Читать книгу Поющие в преисподней. Рассказы - Константин Шахматов - Страница 2

Средняя полоса Росии, июнь 1915 года

В ресторане, на верхней палубе, сидели двое, и неспешно беседовали. Один, – лет за тридцать, вполне холеного вида, в твидовой паре, вылитый джентльмен. Другой, – чуть помятый и неопределенного возраста, в коротком полупальто с петличками инженера путей сообщения. Оба неспешно курили, сбивая пепел в хрустальную пепельницу; смаковали небольшими глоточками ром, удовлетворенно причмокивая.

Витольд Михайлович, так звали помятого инженера, разминал пухлыми пальцами дорогую сигару и приговаривал:

– Хороший табак в этих Бразильских колониях. Ох, и хороший.

– Да, грех пожаловаться, – отвечал Герман Петрович, твидовый джентльмен, – Вы пробуйте, пробуйте!

Он обмакнул кончик сигары в рюмку, и кивком головы предложил сделать то же самое собеседнику.

– Сей табак с плантаций моего дорогого племянника. Представляете? Лет пять назад прикупил там за дешево пару участочков.

– А вы, значит, торгуете помаленьку?

– Да, я его представитель здесь. Но, чисто по-родственному. Процентов, практически, не беру.

– Славно, славно, – закивал инженер, – А я, знаете ли, всю жизнь по первому департаменту проработал. На водном транспорте. Мосты строил, обводные канали, землечерпательные снаряды… лонгкулуарные.

Последнее слово инженер произнес нараспев, смакуя каждую буквочку.

– Важное дело, – хмыкнул рыжеволосый красавец, – Пароходы и поезда в наше время, неотъемная часть производства и, как следствие, залог налаженной жизни современного общества. Тот же табак, привозимый в Россию, сперва по океану идет, пароходами, потом по железной дороге… Так что без них – никуда.

– Я тоже так думаю. В наш век пара и электричества, самое важное, чтобы все механизмы исправно работали. Все очень взаимосвязано… Вы позволите?

Инженер подхватил со стола рюмку и, оттопырив губу, опрокинул в рот целиком. Чуть нахмурившись, крякнул, и вслед за тем набрал полную грудь воздуха. Герман снисходительно улыбнулся. Он пригубил из своей рюмки, и щелкнул в воздухе пальцами. Тот час появился официант, и освежил бокалы обоим.

– Да, – Витольд Михайлович выдохнул, – В наше время все так намешано. К примеру, пятьдесят или сто лет назад паровая машина воспринималась как чудо, как что-то невиданное. Я бы даже сказал – волшебное и магическое.

– Теперь же мы освоили сие волшебство, и сами стали волшебниками! – подхватил джентльмен, – Извините за каламбур.

Витольд Михайлович покачал головой. Было непонятно, согласен ли он с этой вычурной репликой, или имеет сказать обратное.

– Освоили, вот только какими усилиями? Вернее, сколько пришлось заплатить человечеству, за право использовать эти грозные силы в собственных целях. Ничего просто так не дается. Надеюсь, вы понимаете.

– Определенно, – Герман поставил рюмку на стол, – На волне эволюции мы позабыли о простых человеческих чувствах, таких как любовь, или преданность. А если кто не забыл, то стал своеобразным изгоем, со своими архаичными представлениями о морали и нравственности. Даже религия не спасает, вы не находите?

– Религия, – повторил инженер, без какой бы то ни было интонации.

– Или вера, – так будет точнее.

Витольд Михайлович на короткое время задумался, держа в руке рюмку, а потом спохватился.

– Вот вы сказали про веру и нравственность, про преданность любимому человеку…

– Да, я сказал.

Герман пыхнул сигарой, и чуть склонил голову. Его прищуренные глаза словно бы изучали помятого инженера.

– А я тот час вспомнил одну поучительную историю из своей жизни.

Витольд Михайлович ответно воззрился на собеседника, пытаясь предугадать его мысли.

– Хотите, я расскажу? – спросил он, – Времени, насколько я понимаю, у нас предостаточно. К тому же, расплачусь таким образом за свое чудесное избавление от лап злоумышленников, что поджидали меня у трапа, а также за поистине царское угощение.

Витольд Михайлович поднял вверх большой палец, показывая тем самым, насколько хороши оказались и курица тапака, и мясная солянка, и много чего еще, чем угощал его новый друг.

– Полно те! – отмахнулся молодчик, – Злоумышленники – обыкновеннейшие бездомные, вознамерившиеся обокрасть вас, да и ром недорого стоит.

– Ну, а сигары? Сигары!

– Будем считать вашу сигару образцом презентации.

Герман Петрович пригубил из бокала, не сводя глаз с инженера.

– Ну, разве что.

Витольд Михайлович делано улыбнулся. Можно сказать, одними губами.

*

Случилось так, – начал рассказчик, – что родители, упокой Господь их неуемные души, мало заботились о моем воспитании. Отец занимал должность уездного лекаря, и много работал, снискав репутацию хорошего терапевта, известного, надо сказать, на всю губернию. Про матушку могу сказать только то, что ее я не помню, от слова совсем. Из скудных рассказов няньки Аделаиды, а также сестер и старшего брата, я знал лишь, что вскоре после моего рождения, маменьку отправили в желтый дом по причине внезапно охватившей ее душевной болезни. Жили мы в Полтавской губернии, не буду отягощать рассказ названием маленького провинциального городишки, где мы тогда прозябали.

