Читать книгу Твой дом – тюрьма - Константин Росташ - Страница 3

Достаточно скоро моя жизнь вошла в спокойную, размеренную колею. Большую часть своего времени я был занят рисованием эскизов для мастеров ширпотреба и «бойщиков мастюх» (мастеров татуировок), за что и заработал прозвище-погоняло «Художник». Кроме того, я много читал и каждый день усиленно занимался физкультурой. Бытовые вопросы решались сами собой. Минимальные потребности, – питание в столовой («на хмыре») и крышу над головой, – мне обеспечивало государство, а сигареты с чаем (и прочие излишества) я зарабатывал своими художественными талантами.

С подачи отрядного завхоза Гоши я завязал отношения с козлами общезоновского масштаба – нарядчиком и диспетчером промзоны. Эти функционеры обеспечили мне свободный вход-выход на промзону («промку»), где я спокойно общался с зеками из других отрядов. Общение, не ограниченное решётками локальных участков, было нужно не столько мне, сколько самим зекам, быстро узнавшим о «грамотном мужике-юристе из пятого отряда, который ненавидит Советскую власть». Тот факт, что по образованию я экономист, да и власть у нас, вроде, давно не Советская, никого не смущал. Зеки считали, что грамотность в сочетании с ненавистью к начальству – достаточные качества для человека, готового помочь униженным и оскорблённым.

Очень скоро ко мне потянулись люди. Все они нуждались в совете-консультации, но чаще всего просили действенной помощи. Имелось ввиду написание разного рода документов: жалоб на приговоры судов; ходатайств о помиловании (от лица родственников зеков, депутатов местных рад и прочих уважаемых людей); просьб о помиловании (от лица зеков); а также заявлений в самые разные учреждения и организации.

На просьбы зеков я, – как правило, – реагировал с пониманием. Тут мне пригодились навыки составления официальных бумаг, знание структуры нашей власти, здравый смысл и Уголовно-процессуальный кодекс.

Иногда я обращался к Исправительно-трудовому кодексу, – точнее, к его конспекту, составленному мною в нелегальных (из-за необъяснимой недоступности ИТК для зеков) условиях. Исправительный кодекс становился актуальным в тех случаях, когда начинали беспредельничать представители нашей администрации. Самый распространённый вариант такого беспредела – это закрытие зека в ШИЗО за нарушение, выявленное незаконным образом. Например, за какую-то «запретку» (заточку, самодельный кипятильник – «машину» и так далее), обнаруженную в тумбочке зека во время его отсутствия. Поскольку обыскивать и досматривать личные вещи зека ИТК разрешает только в присутствии их хозяина и двух (!) понятых, я без лишних слов доставал чистый лист бумаги и, от имени зека, писал жалобу прокурору области. Жалоба начиналась стандартно: «Прошу применить закон к прапорщику имярек, позволившему себе такого-то числа, такого-то года нарушить Исправительно-трудовой кодекс Украины. Речь идёт о попрании…» Ну и так далее, по статьям ИТК.

Зек собственноручно переписывал мою жалобу в трёх экземплярах: первый – для официальной отсылки через зоновскую спецчасть; второй экземпляр (с отметкой спецчасти) оставался у зека; третий экземпляр «выгонялся на волю» нелегально, через родственников, приехавших на долгосрочное (трехдневное) свидание. Понятливый читатель догадался, что третий, нелегальный экземпляр гарантировал доставку жалобы адресату, тогда как отметка на втором гарантировала зеку безнаказанность за незаконную переписку, спровоцировавшую претензии прокуратуры.

Первый экземпляр обычно пропадал, зато третий всегда доходил куда надо. Прокурор раздражался, устраивал набег на зону и разбирался с прапорщиками, операми, режимниками и «Хозяином» – начальником зоны. Конечно же, разборки всегда носили семейный характер и за пределы зоны не выходили. Тем не менее, все поименованные в жалобах лишались премий, после чего, скрипя от злости зубами, временно усмиряли свой служебный пыл. Вот и славненько.

