Читать книгу Тестостерон Рекс. Мифы и правда о гендерном сознании - Корделия Файн - Страница 4

В далеком и туманном прошлом, в котором теряется история моих свиданий, я встречалась с мужчиной, ездившим на “мазерати”. Я проговорилась об этом маме, и она ответила неестественно бодрым тоном, что использует всякий раз, когда, из уважения к моей формальной взрослости, хочет скрыть свою убежденность, что мое поведение неумолимо влечет меня к катастрофе. “Надо же, «мазерати»! – воскликнула она. – А у него много подружек?” У этого толстого намека интересная научная история. В середине прошлого века британский биолог Ангус Бейтмен провел серию экспериментов на плодовых мушках. Они стали рогом изобилия для заявлений о психологических различиях, которые возникли в процессе эволюции между мужчинами и женщинами. Если вы когда-нибудь слышали мнение, что мужчины водят “мазерати” по той же причине, по которой павлины отращивают пышные хвосты, знайте: это отголоски того самого эпохального исследования. Оно было вдохновлено дарвиновской теорией полового отбора – спорной концепцией в его общепринятой теории естественного отбора. (Естественный отбор – это процесс, в котором частота разных версий наследуемого признака меняется со временем, так как некоторая степень его выраженности приводит к большему репродуктивному успеху особи среди ей подобных.) Теория полового отбора была отчасти попыткой объяснить загадку, почему самцы некоторых видов экстравагантно пестрые, словно хвост павлина. Эти явления требовали объяснений, так как не вписывались в дарвиновскую теорию естественного отбора. В конце концов, если главная цель вашей жизни – постараться, чтобы вас не съело другое животное, то длинные, яркие, развевающиеся на ветру перья хвоста – не лучшее приобретение.

Дарвиновское объяснение опиралось на подробные наблюдения за животными и их брачными играми. Как написал журналист Nature о том периоде в истории, “несмотря на репутацию викторианской эпохи как ханжеской… оставалось мало уголков мира, где токующие животные могли избежать дотошного натуралиста”¹. Эти полевые исследования подвигли Дарвина написать в “Происхождении человека и половом отборе”, что причина отличий мужчин от женщин

…похоже, заключается в том, что самцы почти всех животных имеют более страстную натуру, чем самки. Поэтому именно самцы сражаются друг с другом и усердно красуются перед самками².

Касательно борьбы, которую ученые называют внутриполовой конкуренцией, Дарвин предположил, что из-за нее некоторые особенности, такие как внушительный размер или пугающе громадные рога, у самцов отбираются чаще. Это происходит потому, что такие признаки увеличивают репродуктивное преимущество самца, помогая ему бороться с другими самцами за доступ к самкам. С другой стороны, более причудливые особенности, такие как роскошное оперение, приятный запах или затейливая песня, положительно влияют на репродуктивный успех самца, увеличивая его привлекательность для самки как полового партнера. Эта динамика называется межполовой конкуренцией.

Дарвин признавал, что схема, которую он описал, иногда работает в обратную сторону, и самки оказываются более состязательными и красивыми, а самцы более избирательными и менее эффектными. Но это менее распространено, так как, считает Дарвин, выбирают чаще самцов, чем самок. Он заключил, что это как-то связано с малым размером и мобильностью сперматозоидов по сравнению с яйцеклетками. Но именно Бейтмен, подхватив его идею и развив ее, предложил первое убедительное объяснение, почему именно самцы состязаются, а самки выбирают между ними.

Целью его исследования было проверить предсказания теории полового отбора. Как и естественному отбору, половому отбору необходима изменчивость репродуктивного успеха: если все одинаково успешны в производстве потомства, нет основания для исключения менее успешных особей. Если, как предположил

Дарвин, половой отбор более строг к самцам, это означает, что у них больше изменчивости в репродуктивном успехе, чем у самок, то есть больший разброс между наименее и наиболее репродуктивно успешными особями. Бейтмен первый решил проверить это утверждение³.

