Читать книгу Душеприказчик - Константин Нормаер - Страница 1

Часть первая. Кошмар, подстерегающий за поворотом

Оглавление

Наверное, так заведено, что любая история начинается с дороги – как видно, и моя не станет исключением. Если уж быть до конца честным, я не очень-то любил покидать родной дом и лишь пару раз пересекал границы нашего небольшого королевства. Да и стоило ли оставлять за плечами знакомые места, если за пределами, одинокого путника не ждало ничего хорошего.

Это только в глупых и никому ненужных сказках, храбрый дуралей способен противостоять толпе здоровенных воинов и ненасытных зубастых тварей. В жизни такого не бывает. И думаю не надо никому рассказывать, как бесславно заканчивают свой путь тщеславные смельчаки, желающие покорить необъятные просторы одиноких земель, и сохранить свои имена в великих книгах королевских хроник. Увы, таких счастливцев немного. Остальным же было уготовано лишь покрытые забвением надгробные плиты, – и это в лучшем случае. Гораздо чаще их кости гнили среди тенистых лощин и заброшенных деревень.

Нет уж, лучше я буду писать о подобных глупцах, чем окажусь на их месте.


…На листок пергамента упала огромная капля и размазала ровные чернильные строки. Выругавшись, я на время отложил перо и посмотрел через зияющую в повозке дыру на затянутое иссиня-черными тучами небо. Впору послать все в преисподнюю! Только что это изменит?!

Мне необходимо было добраться до Россвела, где располагался крупнейший университет нашего королевства, и ради этого, я готов был терпеть любые превратности судьбы, смело перенося свалившиеся на меня неприятности.

Правда, вскоре, с первыми каплями промозглого осеннего дождя, моя решимость быстро улетучилась.

Шмыгнув носом, я недовольно выглянул из повозки. Ледяные капли колотили без устали, словно пытаясь порвать и без того хлипкий навес. Ветер, завывая и клоня к земле тонкие осины, заставил меня еще раз поежиться и сильнее закутаться в плед.

– А ну, треклятые! Пошевеливайтесь! – услышал я натужный голос возницы.

Лошади не отреагировали на удар звонкой плети, и нервно заржав, попятились назад. И вновь раздались крики рассерженного донельзя извозчика. Подхватив витающее вокруг напряжение, ветер угрюмо завыл и что есть мочи ударил повозку.

– А, треклятая погода! – снова прорычал снаружи возница. – Похоже не видать нам Россвела как своих ушей, господин штудент… И чего я только связался с вашим братом?

– Набавлю еще пару золотых за ненастье, уважаемый Филджи, – понимая, что попал довольно в скверную ситуацию, я все же попытался расположить к себе ворчуна.

– Деньги, деньги! Что такое деньги, когда тут такое…

Кивнув, я молча согласился. Холщовая крыша повозки запела от сильного порыва ветра, и я почувствовал, как от холода застучали зубы.

– Да давайте же! А ну, пошли! – возница со всего маха ударил лошадей и те, дернувшись и протащив повозку еще несколько метров, встали как вкопанные.

Стальное небо, нависнув над нами, казалось еще чуть-чуть и упадет прямо на мою больную голову. Дождь хлестал по лицу, смеясь над нашими бесполезными попытками вырваться из плена ненастной стихии. Не видя не зги, я впился взглядом в призрачную пелену леса.

В какой-то миг мне почудилось, будто что-то промелькнуло среди деревьев.

Я быстро запахнул занавес повозки. Порой, не доверяя своим глазам, я представлял себе такие страхи, по сравнению с которыми показавшаяся у дороги тень, была полной ерундой. Поэтому я легко отогнал от себя ненавистные мысли и вновь склонился над бумагой.

С волос упало несколько капель, вновь окропив белый лист. Скомкав его, я будто исполняя чей-то приговор и желая отомстить мокрой бумаге и плохим чернилам, с ненавистью швырнул его наружу.

Наверное, я так никогда и не допишу свою дорожную историю об умирающем старике, который безуспешно пытается добраться до своей семьи.

Перо, небрежно царапнув бумагу, изобразило несколько неровных росчерков. Прищурившись, я сделал свет лампы сильнее. На чистом листе красовался профиль старого, измученного жизнью старика: густые брови, скрывающие сузившиеся глаза, широкие скулы, несколько глубоких шрамов на щеках.

