Читать книгу Женщина – не человек - Кора Бек - Страница 1

Не совсем узбекская семья.

Летящей походкой Малика вошла во двор своего дома. Девушка была очень взволнована. Ещё бы, весной она разослала запросы по поводу правил поступления в институт в разные концы Советского Союза и, наконец, когда она уже потеряла всякую надежду, ей прислали ответ! Малика получила по почте малотиражную газету Карагандинского государственного университета, в которой были ответы на все её вопросы.

Эмоциональная девушка сразу решила, что она будет подавать документы только в этот вуз. Внимание дорогого стоит! А то, что ей остальные тридцать вузов не ответили, теперь не имело никакого значения.

По дороге домой Малика радовалась, что догадалась нынче заглянуть в почтовый ящик. В их махалле ящики находились в самом начале главной улицы. Махалля – это узбекская община в пределах одного квартала, которая живёт, согласно девизу: «Один за всех, и все за одного». Все вопросы здесь решаются на общем собрании владельцев домов. А самое главное – в махалле нет социального расслоения.

Все люди – не просто добрые соседи, а братья, которые переживают за судьбу ближнего своего, приходят на помощь, следят за порядком на улицах. Впрочем, если смотреть на это дело трезво, махалля – палка о двух концах. Во всяком случае, для тех, кто ценит личную свободу. Потому что далеко не каждому понравится, что вся его жизнь проходит на виду у соседей, какими бы замечательными эти люди ни являлись. Махалля – это краеугольный камень Узбекистана, который выстоял и в царской России, и в СССР. Все города и некоторые кишлаки республики делятся на махалли. В одной из таких махаллей города Намангана и проживала семья Малики Закировой.

У девушки, уже предвкушавшей учёбу в одном из авторитетных университетов Средней Азии, распирало грудь от охвативших её чувств. Её приподнятое настроение не могли даже испортить посеревшие стены домов с местами отвалившейся штукатуркой. Хотя, когда их семья три года назад переехала в Наманган, Малике казалось, что она никогда не сможет привыкнуть к этим узким, темноватым, неприветливым улочкам, из которых в большинстве своём и состоит традиционная узбекская махалля.

А всё дело в том, что в махалле дома выходят на улицу торцевой частью, а не фасадом. Причём этот торец не имеет окон, совсем. Вот и получается, что, идя по извилистым улицам махалли, человек видит только глухие, и не всегда красивые глинобитные стены, которые упираются одним концом в дарвозу, или в ворота. Особенно мрачный вид махалля имеет ночью. Впрочем, и днём человеку с развитым воображением может запросто почудиться, будто он очутился в самом что ни на есть настоящем средневековье, и что вот-вот из-за угла появится какой-нибудь бандит с кривым кинжалом в руках.

Однако Малика шла по улице своей махалли ранним летним вечером, когда на небе ещё вовсю светило солнце, как будто поддерживая девушку, получившую долгожданный ответ из университета.

Малика, счастливая, шла домой и в то же время беспокоилась, не зная наверняка, какой окажется реакция мамы на её сообщение, что она может скоро уехать из Намангана.

– Скорее всего, мама начнёт меня отговаривать от учёбы в чужом городе, – размышляла девушка. – Она всегда боится за нас, хоть все дети взрослые. Но я объясню ей, что раз мне ответил Карагандинский университет, значит – это судьба! Караганду от Намангана всего полторы тысячи километров отделяет. Разве это расстояние? Вот, если бы я поехала учиться в Новосибирск или Ленинград, тогда ещё можно было бы переживать. А тут? Ерунда!

С такими оптимистичными, даже вдохновляющими мыслями Малика переступила порог. Однако мамы в доме почему-то не оказалось. Хотя, судя по неубранному дастурхону, так в Узбекистане называется низкий обеденный стол высотой около 30 сантиметров, дома были гости. Невысокий сервант был сплошь заставлен коробками конфет, плетёными корзинами с орехами, фруктами, и с перевязанными лентами свёртками. Такое впечатление, будто в их дом кто-то пришёл и надарил подарков.

Очень странно! В честь чего? Малика вышла обратно во двор и, обогнув дом, нашла маму в саду. С подвязанным под подбородком белым платком Фархунда-опа сидела на скамье и задумчиво смотрела на высокую чинару, что росла одна среди фруктовых деревьев. Но платан был таким старым, что ни у кого не поднялась рука его срубить, несмотря на то что это дерево занимало в саду немало места.

На появление дочери Фархунда-опа не отреагировала, так глубоко, очевидно, она была погружена в свои мысли. У Малики защемило сердце. За последний год мама очень сильно постарела, похудела. А ещё перестала смеяться.

Глядя на согбенные плечи матери, Малика засомневалась, а стоит ли ей рассказывать о полученной из университета почте? Кажется, мама не в настроении. Или в их семье опять что-то случилось?.. От волнения у Малики стали подгибаться коленки. Чтобы не упасть, она прислонилась спиной к дереву. Почувствовав на себе взгляд, женщина подняла голову.

– Кизим (доченька)? – слабо улыбнулась Фархунда-опа.

Низкий надтреснутый голос матери ещё больше испугал девушку. От страха, предчувствия не очень доброй вести у Малики вдруг пропал голос. А Фархунда-опа, постаравшись взять себя в руки, заговорила. Но начала женщина, как водится на Востоке, издалека:

– Видно, пришло время, кизим, стать тебе взрослой. После смерти папы я постаралась дать своим детям всё, чтоб вы не ощущали себя сиротами. Вроде бы ещё вчера, Малика, ты была маленькой. Помнишь, соседи называли тебя маминым хвостиком? Но годы пролетели…

Вспомнив тот сложный период их жизни, Фархунда-опа вздохнула и продолжила:

– Ты сама знаешь, и братья твои, и Лола очень тебя любят. Всем нам будет не хватать тебя, кизим, когда ты покинешь отчий дом.

Карие миндалевидные глаза Малики от удивления округлились. Откуда мама узнала, что она собирается поступать учиться не в родном Узбекистане, а надумала ехать в соседнюю республику? Зная чересчур беспокойный характер своей матери, девушка всё, что можно, от неё скрывала, или не говорила до последнего. Не рассказывала Малика и о своих планах относительно учёбы.

С одной стороны, девушка очень не хотела раньше времени расстраивать маму. С другой, единственное, что она наверняка знала, – то, что ей нужно получить хорошее образование, а в патриархальном Намангане, по мнению Малики, это было нереально.

– Пожалуйста, не расстраивайтесь так сильно, мама, – пролепетала девушка.

От неожиданности Малика забыла свою яркую убедительную речь, которую подготовила, идя по пыльной улице их махалли. О том, что маме не придётся за неё переживать, когда она уедет учиться. Каждую неделю Малика будет звонить домой и писать письма. Во время учёбы она устроится работать уборщицей, или санитаркой в больницу на полставки, чтобы саму себя обеспечивать.

Вон, её бывший одноклассник Алик Рашидов в многомиллионную Москву уехал учиться, и с ним всё в порядке! Поэтому с ней тем более ничего плохого не произойдёт в Караганде, ведь этот город в 15 раз меньше Москвы. И вообще, маме нужно доверять своим детям, а не стремиться к тому, чтоб они, будучи взрослыми, держались за мамину юбку.

Философия премудрого пескаря, которую исповедовала мама, порой приводила Малику в отчаяние. Смысл всех маминых речей сводился к одному: Нужно быть осторожнее. Это значит – выйти замуж и спрятаться за широкую мужнину спину; лишний раз не выходить из дома; общаться только с близкими родственниками; ни с кем не конфликтовать, чтобы не нажить нечаянно врагов; главное – быть, просто быть, это и есть, по мнению Фархунды-опа, человеческое счастье в неспокойном мире. Но Малика с этим была в корне не согласна.

Русскоязычной узбечке Малике Закировой с её жаждой жизни и размашистостью натуры не хватало воздуха в Намангане – самом узбекском из всех узбекских городов, в котором жизнь как будто остановилась на уровне 19 века. Её семья переехала сюда три года назад, но девушка не смогла привыкнуть к городу мечетей и белых платков, которые здесь носили даже молодые девушки, не говоря о женщинах. А мама сразила Малику наповал словами:

– Сегодня, кизим, к нам приходили сваты. Тебя хочет взять в жёны один хороший парень.

– Какой парень? – не поняла Малика. – У меня нет, мама, никакого парня!

Фархунда-опа торопливо заговорила:

– Его зовут Карим. Хорошо разговаривает по-русски. Карим родом из Сурхандарьинской области, но его мать пообещала мне, что ты будешь приезжать домой когда захочешь!

– Я не хочу замуж, мама! – воскликнула девушка. – И вообще, откуда этот парень взялся? Как можно жениться, или выходить замуж, не видя в глаза будущих невесту или жениха?

– Карим видел тебя на школьной фотографии, – объяснила Фархунда-опа. – Твоя бывшая одноклассница Шахло Бабаева оказалась их родственницей. Она показала Кариму альбом, когда он был у них в гостях со своей матерью. И ты, кизим, ему понравилась, – заключила с видимым удовольствием женщина. – Не только ему, но матери Карима, а это ещё важнее!

– Они не знают, что я очень плохо разговариваю по-узбекски, – нашла находчивая девушка у себя существенный изъян, ведь в Намангане ей не раз пеняли за это даже молодые, уж не говоря о стариках.

– Научишься! – улыбнулась Фархунда-опа. – Я думаю, им понравилось, что у тебя светлая кожа. На юге это очень ценят. И, возможно, Шахло рассказала им о тебе что-то хорошее.

– Какая дикость! – закрыв руками лицо и опустившись на землю, прошептала Малика. – Мир на пороге 21 века, а в Узбекистане люди до сих пор живут по старинке.

– У нашего народа жену сыну всегда подбирали его родители, – уже более строгим тоном ответила Фархунда-опа. – Последние полвека случалось, что парень сам знакомил девушку со своими отцом-матерью. Но сейчас, слава Аллаху, старые обычаи возвращаются!

– Никогда не думала, что это коснётся меня, – тихо произнесла Малика.

– Но ты ведь знала, как я мечтаю выдать тебя замуж? – нахмурилась Фархунда-опа.

– Мне нужно получить образование, мама, – попыталась переубедить мать Малика.

– Кизим, твоя будущая кайнана, мать Карима, сказала, что в Термезе есть педагогический институт. Ты сможешь учиться заочно. Термез от Учкудука недалеко находится. Дважды в год будешь ездить на сессию: утром – туда, после обеда – домой. Конечно, твой муж будет сопровождать тебя в этих поездках. Замужней женщине нельзя быть в дороге одной.

