Читать книгу Избранные письма. 1854–1891 - Константин Леонтьев, Константин Николаевич Леонтьев - Страница 4
Избранные письма
2. Ф. П. Леонтьевой
Оглавление23–24 декабря 1854 г., Еникале
Письмо ваше, дружок мой, от 23 ноября получил 23 декабря, т. е. вчера. Сколько перемен, может быть, случилось в наших странах с тех пор! А у нас самая лучшая и важная перемена та, что вчера выпал снег и за ночь его так подморозило, что окрестность совершенно стала похожа на русскую. Я с большим удовольствием погулял в поле и не раз восхищался тем, что купил себе дубленку. Дела по-старому; так по-старому, что даже журналы в Керчи до сих пор октябрьские, и я ничего не знаю о судьбах моего «Лета на хуторе»1! Конечно, мне уже не привыкать стать к разочарованиям, подобным тому, которое может постичь меня в лице этой повести; но не понимаю, что могут найти в ней предосудительного, безнравственного или непристойного. От Тургенева я имею два письма2; одно через Вас, другое прямо из Петербурга; но, кроме обещаний помощи, ничего до сих пор нет. Я и за это ему очень благодарен. Задача в том, чтобы прожить от января до мая (в мае я получу следующую треть жалованья), и я, слава богу, нашел человека, который заранее уже взялся с 1 января поставлять мне кофе, сахар, свечи и табак; я имел случай оказать ему одолжение, и он очень охотно берется за это, тем более что уверен в платеже: начальство уже вычтет из жалованья. Итак, с этой стороны я спокоен. Стол обходится мне около 2–3 руб<лей> с<еребром> в месяц, а иногда и меньше. Больше мне ничего не надо для существования; а будет здоровье в таком же виде, как и теперь (даже если и не лучше), сумею добыть из Петербурга! Практики здесь, конечно, нет и быть не может. Лечатся или небогатые офицеры в гошпитале, или кто-нибудь по знакомству. Был, например, один случай довольно забавный: лежал в гошпитале довольно пожилой казацкий офицер. Болезнь его была такого рода, что военной службы он продолжать не мог; просил свидетельство и умолял о поправке временной (у него была застарелая грыжа, которая перестала даже вправляться); я повел дело довольно удачно, так что грыжа через несколько времени достаточно вошла и можно было носить обыкновенный бандаж. Я обещал ему похлопотать о свидетельстве у главного лекаря, и он, заметив, что дело продвигается не слишком скоро, поймал меня раз в сенях и протянул мне что-то в бумажке; я засмеялся и сказал, что в подобных ободрениях не нуждаюсь, что его дело законное и потому он может благодарить меня за лечение и за хлопоты после. Все устроилось, и мой герой улизнул на рассвете, чтобы не встречаться со мной. Вот какие гоголевские сцены случаются иногда со всяким. Однако я надеюсь, что перевод в Керчь (если он осуществится, так это будет к весне) даст, может статься, делам иное направление. <…>
Поверьте же мне, что при том состоянии здоровья, каково мое, я не должен ничего так бояться, как дурного образа жизни и… особенно климата. Здешним я пока, за неимением лучшего, доволен; однообразная жизнь моя, конечно, скучна, но я утешаю себя занятиями и тою мыслию, что это все за-платится мне, как уже не раз было заплачено. Вы пишете, что одна капля крови моей заставит вас никогда не простить моего вступления в службу; а потом прибавляете тут же, что ваше одно желание – видеть меня здоровым и счастливым. Счастливым и даже довольным я себя не назову, но назову себя спокойным пока, а кровь моя… что вам в ней? Во-первых, медиков никогда почти никто не убивает; а во-вторых, я сейчас дал бы себя ранить (даже в лицо! Конечно, не слишком уродливо), если бы знал, что за это буду в состоянии хоть несколько лет прожить немного по-своему. А главное дело – не думайте много обо мне, если можете; поезжайте в Москву, в Петербург, старайтесь рассеяться. А со мной что будет, то будет… Невозможно предполагать, чтобы вся жизнь была из одного труда и неудач. Бог даст, и выйдет что-нибудь. <…>
Прощайте, дружок мой… Как бы я рад был с Вами пожить, но только при хороших условиях с моей стороны! Вы думаете, что мне вздыхалось из корысти по вашему флигелю, напрасно! Просто о Вас вздыхалось. Прощайте, целую Вас. <…>
Впервые опубликовано в кн.: Леонтьев К. Собр. соч. Т. 9. С. 158–161.
1 «Лето на хуторе». – «Была у меня тогда (в 1854 г. – Д. С.) начата другая повесть „Лето на хуторе“. <…> Тургенев прочел три главы из нее и хвалил не без строгих замечаний». (Мои дела с Тургеневым, в кн.: Леонтьев К. Собр. соч. Т. 9. С. 127). Повесть опубликована в журнале Отечественные записки (1855, кн. 5).
2 От Тургенева я имею два письма… – И. С. Тургенев принимал деятельное участие в литературной судьбе Леонтьева, который познакомился с ним весной 1851 г., когда принес Тургеневу свою комедию «Женитьба по любви». Тургенев передал рукопись в журнал «Отечественные записки» (не была напечатана из-за цензурного запрета) и писал по поводу нее Леонтьеву: «…это сюжет не говорю антисценический, но антидраматический; интерес в нем даже не психологический. Но со всем тем это вещь замечательная и оригинальная» (письмо от 12 июня 1851 г., см. Тургенев И. С. Письма, Т. 2. М.; Л., 1961. С. 30). Тургенев ввел Леонтьева в московский салон влиятельной писательницы Евгении Тур, где он познакомился с Т. Н. Грановским, M. Н. Катковым и многими другими московскими знаменитостями. Кроме того, Тургенев неоднократно возил рукописи Леонтьева в петербургские журналы. В январе 1853 г. Леонтьев побывал в имении Тургенева Спасском-Лутовинове. О своих отношениях с Тургеневым он оставил воспоминания «Мои дела с Тургеневым» (Леонтьев К. Собр. соч. Т. 9). Свое отношение к Леонтьеву Тургенев выразил в письме к П. В. Анненкову 10 января 1853 г.: «У меня гостил несколько дней Леонтьев. <…> Талант у него есть, но он весьма дрянной мальчишка, самолюбивый и исковерканный. В сладострастном упоении самим собою, в благоговении перед своим „даром“, как он сам выражается, он далеко перещеголял полупокойного Федора Михайловича, от которого у Вас так округлялись глаза. Притом он болен и раздражительно-плаксив, как девчонка» (там же. С. 104). Впоследствии Тургенев переменил свое мнение относительно литературных достоинств Леонтьева и писал ему 4 мая 1876 г.: «Так называемая беллетристика, мне кажется, не есть настоящее Ваше призвание; несмотря на Ваш тонкий ум, начитанность и владение языком, – Ваши лица являются безжизненными» (Тургенев И. С. Письма. М.; Л., 1966. Т. 2. С. 258).