, выпучив глаза.

Масштаб мог поразить любое воображение – у противоположного берега шла баржа, до неё было не меньше полукилометра, – такой ширины было судоходное русло! Ничто в этой могучей реке не было похоже на то, что мы видели раньше.

– А-фи-ге-еть! – на вдохе произнёс Барок, вмиг растерявший весь свой богатый словарный запас. – Не случайно про Енисей написано в каждом учебнике географии, пацаны!

День был прекрасный – один из тех немногих дней, когда мы позволили себе надевать не всю взятую с собой одежду сразу. Над нами летали чайки, ни на секунду не переставая кричать, тревожно – каждая по отдельности, и в то же время весело – все вместе; мимо проходили различных размеров суда, большинство из которых мы видели первый раз в жизни. Настроение было прекрасным, несмотря на то, что мы к этому моменту не спали практически сутки.

Судно бодро катило по водной глади, время от времени забрасывая в наши счастливые лица пригоршни брильянтовых капель, россыпями выбиваемых из набегающей волны.

– А-ха-ха-а-а-а! – кричал встречному ветру Ромич, чем-то напоминая безбашенного пирата у штурвала боевого фрегата.

– Роман, прекращай! Я смеяться больше не могу, скулы сводит, братан! – взывал к нему Барок.

В нашей лодке мы освоились быстро – на лавке у мотора помещались двое: Ромич и Барок, а я разместился на рундуке в носу лодки. Проходя под нижним мостом в Красноярске, я уже резал колбасу прямо на крышке пластикового бака, который из-за своих размеров получил название «ларец».

Течение на этом участке реки было достаточно быстрым и серьёзно плюсовало к скорости лодки, благодаря чему мы смогли разогнать наше судно до сорока пяти километров в час, и уже к половине первого сделали стоянку на семьдесят третьем километре судового хода у посёлка Шивера.

Хорошее место для причала видно издалека. Кто часто ходит по воде, всегда сможет угадать глубину возле берега по его характерным чертам. Здесь, например, весеннее течение вымыло часть суши, образовав небольшую, метров шесть в диаметре, заводь. В солнечный день, такой как сегодня, хорошо было видно, как стрежень проходит рядом, обходя стороной заветную бухту, внутри которой образуется слабый круговорот.

В тот момент, когда киль мотора уже почти касался дна, я сделал ручкой газа чуть заметный рывок вперёд, повернул ключ зажигания на «OFF», и тут же дёрнул на себя мотор, поднимая из воды ещё вращающийся винт. РИБ слегка коснулся берега, и мы по очереди спрыгнули с передней площадки на траву.

Минута ушла на осмотр. Место было что надо, гораздо лучше, чем мы нашли вечером этого же дня, немного ниже по течению. И солнца, и тени, и ветра – всего здесь было в достатке.

Рыбаки на простеньких лодках, с удочками, оснащёнными тирольками, выдавали одновременно и наличие населённого пункта неподалёку, и наличие хариуса в реке.

Когда мы разгрузили лодку, я решил с ветерком прокатиться по Енисею – налегке, без груза и пассажиров. Ощущения были похожи на те, которые испытываешь при езде на спортивном карте. РИБ остро реагировал на газ и на поворот руля, его можно было разогнать почти до шестидесяти и при этом резко поворачивать судно, не способное перевернуться из-за надувных баллонов.

Это были редкие для нашей экспедиции моменты скоростного драйва, разогревающего кровь, моменты, которые были похожи на управление гоночным автомобилем; практически весь остальной маршрут мы шли, как на тяжёлом грузовике.

Парни отважно решили искупаться в холодной воде Енисея, и голышом, чтобы после не сушить бельё, с боевыми криками викингов попрыгали в воду. Я в это время разогревал на походной плитке нехитрую пищу.

Пообедать решили по-быстрому – блюдом из армейского сухпайка, который приятно удивил высоким качеством и даже наличием мяса и сушёных овощей в перловой каше.

В этот день было градусов под двадцать шесть тепла и уже буквально в нескольких метрах от воды хорошо ощущалась жара, но на самой реке не было похоже, что на дворе июль. Вода в Енисее была градусов семнадцать, не больше, и при движении приходилось одеваться в куртки.