Так вот. Худо ли, бедно, но проживали мы на папино жалование, и то, что он зарабатывал частной практикой. Провинция, в массе своей, была небогатая, пациенты соответствовали достатку, и чаще всего, папенька работал бесплатно, особенно в деревнях. Так получалось, что в любое время дня и ночи ему приходилось срываться, и мчаться за тридевять земель к очередному больному, оставляя младших членов семьи на попечение старших. А семья, надо заметить, была большая, пять человек детей. И чтоб достойно содержать ее, родителю пришлось положить на алтарь семейного благополучия собственное физическое здоровье. Увы. Такая работа, безусловно, не могла не сказаться на его самочувствии положительным образом. Превратившись к сорока годам в усталого и изможденного жизненными трудностями очерствелого и замкнутого человека, он совсем чуть-чуть не дотянул до сорока пяти, и скончался от дифтерии. В тот год мне исполнилось девять, и я был отдан в гимназию.

С раннего детства я намеренно не мечтал пойти по стопам отца, и стать известнейшим доктором. Я гнал от себя всякую мысль сделать эту неблагодарную профессию делом всей жизни. Меня привлекала стезя инженера. Я любил слесарное дело; был без ума от пароходов, ходивших по Днепру от Киева до Екатеринослава; я бы с большим удовольствием строил и проектировал этих колесных гигантов, нежели ковырялся шпателем в глотках заразных больных. Помню, как с упоением разглядывал свой первый в жизни билет на одноименный пароход Днепр, «Общества пароходства по Днепру и его притокам». На нем, двенадцатилетним подростком, я уже совершал поездки, страшно сказать, до самого Кременчуга в гости к далеким родственникам! Господи, сколько воды утекло! Полтора целковых в то далекое время было для меня сравни целому состоянию. Кстати, билет третьего класса аккурат полтора рубля стоил.

А еще, в то далекое время я отчаянно стеснялся перед однокашниками своего старого платья и стоптанных башмаков, что носил третий год к ряду. Того, сколь ничтожны по части сладостей и прочих вкусных штуковин оказывались скромные завтраки, что я носил с собой на уроки. Того, насколько бедно и не по моде одеты сестра или брат, что забирали меня с занятий. Что может быть хуже! В минуты отчаяния и безысходности я делился своими переживаниями с единственным другом.

Друга звали Захарка. Захарка Швыдкой. Он стал единственным, кому я мог доверить все обиды и несправедливости, кои с завидной регулярностью выпадали на мои не окрепшие плечи. И не было случая, чтобы Захар перебил мои слезные излияния упреками в малодушии. Вместо того, он каждый раз придумывал и излагал все новые планы отмщения. Скажу честно, иногда мне самому хотелось вытворить что-нибудь этакое. Как-то раз я высказал ему горячее желание отомстить конкретному недругу.

Был такой ученик в нашем классе, – Павлуша Артемичев. Я как-то не выучил урок по латыни, и тот донес на меня преподу. Злобный Максим Петрович всыпал мне розог, ничтоже сумняше. Не то, чтобы я не получал наказаний, время от времени. Вовсе нет. Как и прочие ученики, я был бит каждый месяц, и не по разу. Но последней каплей в многочисленных подлостях мерзкого Павлика случилось то обстоятельство, что он обозвал мою сестру толстой коровой…

Итак, мой антипод ужасно боялся всяких там пауков и тарантулов, не говоря о более миролюбивых сороконожках и жужелицах. Насобирав примерно с полбанки этих уродливых, но, в общем-то, безобидных тварей, мы добавили к ним одного, средних размеров, тарантула. Его мастерски выудил из своего уютного убежища рукастый Захарка, на что лично я вряд ли решился, и неспроста: тарантул был ядовит, а я ужасно неловок. Банку мы незаметно подсунули в Павлушин портфель, едва наживив по резьбе крышку. Как и предполагалось, членистоногие гады быстренько расползлись по темному чреву портфеля, а когда в начале урока мальчик раскрыл его с намерением выложить на парту тетради, арахниды ринулись дружной толпой на свет Божий. Павлуша Артемичев завизжал как девчонка, и быстро отбросил портфель. Тот улетел к самой доске, и прямо под ноги учителю. Максим Петрович как раз расписывал на ней произношение открытых и закрытых согласных. Вздрогнув от неожиданности, он чуть-чуть не выронил мел. Повернувшись на визг гимназиста, препод тут же наступил на портфель, хрустнув раздавленной склянкой. Класс замер от изумления. Из распахнутого портфеля неторопливо выполз паук, пошевелил волосатыми лапками, словно принюхиваясь, а затем уверенно и неотвратимо полез вверх по узкой штанине преподавателя. Максим Петрович открыл в недоумении рот. Он хотел что-то сказать, но слова словно застряли у него в горле. По всему видать, что пауков он также боялся. А тарантул уже вовсю штурмовал нижнюю часть его облачения. Особо любопытные ученики, желавшие рассмотреть все поближе, повскакали со своих мест, вытягивая тощие шеи. Тарантул же, не теряя драгоценного времени, скрылся в перепачканном мелом накладном кармане учительского сюртука. Лицо преподавателя покрылось красными пятнами, и он стал медленно опускаться на обмякших ногах, прямо на пол.

В классную комнату вошел директор гимназии. Он как раз прогуливался по пустым коридорам, подлавливая опоздавших, как услышал крик, полный ужаса.