– Учкудук?.. – девушка непонимающе посмотрела на мать.

Термез она знала. Это город, который находится на границе с Афганистаном. Там в начале восьмидесятых годов построили мост Дружбы, через который советские солдаты уходили воевать. Туда несколько раз ездил её брат Шухрат, чтоб привезти из Термеза дефицитные вещи. Со слов брата, видеомагнитофонами, джинсами, кроссовками в Термезе не торговал только ленивый. Товары поступали из Афганистана контрабандой, и в этой торговле были замешаны даже пограничники и милиционеры.

Но если сокурсники Шухрата брали вещи для перепродажи, то он покупал лишь для себя и близких. Фархунда-опа боялась, что сына могут посадить в тюрьму за спекуляцию. Как ни убеждал Шухрат мать, что времена изменились, и сейчас за это не сажают, Фархунда-опа не соглашалась, чтоб сын купил хоть одну лишнюю вещь, дабы оправдать свои расходы на поездку. А в отсутствие Шухрата женщина места себе не находила от переживаний, подолгу молилась богу и, заслышав какой-либо шум, выбегала на улицу.

С дочкой дело обстоит иначе. Она уедет на другой конец республики, чтоб выйти замуж. Как бы ни болело сердце матери, но родственники правы: жизнь в кишлаке пойдёт дочери на пользу. Уж больно Малика далека от всего узбекского. Не углядела Фархунда за дочкой. Привыкла Малика говорить только по-русски, и в подружках у неё были русские, украинки, кореянки, белоруски.

Зарафшан, откуда они переехали в Наманган, – многонациональный город. В то время, пока мать торговала на базаре, младшая дочка жила своей жизнью. Сыновья – те хотя бы в кишлак изредка ездили к родне, а Малику Фархунда-опа от себя далеко не отпускала. Вот и получилось: с виду дочь узбечка, а душой – как русская. Перед людьми неудобно. Теперь нужно это исправлять. Хорошо, приличный жених подвернулся. Карим – серьёзный парень, с ним Малика не пропадёт, думала Фархунда-опа, пытаясь саму себя успокоить.

– Это кишлак, в котором тебе, кизим, предстоит жить, – ответила она на вопрос дочери.

Фархунда-опа изо всех сил старалась говорить бодрым голосом. Женщине было трудно и больно расставаться с дочерью. Ведь будь её воля, Фархунда-опа предпочла бы, чтобы все её дети проживали с ней под одной крышей. Потеряв мужа и двоих старших сыновей, она стала безумно бояться за остальных детей. Но родственники сумели убедить женщину, что у неё появился шанс наставить своенравную младшую дочь, которая говорит и думает по-русски, на путь истинный. В Узбекистан начинают постепенно возвращаться старые обычаи.

Особенно это заметно в Намангане, где основное население составляют узбеки. Поэтому для Малики лучший выход – выйти замуж за парня из сельской глубинки, где её обучат не только говорить по-узбекски, но национальным традициям и разным полезным навыкам. В кишлаке она быстро научится доить корову, взбивать масло, чистить коровник, вышивать орнаменты, в общем, всё то, что должна уметь делать девушка, чтоб не пропасть в жизни. А то Малика в свои 18 лет только и знает, что книжки читает. Непорядок!

Надо, надо выдать дочь замуж, пока берут! У обрусевшей узбечки шансы выйти замуж в Намангане близки к нулю. Между тем через несколько лет Малика может перейти в разряд старых дев. Тогда её точно замуж не возьмут. Неужели Фархунда хочет такой незавидной участи для своей младшей дочери? Да им нужно обеими руками держаться за этого парня из Учкудука!

Так в один голос заявили женщине родственники, коих она нынче пригласила в свой дом на совчилик, или сватовство, не предупредив об этом дочь. Фархунда оттягивала непростой разговор с Маликой как могла, долго готовилась к нему, подыскивала убедительные на её взгляд доводы. Ведь как бы ни болело материнское сердце, но приходится выпускать своих птенчиков из гнёздышка.

– Но кем я буду в этом кишлаке работать после окончания пединститута? – расстроенно сказала Малика. – В Учкудуке как пить дать нет русской школы!

– Об этом я не спросила, – озадачилась мать, но тут же добавила:

– Кто знает, может, русская школа там есть? Ведь Карим по-русски хорошо говорит. Сам он торгует на базаре в Термезе, а значит, семью сможет обеспечить. И ты, кизим, найдёшь для себя какую-нибудь работу. Понемногу встанете на ноги, обзаведётесь хозяйством. Если на то будет воля Аллаха, со временем построите себе дом, заживёте своей семьёй. А я буду время от времени навещать тебя в Учкудуке. Всё будет хорошо, кизим, вот увидишь!

– Мама, я хочу уехать из Узбекистана, – решилась признаться девушка.

Конечно, они и раньше обсуждали с мамой эту тему. Фархунда-опа тогда была против, а после трагической гибели брата прошлым летом Малика сама не заговаривала об отъезде.

– Кому нужны узбеки на чужбине? – возразила ей Фархунда-опа. – Мне тем и понравился Карим, что он родился и вырос в кишлаке, знает узбекский язык, все наши обычаи. Здесь, в Намангане, нам ещё никто не засылал сватов. Не нравится местным твой русский характер. А время идёт. Боюсь, как бы ты, Малика, одинокой не осталась.

– Да успею ещё я выйти замуж! – простонала Малика. – Сами подумайте, мама, как я буду жить в кишлаке? Не про меня все эти дремучие обычаи! Я ничего в них не понимаю.

– Я уже разломила лепёшку. Теперь отступать поздно, – заметила Фархунда-опа.

Узбеки разламывают лепёшку во время совчилика (сватовства) в знак своего согласия, что предложение сватов принято. С этого момента начинается подготовка к свадьбе, поскольку у узбеков особое, трепетное отношение к хлебу. Это всё равно, что принести клятву.

– Забудьте, мама, об этом? – попросила Малика мать, умоляюще прижав к груди руки.

– Пойми, кизим, хоть ты и говоришь по-русски получше иных русских, они тебя не примут? Ты всегда для русских будешь оставаться чужой, даже если научишься играть на балалайке, – подытожила их разговор женщина.

– Пожалуйста, мама, не делайте меня несчастной? – на глазах Малики заблестели слёзы.

– Чувствую я, что уже скоро меня заберёт Всевышний. Не устроив твою судьбу, кизим, я не смогу покинуть этот бренный мир со спокойной душой. Подумай о своей старой матери? – встав со скамейки, ответила Фархунда-опа и шаркающей походкой направилась к дому.

После ухода мамы Малика подошла к чинаре и, обхватив обеими руками широкий ствол, стояла, словно надеялась услышать какой-то ответ от старого платана, немало повидавшего на своём долгом веку. Однако в этот жаркий, безветренный июльский день чинара даже не шелестела своей листвой. Склонив густую крону, она как будто сочувствовала девушке, но ничем не могла ей помочь.

Потом в сад пришёл брат Шухрат. Он начал уговаривать сестрёнку зайти домой. Малика в ответ качала головой и беззвучно плакала. Тогда Шухрат с упрёком произнёс:

– Не будь эгоисткой, Малика, пожалей маму! Она и так плохо чувствует себя после смерти Маджида. Сейчас сидит на кухне и плачет.

Эти слова подействовали на девушку, как холодный душ. С трудом разжав свои пальцы, она оторвалась от чинары и позволила брату отвести себя в дом.

Замуж за нелюбимого.

Все последующие дни для Малики прошли, как в тумане. Один раз она вышла из дома, чтобы сходить в библиотеку, куда благодаря протекции одного их дальнего родственника девушке удалось устроиться после школы помощником библиотекаря. Малика написала заявление об отпуске с последующим увольнением. Её отпустили без проблем.

Ведь желающих работать на «чистой работе», как называли в республиках Средней Азии работу в конторе, всегда было более чем достаточно. Тем паче, что в Намангане женщины трудились большей частью на шелкоткацких и текстильных фабриках, либо на обувном и химическом заводах. В общем, выбор небольшой. Конечно, на место Малики взяли не абы кого. В Узбекистане всё делается через родственников, либо связи. Как, впрочем, во всей Средней Азии.

Малика Закирова уволилась с работы и занялась подготовкой к свадьбе. Собственно, ей не нужно было делать что-то особенное. На Востоке приданое девочкам их матери готовят сызмальства. Покупают заранее постельное бельё, полотенца, посуду, шьют курпачи – это узбекские стёганые матрасы. Их лицевая сторона шьётся из панбархата, плюша или атласа, а внутренняя – из хлопка. Матрас наполняется ватой, которая имеет идеально однородный состав.

Курпача – очень универсальная вещь. На матрасах узбеки спят, едят, отдыхают. Принято считать, что чем больше в том или ином доме курпач – тем его хозяин богаче. Поэтому, готовя для дочерей приданое, матери всегда стараются изготовить как можно больше таких матрасов. Также в сундук невесты кладут новую одежду, обувь. В идеале их должно хватить на ближайшие семь лет, чтоб мужу не пришлось беспокоиться о внешнем виде жены, тратя на это деньги.

Фархунда-опа, овдовевшая в 39 лет, была искренне убеждена, что до пенсии не доживёт. Минувшей весной ей исполнилось 52 года. Поэтому с ещё большим тщанием, чем другие узбекские матери, она готовила приданое для своей младшей дочери. Женщина опасалась, что будущая родня будет обижать Малику, если посчитает приданое чересчур скромным. Но ещё больше она боялась умереть, не успев выдать дочку замуж. У Малики и так-то отца нет, а если она окажется круглой сиротой, то люди подавно будут воротить от неё нос.

Вот и старалась Фархунда-опа изо всех сил: покупала всё, что положено, шила курпачи, да ещё успевала торговать на базаре. Одного приданого недостаточно. Отдельная головная боль для родителей взрослых детей – это свадьба. К ней на Востоке готовятся практически сразу после рождения первого ребёнка. А семьи в большинстве своём многодетные…

К чести Фархунды-опа, ей удалось, торгуя на базаре и откладывая из скромной пенсии по утере кормильца, скопить кое-каких денег на будущие семейные торжества. Добившись от Малики согласия выйти замуж, женщина начала спешно готовиться. Сторона жениха также не хотела долго тянуть со свадьбой.

В дом к Закировым зачастили разные тётушки, которые учили невесту уму-разуму, пока хозяйка дома занималась закупом продуктов. Это всё были дальние родственницы, потому что близкой родни у Закировых, в отличие от большинства узбеков, практически не было. Зато в Узбекистане исстари существовало деление на роды.