После обеда мы немного повалялись на солнце, буквально минут семь-восемь, не больше – душа горела и тянуло снова в поход. Каждый ближайший поворот был интереснее прежнего, заманивая поскорее за него заглянуть.

Упуская счастливое мгновение, в котором нужно остановиться, разуть глаза и смочь увидеть всю прелесть ситуации, мы, в свойственной людям манере, неслись вперёд. Неловкость и сожаление, возникающие вследствие этого, всегда имеют свойство вспоминаться задним числом. Ты говоришь себе тогда: «Эх, не надо было вторую бутылку открывать!..», или: «Надо было совсем не то сказать, что я ляпнул!..», а иногда даже так: «Дёрнул меня леший, связаться с этими идиотами!..». Обычно плохо слушая других, человек бывает ещё более глух к собственному внутреннему голосу…

Не имея сил ждать и дарования заглянуть в будущее мы быстро снялись с острова, и в четыре часа с небольшим, пройдя ещё около сорока километров, ставили лагерь на правом берегу напротив острова Конный, в устье реки Большая Веснина.

В ожидании прекрасного вечера, первого вечера на реке, который так долго ожидался и так тщательно планировался, перебивая друг друга, мы предлагали, кто и что будет в этом лагере делать.

В принципе, эти разговоры велись по большей части шутейно и были лишними, так как в нашей команде, за время неоднократных долгих походов, каждое движение было отработано и доведено до автоматизма.

Ромич взялся за поварскую часть: придумал, что будет на ужин, и начал нарезать зелень на салат; Барок привычно собрал трёхместную палатку «под ключ», сразу со спальными местами, и занялся снастями; я же отвечал за судно и установку «дома», который представлял из себя тент с москитной сеткой и стенами, натянутый на жёсткий металлический каркас.

В доме было освещение, состоящее из светодиодной лампы мощностью несколько ватт, герметично запаянной в фару стоп-сигнала от пазика, которая питалась от лодочного аккумулятора. В нашей номенклатуре этот прибор имел обозначение «ОП-1» (осветитель походный). Вечером его света вполне хватало, чтобы видеть то, что берёшь со стола, к тому же у каждого был налобный фонарик персонального освещения.

На противоположном берегу располагался небольшой посёлок, откуда на тусклые огни нашего лагеря вскоре прибыл местный житель, манимый жаждой общения и чувством лёгкой наживы.

Следующие полчаса прошли в его безуспешных попытках обменять на местную валюту – копчёного ельца, что-нибудь из наших запасов, хоть мало-мальски пригодное в хозяйстве.

Нашу команду накрыло общее напряжение, дежурно отшутиться от непрошенного гостя никак не получалось. «Гаврила» методично вымогал у нас водку, снасти, сигареты – но мы были неприступны.

Испробовав все методы убеждения, он понял, что дело не выгорит, и слинял, не солоно хлебавши. Как только незваный гость отправился восвояси, сразу же вернулось приподнятое настроение.

– Марины, вперёд! – рявкнул Серёга, поднимая пластиковый стаканчик с «беленькой».

Ромич понял столь явный намёк, и тут же своим огромным ножом стал быстро выскребать паштет из банки. Это была закуска.

– Ну что, друганы? С наступлением долгожданной экспедиции! – поддержал он своего друга.

Выпили.

На столе лежал зелёный лук, о-очень крупно, аршинными ломтями, порезанный белый хлеб и остывала сваренная с тушёнкой лапша, выручавшая всегда, когда не было возможности приготовить что-то более изысканное.

– Ну, пацаны, сегодня, я так думаю, по-любому нужно открыть рыболовный сезон, –заскрипел Барок голосом Кощея Бессмертного, и с фирменным прищуром поглядел в сторону падающего за горизонт солнца: – Серёже обязательно надо попробовать новые блё-о-осенки! Тем более что на закате рыба лучше всего берёт!

Барок в этом походе готовился именно к рыбалке. Рыбы на спиннинг он в своей жизни ещё не ловил, хотя при этом материально и теоретически был подготовлен в разы лучше, чем его друзья. Мотивация поймать хоть что-нибудь с плавниками и жабрами зашкаливала!

Не закончив свой ужин, он сделал несколько забросов прямо у лагеря, в заводь, слегка заросшую водорослями. Не прошло и пяти минут, как Енисей, видимо за все прошлые старания и мучения, наградил Серёгу не большой, но такой долгожданной щучкой.