Читать книгу Адвокатский калейдоскоп - Константин Ривкин - Страница 18

А кого судьи велят поставить к суду, и исцу и ответчику, став перед судьями отвечати вежливо и смирно и не шумко, и перед судьями никаких невежливых слов не говорити и межь себя не браниться.

(Из «Соборного уложения». 1649 год)

Владение языком в многовариативных его проявлениях есть обязательное условие успешной работы адвоката в рамках судопроизводства, строящегося на основах устности и гласности. Однако, черпая сокровища из кладовой русского языка, экспериментатор-защитник должен оценивать искрометные формулировки в прогностическом плане, поскольку они могут подтолкнуть судью к инициированию дисциплинарного разбирательства в отношении адвоката.

При этом согласно Кодексу профессиональной этики адвоката представитель адвокатского сообщества не вправе допускать в процессе рассмотрения дела высказывания, умаляющие честь и достоинство других участников разбирательства, даже в случаях их нетактичного поведения. Однако, как показывает судебная практика и производные от нее дисциплинарные материалы, столь нужных единых подходов к оценке действий адвокатов нет.

1. О взаимном непонимании

Сначала о ситуациях безобидных, в основе каковых, скорее всего, лежит либо непонимание сути сказанного, либо властно навязываемое судом мнение, опирающееся на собственные представления судьи об истинной сущности прозвучавшего.

Например, в Мещанском районном суде г. Москвы на одном весьма нашумевшем процессе судья довольно резко прервала известного питерского адвоката Ю. Шмидта, когда он в ходе своей речи для аргументации сказанного привел популярную пословицу Дорого яичко ко Христову дню. Сложно представить, какие именно ассоциации в этот момент возникли в голове у служительницы Фемиды, но итогом стало вынесение защитнику замечания. Изумленный Шмидт, вероятно уже не без опасения, сменил пасхальное изречение на более нейтральное и бытовое – Дорога ложка к обеду, и такая замена вполне удовлетворила строгого судью.

Не так давно в Архангельском областном суде председательствующий, который в целом вел себя подчеркнуто корректно, на слова автора этих строк, сказанные в ходе выступления, среагировал незамедлительно и настойчиво попросил избегать выражения противная сторона. Пришлось, исходя из предписаний суда, проявившего, по замечанию журналистов, «языковую чуткость», сменить противную сторону на противоположную, предварительно объяснив, что имеется в виду не качественная характеристика оппонентов, а место их расположения относительно защиты.

Это очень показательный случай навязывания стороне в процессе своих собственных представлений о допустимой к употреблению лексике. До сего дня кому-то кажущееся устаревшим или неблагозвучным выражение противная сторона, безусловно, считается синонимом прилагательного противоположный, и именно это значение указано первым в авторитетнейшем «Словаре русского языка» С. Ожегова. В настоящее время в договорных отношениях противная сторона (counterparty – англ.) воспринимается как одна из сторон договора, противостоящая той, чьи интересы отстаиваются. Прилагательное противный действительно более распространено в гражданском праве, и это не вызывает у цивилистов никакого неприятия. Можно указать на положения действующего Гражданского кодекса РФ о сделках, совершаемых с целью, заведомо противной основам правопорядка или нравственности; массе законодательных актов и судебных решений, в которых говорится о противном случае; международно-правовых документах, упоминающих доказывание противного.

Ничего крамольного и уничижительного нет на самом деле и в сочетании противная сторона, которое еще относительно недавно применялось отечественным законодателем в законе «О Конституционном суде РСФСР» («Сторона вправе… задавать вопросы противной стороне»), ранее – в УПК 1922 г. («Ходатайства разрешаются судом… причем предварительно должны быть заслушаны заключения противной стороны»), а сейчас иногда встречается в арбитражных решениях. Используют его в различных вариациях и составители действующих конвенций, распространяющихся на Российскую Федерацию.

Сам я этим словосочетанием пользовался неоднократно, порой автоматически, и, что интересно, никогда у имеющихся таким образом в виду прокуроров это не вызывало возражений. Однако порой усматривали некую крамольную двусмысленность в рассматриваемом выражении представители судейского сообщества.

Забавный пример привел в своей книге мемуаров адвокат Г. Падва, рассказывая о событиях середины прошлого века. Его коллега, выступая в суде, несколько раз произнес общепринятое тогда обозначение противная сторона. Неожиданно судья прервал его словами: «Что вы такое говорите: “Противная сторона, противная сторона”, – для суда обе стороны одинаково противные».

2. Необходимая оборона

Безусловно, далеко не всегда удается примирить разные взгляды на стилистические и терминологические изыскания. Порой доходит до откровенной перепалки и ругани с последующими жалобами на защитников в адвокатские палаты.