Удовлетворено зевнул, я слегка улыбнулся самому себе. Мне показалось, что нарисованное лицо было похоже на испещренную горами и реками карту, словно любое место, где побывал этот горе-путешественник, отбирало часть его облика, оставляя на том месте свой неповторимый след.

Сердце заколотилось в тревожном предвкушении, будто рисунок вот-вот заговорит со мной, рассказав не одну удивительную историю своих бесконечных скитаний.

Я продолжил рисовать. Чернильная нить, будто не касаясь бумаги, приоткрыла образ старого путника, показав моему взору худое одетое в лохмотья тело и длинные костлявые кисти рук. Рука, ведомая невидимым художником, с невероятной легкостью отражала на бумаге старца в самых мельчайших подробностях.

Дождь продолжал хлестать по навесу, когда перо, последний раз побывав в чернильнице, поставило на лице путника последний штрих. Портрет был закончен, а на меня накатила неимоверная усталость. Зевнув, я почувствовал, как сон сковал меня.

Проснулся я внезапно, будто и не спал. Тело колотила холодная дрожь и я только сейчас понял, что за время сна продрог до костей.

Совершенно случайно мне бросился в глаза растекшийся чернильный рисунок, от которого осталось лишь высохшее, вытянутое пятно. Другая часть красовалась на моей руке и лице. С досадой я скомкал испорченный портрет. Наверное, мне никогда не написать эту треклятую историю, не испытав настоящей тоски и одиночества…

– Эй, господин штудент, – раздался снаружи напуганный голос возницы.

Сладко потянувшись, я с неохотой выглянул из-под промокшей насквозь завесы повозки.

На улице была уже ночь. Дождь прекратился, и в воздухе ощущалась приятная свежесть. С интересом изучая окружающую местность, я пытался понять, где мы оказались: по обеим сторонам дороги возвышались низкие кряжистые деревья, охранявшие дремучие чащобы леса, а чуть впереди виднелся слегка покосившийся дорожный указатель.

Взглянув на небо, я ощутил легкое дуновение ветра и вздрогнул – яркая россыпь звезд, словно холодные и бессердечные правители, равнодушно взирали на нас с недосягаемой высоты.

– Дальше не стоит ехать ночью, – наставительно пробурчал возница.

– И в чем же причина? – искренне удивился я.

– Молчаливый погост – дурное место. Ночью как хошь, а ни за что не поеду, – отрывисто проговорил извозчик и тут же затих.

Внимательно вглядевшись в темноту, я попытался различить среди дорожного сумрака покосившиеся кресты и склепы.

– Дурное место говорю вам, господин штудент. Я не в жизнь не поеду, – произнес возница слегка побледнев.

– А в объезд? – осторожно предложил я.

– Некуда здесь объезжать. Везде эти могилы. И болоты! Куды не плюнь. Богом клянусь, дурное место. Знал бы, что днем не успеем проскочить, ни в жизть не поехал бы!

Отчего-то мне стало не по себе. Слишком уж убедительно говорил извозчик, и с каждым сказанным им словом, где-то внутри росло непреодолимое желание забраться обратно в повозку и с головой накрыться теплыми одеялами.

В ночи раздалось тревожное уханье филина, и я ощутил, как екнуло сердце, и по спине пробежал тревожный холодок.

Костер тихо потрескивал свежими еловыми ветками, а мне все никак не удавалось хорошенько согреться. Наверное, так и заведено, что одни могут годами скитаться по лесам и чащобам в поисках приключений, а другим – суждено читать об их подвигах и мирно попивать чай, сидя у теплого домашнего камина.

Видимо поэтому, столкнувшись с небольшими дорожными неприятностями, я навсегда уверовал, что никогда мне не стать храбрым и отважным странником, смело смотрящим в глаза любой повстречавшейся на пути опасности.

– Сейчас будет теплее, – бодро произнес возница, подбросив в костер еще пару веток.

– Странные места. Тихие, и какие-то без… – Я попытался подобрать подходящее слово, но Филджи сам договорил за меня.

– Мертвые… По-другому и не назовешь. Даже и не старайтесь, господин штудиоз.

Мне ничего не оставалось, как ответить согласием.

Погревшись у костра, Филджи сел на подстилку и разведя руками, тихо произнес:

– Еще мой дед не советовал захаживать в здешние места. Не сунь сюда носа – не принесешь в свой дом беды.