Он провел шесть серий экспериментов, в которых самцы и самки плодовых мушек (Drosophila melanogaster) были заперты вместе в стеклянных контейнерах на три-четыре дня. На исходе этого периода Бейтмен проверял, сколько потомства произвел каждый самец и каждая самка и от скольких партнеров. Для этого ему потребовалась большая изобретательность, так как молекулярная биология, которая сегодня позволяет продавать наборы для определения родительства в супермаркетах, в 1940-х годах еще не существовала.

Если говорить в терминах киноискусства, Бейтмен придумал нечто среднее между “Франкенштейном” и “Большим братом”. Каждая мушка в его серии имела характерную мутацию: у кого-то были очаровательные клички (такие, как Щетинка, Лысый, Волосатое Крыло), у других свойства были более жуткие (например, мушка с миниатюрными глазами или даже безглазая “микроцефальная” мушка). Каждая мушка имела один доминантный мутантный аллель (одну из двух копий гена) и рецессивный нормальный аллель. Если вы припомните школьную биологию, примерно четверть потомства должна была получить мутацию от матери и отца, четверть – только от отца и еще одна четверть – только от матери (последние счастливые 25 % потомства не получали никаких мутаций). Этот принцип генетического наследования позволил Бейтмену оценить, сколько потомства от каждой мужской и женской особи было получено и сколько разных партнеров у мушки было.

Результатом шести серий спаривания стал первый научный доклад о большей изменчивости репродуктивного успеха у мужских особей. Например, 21 % самцов не смог произвести потомства по сравнению только с 4 % самок. Самцы также отличались большей изменчивостью по предположительному количеству партнеров. Но именно связь этих двух фактов стала основой объяснения, почему мужчины соревнуются, а женщины выбирают: Бейтмен заключил, что мужской репродуктивный успех возрастает с промискуитетом, а женский – нет. Его критически важным выводом была уже знакомая нам идея, что успех самца в производстве потомства сильно ограничен количеством самок, которых он сможет оплодотворить, в то время как самка ничего не достигает от спаривания с более чем одним партнером (поскольку первый партнер и так снабдит ее гораздо большим количеством спермы, чем ей нужно).

Любопытно, что исследование Бейтмена не замечали более двадцати лет⁴. Но позже его аргумент был расширен в знаковой статье эволюционного биолога Роберта Трайверса⁵. В этой работе экономика производства яйцеклетки и спермы была рассмотрена более подробно, выражена в терминах большего вклада самки – крупная драгоценная яйцеклетка по сравнению со скромным мужским вкладом – единственный крошечный сперматозоид. Трайверс также указал, что неравнозначные затраты на воспроизводство могут не ограничиваться половыми различиями в размерах пожертвованных гамет (то есть яйцеклетки и сперматозоида), а распространяться на вынашивание, лактацию, кормление и защиту. Я уверена, что любая читательница, у которой есть опыт материнства, согласится с аргументом о важности женской репродуктивной роли у млекопитающих. (Лично я осознала эту глубокую истину во время первой беременности, когда прочитала яркое описание родов как физического подвига, когда человек пытается выбраться из машины через выхлопную трубу.) Больше вкладывающий в воспроизводство пол – обычно женский – должен выбрать лучшего самца из возможных, размышлял Трайверс, поскольку затраты на низкокачественное спаривание будут значительными. Но самцам лучше состязаться с другими самцами, чтобы распространить свое дешевое, запущенное в массовое производство семя среди как можно большего числа самок. Отсюда следует вывод, заключал Трайверс, что самец обычно мало теряет и много приобретает, забывая о существующем потомстве и пускаясь на поиски нового партнера.