В подавляющем большинстве случаев некорректное поведение адвоката – это реакция на действия прокурора или судьи. В монографии «Незаконная деятельность адвокатов в уголовном судопроизводстве» ее автор Ю. Гармаев откровенно пишет: «Одной из самых важных детерминант незаконной деятельности профессиональных защитников были и остаются противоправные и аморальные действия недобросовестных работников правоохранительных органов и судей. Часто допускаемые адвокатами правонарушения являются ответной реакцией на злоупотребления должностных лиц».

Напомним, что в положениях Кодекса профессиональной этики адвоката идет речь о недопустимости умаления чьей-либо чести и достоинства. А как быть, если такие качества у представителя другой стороны вообще отсутствуют?

Сошлюсь на данные, приведенные на сайте Высшей квалификационной коллегии судей (ВККС). В одном случае о неэтичном поведении судьи городского суда говорилось, что та грубо разговаривала с заявительницей («Пошла вон!», «Закрой дверь!»), в беседе с другими людьми судья говорила о ней: «Это быдло надо поставить на место».

Представляется, что здесь правомерно говорить о допустимости контрдействий, обусловленных крайней необходимостью, по аналогии с правовым институтом, знакомым как уголовному, так и административному праву. Его присутствие мы наблюдаем и в ч. 4 ст. 6 Кодекса профессиональной этики адвоката, где оговаривается возможность разглашения сведений, составляющих адвокатскую тайну. Применительно к другим коллизиям следует заметить, что в дисциплинарной практике Совета АП Москвы рассматривался ряд случаев, когда была установлена правомерность покидания адвокатами места производства процессуальных действий в знак протеста против поведения соответствующих должностных лиц.

В качестве весьма наглядного примера разных подходов к оценке поведения адвокатов полезно напомнить конфликт, в итоге разрешенный Европейским судом по правам человека. Адвокат И. Кабанов в интересах своего подзащитного направил в судебные органы жалобу, где, в частности, им использовались следующие выражения: «…Судьи A. и В. привыкли “совместно окучивать ниву правосудия”», «…[Судья A.] мог бы отклеить свою заднюю часть от кресла и доставить ее в помещение Приморского районного суда» – и ряд других. Председатель Архангельского областного суда пожаловался в Совет АП Архангельской области, ссылаясь на то, что допущенные высказывания являются оскорбительными и не совместимыми с Кодексом профессиональной этики адвоката. По этой причине Кабанов был лишен профессионального статуса.

В результате тщательного исследования обстоятельств дела ЕСПЧ 3 февраля 2011 г. принял решение «Кабанов против Российской Федерации». Приводим выдержки из этого решения:

– доверие, которое суды в демократическом обществе должны внушать обвиняемым, когда речь идет об уголовном разбирательстве, и общественности в целом, находится в зависимости от защиты авторитета правосудия;

– особый статус адвокатов обеспечивает им центральное место при отправлении правосудия как посредникам между обществом и судами;

– хотя комментарии являлись грубыми, они касались способа, которым судьи рассматривали дело, в частности, отстранения адвоката от исполнения обязанностей защитника Р. в ходе разбирательства уголовного дела и отказа судей принять меры по его надзорной жалобе;

– наказание было несоразмерно суровым для заявителя и могло оказать сдерживающий эффект на осуществление адвокатами своих обязанностей в качестве защитников;

– нарушение прав заявителя… вызвали у него страдания и разочарования вследствие отсутствия беспристрастности суда и нарушения его права на свободу выражения мнения;

– национальные власти не достигли справедливого равновесия между необходимостью обеспечения авторитета правосудия и необходимостью защиты права заявителя на свободу выражения мнения.

Насколько нам известно, поскольку ЕСПЧ признал факт нарушения прав заявителя, И. Кабанов был восстановлен в статусе адвоката.

3. Удары ниже пояса

В целом следует заметить, что адвокатским сообществом выработан подход, заключающийся в том, что несоблюдение деловой манеры общения с использованием жаргонных и ругательных выражений допустимо в исключительных случаях и лишь при дословном цитировании доказательств по делу. Впрочем, и с дословным воспроизводством сказанного возникают иногда определенные сложности.

Большой мастер изящной правовой словесности, известный московский адвокат Б. Кузнецов однажды столкнулся с тем, что его доверитель, журналист А. Черкизов, сочтя своего собеседника гр-на Л-ча излишне назойливым, послал того в числе группы иных присутствовавших лиц по хорошо известному в России трехбуквенному адресу. Как затем выяснилось, оскорбленный гражданин был дока по части разного рода обращений в суд, и мимо этого знаменательного повода он, естественно, пройти не мог. Так появилось дело о компенсации морального вреда, где адвокат для отстаивания интересов клиента избрал метод физиолого-морфологического разбора выражения, употребленного журналистом. Ниже на основе книги Б. Кузнецова «Записки адвоката-камикадзе» приводятся некоторые выдержки из родившегося на свет процессуального документа, оглашенного в суде в качестве возражения на иск.