– А почему его назвали: «Молчаливый погост»? – сгорая от любопытства, поинтересовался я.

Возница задумчиво хмыкнул:

– А ты попробуй на нем хоть слово произнеси. Еще ни кому не удавалось. Язык сам не поворачивается, будто все слова позабыл. Даже днем едешь, а сердце замирает и на душе такой страх, что потом всегда помнить будешь.

В моем воображении живо возникли образы старых покосившихся от времени могил и надгробных плит, на которых вместо душераздирающих надписей были раскиданы человеческие кости.

– А кого на нем хоронили? – сам не знаю почему, поинтересовался я.

Филджи пожав плечами, добавил:

– Да кто его знает. Видать разный был народ. Иначе, почему место такое? Я вот, что думаю… Может там люд дурной лежит, оттого все и идет.

Сзади послышался едва различимый шорох, заставивший нас вздрогнуть и обернуться. Я инстинктивно придвинулся к костру и сжал в руке случайно подвернувшуюся палку.

Мы замерли не в силах произнести ни слова. Страх сковал нас, заставив настороженно вслушаться в тишину. И в тот же миг на свет показалась ушастая маленькая зверюшка: толстенькая и пушистая, она на мгновение остановилась, с интересом взирая на исчезающие в темноте искры. Ее черные, словно смоль, глазки стали внимательно осматривать все, что творилось вокруг.

– Что за чудо? – прошептал Филджи.

Я в ответ лишь пожал плечами. Зверюшка была очень симпатичной, но абсолютно мне неизвестной: ни в одной книге, которые я так тщательно изучал в городской библиотеке, мне не встречалось ничего подобного.

– Тихо, не спугни, – прошептал я в ответ, осторожно вытянув руку.

Существо резко отпрыгнуло в сторону и, остановившись, снова внимательно посмотрело на нас.

– Странная зверюга. Ненашенская! – Кажется, возница был удивлен не меньше моего.

– Нааашааа, – тихо пропищало существо.

– Ты слышал? – беззвучно, одними губами произнес я.

Возница, заворожено взирая на зверюшку, утвердительно кивнул головой; та в свою очередь совсем не замечала нашего удивления.

– Она что, говорит?

Зверушка отпрыгнула, оказавшись в тени, и ловко взгромоздилась на плече внезапно возникшего перед нами незнакомца. Я только рот успел открыть, как незаметно и тихо подобрался к нам… тот человек.

Он был похож на забытого богом попрошайку: старые потрепанные башмаки, вымазанная в грязи куртка и плащ, за плечом похожая на тряпицу изорванная в клочья котомка. Лицо незнакомца также не внушало особого доверия – обветренное, иссохшее как кора дерева, и испещренное глубокими шрамами.

– Вам здесь нет места. Уходите! И я вас не трону, – размеренно произнес он.

– Троооооннуу, – повторил за своим хозяином зверек.

Не смея произнести ни слова, в поисках поддержки, я посмотрел на Филджи.

– Вот что, господин хороший. Мы вас не приглашали и вы нас не задевайте, – мой защитник демонстративно поводил в воздухе хлыстом. – Забирайте свою говорящую зверюгу, и убирайтесь восвояси. И не вам устанавливать здесь правила…

Однако пламенная тирада возницы, не оказала на незнакомца должного эффекта.

– Я сказал…Уходите!

Возница лишь рассмеялся в ответ. Я тоже попытался улыбнуться, только почему-то мне было совсем не до смеха.

– Ите, – вновь поддержал разговор забавный зверек.

Вскочив, Филджи хлопнул кнутом и сделал решительный шаг вперед. Не знаю, почему уж он был так уверен, что незнакомец оставит нас в покое. Наверное, именно так себя и надо вести с чужаками на дороге – смело и решительно.

– Идите прочь! Слышите?! Прочь!

Но и в этот раз его слова растворились в ночи – незнакомец даже не пошевелился, а лишь зло сплюнул нам под ноги.

Внезапно поднялся ветер, причем такой сильный, что я едва удержался на ногах.

На лице незнакомца скользнуло едва заметное волнение. Он повернул голову, и только слепой не заметил бы огненную цифру три, которая ярким клеймом красовалась на его щеке.

Я переглянулся с Филджи. Этого взгляда было достаточно, чтобы понять – возница тоже увидел это. Его лицо побелело, и даже в призрачном полумраке ночи, можно было различить как на лбу выступила испарина.