Парадигма Бейтмена, когда ее заметили, на долгое время стала “основополагающим принципом и краеугольным камнем теории полового отбора”. Эволюционный биолог Университета Сент-Луиса (штат Миссури) Зулейма Танг-Мартинес пишет:

До недавнего времени непререкаемые постулаты в исследованиях полового отбора заключались в том, что яйцеклетки требуют больших затрат, а сперматозоиды неисчерпаемы и дешевы, что самцы должны быть промискуитетны, а женщины – избирательны и спариваться только с одним лучшим самцом и что должна быть большая репродуктивная изменчивость среди самцов (по сравнению с самками), потому что именно самцы состязаются за самок и спариваются больше чем с одной самкой. Так как самки, предположительно, спариваются только с одним самцом, это значит, что некоторые самцы могут спариваться со многими самками, в то время как другие – с немногими или даже ни с кем. Эта репродуктивная изменчивость приводит к половому отбору черт, которыми обладают более успешные самцы⁶.

Безусловно элегантные рассуждения Бейтмена, развитые Трайверсом, обрели статус универсальных принципов на многие годы. Они также стали основой для заявлений об эволюционных различиях между женщинами и мужчинами, в которых павлиньи хвосты заменялись “мазерати”, шикарными офисами и большими сверкающими призами. Просто замените фразу “много самок” на “много подружек”, а “признаки, которыми обладают более успешные самцы” на “мазерати, которыми обладают более успешные мужчины”, и все сойдется. С эволюционной точки зрения женщина, стремящаяся к высокому статусу, – это примерно как рыба, мечтающая о велосипеде.

Но за последние несколько десятилетий в эволюционной биологии произошел настолько значительный концептуальный и эмпирический переворот против полового отбора, что, по словам одного профессора в этой области, с которым я говорила, классические труды Бейтмена и Трайверса теперь цитируют разве что из сентиментальности. И поэтому удивительно, что первые данные, опровергающие эту теорию, принадлежат самому Бейтмену.

Хотя выводы Бейтмена вызывают в воображении образ особняка Playboy или хорошо укомплектованных гаремов, нам необходимо вернуться к стеклянным контейнерам. Только в нашем молодом столетии ученые заметили, что это (кхм) судьбоносное исследование никогда не воспроизводилось и даже не изучалось как следует, и современные эволюционные биологи Брайан Снайдер и Патриша Говэти решили к нему приглядеться. Как они признают, они вернулись к исследованию со многими преимуществами, которых Бейтмен был лишен. Преимущества включали современные компьютеры, более изощренные статистические методы и – осмелюсь я добавить? – пятьдесят лет феминистских открытий о том, как культурные убеждения могут повлиять на научный процесс⁷. Как и другие современные критики Бейтмена, Снайдер и Говэти выразили ученому уважение и восхищение его “революционным” методом. Но, как они указывают, учитывая его “фундаментальную природу”, было “важно убедиться, что данные Бейтмена надежны, его анализ верен, а выводы оправданны”⁸. Но подвтерждений этому не последовало. Проверка Снайдера и Говэти обнаружила значительные проблемы.

Для начала, как вы помните, Бейтмен использовал разные мутировавшие штаммы Drosophila, чтобы делать выводы о репродуктивном успехе исходя из конкретных переданных каждому потомку наборов аномалий. Если этот метод оставил вас в брезгливом размышлении о жутких мушках, которым не повезло унаследовать и материнскую и отцовскую мутацию, вы в одном шаге от серьезной проблемы: эти мутации повлияли на живучесть потомства, и Бейтмен подсчитал лишь выживший молодняк⁹. Но если, с другой стороны, мушка была более способна выжить, так как имела лишь одну мутацию или ни одной, тогда отпрыск приписывался, в лучшем случае, лишь одному родителю. Так как происхождение столь многих потомков было полностью или частично не определено, это оставляло большие возможности для ошибок. Бейтмен упомянул эту проблему, а Снайдер и Говэти подсчитали ошибки. Они заметили, что данные двух третей экспериментов Бейтмена свидетельствовали о том, что самцы производили больше потомства, чем самки, что логически невозможно, так как каждый отпрыск имеет и отца и мать. Иными словами, данные были искажены в сторону подсчета потомства самцов¹⁰. Этот перекос важно было заметить, так как сама задача исследования заключалась в том, чтобы сравнить изменчивость репродуктивного успеха самцов и самок, а данные были искажены таким образом, что предположительная изменчивость самцов была преувеличена.