О моей роли в таких скандалах (спасибо стукачам) зоновское начальство знало, но никогда меня не трогало. Опера по-прежнему обходили меня стороной, а линейные прапорщики послушно следовали их примеру. Например, демонстративно, на глазах других зеков, отказывались выворачивать мои карманы. При переходе из промзоны в зону жилую никогда меня не шмонали, – хотя шмонать положено всех зеков без исключения. При шмонах на бараке выворачивались все тумбочки; все, кроме моей. Когда я лежал в санчасти, а рядом кто-то напивался, в трубочку прапорщика-контролёра дышали все пациенты; – и тоже, естественно, без меня.

Скорее всего, таким нехитрым образом мусора пытались дискредитировать меня в глазах зеков, имея ввиду уменьшить количество жалобщиков и размах «правозащитной деятельности» на зоне. А может, ни на что такое мусора не надеялись. Возможно, они тупо выполняли приказ «кума», который, как и раньше, продолжал считать меня скандальным идиотом, с которым лучше не связываться. Ну, и ладно.

* * *

В один из обычных, приятных своей предсказуемостью дней, исчез начальник отряда майор Чайкин. Среди зеков пополз слух: у майора отобрали пропуск и скоро будут увольнять. И не просто увольнять, а с позором, скандалом и волчьим билетом. Ого.

Надо сказать, что мой непосредственный начальник был личностью неординарной. С одной стороны, он пресекал любые проявления непорядочности и глупости у зеков; а с другой – крайне негативно относился к нарушениям закона представителями зоновской администрации. У спецконтингента майор пользовался реальным авторитетом, а с коллегами находился в постоянной конфронтации, что не мешало ему плевать и на то, и на другое. Между тем ни мусора, ни зеки не считали Чайкина эдаким бесстрашным Робин Гудом, забывшим о собственной карьере ради торжества абстрактной справедливости. Вся зона прекрасно знала о его могущественном родственнике – дяде-генерале МВД, который прикрывал любимого племянника во всех его конфликтах и даже продвигал по службе. И вот теперь с таким реликтом что-то случилось. Но что? Как? Почему?

На эти вопросы мне с удовольствием ответил завхоз Гоша. Проблемы у Чайкина начались несколько месяцев назад, когда зоновская администрация загорелась, казалось-бы, здоровой идеей. Было решено значительно увеличить количество комнат для длительных свиданий путём пристройки нового корпуса к старому зданию. Таким образом частота свиданий увеличится, очередь на них сократится, в результате чего обрадуются все: зеки, их родственники и гуманистически настроенная администрация; – если, конечно, родственники возьмутся за финансирование закупок стройматериалов.

Сказано – сделало. Отрядники довели до заинтересованных зеков суть идеи и сумму индивидуального взноса, родственники сбросились и дело пошло. Зам по тылу майор Томаз закупил нужное количество кирпича, цемента, песка, инвентаря и «малоценки»; зам по режиму майор Митрохин отрядил на стройку зеков, имеющих строительные навыки; организацию мероприятия обеспечил начальник промзоны майор Долматовский; общее же руководство взял на себя сам Хозяин. Зеки в рекордные сроки выгнали первую стену нового корпуса и приготовились к очередным свершениям, но… К сожалению, на этом идея строительства забуксовала.

Недоумевающих родственников собрали в зоновском клубе. С разъяснениями перед ними выступил бывший парторг зоны, а ныне начальник социального отдела подполковник Дурик. Общий смысл его выступления сводился к тому, что стройка НЕ ОСТАНОВИЛАСЬ, а всего лишь ПРИОСТАНОВЛЕНА. Среди причин досадной «приостановки» были названы: колебания цен, вполне обычные для рыночной экономики (к которой вы, уважаемые родственники, так неосмотрительно стремились); нерадивость смежников, которые меняют партнёров как последние проститутки (что вполне естественно в условиях отсутствия партийного контроля); киевские начальники, которые отвлекают администрацию от строительства своими дурацкими проверками (вами же, уважаемые родственниками, и спровоцированные); а также кристальная честность администрации, которая не сворачивает эти проверки с помощью разного рода подношений и взяток (впрочем, как сказал Дурик, «этот вопрос можно и пересмотреть»). Кроме того, Дурик жаловался родственникам на плохую работу банков, несовершенство стандартов, отсталость законодательства и, как сказал Гоша, «на разную прочую херню».