– Убирайтесь! – уже сквозь зубы проскрипел незнакомец.

Сделав стремительный шаг вперед, он ударил тяжелым ботинком по нашему костру, и целый сонм искр разлетелся по округе, исчезнув в холодном мраке ночи.


Мы мчались словно угорелые. Возница дрожащим голосом подгонял лошадей, видимо, совершенно не боясь загнать их до смерти.

Сердце бешено колотилось в груди, мысли путались в голове, и я понятия не имел, что на самом деле произошло. Холодный дождь бил в лицо, но тело даже не ощущало осеннего морозца.

– Куда мы? Куда?! – пытаясь перекричать ветер, гаркнул я во все горло.

– Не спрашивайте меня, господин штудиоз! Не спрашивайте! Святая Мария и подруги ее небесные… – донеслось мне в ответ.

Последнюю фразу он произнес уже чуть тише, но и тогда я смог разобрать слова оберегающей молитвы.

Мимо меня калейдоскопом проносились поля и овраги, крохотный деревянный мост и нескончаемый покошенный забор кладбища – а голос возницы, выкрикивающий предостерегающие заговоры разлетался по окраине все громче и громче.

Я почувствовал, как отчаянье и ужас поглощают меня. Видимо, мне так и не суждено добраться до славного города Россвела.

* * *

– Треклятая ось! – возница зло ударил по колесу и совершенно некстати чертыхнувшись, отошел в сторону.

Меня колотил озноб, но я все же нашел в себе силы посмотреть на перевернутую повозку.

– Что! Что же нам теперь делать?

Возница наградил меня острым как бритва взглядом. Я осторожно подобрал с земли свои дорожные сумки и виновато опустил голову.

– Ладно, – сжалился Филджи. – Давайте собирать вещи, господин штудиоз. Нечего нам делать в этой дыре, если хотим остаться целы…

В ответ я бодро закивал, соглашаясь с тем, что оставаться на ночлег в этом богом забытом месте – полное безумие.

Отвязав коней, мы быстро, – а оттого и достаточно плохо, как это бывает в спешке, – сгрузили на них вещи и направились вдоль холма.

Трудно сказать какая неведомая сила вела вперед моего возницу не хуже запряженных лошадей, – но шли мы очень скоро.

Вскоре зарядил дождь. Я заметно сбавил шаг, постоянно спотыкаясь о коряги и заслоняясь от хлестких холодных капель. Возница, то озирался, то косился на тянущиеся по правой стороне могилы.

Признаюсь честно, я и помыслить не мог, что бывают столь огромные, или даже лучше сказать – бесконечные кладбища. Казалось, здесь похоронили целый город со всем близлежащими деревушками, да и этого, наверное, было маловато.

– Поспешайте, поспешайте, господин штудиоз! – подгонял меня голос возницы.

Его бледное лицо напоминало тесто – одутловатое и слишком белесое. Я кое-как поспевал за ведущим, стараясь не выпустить из рук вожжи.

– Больше не могу! – в какой-то момент прохрипел я в ответ на очередной призыв Филджи двигаться шустрее.

И собственно говоря, с какой такой стати я должен будто собачонка бежать за этим выжившим из ума идиотом?! Тот странный незнакомец, наверняка не догонит нас, учитывая, какой мы проделали путь в повозке, да и не проще ли разбить ночлег и дождаться утра!

И в подтверждение собственных мыслей, я зло прорычал:

– Все хватит! С места не сдвинусь!

Все тяготы и невзгоды дороги навалились на меня таким комом, что я рухнул на землю и принялся биться в истерике, будто обезумевший. Страх уже давно отступил на второй план. В конце концов, сколько можно бояться собственной тени? Сбежали от спасительного костра, чуть не умерли – разломав повозку, теперь вот сляжем с неизлечимой болезнью из-за таких вот ночных прогулок, а что дальше?

– Хватит! Я сказал, хватит! Или ночлег! Или…

Не успев выдвинуть ультиматум полностью, я в один миг получил от возницы две, а может быть даже три здоровенные затрещины.

– Вот что я тебе скажу, господин штудиоз! Ни за какие деньги и тому подобную шелуху, не собираюсь еще раз встречаться с душеприказчиком! Поэтому тебе придется встать и идти за мной следом, если не хочешь оказаться на этом кладбище не в качестве гостя, постоянного жителя!