Согласно этому родоплеменному делению, Закировы принадлежали к одному из самых древних узбекских родов – найман. Между тем жених Малики – Карим Орипов, относился к роду конгурат – одному из самых крупных и влиятельных узбекских родов.

Собственно, по этой причине замужество младшей дочери Фархунды-опа и вызвало у их родственников озабоченность. Ведь найманы по праву гордились древностью своего рода. Разумеется, когда их девушки выходили замуж за представителей другого рода, найманы давали понять той стороне, как им крупно повезло породниться с ними. Однако в случае с конгуратами похвастаться не получилось. Потому что конгураты также гордились тем, что сам Чингиз-хан, да и другие монгольские ханы брали в жёны дочерей знатных конгуратов. Теперь родственники семьи Закировых беспокоились, как бы им не ударить лицом в грязь.

Проблема заключалась в невесте. В патриархальном Намангане с его вековыми устоями и глубокой религиозностью идеи социализма как-то не прижились. О равноправии полов здесь не могло быть и речи. Местные девушки традиционно получали строгое воспитание. И если в других городах Узбекистана девочки наравне с мальчиками занимались в школе спортом, посещали разные кружки, и даже могли выйти замуж по любви, то в Намангане им с детства вбивали в голову, что главная и единственная миссия девочки – это получить благословение родителей, выйти замуж и нарожать кучу ребятишек.

Но если женщина где-то работает, то после работы она должна бежать со всех ног домой. Никаких интересов по определению она иметь не может. Жизнь по заветам предков. С этой принципиальной позицией жителей не могли ничего поделать ни школа, ни комсомол, ни партия. Люди согласно кивали головами на разных собраниях, но жили по-своему. Можно сказать, советская власть в Намангане потерпела поражение.

А вот Малика родилась и выросла в многонациональном городе. На родину своей матери в Наманган она приехала, когда ей было 15 лет вполне сформировавшимся человеком. Но, по мнению здешней родни, младшая дочь Фархунды-опа обладала чересчур живым, даже независимым характером; плохо знала узбекский язык; носила брюки и мини; не пыталась научиться вышиванию и даже не умела готовить плов – блюдо из моркови, риса и мяса.

Родственники между собой шептались, что Фархунда-опа слишком уж избаловала Малику. Какой узбек в Намангане захочет взять неумеху замуж? Наверное, ей лучше уехать отсюда в столицу республики Ташкент, где много таких же, как она, русскоязычных узбеков. Иначе останется Малика старой девой. Какой позор на седую голову её матери!

Но, видно, Всевышний сжалился над вдовой, решили родственники Закировых, когда им Фархунда-опа вдруг сообщила, что к Малике хочет посвататься парень с юга Узбекистана. Там чтут национальные традиции не меньше, чем в Намангане. Разумеется, все наперебой стали убеждать женщину, что её своенравной дочери выпал счастливый лотерейный билет. Доводы родственников вкупе с опасениями вдовы умереть, не успев выдать младшенькую замуж, сделали своё дело. В доме Закировых начались активные приготовления к свадьбе.

Пока Фархунда-опа со своей племянницей – их чуть ли не единственной близкой роднёй, отоваривались на базаре, заботливые тётушки по родоплеменной линии каждый день в их дом приходили и вели с невестой долгие нравоучительные беседы. Одна рассказывала о славном прошлом их предков, другая подарила девушке русско-узбекский словарь, третья учила, как следует вести себя со свекровью, четвёртая объясняла, как надо топить печь.

Все они действительно очень беспокоились, что скажут о найманах представители рода конгурат. Возможно потому, что даже в рамках одного народа есть место соперничеству. По Малике конгураты станут судить обо всех найманах. И найманы лезли из кожи вон…

Юная невеста смотрела на всё происходящее вокруг неё отстранённым взглядом. Чтобы не причинять маме душевных страданий Малика приняла судьбу. Но ей – озорной весёлой девчонке, которая была так далека от национальных традиций и религии, не верилось, что это всё происходит с ней: что это ей на свадьбе и тем более после неё придётся кланяться родственникам мужа, которого ещё в глаза не видела; что она – горожанка до мозга костей, и вправду уедет в какой-то далёкий кишлак. Она, которая в жизни в кишлаке не была?! Нет, такого просто не может быть! Фантазёрке Малике хотелось верить, что однажды утром она откроет глаза и окажется, что это всё сон. А сон никак не заканчивался.

Хотя Малике ещё повезло. Поскольку семья Закировых и среди родственников, и в своей махалле считалась не совсем узбекской по причине того, что они переехали в Наманган из города Зарафшан, в котором проживали большей частью славяне, в случае с Маликой всё упростили. Тот же совчилик, или сватовство, который обычно проходит в три этапа, провели за один день и даже без участия невесты. Закировым помогли родственники и соседи. Туй, или свадьбу, также не стали растягивать: за один день отгуляли. Наконец, найманы сумели договориться с конгуратами, что шахар келини, или городская невестка, на туе в Учкудуке будет кланяться только их самым близким родственникам. Хотя бывают такие свадьбы, где невеста не может и на минутку присесть, так как она без конца кланяется многочисленным родственникам мужа.

Конечно же, найманы переживали в данной ситуации не столько о Малике, сколько о том, чтобы их строптивая невеста в кишлаке чего-нибудь не учудила. Ведь разговоров потом не оберёшься! А для узбека нет ничего страшнее, чем осуждение соседей или родственников.

Потом была свадьба. Благодаря жителям их махалли, а также родственникам, которые пришли на помощь семье Закировых, торжество получилось достойным. На своей свадьбе Малика впервые увидела будущего мужа. Среднего роста, жилистый, но крепкий парень, довольно смуглый, как все уроженцы юга, Карим мало говорил, зато часто улыбался и явно старался понравиться окружающим. Однако юная невеста жениху не поверила. Белозубая улыбка Карима показалась Малике наигранной.

К примеру, когда семья Закировых переехала в Наманган, и она пришла в новую школу, одноклассники встретили Малику не совсем дружелюбно. Девчонка в коротком школьном платьице сразу не пришлась ко двору в школе, в которой даже ученицы начальных классов показывали на неё пальцем, искренне ужасаясь, как можно в таком виде ходить по улице и уж тем более приходить на занятия. Они-то сами носили коричневое платье ниже колен, а волосы заплетали в сорок косичек, как положено.

Нет, поначалу Малика, которой её мама прожужжала все уши, что в Намангане другие порядки, и негоже её дочери в новом коллективе выделяться, попыталась не выглядеть белой вороной. Первого сентября впервые в своей жизни она одела удлинённое платье приятного голубого цвета. Правда, волосы заплетать не стала, а сделала два симпатичных хвостика. Одетые в строгую форму коричневого цвета девочки встретили русскоязычную новенькую такими взглядами, как будто они вдруг воочию увидели Марию Магдалину ещё до её легендарного раскаяния! Им было не понять, какую жертву принесла Малика, чтоб влиться в новый коллектив. А она подумала:

– Хорошо, на дворе 20 век, иначе бы меня камнями здесь забросали. Легко!

Боже, как она тогда страдала! Платье путалось в ногах, из-за чего Малика боялась упасть. В итоге, девушка двигалась семенящей скованной походкой. А когда её вызывали к доске, Малика думала только о том, как бы не сделать неловкого движения и не растянуться на полу на радость своих одноклассников. Промучившись так пару недель, девушка плюнула на общественное мнение, вооружилась ножницами, да и укоротила школьное платье.

После этого Малика почувствовала себя значительно лучше. Однако одноклассники опять её не поняли. Девчонки любили обсуждать новенькую в своём кружке, учителя качали ей вслед головами, ребята усмехались. Для своих одноклассников Малика Закирова, как была, так и осталась белой вороной. Неудивительно, что девушка была счастлива, когда, наконец, она получила на руки аттестат зрелости.

Но теперь, глядя на Карима, Малика вдруг поняла, что её бывшие одноклассники в своей стойкой нелюбви к ней были хотя бы искренни. Гораздо сложнее иметь дело с человеком, у которого непонятно что на уме. А ведь это её муж… Уже муж.

По дороге в Учкудук.

Родственники новобрачной настояли, чтоб официальная регистрация брака состоялась в Намангане. Ехать в какой-то богом забытый кишлак никто из гордых найманов не захотел. Пришлось спесивым конгуратам пойти навстречу их новой родне. На второй день во дворе дома вновь накрыли столы для гостей, потом на заказных автобусах отправились в загс.

После регистрации новоиспечённые родственники ещё целый час прощались, друг друга приглашали в гости и передавали приветы домочадцам. В общем, всё, как положено на Востоке. В сторонке утирали слёзы невеста, Фархунда-опа и старшая сестра Малики Лола, специально приехавшая в Наманган из Зарафшана на свадьбу.

Наконец, старый ПАЗик некогда жёлтого цвета, набитый конгуратами, тронулся с места. В ту же секунду белая «Волга» с большой куклой на капоте и разукрашенная разноцветными лентами выехала вперёд, возглавив скромный свадебный кортеж. В машине находились молодожёны, свидетель со стороны жениха и бывшая одноклассница Малики, та самая Шахло Бабаева, которая показала свой школьный альбом Кариму и его матери. Поскольку единственная подруга Малики в Намангане Замира Вахидова была замужем, было решено, чтобы Шахло выступила на свадьбе в качестве свидетельницы со стороны невесты.

Малике было всё равно. Перед свадьбой Фархунда-опа так распереживалась, что родные решили: будет лучше, если она останется дома. Ведь неизвестно, как пожилая женщина перенесёт дальнюю дорогу? Сестре Лоле нужно было возвращаться обратно в Зарафшан. Один из братьев невесты некстати оказался в больнице с аппендицитом, второй остался присматривать за матерью. Другой близкой родни, кроме племянницы и младшего брата Фархунды-опа, у них не было.

В итоге, со стороны невесты на свадьбу поехали два человека: двоюродная сестра Малики и её дядя – младший брат матери. Его звали Юсуф-ака, он работал на местном телевидении звукорежиссёром. Узнав об этом, новая родня прямо вцепилась в Юсуфа-ака с просьбой запечатлеть свадьбу в Учкудуке на камеру. Для уроженцев отдалённого кишлака это было сродни тому, как если бы их вдруг показали по телевизору.

Юсуф-ака уговорил коллегу-оператора взять на выходные камеру, и они отправились на юг республики на стареньких белых «жигулях» оператора. Вместе с ними в автомобиль села и племянница Фархунды-опа. Родня со стороны жениха с шумом-гамом разместилась в ПАЗике. Оставляя за собой клубы пыли, свадебный кортеж выехал из Намангана.