– Кто это сделал? – грозно спросил директор, кивнув на лежащего на полу Максима Петровича.

– Он!

Ученики, как по команде, повернули свои головы в сторону Павлуши Артемичева.

Что ж. Мой школьный обидчик был посрамлен и наказан. Я, вместе с тем, сделал первый пробный шажок на пути собственного грехопадения.

Дальше все шло как по маслу. Наши невинные шалости, такие как подбрасывание мертвых кошек в учительскую, или же вызов призрака Бонопарта прямо на урок по истории, не приводили к серьезным последствиям. Все нам сходило с рук. Теперь подозреваю, что неспроста.

А еще, на кануне экзаменов в выпускном классе, мы с Захаром дали клятву друг другу. Порезали до крови ладони, соединились в крепком рукопожатии, и поклялись в вечной дружбе.

А после каникул нас ожидала другая, взрослая жизнь…

*

Мы, как и многие горожане, летом кормились тем, что сами выращивали на огороде. Нам повезло, – к нашему дому прилагался участок земли, который использовался нами по назначению.

В первый месяц каникул я бездельничал в городе. В таком время провождении не было ничего интересного. Сестры, в основном, занимались своим рукоделием или прополкою сорняков, я же таскал ведрами воду, и поливал грядки. Я ждал июля, в начале которого предполагалась моя долгожданная поездка к родственникам. Вернее, к родному дяде Ивану Прокопьевичу. Каждое лето, с того момента, как умер наш папенька, дядя приглашал кого-нибудь из детей к себе погостить. Не Бог весть какая подмога, но хоть что-то. Там же, у дяди, я должен был поступить на учебу по выбранной мною профессии.

Мой родственник был военным отставником. Заслуженным, надо сказать, со всеми наградами. И хотя своих детей у него не было (а он чертовски переживал, что не имеет возможности передать кому-либо свой жизненный опыт и …багаж знаний), он все-таки дал мне возможность самостоятельно определиться.

По вечерам мы с сестрами играли в лото или карты. Но чаще всего я убегал на другой конец города к другу. Там мы предавались собственным развлечениям. Лазили по чужим чердакам; раскапывали окраины города в поисках клада…

А еще, в секретном сарае приятеля всегда находилась определенного рода литература. Не та, о которой вы можете думать. А именно, книжки с описанием всевозможной мистической нечисти и магических ритуалов. Малое их число он правдами или неправдами выменивал у таких же чудоковатых коллекционеров; большую часть раскапывал в залежах общественной библиотеки. При этом Захар не без гордости сообщал мне, что, во-первых, годовой абонемент на ее посещение обошелся ему больших денег, что-то около двух рублей, которые он сам, впрочем, и заработал; а во-вторых, особо интересные и понравившиеся ему издания он, время от времени, подворовывал из фондов библиотеки. Не часто, иначе заметили бы. И вот одну из них, он с гордостью продемонстрировал мне, хвастаясь богатыми иллюстрациями. Ее я запомнил особенно, потому что впоследствии часто заставал друга за ее переводом. То было немецкое издание Теофраста фон Гогенхайма, Бог знает каких годов, с потрепанными страницами, но кожаным переплетом. Не знаю, каким образом подобная книженция могла появиться в библиотеке нашего городишки, но называлась она так: «О нимфах, сильфах, пигмеях, саламандрах и прочих духах». Я так же интересовался всякой там мистикой и философией, но не в пример другу, который был от нее без ума, и зачитал буквально до дыр.

Порою, мне даже казалось, что он и сам хочет стать магом. Маститым и всемогущим.

В отличие от жителей крупных столиц, избалованных услугами водопровода и общей канализации, в нашем городе у каждого домовладения была своя, не к обеду будь сказано, отхожая яма. И вот, каждую пару-тройку лет яму приходилось вычищать полностью. Обыватели побогаче нанимали для этой цели так называемых «золоторей», разъезжавших по дворам на скрипучих телегах с большущими бочками. Но нашей семье даже такое, сравнительно не дорогое удовольствие, казалось не по карману. Всю тяжелую работу по дому выполнял старшей брат, бывший нам все эти годы и за отца, и за матушку. Однако, в то лето он сломал себе руку, да так неудачно, что проходил с лангеткой на запястье почти что до самой осени. В первый раз растяпа в белом халате сложил его лучевые кости как-то неправильно, и рука срослась криво. Пришлось все тому же доктору ломать ее, и снова укладывать, как полагается.

Посему, я оказался единственным трудоспособным мужчиной в семье, поэтому чистить яму кроме меня было некому. Я, как мог, тянул с этим делом, что вполне объяснимо, но в одно прекрасное утро любимые сестры прижали меня к стене, и выдвинули ультиматум, мол, никуда не поедешь, пока все не вычистишь. Ну, коли так, деваться мне некуда. Смекнув, что одному не управиться, я кликнул на помощь лучшего друга – Захарку. Тот пришел, поплевал раз пятнадцать в зловонную дырку, хмыкнул, прищурившись, и согласился. Ударивши по рукам, мы дружно принялись за работу: вычерпывали из ямы вонючую жижу, по очереди таскали полными ведрами на огород…

Промучившись первый день, и выполнив работу едва ли наполовину, нам сделалось грустно. Мне, как нарочно, пришла в голову шаловливая мысль насчет неразменного рублика, чтобы расплатиться оным с профессиональными черпателями говна. Раньше, как и все дети, я любил слушать сказки, и нянька Аделаида частенько баловала меня перед сном какой-нибудь вымышленной историей. А сказочка про неразменный рубль была у меня самой любимой. Думаю, не стоит объяснять почему.