Родственники почти поверили Дурику, но тут неожиданно вмешался майор Чайкин. Взобравшись на трибуну, он громогласно заявил, что смежники, банки и стандарты ни в чём не виноваты. На самом же деле, остановка строительства объясняется исчезновением со стройки всего кирпича, цемента, песка, инвентаря и даже «малоценки». Далее Чайкин, мерзко улыбаясь, сообщил, что пропажа стройматериалов странным образом совпала с началом строительства сказочно красивого коттеджного городка на живописном берегу Днепра. На сегодняшний день, продолжал рубить Чайкин, часть коттеджей уже готова и даже заселена. И не какими-то сомнительными личностями, а людьми уважаемыми и даже известными. Такими как: начальник нашей зоны подполковник Тарасюк, его зам по режиму Митрохин, зам по тылу Томаз, начальник промзоны Долматовский и присутствующий здесь начальник социального отдела товарищ Дурик.

Услышав такое, зековские родственники взбесились и решили Дурика линчевать. Причём, прямо сейчас и прямо здесь, на сцене зоновского клуба. От тянущихся к нему рук Дурик увернулся и, оттолкнув правдоруба Чайкина, юркнул в коридор. Оттуда он рванул в приёмную Хозяина и по телефону вызвал областной ОМОН. Свирепые ОМОНовцы, натянув на рожи свои любимые маски, вытеснили негодующих родственников за периметр зоны. Там их затолкали в автобус и повезли в городскую прокуратуру на лекцию о способах разрешения конфликтов в правовом государстве. Прокурорша, – и, по совместительству, супруга начальника зоны, – ласковым голосом объяснила родственникам, что мерзавца Дурика следует не линчевать, а писать на него жалобу. В которой она, прокурорша, конечно же, досконально разберётся, – естественно, по закону и НЕ взирая на лица.

На чём остановились родственники с прокуроршей, Гоша не знал. Зато ему было точно известно, что у Чайкина начались неприятности, хотя, и не такие, чтобы уж очень.

– Ни хрена Чайкину не будет, – уверенно заявил Гоша, закругляя свой рассказ. – И я так думаю, и твой приятель Олесь так считает. Он всю мусорскую оперативку подслушал, можешь сам его расспросить.

Олесь В. заведовал зоновским клубом. Он действительно был моим хорошим приятелем и зеком с необычной «делюгой». Олеся, активного украинского националиста, посадили за попытку вывести на чистую воду мерзавцев, нарушивших выборное законодательство Украины. А конкретно, – партию социал-демократов, которая, вступив в сговор с председателем ЦВК, подтасовала результаты выборов в Верховную Раду в свою, соц-демократовскую пользу. Последствия преступной подтасовки Олесь исправлял в компании двоих соратников-националистов. Недолго думая, патриоты забрались в офис жуликоватой партии, выкрали дискету с истинными результатами всенародного голосования и выложили её в Интернетовскую сеть.

С точки зрения прокуратуры имела место кража со взломом, совершённая в присутствии трёх (!) охранников и трёх девок, которые помогали охранникам «охранять». На замечание нахального адвоката о невозможности «тайного хищения», – то есть «кражи», – в присутствии целых шести свидетелей, охранники заявили, что ни они, ни девки свидетелями быть не могут. Потому что подлые бандеровцы сначала вырубили всю охрану вместе с девками, а уж потом украли, что хотели. И не только, кстати, дискету, но и две, – нет, три, – литровые бутылки армянского коньяка и палку твёрдокопчёной колбасы из буфета Верховной Рады.