Карим сначала пытался шутить, как-то развлекать свою невесту. Однако Малика была так глубоко погружена в свои мысли, что на шутки жениха никак не реагировала. Карим умолк, а вскоре, разморённый жарой, уснул. Глядя на сладко посапывающего жениха, который по-детски уткнулся щекой в обитую велюром спинку заднего сиденья, Малика никак не могла поверить, что этот чужой человек – её муж.

Если бы ещё недавно кто-нибудь сказал ей, что она выйдет замуж за человека, которого впервые увидит в день своей свадьбы, Малика в ответ рассмеялась бы. Узбекские девушки в кишлаках так выходили. Малика об этом слышала не раз. Но чтобы она – современная русскоязычная узбечка Малика Закирова, которая мечтала стать археологом?! Нет, такое невозможно! И вот…

Свадебный кортеж целеустремлённо двигался вперёд. В пути было несколько остановок на обед, а потом кто-нибудь сменял водителей, и поездка продолжалась. Долгая дорога на юг по ухабистому шоссе так вымотала хрупкую девушку, что под конец этого путешествия она хотела одного: добраться до конечной точки, а там – будь что будет! Но оказалось, что основные трудности ждали её впереди.

Унылый и монотонный пейзаж; выжженные южным солнцем холмы, на которых изредка встречалась песчаная акация; бескрайние, безмолвные пески; нещадно палящее солнце вселяли в душу впечатлительной девушки жуткую тоску. Увидев впереди две высокие, по виду древние чинары, которые росли по разные стороны дороги, Малика обрадовалась. Ну хоть какое-то разнообразие!

Девушка прильнула к окну, чтобы разглядеть получше деревья, как неожиданно машину подбросило на кочке. Проспавший почти всю дорогу Карим очнулся и, продирая глаза, принялся оглядываться по сторонам. Чёрные, жёсткие волосы парня взлохматились, лицо выглядело помятым, а с левого уголка губы тонкой струйкой потекла слюна. Понятно, что Карим долго находился в неудобном положении тела, поскольку особенно развернуться в автомобиле не было возможности, однако у Малики его внешний вид вызвал ещё большее отторжение. Она отвернулась, а молодой муж громко воскликнул:

– Учкудук? Наконец-то!

Спустя время, немного освоившись на новом месте, Малика удивится, почему их кишлак называется Учкудук? В переводе с узбекского слово «учкудук» означает «три колодца». Но в действительности в кишлаке не было даже одного колодца, из-за чего его жители брали воду в оросительном канале – арыке. По мнению девушки, малой родине её мужа больше подошло бы другое название – Иккичинор, или Две чинары. Не зря же эти два роскошных платана предваряли въезд в кишлак?

А пока, возбуждённый скорым приездом домой, Карим обратился к водителю:

– Аброр, включай свою бибикалку и жми на тормоза! Весь Учкудук должен узнать, что мы приехали!

Водитель «Волги» моментально отреагировал на просьбу. Невеста зажала уши руками. А жених сплюнул себе на ладонь, затем пригладил жёсткие волосы, гордо расправил плечи и высунулся в окно машины. Карима просто распирало от счастья и гордости. Ещё бы, ведь он герой дня! Сейчас весь Учкудук вывалит на улицы, чтоб посмотреть на него – вчерашнего сопливого мальчишку, который привёз в кишлак шахар келини, или городскую невестку. Кто из его друзей или соседей может похвастаться этим? Обычно городские девчонки нос воротят от деревенских парней. А Карим привёз себе невесту аж из далёкого Намангана!

Ехавший позади автобус включил в свою очередь клаксон. Из чувства солидарности к ним присоединились и представители невесты, которые ехали на «жигулях». Так, непрерывно сигналя, свадебный кортеж въехал в кишлак. Мечта Карима сбылась! На улицы высыпала такая куча народу, словно сегодня праздновали Первое мая. Маленькие девочки глазели с восторгом на куклу, одетую в красивое платье. Босоногие мальчишки бежали за «Волгой», словно надеялись обогнать машину. Улица широкая. Что бы детворе и не побегать?

К тому же в кишлаке невесту к дому жениха привозили на «москвиче», «жигулях», а то и вовсе на телеге. Но семья Карима постаралась, договорилась с председателем сельсовета, чтобы он выделил им свою «Волгу». Тот, конечно, в жизни на это не согласился бы, но отец жениха нажал на его чувство самолюбия. Что подумают о конгуратах чванливые найманы, если они приедут за их невестой на задрипанном «москвиче», либо заурядных «жигулях»? Вопрос сразу решился. Карим Орипов привёз невесту из Намангана на шикарной «Волге».

Вдруг из-за поворота, где, видимо, находился какой-то маленький переулок, показалась арба – двухколёсная повозка, запряжённая ишаком. На повозке сидел мальчик примерно двенадцати лет с длинной хворостиной в руках. Позабыв о цели своего путешествия, он во все глаза смотрел на чудо чудесное – свадебный кортеж, по-городскому украшенный, да к тому же громко сигналивший. Однако его четвероногий товарищ праздничную процессию не оценил. Испугавшись шума, ишак бросился вперёд со скоростью быстроногой лани.

Его юный хозяин упал спиной на дно, застеленное соломой, а рукой ухватился за один край повозки. В итоге, ишаку удалось то, что не получалось у ребятни. Обогнав все машины, он свернул в другой переулок. А на том конце улицы паслись бараны. Увидев мчащуюся на них повозку, бараны отпрянули в сторону. Но обошлось без жертв. Ребятня была в полном восторге, часть мальчишек кинулась за ишаком. За ними следом побежали и двое мужчин, чтоб ненароком не случилось какой беды. С ишака-то какой спрос?

А «Волга» лихо притормозила перед белой дорожкой, которая вела к дому, где собралось особенно много народу. Карим первым вышел из машины и поднял вверх руку. Получился жест почти, как у партийных вождей, которые, стоя на высокой трибуне, приветствуют свой народ во время праздничных демонстраций. Придерживая одной рукой фату, а кончиками пальцев другой руки приподняв подол, чтоб платье не запачкалось в пыли, следом за ним появилась невеста.

Короткая летняя ночь.

Никогда прежде не бывавшая в кишлаке, Малика с отчаянием смотрела на глинобитные потрескавшиеся стены домов, пасущихся в конце улицы баранов, поднятую ишаком пыль, и на возбуждённую толпу, которая разглядывала её с нескрываемым интересом. Девушку не покидало странное ощущение, как будто она вдруг оказалась в средневековье. На фоне Учкудука столь нелюбимый ею Наманган показался Малике культурным и современным городом. Опустив голову, невеста тайком утирала под фатой слёзы. Она просто не знала, что пройдёт всего пару лет, и её сегодняшнее ощущение во сто крат усилится. Потому что кишлак – не город. Это вообще другая вселенная. Вселенная, затерянная в песках.

Единственное, что напоминало в Учкудуке о существовании цивилизованного мира, так это коллега дяди Малики – тот самый оператор с камерой по имени Юрий. Едва свадебный кортеж остановился напротив дома жениха, он выскочил из машины и, отступив немного назад, тут же начал снимать. Карим поправил галстук, расправил плечи и заулыбался на камеру. А его невеста шла, опустив глаза. Один только раз оператор успел запечатлеть её взгляд. Но это потому, что Малика не была готова к съёмкам. Этот взгляд, полный отчаяния и ужаса, как на грех попал в кадр.

На следующий день родственники Карима и некоторые их гости стали просматривать эту кассету на видеомагнитофоне. У Ориповых имелся видеомагнитофон. Они его купили по дешёвке у одного милиционера, который гонял торговцев на базаре в Термезе, если ему вдруг казалось, будто они торгуют контрабандой. Естественно, все обратили внимание на взгляд невесты. Находчивый, как и многие работники телевидения, Юсуф-ака стал шутить, что его племянница испугалась ишака, который промчался прям перед носом свадебного кортежа. Что поделаешь? Уроженка города, которая ишака в жизни не видела!

О том, что ишака можно запросто встретить на улицах провинциального Намангана, дядя невесты умолчал. У родственников жениха не было иного выхода, как тоже подхватить эту шутку. Но неприятный осадок на душе остался. Карим потом не раз припоминал жене, что она его опозорила перед роднёй. Хотя, казалось бы, парень мог понять, что это для него тут всё родное и не вызывает удивления. А бедная невеста не могла отделаться от ощущения, будто она попала на другую вселенную, где действуют странные и даже дикие законы.

В этом повторно Малике пришлось убедиться уже на следующее утро. Когда они только приехали в Учкудук, им навстречу вышла пожилая женщина с пронизывающим взглядом чёрных глаз. Карим уважительно с ней поздоровался, а его невеста замешкалась. Точнее, Малика засмотрелась на незнакомку. В ней чувствовались властность, полная уверенность в себе, а её взгляд прямо-таки завораживал.

Вспотевший при мысли, что янга – старшая женщина в их роду, а ею была жена старшего брата его отца, подумает, что шахар келини, или городская невестка, её не уважает, Карим ущипнул свою невесту за локоть. Конечно, если бы не толпа народу, собравшаяся перед их домом, он бы, не раздумывая, взял невесту за шиворот и так наклонил её голову, что она ещё долго не смогла бы разогнуться! Потому что для узбека из сельской местности мнение родственников и соседей всегда имеет приоритетное значение. А жена? Жена перетерпит! Но в данной ситуации Карим был вынужден хоть в какой-то мере соблюдать приличия.

Малика удивлённо посмотрела на Карима, пытаясь понять, что он от неё хочет. В чёрных глазах жениха заполыхала ярость. Он ущипнул непонятливую невесту повторно и указал взглядом в сторону янги. Девушка покраснела и склонилась в поклоне. Для воспитанной в любви и ласке Малики этот обычай, о котором ей рассказывали тётушки накануне свадьбы, казался унизительным. Однако делать нечего. Как известно, «в чужой монастырь со своим уставом не ходят». Малика сделала то, что от неё требовали обычаи предков.

К сожалению, её жених захотел выслужиться перед родственницей, или же он посчитал, что его невесте требуется загладить свою вину перед янгой, потому что Карим опять больно ущипнул Малику чуть ниже локтя, давая понять, что девушке нужно поклониться ещё раз.

Сдерживая слёзы на глазах, Малика поклонилась. Похоже, женщина осталась довольна. Величавой походкой она подошла к невесте, откинула с её лица фату и поцеловала в лоб. Затем, придерживая девушку за локоть (на беду Малики, тот самый несчастный локоть, за который её трижды щипал Карим), янга повела её во двор.

Там Малику встретили родители Карима и дедушка Улугбек бобо. Каждому из них она низко поклонилась, всякий раз чуть задерживаясь в этом положении тела, чтоб только не кланяться повторно. Наконец, свадебный обряд под названием келин салом (приветствие невестки) закончился. Лишь тогда Малику провели в дом, где девушка смогла, наконец, немного отдохнуть перед основными торжествами.