Так вот. Захар со мной согласился, мол, да, было бы здорово. Сказка сказкой, но не все они врут. Тот час встал насущный вопрос, а есть ли подобный рецепт по его добыванию в книжках? А почему бы и нет. Надобно глянуть.

На том и расстались.

В обед Захар пришел ко мне снова, дабы закончить грязное дело. Когда с выгребной ямой было покончено, друг сказал мне:

– А ведь есть такой способ!

– Да, неужели?

В ответ на мою недоверчивость Захар выудил из кармана целковый. Довольный собою, он показал мне его, не выпуская из рук. Оказалось, прошедшей ночью он ходил-таки на погост, и успешно опробовал найденный способ.

– Что с ним не делай, – хвастался друг, – он все равно к хозяину возвращается. Одно неудобство: нельзя одалживать. Мол, в чужих руках рубль теряет волшебную силу.

Я не поверил, настаивая на повторном его испытании, но друг воспротивился, предложив той же ночью вновь посетить кладбище. Посетить кладбище, и добыть для меня собственный. В качестве жертвенного животного предполагалось использовать кошку.

Меня не пришлось уговаривать дважды, потому весь оставшийся вечер мы искали по городу черную бестию.

Здесь я вновь должен сказать несколько слов о Захаре. Мы были, что называется «одного поля ягода». То есть, в его семье было так же много детей; жили они не богато; лишь глава семейства служил смотрителем на городском кладбище. Жили без матушки. Захар – самый младший. Однако, с десятилетнего возраста уже вовсю помогал родителю зарабатывать трудовую копеечку. Где? Да все там же, на кладбище. Кому-то могилку подправит, где-то дорожки песочком подсыплет, зимой – снег огребет. А с прошлого года мой друг уже во всю подряжался копать могилы, когда в одиночку, а когда и с напарником. Собственно, ничего зазорного для себя он в этом не видел. Тем более, что платили за труд куда более щедро. Замечу при этом, что по причине юного возраста, друг водку не пил, и обменивал ее на всякие сладости.

Я объясняю это к тому, что в то время Захар был вполне трудолюбивым и здравомыслящим человеком, вернее – юношей. Смею заверить так же, что никакая дурная наследственность не отражалась в его поступках тем страшным и неумолимым образом, коим он облекся впоследствии. Ну а тогда нам было, дай Бог памяти, годков этак по шестнадцати.

*

Итак, мы оказались возле старого кладбища. Благополучно миновав будку сторожа, а он, как водится, спал, прошли нескончаемые ряды вросших в землю каменных глыб, вытесанных из белого известняка, и оказались в самом конце его, возле старых всеми заброшенных захоронений.

– Может, эта? – тихо спросил я, остановившись подле скромного песчаного холмика. На нем даже крестика не было. Сгнил, наверное.

Захар так же остановился, бросив оценивающий взгляд на могилку.

– Давай здесь, – сказал он, будто бы для него не было никакой разницы.

Я присел у могилы, но прежде, чем развязать мешок, огляделся по сторонам. Тишина и редкий белесый туман, стелившийся под ногами, уходящий в темноту меж деревьями. Господи, лишь бы все прошло гладко! Я начал сожалеть о своем глупом поступке. В отличие от Захара, меня страшил вид ночного погоста, где за каждым кустом или холмиком прятались кровожадные чудища.

Захар же, не терял времени даром. Достав из кармана бумажный пакет с поваренной солью, рассыпал ее вокруг могилы непрерывным кружочком.

– Отлично! – резюмировал он, оглядевшись.

Сидя на корточках, я кое-как распутал тесемки, и опустил в мешок руку. Пальцы сами собою наткнулись на мохнатые уши. Ухватив котофея за шкирку, я начал медленно освобождать мешок от животного. Пушистый не выказал недовольства. Поджав хвост (а лапы и морда кота были предусмотрительно связаны бечевой), он обреченно ожидал разрешения участи.

– Что дальше?

– Стандартная процедура, – хмыкнул Захар.

В его руках забелела бумажка.

– Понятно, – протянул я, – Ты выписал на нее все необходимые заклинания.

– Однако, – молодой чернокнижник протянул мне клочок, – читать будешь ты.

– Я?

– А кто еще! Тебе рубль нужен?

– Да, но…

Я не предполагал такого хода событий. Хотя, если бы мне пришлось самому убивать зверя, было бы хуже. Признаться, я был слегка трусоват.

– Ты будешь читать, а котом займусь я. Дело серьезное.

Друг принял из моих рук пострадальца и, спохватившись, добавил:

– Если увидишь вдруг кого-то, или чего-то поблизости, не пугайся, и не кричи. Как только появится рубль, хватай его, и беги.

– Но как же….

– Беги, не оглядывайся. Если оглянешься – конец тебе, понял?

– Понял, – медленно произнес я.

– Обо мне и не думай. Я сам о себе позабочусь. Если готов – кивни.

Вряд ли за столь короткое время я смог настроить себя морально на выполнение такого непривычного задания, но я это сделал.

– Начали.

