Читать книгу Друзьям. Невыдуманные рассказки - Константин Крюгер - Страница 12

Король московского «аска»

В серединее 80-х в одном из номеров «Литературной газеты» была напечатана статья «Король московского аска». Начиналась она так – «Если к вам в подземном переходе в центре Москвы обратится прилично одетый молодой человек, и с сильным прибалтийским акцентом вежливо попросит на билет до Таллинна, объяснив, что остался без денег, не верьте ему – это Игорь Прайс, король московского «аска».

Игорь в Гурзуфе был личностью заметной. Одетый, то в черную кепку стиля «Немецкий легионер», пошитую собственноручно, и черную кожаную жилетку – на футболку, на майку, но чаще на голое тело, то «весь в белом», с объемной железной цепью на шее – «у собачки галстук помыл», Прайс всегда был в центре событий. Точнее, он сам был событием. Аккуратно подстриженные усы, грудь вперед, выправка: гусар, да и только! Прайса знали все, и он – всех. Его лёгкость на подъём была легендарной: за московский сезон – с двадцатых чисел июля до середины августа – Игорь мог трижды смотаться в Москву и обратно.

Отдыхать в Гурзуфе Прайс начал одним из первых москвичей середины 70-х, вместе с братом Иваном и друзьями по «стриту», имеющими замечательные прозвища: Дух, Псих и т. п. Гуляли широко, когда заканчивались деньги – ездили «аскать» в Ялту. В речи Игоря присутствовал колоритный московский «стритовый» и питерский сленг: «Пипл! У меня есть юкс, пойдем замаксаем пару батлов «Нектара». Он проживал тогда на два города – Москву и Питер, и с успехом пел в «кабаках» обоих городов: голосище имел редкой силы и узнаваемого тембра. Его задушевное исполнение любой из двух любимых песен – «Диддл, дуддл, ши из май бейби нау!» и «Шаббл, даббл, дирижаббл плей!», заставляло Андрея Макаревича истошно объявлять со сцены: «Пока Игорь не замолчит – мы играть не будем!». Прайс без микрофона легко перекрывал звучание любой группы, играющей в «Клетке» – поселковой танцевальной площадке. В Гурзуфе на танцах регулярно играли: «Машина времени», «Виктория» и другие московские и питерские группы, не говоря уже о множестве крымских ВИА.

Непосредственно над «аллеями» располагался новый корпус Дома Творчества Художников им. Коровина. Обычно Прайс с друзьями базировался под «Грибами» – стилизованной беседкой, расположенной прямо на тропе, ведущей от главного входа корпуса к променаду вдоль пляжа. Не одна группа «коровинских» отдыхающих вздрагивала от звучного приветствия Игоря: «Здравствуйте, товарищи! Тоже художники?!». До сих пор, встречая любого персонажа с папкой, напоминающей мольберт, я сразу вспоминаю раскатистый оклик Игоря.

Прайс первым из москвичей еще в конце 80-х приобрел в Гурзуфе недвижимость – дачку – развалюху по дороге на ул. Строителей. Осуществив небольшой ремонт, он проживал в ней сам, периодически заселялся брат с семьей, и безвозмездно жили друзья и друзья друзей: «недвижимость» никогда не пустовала.

Помимо музыкального таланта, Игорь обладал недюжинными организаторскими способностями. Однажды, встретив меня на Пятаке, он предложил пойти в поход на Ай-Петри: «Имей в виду, подъем тяжелый и долгий. Накануне пить нельзя дня три, а то не выдержишь. Народу собирается много. Я дал задание „Пипетке“ всех предупредить— знаешь, какая она обязательная! Встречаемся через четыре дня здесь же в 9 утра». Появившись раньше назначенного времени, на Пятаке я увидел человек двадцать во главе с «Пипеткой», ожидающих Прайса. Игорь возник у «Бочки» минута в минуту и, выпив залпом поллитровую кружку белой «Массандры» и облегченно переведя дух, объявил: «Поход откладывается дней на пять, если удастся прерваться». Никто из «походников» особенно не расстроился, и бОльшая часть присоседилась к Прайсу у двухсотлитровой ёмкости. Тем не менее, за 20 лет три раза мне удалось сходить с ним на гору.

Горьковчане

Трое горьковчан, называвшие себя «бригадой скорой помощи», приезжали в Гурзуф каждое лето. Видные, как на подбор, очень разные, закончившие или еще учившиеся на старших курсах Горьковского медицинского института, они сразу привлекали внимание женского пола.

«Предводителем» у них был Коля Тянилин, хирург от бога. Он родился с врожденным дефектом – на обеих ступнях у него было по шестому недоразвитому пальцу. Первое, что Коля сделал, войдя в профессию – сам себе удалил лишние «атавизмы». Выглядел Коля живописно – поджарый, с рельефной мускулатурой, внешне похожий на Николая Второго, подчеркивая схожесть ухоженной бородой и усами. На шее Коля носил на шнурке жетон нижегородского городового, доставшийся ему от прадеда.