Не знаю, отчего меня затрясло больше – от сказанных слов или полученных затрещин, но всю серьезность происходящего я понял с первого раза.

* * *

Дождь уже не казался мне таким ледяным и мерзким, а ноги сами собой находили верную дорогу, минуя изогнутые корни, торчащие из самой земли. Но сколько бы мы не шли: поднимаясь вверх, а затем спускаясь в темные лощины – кладбище продолжало сковывать нас плотным кольцом.

Церковь мы заметили случайно. Она будто выросла среди покрытых мхом надгробных плит, и казалась для нас единственным спасением во всем настроенном против нас мире. И мне почему-то отчаянно хотелось верить, что за ее стенами безумный морок рассеется, и все угрозы исчезнут с первыми лучами солнца.

Прерывисто дыша, я привалился к тяжелой резной двери: ноги дрожали от усталости, руки сами собой кинули на землю тяжелые сумки. Вокруг мрачно возвышались обломки деревянных крестов и массивные пирамиды старых склепов.

Возница захлопнул за нами дверь и скрепя зубами задвинул проржавевший от времени засов.

– Кажется все, господин штудиоз… Спасены!

Я в ответ тяжело выдохнул. По лицу текли капли дождя, а тело наполняла безумная усталость: ни страха, ни злости.

Привязав лошадей, Филджи, кажется, первый раз за эту бесконечную ночь улыбнулся:

– Переждем. Мученица Мария! Святые стены защитят нас! Все хорошо… Только не шумите, господин штудиоз!

Пустые, холодные камни украшенные выцветшими ликами святых отозвались звучным эхом, заставив меня невольно вздрогнуть. Лошади в один голос заржали, и в церкви воцарилась гробовая тишина: лишь деревянные фигуры украшенные ореолом звезд мрачно взирали на двух испуганных путешественников, и монотонный звук дождя пробивался сквозь тонкую крышу.

Церковь была слишком большой и холодной – перевернутые верх тормашками скамьи создавали ощущение жуткого бардака, будто здесь прошелся огромный великан, разрушив часть стен и крышу. Да и затхлый резкий запах видимо жил здесь не один год – а стало быть, люди уже давно покинули эту святую обитель.

* * *

Трудно сказать, что пугало людей больше – ожившие мертвецы или живые трупы. Первые были чем-то из области ночных страшилок, и редко, кто видел их на самом деле, а вот вторые – к ним-то, как раз и относились душеприказчики. Люди, отмеченные клятвенной печатью, страшили окружающих не хуже треклятой чумы. Что придет в голову умирающему старцу на смертном одре? Чем он решит омрачить жизнь своего душеприказчика? Какие грехи придется отмолить несчастному?

Я часто слышал, как толстопузые преподаватели пугали студентов историями о хитрых душеприказчиках, передававшие свои обязанности первому встречному, сваливая на голову незнакомца тридцать три несчастья. Но и эта теория держалась лишь за счет многочисленных слухов, переданных от одного любителя «почесать языком» его болтливым друзьям. Может быть поэтому, душеприказчики и были сродни ужасным болезням – никто не знал откуда они берутся и как от них избавиться. Потому и сторонились этих мрачных людей как прокаженных, только завидев на их щеке огненную печать.

Вскоре меня перестало знобить, и я осторожно взял лист бумаги и попробовал отвлечься, что-нибудь начертав белой поверхности. Вроде бы получилось. Тревожные мысли окончательно покинули мою голову, и лишь неровные линии начали складываться в образ маленького забавного зверька, который почему-то восседал на каменном изваянии какого-то мифического чудовища, то ли горгульи, то ли огромного гренделя. Я с трепетом следил за собственной рукой – какие еще фигуры, в обход моей воли, возникнут на девственно чистом листе.

Филджи, кажется, задремал: на его лице читались детская безмятежность.

Мой взгляд на миг остановился на дальнем остове стены, где сквозь непроницаемую пелену дождя и ночной мрак виднелось огромное надгробие, на котором властно словно король, восседал огромный черный ворон.

Я зажмурился, а когда открыл глаза, птица уже исчезла. Да и была ли она на самом деле? Или это мое измученное воображение сыграло со мной злую шутку?

Тем временем на рисунке появились несколько могил – одна большая и две поменьше. Что это означало: я не знал, но карандаш выпал из моих рук и я устало откинул голову назад. Сон обрушился на меня снежным комом, погрузив в мир ночных грез.