Вместе с Шахло, которая с удовольствием продолжала исполнять роль свидетельницы, Малика осталась в комнате, украшенной бумажными цветами и красными первомайскими флажками. После трудной дороги и потрясения, вызванного поведением Карима, девушке хотелось прилечь и никого не видеть. Но, как оказалось, в сельских домах мебели почти не было, а лежать на курпачах (матрасах) в свадебном платье было неудобно. Пришлось сесть.

Малика прикрыла глаза и прижалась спиной к стенке. Шахло прихорашивалась, глядя в зеркальце. Дверь комнаты без конца открывалась. Желающих лучше разглядеть невесту в Учкудуке оказалось предостаточно, причём это были, как дети, так и взрослые.

Начался туй. Почему-то новоиспечённые родственники позабыли об их договорённости с найманами, и Малика была вынуждена каждые пять минут кому-то кланяться. Кому – она даже не видела, да девушке это было и неинтересно. Она хотела, чтобы туй закончился, не подумав о том, что её ещё ожидает первая брачная ночь.

На небе зажглись яркие звёзды, когда к невесте подошла янга и что-то шепнула ей на ухо. Едва передвигая ноги от усталости, девушка двинулась за ней следом. Гости продолжали веселиться за столом. Как положено на Востоке, мужчины и женщины сидели за разными столами. Жениха не было видно. Впрочем, Малику это нисколько не огорчило. Она мечтала упасть скорее в кровать, позабыв, что в кишлаках люди спят на курпачах.

Пока они шли к дому, янга что-то непрерывно говорила. До смертельно уставшей Малики доходили только какие-то отдельные слова: первая брачная ночь, восточная скромность, надо угождать мужу. К кому эти слова относятся, девушка не поняла. Она знала лишь одно: совсем скоро все её мучения закончатся, и она будет спать долго-долго, потому что очень долгой была дорога и вообще весь сегодняшний нескончаемый день.

Наивная! У дверей их спальни стоял Карим. Янга пропустила невесту вперёд, после чего она устроила жениху своеобразный торг, как того требуют обычаи. Естественно, парень ещё загодя приготовил нужную сумму. Ему бы отдать эти деньги, чтоб поскорее попасть к своей невесте! Однако работа на базаре сыграла с Каримом злую шутку. Он вошёл в раж и начал по-настоящему торговаться за право войти в комнату. У янги, которая больше не казалась властной, строгой женщиной, было игривое настроение, и она с удовольствием включилась в торг. За дверью спальни Малика пыталась как можно быстрее избавиться от свадебного наряда.

Наконец, ей это удалось. Глядя сонными глазами по сторонам, девушка не могла понять, куда ей ложиться спать. Внезапно дверь открылась, но в спальню вместо Карима вошла его родственница. Оглядев полуголую худенькую девушку быстрым взглядом, янга покачала головой и сказала, что ей для того, чтоб нравиться мужу, нужно набрать вес. Затем женщина помогла невесте расстелить на полу постель и, загадочно улыбнувшись, простилась до утра.

Что означает улыбка янги, Малика поняла лишь назавтра, когда Карим скомкал простыню и торопливо вышел из комнаты. Только тогда молодая жена вспомнила, что слышала, как одноклассницы в школе однажды обсуждали, что после первой брачной ночи специальная женщина из числа родственников мужа относит простыню его родителям, дабы они могли убедиться в целомудренности девушки.

Помнится, девчонки ещё волновались, что вдруг крови на простыне окажется немного. В этом случае родня мужа может не поверить, что их невеста девственница, и опозорить её на всю округу. Некоторые даже говорили, что лучше бы подстраховаться и взять с собой в спальню пузырёк с томатной пастой, а когда муж заснёт, то пасту аккуратно по простыне размазать. Зато оправдываться почём зря не придётся! Ведь случается так, что родители парня показывают эту простыню родственникам. И мало ли что придёт в голову подобным «экспертам»? Недоверчивая родня жениха может отправить невесту в дом её родителей.

Осознав, что эта унизительная процедура происходит прямо сейчас в одной из комнат, Малика упала лицом на курпачи и горько разрыдалась. Как же так получилось, что она не смогла сказать «нет» и, как бессловесная овца, пошла за нелюбимого замуж? А теперь что-то менять уже поздно. Отныне Малика – замужняя женщина. Одна короткая летняя ночь полностью изменила жизнь юной узбечки.

Ноша Малики.

Малика сжалась в комочек и забилась в угол комнаты. В чёрных, как майская ночь, глазах Карима вспыхнул огонёк злорадства. Он опять занёс свой тяжёлый кулак над женой. Вдруг снаружи кто-то из домочадцев потянул на себя дверную ручку. Но дверь оказалась заперта изнутри на задвижку. Тогда тот, кто находился за дверью, стал стучать в неё кулаком, после чего громко закричал:

– Карим, ты что, оглох? Ну-ка, быстро выходи! Надо поговорить.

Если бы это произошло в другое время, Малика наверняка могла подумать:

– В семье Ориповых по-другому не могут. Все они ужасно грубые и невоспитанные люди.

Однако сегодня молодая женщина обрадовалась, что старший брат её мужа Ахмед не ушёл, обнаружив, что дверь заперта, а продолжил настойчиво стучаться. В итоге Карим был вынужден прекратить свои жестокие побои и выйти из комнаты. После ухода мужа Малика некоторое время лежала на полу. Её маленькое худенькое тело дрожало от боли и холода. Несмотря на то, что она сильно замёрзла на холодном полу, у женщины не было сил, чтобы встать и приготовить себе постель. У Малики кружилась голова, болел живот. Впечатление такое, будто внутрь её живота вставили палку. И она, эта палка, вызывала режущие боли.

Карим всегда старался бить жену по животу, по почкам. Сегодня муж был особенно зол и жесток. Атеистка Малика мысленно поблагодарила Всевышнего за то, что Он позволил ей остаться в живых. Наверное, у всех людей случаются ситуации, когда человеку вдруг остро требуется вера в кого-то, или во что-то. У Малики произошла именно такая ситуация.

Наконец, женщина поднялась и кое-как доковыляла до окна. На подоконнике у Малики всегда стоял кувшин с водой, а под столом – небольшой таз. Эти вещи молодая женщина держала наготове, потому что после издевательств над ней мужа она не хотела лишний раз выходить из комнаты. Между тем Карим последнее время совсем озверел и не только бил жену по животу и почкам, но часто разбивал ей в кровь лицо. Малика умывалась, а наутро тщательно замазывала синяки тональным кремом «Балет».

Кряхтя, словно столетняя старуха, Малика взяла в одну руку кувшин, а другой рукой стала осторожно смывать с лица и шеи кровь. Её руки дрожали. Ссадины на коже болели, когда в них попадала вода. Но Малика справилась с задачей. Потом девушка приложила к лицу полотенце, которое висело на вбитом в стену крючке. Между двумя небольшими окнами находилось зеркало в пластмассовой оправе. Это зеркало было из приданого Малики и выглядело сначала довольно симпатично. Однако из-за вспыльчивого характера Карима, который вскоре после свадьбы стал поднимать на жену руку, оно не раз падало на пол. По краям зеркала были трещины, заклеенные синей изолентой. Благодаря оправе и изоленте, зеркало ещё не рассыпалось на кусочки. А главное – середина зеркала оставалась целой.

Малика бросила усталый взгляд на своё отражение. Увиденная картина её не обрадовала. Худое и измождённое лицо, под правым глазом – большой синяк, разбитая верхняя губа опухла, в карих миндалевидных глазах – невыносимая тоска. Такой хохотушка-веселушка Малика Закирова стала всего за два года супружеской жизни.

– Ничего, до свадьбы заживёт! – попробовала саму себя успокоить Малика.

Конечно, Малика уже была замужем. Но через неделю должна была состояться свадьба младшего брата её мужа. На таком мероприятии с синяком не покажешься. Вместе с тем, что ещё бедной женщине оставалось делать, если во многих семьях в Центральной Азии считается нормальным, что муж может без всякой причины избить жену? Особенно, если эта семья живёт в каком-нибудь захолустье. На Востоке мужчина – царь и бог.

Родственники тоже бедняжке ничем не смогут помочь. Ведь у них самих есть своя келин – так по-узбекски называется невестка, и к ней такое же чёрствое, бездушное отношение. Потому что на Востоке женщина – не человек. В семейной иерархии она находится чуток повыше домашней живности. Зато мужчина, каким бы идиотом или самодуром он ни был, всегда может рассчитывать на сочувствие и поддержку. Так повелось издревле.

Стараясь громко не стонать, Малика стала стелить себе постель. Не дай Аллах, её стоны сейчас услышит кто-то из родственников мужа. Он потом всем остальным расскажет, что их Карим молодец: не забывает парень заниматься воспитанием своей жены! Хотя у Карима есть две младшие сестры, и их также в будущем ожидает подобная участь. Тем не менее и Асмира, и Анора считали едва ли не своим долгом унизить их невестку и радовались, когда Карим издевался над женой. Но Малика не хотела давать золовкам повода для радости. Сжимая зубы до боли в скулах, женщина принялась раскладывать на полу курпачи.

Курпачи – узбекские матрасы, бывают тонкие и лёгкие, а бывают толстые и тяжёлые. На первых, тонких курпачах, сидят во время обеда. Ведь узбеки, особенно те, что проживают в сельской местности, почти не пользуются стульями, поскольку обедают за низким столом, либо на расстеленной на полу скатерти, подложив под локти подушки. На толстых матрасах узбеки спят. В Узбекистане курпачи ещё с древних времён используют вместо кровати. Это, можно сказать, национальный бренд.

В сложенном виде матрасы имеют высоту традиционной кровати. На них очень удобно, уютно, мягко спать. Но вот складывать и раскладывать курпачи тяжело. Узбекская женщина занимается этим дважды в день. Утром разноцветные матрасы она складывает вдвое и укладывает стопкой на сундук. Вечером женщина встаёт на цыпочки (узбечки невысокого роста) и стаскивает вниз верхний матрас. Курпачу расстилает на полу. Отдышавшись, она тянет за край вторую курпачу.

В частных домах пол обычно холодный. Поэтому, чем больше курпач женщина разложит, тем им с мужем будет теплее. Мужчины своим жёнам стелить курпачи не помогают. Это ниже достоинства гордых представителей Востока. В их представлении есть вещи, которые должна выполнять женщина, а есть вещи, предназначенные строго для мужчин. Пожалуй, консерватизм – самая отличительная черта восточных народов.