Его друзья, Белоглан и Пашка являлись не менее колоритными персонажами: я неоднократно наблюдал, как один угощал пивом полностью одетого для подводного плавания друга, зашедшего в «Соски» в ластах, заливая напиток через трубку для подводного плавания. Держались горьковчане вместе, свой город называли исключительно «Нижним», общаться с ними было интересно – ребята были интеллигентными, начитанными, и с уже богатым медицинским опытом.

«Чеховка»

С неочевидной регулярностью Прайс организовывал поход на «Чеховку». Так называется закрытый для посещения участок берега, расположенный прямо под домиком Чехова, и состоящий из огромных обтесанных морем валунов. На мой взгляд, нет более красивого места для «дикого» времяпрепровождения в Гурзуфе – здорово загорать, лежа на прогретых солнцем, пятиметровых камнях, можно нежиться в морской воде в естественной ванной, причудливо созданной природой, нырять в прозрачную глубину за мидиями.

Но попасть на «Чеховку» довольно непросто: проход через частные огороды и «Домик Чехова» всегда наглухо перекрыт заборами с колючей проволокой, огромными висячими замками и злобными волкодавами; путь морем с ближайшего городского пляжа отрезан той же «колючкой» на столбах, уходящих далеко в море. Местные жители на лодках везти отказывались, опасаясь милиции – «запретная зона». Единственная дорога была очень трудной – сначала через нарядный, высокий внешний «артековский» забор, затем мимо первого корпуса Артека, отбиваясь от дружинников. Дальше через задний забор с «колючкой» поверху, отсекающий лагерь от моря, десантирование через «колючку», потом по крутой горной тропе к вертикальному спуску, специально утыканному торчащими арматурными прутьями – «чтоб не лазили!». И сам спуск непонятно на чём и как! Спускаться можно: или абсолютно трезвым или сильно пьяным. С похмелья или недостаточно пьяным – страшно и опасно.

Обычно собиралась компания человек по 20, и «альпинисты» лезли рано утром «по холодку» на целый день, а то и на два. С трудом добравшись вниз, гнали от себя мысли об обратной дороге. С собой всегда брали много напитков, из расчета на себя и того парня, и обязательно – рис. Прайс покупал какие-то особенные местные специи.

Отдыхали разнообразно: девушки загорали на камнях, в чем мать родила, для равномерности загара, новички учились плавать на мелководье, опытные горьковчане, надев ласты, ныряли за мидиями. К середине дня Прайс готовил на железном листе потрясающий плов с мидиями на всю компанию. Пить начинали, точнее, продолжали, сразу спустившись, но апогей наступал после поедания плова – приносили гитару, пели вместе с Прайсом, Игорь соло, без гитары. Уединившись между камней, пары осуществляли «таинство» в прогретой морской воде, кто-то просто дремал в тенёчке, выпив, «верхолазы» говорили и спорили обо всём.

Часам к шести наиболее трезвые начинали собираться и созывать остальных, и бОльшая часть начинала опасный и неторопливый подъем обратно. Оставшийся, наиболее отчаянный «пипл» во главе с Прайсом дожидался наступления ночи и только тогда, невзирая на «колючку», злобных собак, крики и угрозы хозяев, пёр напрямик через огороды и «Домик Чехова». В музее к Игорю присутствовало особое отношение – впервые зарулив в домик, «Прайс» представился «морганатическим» внуком русского классика, всплакнул у личных вещей великого предка, и ему поверили. С тех пор Игорь в компании двух-трёх друзей обладал правом свободного прохода, коим регулярно и пользовался.

Случай на «Чеховке»

Тот поход на «Чеховку» проходил по обычному сценарию. Уже после плова и концерта народ разбрелся по интересам – дремать, загорать, уединяться. Внезапно, раздался истошный женский крик ужаса – «Убилааась!». Я полез по камням посмотреть: одна из девчонок – симпатичная ленинградка, прыгнув с высокого валуна в море, ударилась лицом о камни. Как результат – много крови, оторван здоровенный лоскут кожи с переносицы и держится непонятно на чем – смотреть страшно. Девушка отрезвела мигом, у нее началась истерика – товарный вид серьезно подпорчен. Первым среагировал Игорь – тут же предложил выпить и гаркнул так, что услышали даже находящиеся под водой: «Пипл, врач есть?». Горьковчане откликнулись сразу: Пашка вытащил из воды Колю, охотящегося на обитателей морских глубин, Белоглан выдрал у потерпевшей пару длинных светло-русых волос, Коля подтащил водки и продезинфицировал волосы и швейную иголку, принесённую какой-то запасливой минчанкой. Для анестезии в ленинградку почти силой влили стакан водки и дали запить портвейном. Пашка и Белоглан сели на потерпевшую, держа за руки и зафиксировав ноги, а Коля аккуратно пришил лоскут кожи на место её же волосом. Глядя на операцию – протрезвели все.

Это был единственный раз, когда обратно компания полностью двинула через огороды днём, задолго до темноты. Вернувшись на аллеи – выпили за Колины руки.

Через два года я снова встретил в Гурзуфе симпатичную ленинградку. Только присмотревшись, можно было заметить едва видимые следы маленьких швов. Фактура совершенно не пострадала!