Весьма неуверенно я стал читать переписанные Захаром слова и целые предложения. Не ожидал, что будет так трудно разбирать его почерк, поэтому читал практически по слогам, и с запинками. И хотя слова оказались на старой латыни, я смог почти всё разобрать. Уж латынь-то я знал лучше немецкого. Мой друг, тем временем, ловко орудуя ножиком, умертвил бедного зверя, не дав тому даже пикнуть. Затем поднялся на ноги, и принялся обходить могилу кругами, держа животное на вытянутых руках так, чтобы его кровь лилась на землю тонкими струйками. В определенный момент, поменяв направление, мой друг стал ходить в обратную сторону. Текст на бумажке закончился, и Захар приказал повторить его снова. Я послушно залопотал уже знакомые фразы. Потом еще раз.

Наконец мы оба остановились. Кажется, ничего не происходило. Прислушавшись к пугающим и таинственным кладбищенским звукам, Захар огляделся вокруг, и опустил труп животного на могилу.

– Странно, – тихо сказал он, – Не пойму, в чем загвоздка?

– Тоже не знаю, – прошептал я, – Подождем?

– Давай.

Мы молча сидели, наблюдая за белым туманом. Мой друг сжимал в руке перочинный нож, я усердно, как мне показалось, молился.

Черная фигура в длинном плаще появилась через минуту. Приблизившись к нам, она встала возле защитного круга, и раскинула складки тяжелой грубой накидки, наподобие крыльев. Под плащом мы увидели белого старика с длинными, до земли, космами. Он сунул тощую руку в холщовую сумку, что висела у него на боку и, вынув из нее что-то, бросил нам под ноги. Монета шлепнулась на песок, чуть сверкнув полустершейся гранью.

– Рубль! – крикнул Захар.

Я цапнул монету вместе с пригоршней земли, и припустил, что есть духу. Следом за мной побежал и мой друг. Мне показалось, но фигура в плаще ринулась следом. Кажется, она не отставала от нас до самого выхода с кладбища…

Заскочив в дом, я быстренько хлопнул дверью. В боку кололо, перед глазами круги. Сердце бешено колотилось, отдавая пульсацией в барабанные перепонки. Интересно, успел ли мой друг добежать до убежища? Скорее всего, – утешал себя я, – Сидит теперь, и стучит зубами от страха. А может и не стучит, кто его знает. Захар, по его же словам, мертвецов не боялся. Чего их бояться, говаривал он, они такие же куклы, только холодные. Вот, вот…

Ополоснув под умывальником руки, я наспех переоделся и, пробравшись к кровати, плюхнулся под одеяло, закрывшись им с головою. Брат Дмитрий, разбуженный моим появлением, проворчал недовольно:

– В понедельник отправишься к дядюшке.

Я пропустил слова мимо ушей. Меня не отпускали видения приключившегося с нами на кладбище. Белый тощий старик в черной мантии не выглядел мертвецом. Скорее, он был похож на злобного колдуна, так кстати прогуливавшегося ночью среди сиротливых могилок.

– Чего молчишь? Слышал, что я сказал?

Я высунул голову.

– Слышал!

Брат помолчал пару секунд.

– Опять куролесите? По кладбищам шастаете? Ты смотри у меня.

– Нет, что ты!

Мои оправдания выглядели не убедительно.

– Знаю я вас. И приятеля твоего знаю…..

*

До пятницы мы с Захаром не виделись. Так получилось, что у меня не было времени навестить друга. Вместо того я с азартом испытывал неразменный. И едва насладившись его магической силой, остался очень доволен. Рубль, действительно, не кончался! Он всегда лежал у меня в кармане, когда я, накушавшись вдоволь, выходил из кондитерской. Вот оно, счастье, – подумывал я, наевшись от пуза. И, кажется, за несколько дней чуточку растолстел.

Но и бездумному потреблению приходит конец. Довольно скоро я осознал, что получать удовольствия в компании гораздо приятнее, чем в одиночку. Конечно, я таскал всякие сладости и сестрам, и брату, но меня распирало-таки от желания рассказать им всю правду. Наблюдая за удивленными лицами близких, я с трудом уходил от резонных вопросов, откуда, мол, деньги, и был вынужден держать язык за зубами. Однако, держать в секрете тот факт, что я совершил сделку с дьяволом, а посему обладаю волшебной вещицей, было невыносимо.

В пятничный вечер я убежал из дому, непреминув заглянуть в бакалею и набрать там пирожных. Куда? – спросите вы. Конечно же, в нашу секретную лабораторию! А проще сказать, в убогую сараюшку, куда не ступала нога постороннего человека.

Я обогнул по дуге дом Захара, перелез через изгородь, и по зарослям желтой акации пробрался к небольшой деревянной постройке, двух сажень в длину, и столько же в ширину. К зиме, Захар планировал утеплить ее, и поставить железную печку.

Я дернул за ручку. Закрыто. Причем, изнутри. В последнее время друг спал тут и ночью, игнорируя законное место в родительском доме. И это не удивительно. Его отец замучил всех домочадцев своими пьяными выходками, и особенно доставалось Захарке, как самому младшему. Не собираясь терпеть издевательств, мой друг объявил зарвавшемуся папаше, что начинает самостоятельно жить, а посему освобождает того от всякой ответственности, …ну, и прочих обязанностей. Я сам помогал Захару таскать немногочисленные пожитки в сарайчик.

Подождав, я постучался условленным стуком. Вся в страшных царапинах дверь, отворилась. В проеме стоял заспанного вида Захарка. Продрав глаза, он посмотрел на меня как-то странно, будто видел впервые, и с издевкою произнес:

– Да ты растолстел, брат!

