Читать книгу Тайна старого городища - Константин Гурьев - Страница 5

В доме Овсянникова их ждали!

Жена его, ровесница мужа, ходила по двору в изначально разноцветном, но давно выцветшем китайском «адидасе», в которых в далекие девяностые гуляла вся отчаянная братва, но чувствовала себя спокойно, будто ей было совершенно безразлично, как она выглядит в глазах гостей!

Впрочем, какие они для нее были «гости». Просто люди, приглашенные мужем, главой семьи, дома и всей ее жизни! И она принимала их, находясь на своем, только ей принадлежащем месте, совершенно довольная своей судьбой и положением.

Делано всплеснув руками, она позвала Ирму и Воронова в дом.

Кухня, находившаяся сразу у двери, одновременно была и столовой, но это была настоящая «столовая». На большом столе стояла супница, источавшая ароматы борща! Тут же стояла миска с соленьями, мисочка с грибами и большое блюдо с зеленью, видимо, только что собранной с грядки.

Обед в этом доме был особой церемонией, как видно, отработанной годами и доставляющей удовольствие не только своей неспешностью, но и тем, что хозяева демонстрировали наличие в доме своего, особого порядка.

Овсянников, подойдя к столу последним, дождался, когда все взгляды сойдутся на нем, посмотрел на жену, потом на Воронова, но обратился будто бы к ней:

– А что, хозяйка, не смочить ли нам горло перед обедом, а?

Отвергать инициативу хозяина Воронову показалось неприличным, и он кивнул.

Обедали неспешно.

Жена Овсянникова, видимо по привычке, спросила, что интересного нашли, и учитель сразу же перевел разговор на Воронова и Ирму:

– А вот нашел я новых помощников, людей увлеченных, из столицы, между прочим! Может, и помогут там какие-никакие следы отыскать. Мне-то в тамошние библиотеки да архивы не собраться никак.

Жена едва вытерпела монолог мужа, всплескивая руками:

– Из Москвы? Прямо из Москвы? Ой, как хоть вы там?

И, не ожидая ответа, она стала знакомить их со своими взглядами на положение дел в Москве, России и мире в целом, пересказывая телевизионные выпуски новостей и аналитические программы, которыми так богато современное российское телевидение.

Ирма время от времени пыталась отвечать на риторические вопросы хозяйки, а Воронов с хозяином дома сидели молча, понимая, что в данный момент их мнение тут никому не интересно.

Только после обеда, когда они шли следом за Овсянниковым в его «келью восковую», он сказал:

– Ей, конечно, трудно: целыми днями дома, поговорить не с кем. Так что вас ей не столько я привел, сколько провидение послало.

«Келья восковая» оказалась домиком, сколоченным из толстых досок, хранящим прохладу даже в такой жаркий день.

– У меня от жары, знаете ли, мозги слипаются, – с усмешкой признался Овсянников.

Встав посреди домика, повел руками по сторонам:

– Рассаживайтесь кому как удобно, будем знакомиться, гости дорогие.

И, садясь в деревянное кресло у стола, предложил:

– Я, пожалуй, по нескромности с себя начну. Чтобы вас не сковывать. Ирма, хоть и училась у меня, а только в качестве учителя и знает. А в последние годы тут такие дела интересные, что рассказывать о них надо с самого начала. Приехал я сюда в одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году из Города с дипломом тамошнего университета. Приехал уже в июле, хотя в направлении срок был указан в середине августа. А мне, по правде говоря, очень хотелось стать на ноги. До этого-то времени я все дома жил, с родителями. И вбил я себе в голову, будто герой Тургенева или Чернышевского, что пора мне уже самому служить народу, а не на шее родителей сидеть. Да и время-то, если помните, к этому подвигало! Горбачев, перестройка, новое мышление! Не знаю, как вы, а я верил во все это.

Овсянников замолчал, и Воронову показалось, что он просто хочет успокоиться. Видимо, Михаил Сергеевич со своими новациями до сих пор сидел у него в печенках.

– По диплому я «историк, преподаватель истории и обществоведения», и когда приехал, то директор от радости аж засветился, честное слово, – улыбнулся Овсянников. – Дело в том, что решено было тогда строить тут мост. Река-то наша иной раз так весной разливается, что на ту сторону перебраться невозможно. Раньше-то было сложно, а сейчас вовсе жизнь замирает. Ну да не о том речь. Решено, значит, было ставить тут мост. А был в те времена закон, что все работы, связанные с использованием земель, ну, не сельхоз, а просто земли, нельзя начинать, не обследовав на предмет археологической значимости. Проще говоря: есть ли тут археологические памятники или нет? И государство обязало организации, которые такие работы ведут, оплачивать такие вот археологические исследования.

Овсянников посмотрел на нас:

– Не очень я вас заговорил?

Ирма опередила Воронова:

– Ну, что вы! Вы не извиняйтесь! Вот вы свой рассказ закончите, так я вас вопросами замучаю в ответ.

