Читать книгу Приключения мальчика Кеши - Константин Воскресенский - Страница 7

Глава 5. 1990. Первые разочарования и обиды

Оглавление

1990. Хочу уметь летать

Разочарования и обиды – более тонкая материя, чем просто шалости или даже хулиганство. Разочарования норовят обрушить внутренний мир, а обиды исказить его, деформировать личность. В пять-шесть лет меня жёстко обманули. При чём мои же родные.

С мамой я поделился своей мечтой: хочу летать! На носу висела школа и мама сориентировалась: «Нужно читать – 30… нет… 50 страниц в день и научишься…». Я читал по 70-100.

Результат не заставил себя долго ждать. Очень быстро появилось ощущение лёгкости и воздушности, как будто паришь, но сам отрыв от земли почему-то не происходил. Видимо, читаю много, но не внимательно – подумал я. Поднажал. Время шло, а летать так и не научился. Ну что тут сказать: призовые места по скорости чтения в начальной школе для мальчика – большая редкость. Это было предметом моей гордости, а за всё хорошее, как известно, нужно платить…

1993. «Это не я!»

Разочарования только начинались, и следующее серьёзное ждало меня в конце первого класса. Букварь для первоклассника – что священное писание для верующего. И однажды у моего экземпляра склеились две страницы. Там, где буква Щ (на этом развороте изображён довольно странного вида щенок, а рядом будка-скворечник, кто ещё помнит). Когда они склеились и при каких обстоятельствах, загадкой остаётся до сих пор.

Первый же урок – урок чтения. Доходит очередь до меня, и нужно прочитать текст с недоступного мне разворота.

Я к соседу Эдику – мол, так и так.

– Неа, пользуйся своим.

Техническая заминка.

Наша первая учительница Татьяна Лазаревна Крылова уже была в возрасте – строгий советский учитель (чуть не написал воспитатель), всегда задавала всему классу высокую планку в вопросах нравственных и образовательных. Подобная заминка была для неё категорически неприемлема, и она быстро включилась в режим атаки.

Буквально через 20 секунд я стоял перед всем классом рядом с её столом и подавал свидетельские показания. С её точки зрения, история звучала неубедительно, не клеилась, была сплошь пропитана ложью (уж от кого от кого, но от тебя…) и приговор был хлёстким, но предельно простым – стоять весь день перед классом, пока я не сознаюсь. Я бы и сейчас не сознался в том, что не делал, а тогда внутри себя я был просто вне себя. В итоге простоял весь день и уже на следующий должен был прийти с мамой.

Но это был прекрасный день, и великое стояние было не напрасно. Так получилось, что с самого начала меня поставили буквально нос к носу перед Леной Хрящевой – девочкой-мечтой, поэтому даже если бы эти страницы действительно склеил бы я, то ни за что бы в этом не признался…

1993. «Я с тобою не дружу – ты не знаешь падежу»

Видимо, такого позора моей первой учительнице показалось мало, и на следующий год она решила повторить. Наступили на мою больную мозоль – падежи. По правде говоря, я их иногда путаю до сих пор, но тогда это были те ещё перлы. Например, каким будет правильный ответ на вопрос «какой?» для слова «ноябрь»? А вот и не угадали – нояборский. А для декабря – декаборский и т. д.

Именно таким было домашнее задание, и я его с треском провалил. До такой степени, что мою работу зачитали перед всем классом! Любимчик, мальчик-паинька, а падежей не знает…

Заикание, которое почти сошло на нет, внутренне быстро обострилось, дыхание затруднилось. Не знаю, что было видно со стороны, но изнутри я весь горел синим пламенем. Именно в этот день начала формироваться стойкая неприязнь к этому предмету, и через четыре года она закрепится окончательно – ещё поговорим об этом…

1997. Без вины виноватый и перевод в другую школу

Больше каких-то особых инцидентов не было, и постепенно наступил конец шестого класса. И тут со мной произошла совсем обидная и несправедливая история. Одна из ключевых, определивших мой дальнейший жизненный путь.