Наконец, Малика закончила стелить постель. Не веря собственному счастью, она легла и с наслаждением вытянула свои уставшие ноги. После долгого трудного дня ноги гудели, как колокола. Неудивительно, что женщина всякий раз уже с утра ждала, когда наступит ночь.

К сожалению, время отдыха длилось недолго: какие-то пять или шесть часов. Потом надо было вставать и идти работать. В частном доме работы всегда хватает. Особенно, если этот дом находится в кишлаке. Вообще, в Узбекистане сельский населённый пункт называется кишлок, а не кишлак. Возможно потому, что у узбеков особая любовь к гласной «о». Но так уж сложилось на всём постсоветском пространстве, что сёла Центральной Азии и Кавказа все называют одинаково: кишлак.

В Узбекистане принято жить в одном доме одной большой семьёй. Нет, женатые сыновья могут уйти из родительского дома, но за исключением младшего сына. Младший всегда остаётся с родителями. Если у родителей нет возможности приобрести старшим сыновьям квартиру, несколько семей живут под одной крышей. Это жизнь по принципу: одна семья – одна комната. Хотя, если жилплощадь позволяет, молодым выделяют часть дома. Но зато парень может не тянуть с женитьбой из-за отсутствия жилья. В Узбекистане горячие парни. Юг! Поэтому семьи, где в одном доме живут сразу несколько поколений, – не редкость. И родители на старости лет не остаются одни, и есть кому присмотреть за малыми детьми.

В семье Ориповых старший женатый сын жил отдельно, в этом же кишлаке Учкудук. Их старшая дочь была замужем, её родители выдали за городского парня в соседнем Термезе. Остальные двое женатых сыновей жили со своими семьями вместе с родителями. Также в этом доме проживали младший брат и две незамужние сестрёнки Карима.

Как и все узбекские дома, жилище Ориповых было построено по типу подковы фасадом во двор. На улицу окна не выходили. К низкому глинобитному строению вплотную примыкал двухметровый дувал, или забор, сделанный из саманного кирпича, с огромными дарвоза, то бишь воротами. Ту часть дома, которая находилась ближе к дарвозе, занимала семья среднего сына: муж, жена и четверо детей. Также там располагалась комната старейшего члена семьи – дедушки Улугбека бобо. В вытянутой в длину части жили родители, Карим с Маликой, младший брат и две сестрёнки Карима.

За этой частью дома следовали нежилые помещения: кухня, навес и сараи. Под навесом нашли своё место глиняная печь тандыр, в которой выпекают лепёшки, самсу, пирожки, и огромный казан для плова и других горячих блюд. За навесом примостился сарай. В нём хранились дрова и кизяк для растопки печки, а за сараем в ряд выстроились коровник, загон для овец и курятник.

У дувала, разделявшего двор семьи Ориповых с их соседями, стоял топчан. Это восточная беседка с тремя бортиками и полом, поднятым над землёй на 30-40 сантиметров. Внутри установлен низкий круглый стол. Вокруг стола расстелены курпачи. На курпачах домочадцы сидят во время обеда, а в жаркие дни укладываются спать. Удобно, мило, уютно. Благодаря удалённому расположению от кухни, сараев и навеса, запахи готовящейся пищи сюда не доходят. Поэтому в тёплое время года этот топчан также используется для приёма гостей. Можно сказать, топчан является своего рода визитной карточкой стран Центральной Азии.

С двух сторон от топчана гордо уходили ввысь две чинары. Их густые кроны раскинулись над ним, создавая своеобразный природный навес. Открытая часть топчана выходила на огород. По периметру огорода росли фруктовые деревья: яблоки, груши, инжир, абрикосы, сливы, вишня, мушмула, черешня, персики. Позади дома цвели роскошные виноградники и бахчи, на которых произрастали дыни, арбузы, тыквы. В общем, всё как во всех домах на юге Узбекистана. Поддерживать в порядке такое немаленькое хозяйство было непросто.

Мужчины в семье Ориповых большую часть дня проводили на винограднике. В выходные дни они ездили торговать на центральном рынке Термеза. Мать с женой среднего сына в мастерской, которая замыкала в их доме хозяйственные постройки, занимались пошивом курпачи. Эти стёганые матрасы потом продавали всё на том же базаре. Домашняя работа в семье Ориповых полностью лежала на хрупких плечах Малики.

Младший ребёнок в своей семье, которого все любили и по мере возможности баловали, Малика в семье Ориповых ощущала себя Золушкой. Они взвалили на свою невестку сразу много дел, которые молодая женщина обязана была успевать делать, пусть даже и в ущерб своему сну, здоровью. А кому она могла пожаловаться, обратиться за поддержкой? Её муж ничуть не сомневался, что только так и нужно обращаться с женщинами, дабы они тебе на голову не сели. Поэтому Малика молча тянула свою ношу.

Каждое её утро начиналось с подметания двора. Эту работу Малика ненавидела всеми фибрами души. В глазах молодой женщины это было абсолютно бессмысленное занятие. Ведь после уборки и поливки внешний вид двора принципиально не менялся. Зато унылый, серый, местами сильно потрескавшийся бетон, которым был залит двор, у Малики почему-то упорно ассоциировался с тюрьмой. И когда она его подметала, поливала, то чувствовала себя арестанткой. Конечно, ощущение далеко не из приятных. Однако и это было ещё не самое страшное.

Пусть не каждый день, но нередко молодая женщина пугалась, неожиданно заслышав за своей спиной в утренней тишине голос свекрови. Та вставала рано и считала своим долгом удостовериться, что невестка не халтурит, а добросовестно выполняет порученное ей дело.

Неслышно подкравшись, свекровь всякий раз сварливым тоном указывала Малике, где, по её мнению, она небрежно прошлась метлой. Обладавшая хорошим зрением, в отличие от своей близорукой невестки, женщина находила даже самые мелкие листочки деревьев, которые могли забиться между зазорами в бетоне. Свекровь не уставала поучать Малику, что двор – это лицо семьи, по нему люди будут судить о хозяевах дома. А Малика искренне не понимала, как незамеченный ею листок может сказаться на репутации Ориповых?

Однако въедливая свекровь проверяла все закоулки двора, и если находила какую-либо мелочь, то потом ещё долго высказывала невестке своё недовольство. Поставив в сторонку метлу из веток карагача (это разновидность вяза), которая не имела черенка, из-за чего ею неудобно было пользоваться, Малика была вынуждена ползать по бетону, отыскивая меж трещинами в бетоне забившиеся в них листики.

Особенно тяжело ей приходилось осенью, когда деревья сбрасывали листву. Нередко получалось, что пока Малика дометала двор, на том конце, где она уже прошлась метлой, листья опять сыпались на землю. Женщине не оставалось ничего другого, как вернуться и выковыривать пальцами листья, мелкий мусор из бетонных зазоров, лишь бы не слышать необоснованные обвинения свекрови в лености. В сельмаге перчаток в продаже не было, а Малика шить не умела. Поэтому с её рук никогда не сходили царапины, а осенью и зимой они из-за холода покрывались ещё и цыпками. Но только некому было в Учкудуке пожалеть девушку из Намангана.

А вот своих дочерей – Асмиру и Анору, родители Карима жалели. Им через пару лет также предстояло выйти замуж. Любящим родителям хотелось напоследок побаловать девочек. Ведь судьба узбекских женщин практически одинакова. Безусловно, в первую очередь это относится к кишлакам и районным центрам. Но и в городах такие вещи случаются всё чаще. Конечно, есть хорошие нормальные семьи. Тем не менее в вопросах семьи консерватизм Востока подобен кремню. «Курица – не птица, женщина – не человек», хоть на носу 21 век!

Дочь – это сплошные расходы и никакого толку!

С утра до ночи в Средней Азии женщины работают на семью мужа и терпят всевозможные унижения. Это происходит до тех пор, пока женщина, наконец, сама не станет свекровью, и не начнёт в старости помыкать своими невестками. В Узбекистане парни обычно женятся после возвращения из армии. Поэтому женщине после замужества нужно потерпеть пару десятков лет, пока у неё не появится первая келин, или невестка. Вот тогда новоиспечённая свекровь устроит для келин «сладкую жизнь»! Женщины мстят келин за свои несбывшиеся мечты и горькую молодость. Эти невестки хотят сами скорее стать свекровями. Потом они также будут мстить жёнам своих сыновей. Получается замкнутый круг. Порочный круг.

Малике показалось, что она только закрыла глаза, как вдруг её разбудили. Тело женщины ещё не отошло от побоев. После того, как у Малики случился выкидыш, и ей не удавалось с тех пор забеременеть повторно, Карим стал особенно изощряться в издевательствах над женой. Ну, конечно! Эта тварь – так Карим называл жену и в глаза, и при людях (имеется в виду – при родственниках), ни на что не способна! Она даже не может, как все нормальные женщины, выносить и родить ребёнка. И Карим мстил жене за отсутствие наследника.

Да, вопрос стоял именно так. В узбекских семьях рождению девочки никто не порадуется. Дочь – это сплошные расходы и никакого толку. Для неё нужно собирать приданое, дать ей какое-то образование, устроить свадьбу. А она выйдет замуж, покинет родительский дом и посвятит всю свою жизнь работе на родственников мужа. Видеться со своими родными молодой женщине муж и его родственники разрешают очень неохотно и крайне редко.

С одной стороны, они не хотят, чтобы женщина жаловалась на тяжёлые условия своей жизни. С другой, – она должна работать, а не тратить время на пустопорожние разговоры.

Другое дело – сын! Он с ранних лет будет помогать отцу на рынке или в поле (Узбекистан – земледельческая страна, где либо выращивают фрукты, овощи, хлопок, либо занимаются торговлей). Мальчику давать образование необязательно, если в будущем он продолжит работать в поле или на рынке. Рабочий люд знает, что сделать хорошую партийную карьеру могут лишь отпрыски начальников. Поэтому в Центральной Азии дети работяг не стремятся получить образование. Приученные сызмальства к тяжёлому труду, они после школы сразу идут работать. И для семьи существенная подмога, и сами парни чувствуют себя увереннее. Наконец, преимуществом рождения мальчика является то, что со временем он приведёт в родительский дом жену, или по-узбекски «келин».

Келин будет полностью обслуживать всех членов семьи. Это значит: готовить еду на 10-15 человек (родители мужа, его братья, сёстры, племянники); мыть посуду; стирать всем вручную одежду и бельё, всё бельё: трусы, носки, майки; убирать дом и двор; приносить деньги, если женщина где-то работает. В таком случае, какой нормальный человек захочет иметь дочь?! А тем паче – не одну дочь. Разумеется, от девочек никто не отказывается. Но женщина, которой не удаётся родить хотя бы одного мальчика, считается неполноценной.