Учитель, кивнув, продолжил:

– В общем, именно в тот самый год и получено было такое решение насчет моста. Местная власть спешила выполнить указание «сверху», да и вообще, мост был нужен, а строителям тоже не хотелось время терять. И закавыка была вот в чем: шла, оказывается, грызня между археологами за такие «обследования». Это ведь они сами определяли объемы. А что такое «объемы»? Это, просто говоря, деньги! А на деньгах, как известно, не написано, куда и как их тратить. Можно ведь написать «разработка концепции» да несколько человек по этой статье отправить, например, на консультации в Херсонесский музей-заповедник в августе месяце. А Херсонес-то – это Севастополь, а Севастополь-то – это Крым! И какой ученый откажется поехать в Крым в августе на пару недель для подробных консультаций на морском бережку? – хитро и, пожалуй, ехидно усмехнулся Овсянников.

– И что, ездили? – не удержалась Ирма.

Овсянников поскреб подбородок, и чувствовалось, что сарказм в нем бурлит.

– В этом-то все и дело, что не получилось. И не получилось именно из-за вашего покорного слуги, который, впрочем, в тот момент ничегошеньки не понимал. Во-первых, почему наш директор так обрадовался? Дело в том, что такие заключения, как я уже сказал, кормили не одного человека, и получить такой заказ хотели все. Ну а если хочешь что-то получить, то, будь любезен, держать руку на пульсе. В ту пору ведущим по археологии в нашем регионе считался Свердловск, который ныне Екатеринбург. И тамошние ловкачи, узнав о том, что будет строиться мост, приехали прямо к нашему районному начальству. И не просто приехали, а «по рекомендации». На нашем севере-то таких «исследований» море разливанное, дело отработанное. Можно ведь, например, дочку или сына начальника принять в вуз, или его жену на время проведения работ в этом месте назначить каким-нибудь лаборантом и платить ей хорошие деньги за ничегонеделание, верно? Много возможностей, сами понимаете. Ну, в общем, приехали, стали предлагать условия, а наши возьми да и откажись: мы, дескать, в университет Города обратимся, нам так удобнее. Ну, приехавшие долго спорить не стали, портфели в руки – и к дверям. А на прощание сказали: в Городе археологов нет, а к нам вы еще на брюхе приползете!

Овсянников усмехнулся:

– Вот и не знали наши местные власти, что им делать, головы ломают, с чего начать, а тут я! Собственной персоной, да еще и из того самого университета! Мне, между прочим, первым делом предложили решить жилищный вопрос. Еще до разговоров об археологии и университете. Предлагали полдома в райцентре, который на той стороне, и предложили этот вот дом! Ну, сами видите, выбрал я дом и ни разу не пожалел о том.

Овсянников обвел взглядом домик, и улыбка сопровождала это обозрение.

– Ну вот, – продолжил он. – Поехал я в свой родной Город, в свою альма матер, свой университет! Пришел на факультет, меня все узнают, здороваются, интересуются моими успехами. Секретарша в деканате обрадовалась, доложила, вхожу в кабинет, а меня – как ушатом холодной воды: садись, Ваня. Я-то уже всюду «Иван Герасимович» и человек важный, а тут… Ну, ладно, сел, думаю, сейчас я его обрадую и реванш возьму, а мне второй ушат: ничего не получится, время ушло, все студенты уже разъехались, только через год. Я, дурачок наивный, ему карты выкладываю, мол, через год свердловчане все загребут, а он мне так, назидательно: «Рано интриговать начинаете, юноша, легковаты вы для этого, вас еще никто знать не знает! Вы сперва вес наберите, а потом уж начинайте свои игры». В общем, будьте здоровы!

Овсянников даже сейчас, спустя много лет, как-то неловко развел руками: дескать, как же так…

– Иду по коридорам, представляю, как посмотрю в глаза тем, кто меня сюда отправлял, кто на меня такие надежды возлагал, чувствую, как пот по спине струится и краска лицо заливает. Иду, ничего и никого не вижу, и буквально врезаюсь в кого-то! Поднимаю глаза – Валера! Работает у наших археологов. Шебутной такой парень, но хороший, знающий, веселый. Рассказал я ему о своей беде, он спрашивает: ты надолго приехал? Да и не знаю, говорю, наверное, обратно поеду. «А ты, – говорит, – не спеши. Подходи сюда через три часа». В общем, повез он меня на раскопки, которые вели университетские археологи, и рассказал все преподавателю, который ими руководил, тоже археологу. Тот-то за идею сразу ухватился, расспросил меня, говорит: ложись спать, завтра поговорим. На завтра садимся в машину к Валере и мчим в наш райцентр. Я такого и не ожидал, но мужики эти – Валера и преподаватель – будто только тем и занимались, что такие заключения делали для строителей.