Как у всех нормальных детей, у меня был лучший школьный друг – Вадим Загвоздкин. Не знаю, что он там не поделил с Тёмой и Саньком (за девчонок мы ещё не боролись), но я стал случайным свидетелем их потасовки после школьных занятий вне территории нашей Климовской средней школы № 3. По-моему, они даже немного подрались, но так – для порядка.

На следующий день меня вызывают к директору и требуют написать объяснительную. После написания, почти не глядя на мой листок, мне выдвигают обвинения в пособничестве. Объяснение, что я просто рядом стоял и прибежал уже к концу их разборки, не принималось. Масла в огонь добавила мама пострадавшего Вадима. Мол, «а были лучшие друзья…» и всё такое. Разбирательство этой истории шло медленно и нудно. Финальную точку в этом вопросе поставила наш классный руководитель Васса Кондратьевна. Она просто перестала со мной здороваться…

Моя мама в начале учебного года предлагала перейти в лицей на Львовской. Я вспомнил про это предложение и твёрдо заявил маме, что перевожусь в лицей – без объяснения причин. Мужик сказал – мужик сделал. Через четыре месяца я пошёл в новую школу в новый класс…

1997. «Товарищей не сдам!»

Но на этом разочарования по линии «друзья» не прекратились. Не может же быть у ребёнка с такой активной жизненной позицией только один друг. Были ещё и во дворе ребята. Те самые, с которыми мы начали курить с седьмого класса.

Курили немного, скорее это было изучение материальной части и попытка соответствовать современным стандартам. Но настало время разоблачения, меня раскрыли. На требование мамы выдать «подельников» я твёрдо ответил, что товарищей не сдам – делай, что хочешь. Дело замяли.

Одновременно с этим был разоблачен один из моих «подельников» Лёша Антонов из 35-ой квартиры. Своей маме он сдал всех. Все мамы по домам учинили разбор. Лёша всем сказал, что предатель я, т. к. первым разоблачили именно меня. Остальные ребята (Женя Клементьев из 27-ой квартиры и Лёша Кузнецов из 39-ой) поверили ему, и я стал для них персоной нон-грата.

На этом наша многолетняя дружба вмиг закончилась.

1998. Тарас Бульба

И вот, когда в какой-то момент все друзья кончились, настроение стало прекрасное. Подвохов ожидать стало совсем неоткуда.

Но я совсем забыл про учительниц русского языка и литературы. Видимо, сказалось отсутствие опыта или короткая память.

Ирина Борисовна всегда была ко мне доброжелательна и добра. Мне она тоже нравилась, но в нашу любовь вмешался Тарас. Который Бульба.

Сочинение на эту тему было задано на дом и писалось в стеснённых обстоятельствах и впопыхах – у мамы на работе в кабинете детского массажа. Я слишком поздно про него вспомнил, и деваться было категорически некуда.

С падежами на этот раз всё было в порядке. Запятые – вот что меня подвело. И были они расставлены настолько чудно, что по моему тексту выходило вот как: Андрей взял мешок с хлебом, а мешок (в свою очередь) перешёл на сторону поляков. Уморительно, и весь класс с этим согласился. Гомерический хохот звучал на уровне 100 Дб – не меньше.

Эти пара предложений были зачитаны публично, с учительским пафосом, и это поставило окончательную точку в вопросе симпатий к этому предмету и учителям русского языка и литературы – ненавижу.

Но ненависть, согласитесь, плохое чувство, и позже судьба меня ловко подколола: моя супруга Мария – учительница русского языка и литературы… Очень смешно… Но зато спустя годы я узнал про постфиксы, некоторые части речи и ещё там по мелочи. Хотя, опять же, я не смогу сделать фонетический разбор за третий класс, который с блеском делает наша дочь Анфиса. Всё-таки не моё это. Не дано.

2000. Снова Пушкин

И вот Ирина Борисовна уходит в декрет, а на смену ей нам назначен другой, специально обученный специалист. Это была настолько вредная тётка, что я даже не могу толком вспомнить её имени. Валентина как-то её там, кажется…

Приключения мальчика Кеши

Подняться наверх