– Можно войти? – спросил я.

Друг, нехотя, отступил.

– Проходи.

То, что я увидел внутри, вызвало натуральное недоумение. В его уютном прежде жилище стоял неописуемый кавардак. Все вещи разбросаны. А главное – книги. Вместо того, чтобы стоять аккуратно на полочках, те валялись в невообразимых местах: на полу; под ногами; и под кроватью.

– Ты как себя чувствуешь?

Я продолжал разглядывать помещение. Сонно хмыкнув, Захар подтянул спадающие штаны.

– Долго рассказывать. Хотя…

Он смерил меня оценивающим взглядом. Заметив в руках бумажный пакет, смягчился и произнес:

– Хотя, если ты не торопишься, можешь присесть, … где найдешь себе место. Я расскажу.

– Ладно.

Друг отошел вглубь сарая, и принялся раскочегаривать примус. Я же, освободив на столе место, выложил на него дюжину кремовых профитролей, эклеров, и рогаликов с маком.

Друг одобрительно хмыкнул.

– Так вот, – начал он, – Как только мы разминулись с тобой после кладбища, я сразу заперся на все засовы в этом хлипком убежище…

Я кивнул, перебивая товарища фразой:

– И все потому, что сам нарушил запрет произносить хотя бы звук на могиле. Наверняка тот старик ищет нас… Ты вот лучше скажи, он человек или демон?

– Точно не знаю, – друг нахмурился, и почесал кончик носа, – Тут два варианта, и я не совсем разобрался. Старик может запросто оказаться и мортом, которого мы вызывали, и обычнейшим черным магом, что менее безобидно.

– С каких это пор черные маги стали обычными?

– Извини, неправильно выразился, – смутился Захарка, – Повторяю: я до сих пор не пришел в себя после встречи.

– Постой-постой, – мне не терпелось высказать то, что прямо-таки вертелось на языке, – Ты хочешь сказать, что старикан может оказаться не порождением темных сил, а вполне земным персонажем? Например, выжившим из ума чародеем, продавшим бессмертную душу коварному дьяволу?

– Что-то вроде, – кивнул друг, – Или обычным бродягой, что ходят ночью по кладбищу в поисках пищи, или ночлега.

– Ага. Ходил, ходил, и наткнулся на нас, с нашими ритуалами.

Захар покачал головой.

– Вполне правдоподобное объяснение. Мы испугались друг друга, и он кинул в нас первым, что попалось под руку.

– Целковым? – Я кривенько усмехнулся, продолжая ему подыгрывать, – Да-да. Мало ли, что у бродяг в сумках валяется. Они даже сами не знают.

– Так вот тебе моя версия!

Захар прищурил глаза, и перешел в наступление.

– Ты неправильно прочитал заклинания! А посему, к нам явился не морт, которого мы хотели, а это, …непонятно чего!

– Но он же дал нам тот рубль. Что еще надо?!

– Вот, именно! Колдун тоже знает латынь! – Захар больно стукнул мне пальцем по лбу, – И много лучше тебя!

Я потер лоб. Спорить с Захаром было бессмысленно, а отстаивать свою точку зрения не хватало терпения. Впрочем, была ли она?

– Впрочем, – неожиданно сдался он, – я сам виноват. Не сдержался. Теперь путь на кладбище нам обоим заказан. Ведь мы одной крови, помнишь?

Захар махнул рукою на табурет, а сам снял с примуса чайник. Разливая кипяток по жестяным кружкам, продолжил изливать свои невеселые мысли много спокойнее:

– Я, конечно же, виноват. Но осознание этого пришло слишком поздно. Не разобравшись как следует в ритуалах, я вторгся на чужую территорию, волоча за собой и тебя. А ведь я даже не знаю языка мертвых!

Мое лицо выражало недоумение. Уж кто-кто, а мой друг должен разбираться во многих тонкостях эзотерики, прочитав множество книг.

– Латынь – не язык мертвецов, – пояснил друг, – Худо-бедно они ее терпят, хотя мало что понимают. Частично, это относится к мортам. Но демоны, надо тебе сказать, существа изобретательные и весьма сообразительные. Латынь давно выучили, и щебечут на нем, аки птицы…

– И какой из этого вывод?

Захар прервал свой задумчивый тон, брякнув кружкой об стол.

– Никакого! Я все еще размышляю.

– Понятно, – сказал я, – А пока твои мысли текут в неизвестном никому направлении, объясни-ка мне, дураку, почему сумасшедшему колдуну не убить нас?

– Убить? – уточнил друг.

– Да! Ведь ему нужны жертвы для мистических ритуалов? Это мы кошками промышляем, а серьезные маги приносят в жертву людей. Разве, нет?

Я перевел дух.

– Вот бы узнать его планы?

– Чтобы наделать еще больше ошибок?

Друг прищурился.

– Чтобы самим его укокошить!

Захар смотрел на меня, и в его взгляде я уловил дьявольскую усмешку. Он словно ждал от меня того, что я сам произнес.

– А вот здесь я с тобою согласен.

На губах Захара появилась загадочная улыбка.

– Пойдем, кое-что покажу.

Он схватил меня за руку и, потащил прочь из душного и тесного помещения.