Муж Малики также хотел иметь сына. Однако пока у него не было даже дочери. И спустя некоторое время после свадьбы Карим стал избивать Малику. Молодая жена поводов для жестокого обращения с ней не давала. Карим так поступал по двум причинам.

Во-первых, парень был страшно зол на жену за то, что он так глупо просчитался. Ведь он-то думал, что женится на девушке с богатым приданым! Его родственница из Намангана Шахло Бабаева училась в одном классе с Маликой. Когда они с матерью гостили однажды в их доме, Шахло показала свой школьный альбом.

Увидев, что Карим очень заинтересовался Маликой, девушка рассказала, что её бывшая одноклассница переехала в Наманган из Зарафшана – города, который был построен близ золотых и урановых месторождений, и что у них в классе говорили, будто покойный отец Малики успел оставить своей семье золотые слитки. Также поговаривали, что кто-то из детей Закировых проболтался об оставленном их папой золоте. Осиротевшей семье стали угрожать бандиты. Мама Малики обратилась за помощью в милицию, но милиционеры тоже заинтересовались наследством рабочего золотоперерабатывающего завода. Недолго думая, они заявили женщине, что золото краденное, и она обязана сдать его в милицию.

Пока Фархунда-опа ломала голову, как поступить, бандиты убили одного из её сыновей. Семья Закировых сбежала из Зарафшана, взяв с собой золотые слитки. Правда, в Намангане они живут скромно, чтоб не привлекать к себе ненужного внимания. «Но золото у них есть точно! – с завистью в голосе заключила Шахло. – Иначе зачем они переехали в такую дыру, как Наманган? Ведь все знают, что в Зарафшане хорошее обеспечение».

Карим и его мать с доводами своей городской родственницы согласились. К тому же они и сами слышали про то, что в Зарафшане некоторые рабочие на золотоперерабатывающем заводе сказочно обогатились, поскольку в самом начале после открытия предприятия там не было должного контроля. А в СССР было принято брать всё, что плохо лежит.

В глазах деревенского паренька Малика тут же стала выглядеть ещё краше. Мамаша его также загорелась идеей женить своего сына на богатой наследнице. Не откладывая дело в долгий ящик, Ориповы отправились свататься. А чтоб не получить ненароком отказ, если не от самой невесты, то от её матери, они подключили родственников. Те сумели убедить женщину, что для её дочери – это самый наилучший вариант, иначе со своим характером Малика может и вовсе старой девой остаться.

Фархунда-опа посчитала, что родственники дурного ей не посоветуют. На эти советы наложились ещё и собственные опасения женщины, которая не сомневалась, что в скором времени она умрёт, из-за чего Фархунда-опа страшно переживала, что её дочь не возьмут замуж. Ведь кому нужна круглая сирота? Но если даже кто вдруг и возьмёт Малику замуж, то станет к ней плохо относиться, зная, что за сироту некому заступиться. Тут обычных-то девушек обижают в замужестве. А уж сироте подавно нечего рассчитывать на сочувствие!

Собрав дочери посильное приданое, Фархунда-опа выдала Малику замуж. Новая родня, обнаружив в сундуках невесты постельное бельё, полотенца, кучу курпачей, посуду, обувь, одежду, постаралась не показать разочарования. Карим и его мать понадеялись, что сватья сказала дочери передать золото мужу незаметно, ведь у них уже есть горький опыт, когда их семья была вынуждена оставить свой родной город. Но этого не случилось.

Карим спросил жену напрямую, где золото, втайне добытое её отцом? Малика очень удивилась, а затем ответила как есть, т. е. что никакого золота никогда не было. Во-первых, Отабек-ака был честным и крайне щепетильным человеком, которому воровать и в голову не могло прийти. Во-вторых, её папа трудился не на золотоперерабатывающем заводе, а обычным сторожем на стройке. Да, ей приходилось слышать домыслы по поводу золотых слитков, когда их семья только переехала в Наманган. Затем эти разговоры как-то сами собой утихли, и она даже позабыла о том, что они вообще были.

По девушке было видно, что она говорит совершенно искренне. Но Карим после этого почувствовал себя дураком и затаил на Малику обиду. Эта обида вскоре вылилась в побои. Но ещё Карим отомстил жене тем, что запретил поступать учиться в пединститут в Термезе.

Конечно, он понимал, что речь идёт о заочном обучении, поэтому на домашнем хозяйстве это никак бы не сказалось. На Востоке женщина обязана успевать всё делать, даже если ей придётся жертвовать, к примеру, своим сном. Конечно, Карим знал от матери Малики, что она мечтает заняться археологией или изучением истории. Однако тем слаще было чувство мести, которое парень испытал, когда объявил Малике, что женщине необязательно иметь образование. А если ей нечего делать, пусть помогает его матери шить курпачи на продажу!

Второй причиной жестокого обращения Карима с женой стало то, что он с детства видел такое отношение к женщине. Не только его отец избивал мать. Так поступали все мужчины в их кишлаке. И в соседних кишлаках тоже. Возможно потому, что Учкудук, где проживала семья Ориповых, находится неподалёку от города Термеза. Между тем Термез – это самая крайняя точка на юге Узбекистана, которая граничит с Афганистаном.

Собственно, эти две республики, исповедующие ислам, разделяет лишь река Амударья. Понятно, что и порядки на юге, в отличие от других регионов Узбекистана, более строгие, можно даже сказать – архаичные. И общественное мнение висит над каждым человеком, будто дамоклов меч. Оно, это самое пресловутое общественное мнение, на всём Востоке имеет огромное значение, а уж в затерянном среди гор и песков Учкудуке и подавно.

Карим очень боялся и стыдился мнения жителей их кишлака по поводу отсутствия у него детей. Ведь он женат уже два года, а Малика только один раз забеременела, и то неудачно.

Поэтому Карим вымещал свою злость на жене. И если в самом начале супружеской жизни он время от времени бил Малику несильно, из-за того, что он ошибся в расчётах, то потом мужчина стал делать это более жестоко. После очередных побоев Малика сказала ему, что это он виноват в том, что у неё случился выкидыш. Ведь Карим продолжал избивать жену даже, когда она была беременна. А однажды зимой он и вовсе выгнал Малику среди ночи на улицу. Женщина была вынуждена прятаться в сарае, а через день она попала в районную больницу, где ей поставили диагноз: пиелонефрит, это заболевание почек.

Карим в ответ на слова жены, что это из-за его издевательств она не может забеременеть, расхохотался Малике в лицо, после чего опять больно пнул бедняжку в живот. По мнению мужчины, Малика несла откровенную глупость. Вон, их отец постоянно избивал мать, а она родила и вырастила семерых детей! Теперь все сыновья занимаются делом, зарабатывают деньги. Более того: Ориповы едва ли не единственные в Учкудуке, кто разводит виноград.

Между тем в сухом субтропическом климате Сурхандарьинской долины очень непросто разводить виноград. Жаркий ветер со стороны Афганистана, так называемый афганец, не способствует виноградарству. Но так как разведение винограда – весьма выгодное дело, предприимчивый глава семьи Ориповых нашёл выход из положения. Засадив хвойными и лиственными деревьями территорию вокруг виноградника, он вместе с сыновьями создал лесополосу, которая в какой-то мере препятствовала афганцу.

Теперь они продают виноград оптовикам из соседнего Алтынсайского района и даже в Шахрисабз, а те перепродают, в свою очередь, винзаводам. Ещё мужская часть семейства Ориповых выращивает фрукты, овощи, арбузы. Они успевают торговать на базаре, неплохо зарабатывают и родителям помогают. Старшая их сестра замужем, живёт в городе, и, если на то будет воля Аллаха, две младшие сестры скоро также обзаведутся своими семьями. В общем, у всех Ориповых всё хорошо, кроме него – третьего по счёту сына в семье. Супруга Малики это не могло не расстраивать.

Тварь.

Сегодня вечером Карим вернулся домой в плохом настроении. Мужчину разозлили его приятели, с которыми он встретился в чойхоне. Чойхона – это заведения, где на Востоке любят проводить своё время мужчины. Они там пьют чай и общаются друг с другом. А вот женщины в чойхону не допускаются. Карим зашёл туда после работы на винограднике и увидел своих друзей. Не успел мужчина обрадоваться встрече, как его приятели начали над ним подтрунивать. Один из мужчин даже засомневался в его мужских способностях.

– Наверное, Пахлаван, ты очень устаёшь на базаре? – начал насмешничать над Каримом приятель, – если твоя жена до сих пор не родила тебе хотя бы девочку? А ведь ты, парень, женат уже два года!

Пахлаван – по-узбекски богатырь. Так Карим стал называть сам себя ещё в подростковом возрасте. С тех пор это прозвище и закрепилось за ним. В ответ Карим отшутился, но домой он пришёл злой, как чёрт. Пообедав, он еле дождался, пока Малика уберёт со стола, завёл жену в их комнату и сразу набросился на неё с кулаками. Пожалуй, на этот раз Карим мог бы даже покалечить Малику, настолько парня разозлили насмешки приятелей. К счастью, старший брат Ахмед захотел с ним обсудить предстоящее семейное торжество.

Карим был вынужден выйти из спальни. Во-первых, на Востоке слово старшего – это закон. Ему подчиняются беспрекословно. Во-вторых, брат мог запросто выломать дверь комнаты, если б Карим ещё немного замешкался. Ориповы общались между собой без церемоний.

Это с соседями и со знакомыми они всегда были вежливыми. У себя дома Ориповы строго соблюдали один принцип: слово старшего – закон. Конечно, в интеллигентных узбекских семьях живут, как и во всём цивилизованном мире. Однако Ориповы к интеллигенции не имели отношения. Самым популярным словом в их доме было слово фойда, или прибыль.

Всё крутилось вокруг фойды. После серии арестов в связи с «Хлопковым делом», которые из-за тесных родственных связей в республике коснулись многих людей, дехкане не знали, чего им теперь ждать от власти. Тотальный дефицит усиливал панику. Вот и старались люди подкопить на чёрный день каких-то денег. А на Востоке, помимо сбережений на чёрный день, существует ещё более важная статья расходов – деньги на туй, или свадьбу. Братья обсудили, на чём их семья сможет сэкономить в связи с предстоящей свадьбой младшего брата. Занятый перед их разговором избиением бесплодной жены, Карим отвлёкся.