* * *

Проснулся я также внезапно, как и засыпал. Кто-то зажал мне рот рукой и я, вытаращив глаза, со страхом взирал на горящую адским огнем цифру три.

– Если жизнь важна для тебя, молчи! Понял?

Я бы и рад был кивнуть, но его ладонь слишком сильно прижала меня к стене.

Вокруг царила кромешная темнота, словно кто-то или что-то нарочно убрал из этого мира любой источник света: лишь щека душеприказчика продолжала ярко гореть огнем.

Внезапно, моей руки коснулась мордочка зверька. Я почувствовал, как натянутые до предела нервы успокоились, заставив меня расслабиться.

Душеприказчик помог мне встать на ноги, и сразу же, не давая опомниться, потащил куда-то в сторону церковной кафедры. Я попробовал дотянуться до Филджи чтобы смахнуть с него крепкий сон, но меня резко одернули, прошептав на ухо:

– Не время…

Я хотел что-то возразить, но незнакомец так сильно потянул меня куда-то вглубь спасительных стен, что ничего не оставалось делать, как подчиниться.

И еще один миф о душеприказчике был разрушен в одночасье: церковь не проклинала их, отгораживаясь спасительным кругом. Иначе, как можно было объяснить его появление в святом месте?

Мы быстро бежали куда-то вниз по ступеням; я совершенно не ориентировался в темноте, стараясь идти осторожнее, и сильнее прижимал к себе походную суму. Где-то рядом, прямо за нами, едва поспевал зверек.

В какой-то момент мы ускорились: вернее будет сказать, душеприказчик перешел на бег, а я лишь покорно последовал за ним, засеменив в два раза быстрее.

Наконец мы остановились, и я смог отдышаться. Меня колотила мелкая дрожь.

– За…зачем? Что…что происходит?

Душеприказчик лишь поиграл скулами.

– Та…там…остался мой воз…возница… – я едва ловил ртом воздух, сердце билось с бешеной скоростью.

– Заткнись! – незнакомец зло сверкнул глазами.

Зал окутала неприятная тишина, как на уроке строгого преподавателя, когда, не зная ответа, ждешь вызова к доске, словно ужасного приговора.

Душеприказчик прислушался. Со стороны казалось, будто он впитывает в себя несуществующие звуки. Глубоко вздохнув, его ноздри жадно втянули влажный, заплесневелый запах церкви, и только после этого лицо Проклятого озарило спокойствие. И пускай я не различал в непроглядной темноте даже кончика собственного носа, но мой таинственный незнакомец продолжал всматриваться вглубь мрачных церковных коридоров. И взирал он в пустоту отнюдь не глазами, а всем своим телом. А я мог поклясться, что ощущаю насколько обострен слух и обоняние Проклятого.

– Мчи, сат, – внезапно пискнул зверек, нарушая привычную тишину, отчего мороз побежал по коже.

В кромешном мраке послышалось странное мерзкое шуршание, и я заметил, как у душеприказчика на щеке ярким пламенем вспыхнула огненная цифра.

– Ты прав, Ша. Это Сат, – согласился Проклятый.

Я окончательно поддался паническому ужасу – и не потому, что меня похитил странный, источающий могильный запах незнакомец, а потому что были мы в этом святом месте отнюдь не одни.

Осторожно приблизившись к огромному арочному входу, я затаил дыхание, продолжая ощущать совсем близко чье-то незримое присутствие.

В один миг в дальней части коридора мелькнула высокая, слегка сгорбленная тень в длинном темном балахоне. Фигура показалась мне неестественно худой и вытянутой, словно под тканью имелись только голые кости. От стен отразился противный скрежет, который, разлетевшись по мрачным коридорам церкви, растворился в пустоте.

Мы долго стояли, как вкопанные, не в силах двинуться с места. Первым в темный проем прошмыгнул Ша, а Проклятый, смело доверившись своему питомцу, последовал за ним.

* * *

Его рука указала на дальний предел кладбища и, повернувшись ко мне спиной, Проклятый зашагал обратно в сторону церкви. Ночь выдернула из полумрака удаляющейся фигуры, отблеск длинного лезвия, застывшего в правой руке.

Неужели он хотел меня убить? Эта мысль заставила меня съежиться словно беззащитную букашку.