Мы оказались в обширной пристройке к сараю, которую Захар соорудил пару недель назад, ощутив вдруг острую необходимость в дополнительном помещении. На столе, обитом железом, лежал …чей-то труп. Он был накрыт серой материей, так чтоб мухи и прочие насекомые, не имели доступа к телу. А их тут кружилось великое множество. Да и запах стоял – закачаешься. Друг раскрыл настежь обе фрамуги, расположенные в противоположных стенах строения.

– Смотри, – сказал он, отвернув краешек покрывала.

Я чуть не воскликнул, но вовремя спохватился. Опухшая физиономия мертвеца отдаленно напоминала мне Захаркиного родителя!

– Что он здесь делает?

– Помер, – тихо сказал друг, – третьего дня. Допился до чертиков.

– А разве ему не место на кладбище? …И где твои сестры, братья? Они знают о том, что случилось? Ты сообщил?

Захар отмахнулся.

– Уехали… Кто на заработки, а кто… Да и вообще, с этим успеется. Думаешь, кто-то проронит о нем слезинку?

Захар презрительно сплюнул.

– Туда ему и дорога.

– Но, как?…

– Так! – Захар ткнул меня в бок, – Гореть ему в преисподней! Я так и вижу, как черти жарят его на костре, да приговаривают: вот тебе за беспробудное пьянство; вот тебе за побитую женушку, что раньше срока в могилу сошла; вот тебе за детей, что при живом-то отце как безотцовщина! За все издевательства! Не-е-ет, мертвый папаша еще отдаст мне последний должок! К тому же, он как никто подходит для нашего дела.

– Каким образом?

– Неужели не понимаешь?

Захар резко задернул открытое покрывало.

– Для победы над демоном глупыми заклинаниями не отделаешься, – объяснял он, – Нам нужен помощник. Верне тот, кто будет сражаться за нас, не боясь собственной смерти.

– Покойник.

– Верно глаголешь.

Теперь я ткнул локтем Захарку.

– Но чтобы оживить мертвеца, – он продолжил, – нам нужна часть его тела.

– Для ритуала?

– Угу. Бедро или ребрышко?

Друг невесело рассмеялся, а я выпалил первое, что пришло в голову:

– Зуб!

– Не-е, – хмыкнул Захар, – зубы ему понадобятся. Лучше вот это.

Он отошел к соседнему столику со слесарными инструментами и, выбрав из него каленые щипчики, вернулся обратно.

– Будто специально ждал.

Друг протянул мне щипцы, но я замотал головой.

– Что ж…

Захар принялся за работу.

Откусив слегка почерневший мизинец, он аккуратно завернул его в обрывок старой газеты, и вручил мне.

– Пользуйся, на здоровье… Если не брезгуешь.

Я осторожно принял из рук лучшего друга странный подарок.

Захар, не мешкая ни минуты, отщипнул у покойника указательный палец и, прополоскав в какой-то вредно пахнущей жидкости, положил в холщовый мешочек. Мешочек этот он, чуть погодя, сунул себе за пазуху.

– Все, теперь я спокоен. Я долго думал, как поступить. Но тут представился случай. В конце-то концов, почему бы моему папаше, хоть после смерти, не защитить нас от вездесущего демона. Пусть теперь покажет свое искусство кулачного боя.

– Сразившись с демоном?

– Да! Ближайшей же ночью нам предстоит решающее сражение.

Могу сказать, что ритуал оживления мертвеца был тяжелым и долгим. Посему, не буду отягощать свой рассказ перечислением всех колдовских процедур. Замечу лишь интересный момент, что под конец магической вакханалии (а другого определения я не могу подобрать), наши неразменные рублики, участвовавшие в качестве платы за доступ к дьявольским силам, утратили до четверти своего веса и окончательно почернели, навсегда потеряв прежний блеск покрывавшего их серебра.

Во-о-от.

*

По дороге на кладбище Захар то и дело заглядывал через плечо, дабы воочию убедиться в наличии поспешающего на привязи трупа. Того, для отвода глаз, пришлось нарядить в цивильный костюмчик, единственный кстати. Загребая босыми ногами дорожную пыль, мертвяк смешно подпрыгивал и подергивался, едва поспевая за нами.

– Понимаешь, – повторял друг, – сами по себе мертвецы не опасны. Можно даже сказать, что это самые безобиднейшие существа на всем белом свете. Им хоть кол на голове теши, – ничегошеньки тебе не ответят. И из могилы не встанут, чтоб отомстить… И самое главное: Творец любит своих мертвецов точно так же, как и живых, поэтому никогда не тревожит.

– То есть, мертвяки поднимаются из могил по велению исключительно черного волшебства?

– Враждебного Господу волшебства, ведь оно придает им дьявольских сил. При помощи заклинаний, произведенных «недобросовестными» волшебниками, открываются самые низшие двери, через которые силы зла и проникают к нам. И вот они то, руками мертвых, и оказывают пагубное воздействие.

– Другими словами, это не мертвяки все крушат и ломают. Это делают их руками злобные маги?

– Поистине верно. И что-то подобное произойдет и сейчас. Самим справиться с демоном нам вряд ли удастся. Поэтому мы «оживили» покойничка, который будет драться за нас!

– Одна черная сила против другой? А нет других способов?

– Ты их знаешь? – Захарка насторожился.

– Нет, но… Даже в шахматах против черных сражаются белые.

– Хм.

Друг резко дернул веревку, подгоняя покойника.