Честно скажу, все, что относилось к строительству, меня мало интересовало. Для меня гораздо важнее было другое: не прошло и недели, как началась эта самая археологическая разведка. Детали вам ни к чему, а общее знать надо, чтобы рассказ понимать. Идет эта самая разведка и обозревает окрестности. Может, в других местах это как-то иначе делают, а у нас именно так. Идет она, значит, обозревает, и если видит большую поляну в тайге или несколько полян средних размеров, рядом расположенных, то глядят внимательно, высматривают на земле выпуклые окружности диаметром метров семь-восемь в среднем. Такая окружность остается через несколько десятилетий на месте, где стоял прежде шатер, собранный из тонких и длинных стволов, которые вкапывали в землю, сверху связывали в пучок, а поверху натягивали шкуры зверей. Вот и готово жилище, понятно?

Все слова Овсянников сопровождал жестами, показывая, как именно много веков назад возводили жилье те, кто тут скитался в поисках лучшей жизни.

– Разведку вести, между прочим, довольно рискованно, если делают это люди несведущие. А откуда у нас взять сведущих? Мне дали команду собрать всех, кто перешел в десятый и одиннадцатый классы, набралось человек двадцать, так ведь никто из них в этом ничего не понимает, да и заблудиться может в тайге-то. Но археолог этот, Кедровкин, светлая ему память, оказался блестящим организатором. Ну, прежде всего, видимо, на этом заключении для строителей он неплохие деньги поимел и к материалам своей докторской многое добавил, но и работал он отлично. Все время, пока мы тут работали, он и сам мотался туда-сюда, как челнок, и людей привлек. Во-первых, конечно, того Валеру, с которого все началось, а во-вторых… Приходит ко мне в школу незнакомый человек и говорит: прислали тебе в помощь, фамилия моя Клевцов, зовут Борис Борисович, по рекомендации Кедровкина, ясно?

И как-то сразу поставил он себя начальником: туда пойди, то организуй, то согласуй. И все погоняет: скорее, скорее, чего тянешь!

Поначалу-то я даже рад был, что есть кому командовать. Повторяю, – улыбнулся Овсянников, – я-то ведь вчерашний студент, какой из меня начальник. Ну, а Клевцов этот, как потом выяснилось, тоже не за «спасибо» старался. Он, оказывается, числился заместителем директора музея где-то на севере и Кедровкин обещал взять его в аспирантуру, если будет основа диссертации. А по тем временам кандидат наук – большой человек, заметный, уважаемый.

Овсянников глянул на часы и охнул:

– Идемте на воздух. Там у меня под навесом все для чаепития хранится, а солнышко оттуда уже ушло. Посидим в тени на свежем воздухе. Я вас уже, поди, заговорил?

– Ну что вы, – ответила Ирма. – Не знаю, как Алеше, а мне очень интересно. Я ведь обо всем этом только от вас и слышу сейчас. Так что рассказывайте, рассказывайте, Иван Герасимович!

Овсянников, колдуя над керосинкой, наливая воду и смешивая чай и травы из разных баночек, продолжал:

– Уж не знаю, каким образом, а Кедровкин устроил так, что и стройка началась почти сразу же. Написал он куда-то письмо на бланке, сам отвез и сам привез ответ: дескать, под ответственность местных властей, которые обязаны следить за ходом археологических работ. И появилась тут строительная техника, стали завозить стройматериалы, начали что-то измерять, в общем, работа пошла.

И у археологов работа пошла. Организатором Кедровкин оказался прекрасным! Светает у нас в это время часов после пяти. Клевцов в пять уже выходил на разведку. Его работа проста – наметить маршруты для поисковиков. В семь утра Валера ведет на поиск три бригады человек по семь-восемь в каждой. Состоит бригада из двух-трех студентов, которых Кедровкин сам отобрал из числа интересующихся археологией, и с ними три-четыре наших старшеклассника, которые хоть немного знают местность. Валера их всех сопровождает до начала их маршрутов, которые уже обследованы Клевцовым и самим Валерой. Отводит их к начальной точке маршрута, еще раз все объясняет, а потом еще и ходит за ними, проверяет. Обед брали с собой сухим пайком, чтобы разведку вести неотрывно часов восемь-девять, чтобы вернуться засветло, пока с пути сбиться почти невозможно.

Овсянников стал разливать чай по чашкам, выставил на стол вазочки с халвой, конфетами, печеньем.

– А вы, я смотрю, чай пьете вприкуску, – улыбнулся Воронов.

Учитель улыбнулся:

– В наших местах «чай» – это своего рода клуб по интересам. Иной раз как сядем в учительской после шестого урока, так и сидим до позднего вечера. Бывало, что приходилось просить, чтобы на машине домой подбросили. Между прочим, в этом доме и размещались все археологи в тот раз.

Ирма снова удивилась:

– «В тот раз»? Значит, был и другой «раз»?

Овсянников взял в руку блюдце, на котором стояла чашка, сделал несколько глотков и ответил:

– Был, и не один. Просто с этого лета все началось. Именно в то лето я впервые узнал о «чертовом городище».