Я смотрел в след Душеприказчику и с каждым его шагом нарастающий страх сковывал меня все сильнее – неужели я остался в этом адском мрака абсолютно один, и никто не сможет помочь мне?

Слова отчаянья вырвались из моей груди сами собой:

– Стой! Ты куда? Что мне делать?! Где я?

Проклятый продолжал идти, не обращая на меня никакого внимания.

– Стой! Ты не можешь меня так бросить!

На миг Душеприказчик остановился. Опустил голову и тяжело вздохнув, обернулся. Я ощутил прилив надежды и радости, но мой мнимый спаситель как оказалось, вовсе не собирался мне помогать.

В одно мгновение он вновь очутился рядом. Твердая словно камень рука обхватила мою шею, и я затравлено захрипел, пытаясь вырваться из стальных тисков.

– Я…пощад…прошу…про…

Пустой взгляд с интересом изучал мое испуганное до смерти лицо.

– Я не твой талисман и не твой защитник. Убирайся и живи в радости! Иначе смерть!

Сильный толчок сбил меня с ног. Я отлетел, ударившись о каменную кладь могилы: перед глазами как немое предостережение красовалась прощальная надпись надгробия:

Не бойся иного мира, твои родные не грешны в этом…


Впервые в жизни я остался абсолютно один среди могил и безжизненных склепов.

Мелкий дождь еще моросил, навевая уныние и укрепляя мое нарастающее с каждой секундой отчаянье. Обхватив ноги руками, я сидел возле могилы и, опустив голову, плакал. Мне было очень страшно и жалко самого себя. Все то, что случилось со мной за последние часы походило на настоящее безумие…

Раньше, когда я слышал бесконечные истории о храбрых путниках, испугавшихся безобидного шороха, что в страхе бежали прочь, а узрев во мраке ночи случайную тень, и вовсе теряли рассудок, на моем лице появлялась улыбка. Таким нелепым и странным казался этот неоправданный страх. Теперь я понимал, что судил об этом поверхностно. Каким глупцом я был, пытаясь осудить тех, кто столкнулся с чем-то нереальным.

Мне действительно было страшно и не понятно, почему я оказался втянут в вереницу этих странных событий. Безобидное путешествие превратилось для меня в сущий ад, словно проклятие душеприказчика грузом несчастий ворвалось в мою спокойную, размеренную жизнь.

Я шмыгнул носом и вытер рукавом предательские слезы.

Отовсюду слышались странные леденящие кровь звуки: то ли протяжное поскрипывание, то ли непрекращающийся монотонный стук и стоны. Я почувствовал, как сердце вновь упорхнуло в пятки: каждая тень казалась ужасным призраком, готовым разорвать меня на части и утащить под землю.

В какой-то миг я даже услышал, как мои нервы лопаются будто тетива, издавая громкое и мерзкое: «Бздынь».

Находясь на грани, и готовый вот-вот потерять собственный рассудок, я на миг закрыл глаза. Невероятно, но скрип прекратился, а вмести с ним исчезли и все остальные звуки. Я будто бы оглох, укрывшись от окружающего мира в бездонной норе. Немного подождав, я еще раз глубоко вздохнул, пытаясь прийти в себя.

Сколько мне пришлось прибывать в таком состоянии – сказать трудно, но совсем скоро я решился перейти к следующей стадии самоуспокоения. Затаив дыхание, я открыл глаза и вновь вернулся в страну страха и отчаянья. Все воркгу изменилось – я не увидел странных теней мерещившихся в полумраке ночного кладбища, а древние надгробия уже не казались мне такими призрачными и зловещими.

Еще раз, глубоко вздохнув и осенив себя спасительным знаком, я подхватил суму и, не разбирая дороги, побежал, подгоняемый одним единственным желанием, побыстрее отыскать остовы старой церкви. Только в святых стенах мне виделось спасение от ужасного безумия.

* * *

Была одна легенда, в которой преданный друг семьи после смерти своих близких взял на себя все их грехи, позволив им очутиться в царстве света, а сам получил в наказание семнадцать несчастий на свою голову. Его окрестили спасителем душ или в простонародье – душеприказчиком.

Поговаривали, что он так и не обрел покоя и до сих пор скитается в дремучих лесных чащобах.

Была и другая история: мужчина попросил своих близких забрать его грехи сославшись на их малость и незначительность. Таким вот обманом он проклял самого себя, а его семья никогда не смогла попасть в царство света. Люди назвали этого бессердечного лжеца – душеприказчиком.