– В том нету противоречия. Пусть разного цвета, но фигуры все одинаковы. Может быть слышал такую вещь, что с противником нужно сражаться его же оружием? Против меча – меч; против пики – копье. И вот что еще скажу. По большому счету, силам зла все равно кто победит в предстоящей схватке: мы, или тот самый колдун. Они, эти черные силы, уже выплеснулись наружу с нашей взаимной помощью, а потому – заранее в выигрыше.

– То есть, для черных сил, что мы, что колдун, это пешки?

– Да, им нет никакой разницы.

Я покачал головой. В это трудно поверить, но если поразмышлять…

– Давай-ка я снова тебе поясню, – вставил друг, – возвращаясь к нашим покойничкам. Начнем с того, что мертвецы скованы по рукам и ногам против собственной воли, если можно так выразиться. Да, какими бы послушными они не казались… И когда мы без спроса вытаскиваем их с того света, они связаны старинными заговорами не навредить человечеству.

– Правда?

– Да. Так называемые «заговоры», это не что иное, как фрагменты прописанного когда-то давно контракта между явью и навью…

– Это твоя версия?

– Я много читал, – отмахнулся Захар, – По одной из легенд, когда великий экспериментатор начинал свои гениальные опыты над только что созданными людьми, МЫ и ОНИ мало чем отличались. Понятие смерти было так же не до конца прописано законодательно, потому, что такого понятия, как «смерть», просто не существовало. Все жили вечно. А те, что по разным причинам не оправдывали своего назначения, переходили в разряд невостребованных, а чуть позже – новопреставленных. Они все так же продолжали ходить, могли разговаривать, и одно из различий состояло лишь в том, что ОНИ не горели желанием. Они ничего не хотели, так как их жизненный цикл сам собою закончился. А главное – они охладевали к продолжению рода, в чем заключалось сакральная цель существования абсолютно любого создания. И вот, так называемых мертвецов скопилось так много, что живым и полным сил людям, места, практически, не осталось. Мало того, произошла великая путаница. В то время Великий Создатель еще не узурпировал себе право на заключение брака, поэтому живые, по причине невозможности распознать мертвецов, иногда брали себе в жены или мужья покойников. От их союзов рождались чудовища – морты. Они, по причине ущербной наследственности, жаждали крови, поэтому принялись уничтожать всех живущих и не живущих. Началась война, в которую, в конечном итоге, оказались втянуты все: и люди, и бесы, и верховная канцелярия.

– Вот как! – воскликнул я.

– Да. Результатом ее стало четкое разделение мира на уровни, с подписанием соответствующих договоров. Отныне никто не мог без спроса вторгаться в чужие владения. Мертвецам, соответственно, определили их место. Все браки стали заключаться только на небесах, и связывали брачующихся на веки вечные, что б уж с гарантией.

– И что? – выдохнул я.

– Болван! Мертвые выполняют свои обязательства, лёжа в могилах! В отличие от ныне живущих. Представь, каково им, когда какой-нибудь неуч, типа тебя, попирая все договоры и правила, вторгается в их уютный загробный мир, где они заслуженно отдыхают, со вздорным и никчемным намерением. Издевательство, в чистом виде. И ради чего? Просто так захотелось, а черти ему нашептали воспользоваться их черной силой? А ведь они, эти самые мертвецы, вполне заслуживают некоторого уважения.

– Ну, да. Как твой папа?

Захар хмыкнул.

– Как бы там ни было, мертвецы охраняют нас, а иногда приносят себя в жертву. На самом деле, мир упокоенных в земле тел, это еще и защитная прослойка между людьми и подземными демонами. И, по большому счету, судьба покойников не завидна. С той же легкостью, как и некоторые из нас, демоны могут использовать мертвецов в своих низменных целях.

– Постой-постой! – перебил я, – Если я правильно понял, то в нашем случае получается, что услышав наши с тобою стенания, какой-то дьявольский демон в обличии колдуна передал нам артефакт в качестве пропуска в мир иной? В качестве платы, или аванса? Но за какие заслуги, хотел бы я знать? Явно же, не за пару капель кошачьей крови? …А может, он захотел вызвать нас на дуэль?

– Нет. Ты взгляни глубже. Дьяволу нужен лишь повод, чтоб выплеснуть на поверхность часть своей силы, и для этого он использует любую возможность. Допустим, через сумасшедшего старика, …или нас с тобой. Ад переполнен черной энергией. Переполнен, как кипящий котел паровой механизмы. Поверь, если время от времени не открывать спасательный клапан, он взорвется от переизбытка давления. И что тогда будет со всеми живущими, не говоря о наших миленьких мертвецах?

– Не хочешь ли ты сказать, дорогой друг, что мы оказываем нашему миру некоторую услугу?

– Отчасти, и не то, чтобы очень, – Захар засмущался, – Все-таки, использовать силы зла в своих целях, – неблагодарное дело. Использовав раз, ты вновь прибегнешь к помощи дьявола. Да и тому только на руку. Заиметь лишних помощников никогда не мешает. Вот поэтому, чтобы не уподобиться старику, нам нужно все делать правильно. Я имею ввиду ритуалы. Лишь в том случае, мы не нарушим ничьих интересов, и сами не попадем под дьявольскую зависимость.

*

Чем ближе мы подходили к погосту, тем медленней становился наш шаг. Шутка ли, через час или менее решиться наша судьба. Кто победит? Злой демон, которого мы, ради чистого любопытства, вызвали из преисподней, или мертвый папаша Захара, поднятый ради спасения отпрыска.