Поговорив с братом, Карим немного успокоился. Потом он сходил в гости к соседям, где его угостили очень вкусным пловом. В странах Центральной Азии плов является основным блюдом. Его могут есть на завтрак, на обед и на ужин. После обеда соседские парни сказали родителям, будто бы они хотят показать Кариму их новые саженцы для своего фруктового сада. Родители ребят отпустили. А парни воспользовались случаем, выпили купленной на базаре колы, которая только недавно появилась в здешних краях и служила показателем особого шика, и поболтали с соседом без строгого надзора со стороны старших.

Что было особенно приятно, выпив модного напитка, соседи заодно предложили Кариму покурить анашу. Естественно, он сразу согласился. Обычно узбеки держат во рту насвай. Это такая гремучая смесь из табака, гашёной извести, куриного помёта, золы растений, в которую иногда добавляют для улучшения вкуса кусочки сухофруктов. А вот анаша – это совсем другое дело! В общем, молодёжь весело провела время.

Довольный Карим вернулся домой. Теперь ему захотелось любви. А Малика, как назло, к тому времени уснула. Но мужчину это не остановило. Стянув с себя рубашку, штаны, Карим бросил всё на пол, перешагнул через одежду и нетерпеливо направился к постели, которая состояла из разложенных на ковре курпачей.

Как обычно грубо, нахраписто, Карим всем своим весом навалился на жену. Почувствовав на себе некую тяжесть, от которой у неё перехватило дыхание, Малика испуганно открыла глаза. В свете луны она увидела пьяно ухмыляющуюся физиономию мужа. Лицо женщины выразило отвращение. Взбешённый Карим зарычал:

– Почему ты не встречаешь мужа с улыбкой, как положено?

– Что ты хочешь, Карим? – дрожащим голосом спросила Малика.

– Трахнуть тебя, тварь!

– Только не сегодня, – умоляюще прошептала женщина.

– Давай, тварь, раздвинь шире ноги! К тебе пришёл сам Пахлаван! (Богатырь)

– Карим, прошу, не трогай меня? Я очень устала.

– Устала! – передразнил бедняжку муж. – Ничего другого я от тебя никогда не слышал. А ведь меня не было около трёх часов. Поэтому не притворяйся, тварь, что ты не отдохнула.

– Пожалуйста, дай мне поспать? – попросила Малика мужа. – Мне скоро вставать. Пусть это будет завтра, Карим?

– Молчать, сука! – Карим замахнулся кулаком на жену. – Я сказал: Раздвинь ноги, ясно?

По нежным щекам Малики побежали слёзы. При свете луны они блестели, словно мелкие кристаллы. Но холодное сердце её мужа не дрогнуло. Карим хотел трахнуть жену, и – точка! Собственно, если бы на месте Малики сейчас оказалась какая-нибудь другая женщина, он также не отказался бы от удовольствия в постели. Однако парню выбирать не приходилось. Поэтому, невзирая на мольбы жены, он стал своим коленом раздвигать её ноги. Малика в отчаянии попыталась ему пригрозить:

– Я буду кричать, Карим, если ты не прекратишь. А ты знаешь, какие тонкие стены в доме.

– Кричи, сколько угодно, – ухмыльнулся мужчина. – Мои родные скажут, что ты шлюха.

Лёгкая ткань ночной сорочки с треском порвалась, когда мужчина залез жадными руками под рубашку, чтобы потискать грудь. Но Малика не прекращала попыток избежать насилия. Своими тонкими руками она пыталась сбросить с себя мужа. За это Карим начал намеренно грубо сдавливать её соски и при этом приговаривать:

– Какая же ты, тварь, худая! Ты меня вообще, сука, не возбуждаешь. Худая и плоская, как доска. У нормальной бабы должны быть большая грудь и толстая задница!

– Отпусти меня, Карим? Ты же сам говоришь, что я тебя ничуть не возбуждаю?

Под тяжестью его тела Малика едва выговорила эти несколько слов. Муж зло рассмеялся.

– Отпустить тебя? Размечталась поганая тварь! А в кого я засуну своего жеребца? Дура!

С этими словами Карим стянул с жены трусы и залез потной рукой во влагалище. Малика громко застонала – нет, не от страсти, от боли. Однако её муж хотел удовлетворения. Здесь и сейчас. Влагалище Малики оказалось сухим, как дно высохшей речки.

Разозлившись на жену, Карим наотмашь ударил её по лицу. Затем смачно сплюнул себе на ладонь и смазал влагалище своими слюнями. У Малики началась истерика. Задыхаясь от рвущихся из груди крика и рыданий, она опять попыталась вырваться, чтоб убежать на улицу от изверга. Но Карим не собирался отпускать свою жертву.

– Посмотри на моего жеребца, тварь? Видишь, какое счастье тебе досталось? – выдохнул хрипло мужчина и, схватив жену за волосы, пригнул её голову, чтоб она могла рассмотреть его вздыбленный член во всей его красе.

Малику едва не стошнило. А Карим стал проталкивать свой твёрдый пенис в утомлённое неравной борьбой нежное, беспомощное влагалище. Из груди Малики вырвался короткий сдавленный вскрик. Словно подбитая на лету лебедь, она заметалась в постели. Кажется, бедная женщина не могла поверить в то, что этот ужас происходит с ней.

Конечно, Карим и раньше её насиловал. Но последнее время он редко хотел интимной близости. Почему? Малика не знала. Она просто отдыхала душой и телом от своего грубого, необразованного, и внушавшего ей глубокое отвращение мужа. И вот сегодня Карим снова её насиловал, хотя чувствовал, знал, видел, что жена его ненавидит.

– Кричи, сука, громче, – шептал между тем на ушко Малике муж. – Меня это возбуждает.

Малика резко умолкла. Стиснув зубы, она терпела боль, чтоб не доставлять удовольствия этому подонку, который на каждом шагу её унижает, оскорбляет, избивает, насилует на том основании, что он её муж. Карим продолжал входить в неё резкими глубокими ударами.

Так порой мужчины всаживают топор в колоду во время колки дров: с размаху. Он всегда так делал. Мужчине нравилось истязать свою жену. Возможно потому, что в детстве, когда его иногда обижали другие ребята, старший брат утешал Карима:

– Я всё понимаю, Карим. Ты один против трёх пацанов – это несправедливо. Но я не могу драться с твоими ровесниками. Меня засмеёт вся школа. Потерпи, братишка, немного. Вот вырастешь ты, женишься, и будешь бить свою жену, сколько захочешь! Потому что женщин обязательно нужно бить, чтобы они слушались и боялись мужа.

Слова Ахмеда Карим хорошо запомнил. Конечно, со временем он научился давать отпор своим обидчикам. Иногда он даже сам задирал ребят и начинал драку. Однако особенное удовольствие Карим испытывал, когда он ощущал свою абсолютную власть над жертвой. Такой жертвой для него, как и обещал когда-то старший брат, стала жена. Городская жена, жестоко не оправдавшая его надежды быстро обогатиться за счёт золотых слитков.

Малика ощущала себя сейчас, подобно парусу, который нещадно треплет морской ветер. Хотя парусам, пожалуй, на море везёт больше, так как их окружает свежий воздух. Ей же приходилось терпеть вонючий смрад, который шёл изо рта Карима. Это была жуткая смесь из остатков пищи, выпитой им колы и выкуренной анаши. Чтоб её нечаянно не стошнило, женщина отвернула голову. Сегодня Малике не удалось избежать насилия.

Она так надеялась, что у неё это получится! Однажды, когда муж вернулся поздно ночью домой со свадьбы своего бывшего одноклассника, был нетрезв и попытался взять её силой, Малика сумела вырваться и убежать во двор. Карим не стал её догонять, чтоб родственники не сочли его слабаком, который не способен управиться с собственной женой.

Когда она вошла обратно в дом, муж спал. На следующее утро Малика, как обычно, встала в четыре часа утра, чтобы подмести двор и выполнить другую домашнюю работу, которую она делала изо дня в день. Карим выспался и ничего не помнил про вчерашний вечер. Но сегодня этот трюк Малике не удался.

Карим нарочно приподнимался над ней, чтобы войти во влагалище как можно глубже, а потом больно сдавливал грудь и крутил соски. Мужчина надеялся заставить жену молить о пощаде, или хотя бы услышать её стоны. Конечно, это не были стоны страсти. Он хорошо понимал, что Малика не любит его, если не сказать – ненавидит. Тем не менее Карим был так устроен, что ему для полноценного полового акта нужно было, чтоб женщина стонала.

Малика упорно молчала. Из-за отсутствия необходимого ему стимула Карим долго не мог кончить. Наконец, донельзя злой, он слез с жены. Нервно натянув на себя так называемые семейные, длинные трусы в серо-коричневую полоску, Карим молча повернулся на другой бок и вскоре заснул.

Разговор с цыганкой.

В тёмной комнате, которую освещал только лунный свет, раздался громкий храп. Малика долго лежала, глядя в потолок. Из головы не выходили мысли: Какой срок заключения она получит, если убьёт своего мужа? Сколько ей может быть лет, когда она выйдет на свободу? Неизвестно, к чему могли привести молодую женщину эти неправедные мысли, если бы, подняв голову, Малика вдруг не обнаружила, что за окном стало светать. Впрочем, стало светать – сказано не совсем верно. На улице небо чуть посерело.

Но Малика догадалась, что ей пора вставать, чтоб успеть переделать все домашние дела. Вместе с тем молодая женщина поняла, что больше она не может так жить. Ей нужно что-то делать, менять жизнь. Иначе для неё это может плохо закончиться. Главное – дотянуть до свадьбы младшего брата Карима. Ведь на туй приедет её мама, которую Малика уже два года не видела.

Свекровь не отпускала её в Наманган. Она даже не позволила Малике поехать на свадьбу её брата Шухрата прошлым летом под предлогом, что за хозяйством некому приглядывать. На туй поехали почти все члены семьи Ориповых, включая их вторую невестку Тахмину, так как та никогда не была в Намангане. А Малика осталась в Учкудуке вместе с племянниками Карима и дедушкой Улугбеком бобо.

Иногда Малика звонила домой с почты, но связь была настолько ужасной, что девушка лишь расстраивалась после этих попыток услышать голос мамы. Теперь Фархунда-опа, как положено на Востоке, приедет на туй к родственникам, и Малика сможет, наконец, увидеть свою маму – луч света в затерянном среди гор и песков кишлаке.

При воспоминании о маме, родном доме на глаза девушки навернулись слёзы. Не желая поддаваться слабости, Малика одним рывком поднялась с постели и одела длинный халат из тёмно-синего сатина. В таких халатах уборщицы моют пол. Малике его сшила заботливая свекровь, дабы невестка не запачкала платье, когда будет подметать двор. Подвязав халат поясом, девушка вышла во двор, взяла в сарае метлу и направилась к дарвозе – воротам.