Ходят слухи, что лишенная душ семья до сих пор появляется на проезжих трактах, желая поквитаться с коварным обманщиком.

* * *

Двери церкви были открыты настежь. Беспрепятственно попав внутрь, я обессилено упал на колени, и меня «вывернуло наизнанку», словно я наелся неспелых яблок в саду дядюшки Элвина.

Только немного успокоившись, я заметил неподвижное тело Филджи. Возница лежал на спине в темно-бордовой луже крови, а его голова была откинута назад, демонстрируя огромную зияющую рану на шее. Рядом длинным темным шлейфом тянулись кишки, вырванные из пузатого живота и небрежно раскиданные по всему молельному залу. Где-то неподалеку высились обезглавленные трупы лошадей.

Меня снова вырвало.

Пошатываясь, и не в силах скрыть крупную дрожь, я приблизился к Филджи и замер от ужаса. Моему взору открылась еще одна непостижимая деталь: на лице возницы отсутствовали глаза.

Мои губы сами по себе стали шептать слова молитвы – все, которые я мог вспомнить, и которые, казалось, забыл на всегда. Мир вокруг меня вновь наполнился странными пугающими звуками. И церковь больше не казалась спасением от всех бед.

Обернувшись, я кинулся к выходу, и замер в оцепенение. В один миг меня прошиб холодный пот. Дверь, через которую я зашел, изменилась – деревянные доски, крест-накрест закрывавшие вход, были опутаны невероятной паутиной кованых цепей. В панике я попытался разорвать внезапно возникшие оковы, и тут же одернув руки, отпрянул назад. Цепи были горячее раскаленного железа.

Мои ноги отказались слушаться, и я рухнул на землю.

Она заперта!

Она действительно запета!

Это не морок и не кошмарный сон!

Заперта!

Не веря собственным глазам, я поднялся, и обошел зал по кругу, но так и не обнаружил иного выхода. Остов стены был слишком высок, чтобы выбраться наружу, а всевозможные узкие двери и стекла были заколочены похожим образом.

Нисколько не удивляясь новым, навалившимся на меня бедам, я решительно двинулся вглубь церкви. Иного выхода не существовало – и нужно было как можно скорее выбираться из этой треклятой мышеловки.

Найдя старую ветошь, я с легкостью смастерил факел, отчего меня охватил внезапный прилив сил. Крохотный огонь словно разжег во мне веру в скорый рассвет и избавление от всех немыслимых опасностей.

Ноги сами вели меня вперед, вглубь темных пролетов и длинных, узких коридоров. Если здесь раньше и несли свой тяжкий труд священники, то это было так давно, что здешние стены напрочь забыли прелесть церковных песнопений и позвякивание монастырских вериг. В свете факела я смог различить, насколько старой и ветхой была церковь: зияющие дыры, почерневшая до неузнаваемости настенная живопись, мутные, погрязшие в трещинах стекла.

Дойдя до конца коридора, я остановился. Мне почудилось или я действительно отчетливо услышал из-за стены чей-то мелодичный голос.

И зачем только я забрался в эдакую дыру? Зачем? Задался я бессмысленным вопросом, ответ на который был слишком очевиден.

Внезапно голос усилился. Я почувствовал, как дрогнула рука – и тревожные тени от факела проворно побежали по каменной кладке. Именно так мастера кукольного театра навевали на зрителей трепетный страх во время представления.

В один миг голос исчез, также внезапно, как и появился.

Я облегченно выдохнул. Опять страх, опять нерешимость. Нервы сковали мое тело не хуже боевого панциря.

Размахивая факелом я начал шептать слова святой молитвы. Строку за строкой. Все громче и громче, пока шепот не превратился в залихватскую песню. Именно она и придала мне недостающие силы.

Сделав шаг вперед, я разглядел в конце коридора хвост быстро исчезнувшей тени, будто пугаясь внезапно возникшего света, она мгновенно скрылась за винтовой лестницей, ведущей куда-то вверх, на самую вершину несуществующей башни.

Я сделал еще шаг, и в ту же секунду, неведомая сила сбила меня с ног. Я успел различить в полумраке блеск тонкого лезвия, и увидел знакомый знак.

– Глупец! Я же сказал тебе – убирайся!

Голос отозвался могильным воем. Меня как бродячего щенка отбросило в сторону.

Душеприказчик

Подняться наверх