Даже если не затрагивать источник искажения данных Бейтмена, остается важная проблема, впервые поднятая Танг-Мартинес и Брандтом Райдером¹¹. Отметив, что исследование Бейтмена было “изобретательным и элегантным”¹², они также указали, что его знаменитое открытие, согласно которому лишь самцам выгоден промискуитет, – ставшее бессмертным универсальным принципом, – в действительности было применимо только к последним двум сериям экспериментов. По причинам, которые остаются неясными¹³, Бейтмен проанализировал данные из первых четырех серий отдельно от последних двух и представил их в двух разных графиках. Примечательно, что самки показали больший репродуктивный успех с большим числом партнеров в первых четырех сериях, хотя и менее выраженный, чем у самцов. Но в разделе обсуждения в своей статье Бейтмен сфокусировался преимущественно на результатах, которые соответствовали идее состязательных самцов и избирательных самок. Как замечает Танг-Мартинес, этот избирательный фокус затем был перенят другими:

За некоторыми исключениями большинство последователей представляли в своих работах только данные из серий 5 и 6 (второй график Бейтмена) и полагались на них. В общих рассуждениях о половом отборе и даже в учебниках по поведению животных почти всегда оказывался только второй график, и обсуждение было ограничено этими результатами обычно как объяснение, почему мужчины промискуитетны, а самки скромны и избирательны. Результаты серий 1–4 и любые рассуждения о росте [репродуктивного успеха] самок как следствии количества самцов, с которыми они спаривались, фактически исчезли из литературы¹⁴.

Чтобы увидеть, как результаты выглядели бы без очевидно произвольного разбиения экспериментальных серий, сделанного Бейтменом, Снайдер и Говэти заново проанализировали данные из всех шести серий, объединив их. Как радостно заявляют исследователи, если бы только Бейтмен сделал это сам, он мог бы с гордостью сообщить о первом доказательстве репродуктивной выгоды женского промискуитета! Репродуктивный успех увеличивался с числом партнеров и у самок, и у самцов, причем примерно в равных долях. Учтя это вместе с перекосом в сторону подсчета отцовских отпрысков, ученые заключили, что “в данных Бейтмена нет серьезной статистической основы для вывода, что репродуктивный успех самок не увеличивается с числом партнеров”¹⁵.

Бесспорно, из-за того что идеи Бейтмена противоречили его данным, наука буксовала. Конечно, эволюционные биологи, интересующиеся половым отбором, не бездельничали десятилетиями по причине того, что старина Бейтмен открыл все, что им было нужно, еще в 1948 году. Они были заняты экспериментами, и современные исследования обнаружили множество видов, для которых принципы Бейтмена действительно применимы¹⁶. Однако Drosophila melanogaster оказалась лишь одним из многих существ, для которых эти принципы не работают. В 2012 году в академическом журнале поведенческой экологии появился длинный список из 39 видов всего животного царства, у которых, как обнаружили ученые, женский промискуитет приводит к большему репродуктивному успеху¹⁷. И хотя у многих видов промискуитет все же более выгоден самцам, иногда выгода одинакова для самцов и самок (например, у сосновых бурундуков и восточных тигровых саламандр)¹⁸.

В противоположность историческому пониманию, что промискуитет в целом вотчина самцов, теперь ясно, что женский промискуитет распространен во всем животном царстве: от плодовых мушек¹⁹ до горбатых китов²⁰ – и “повсеместен” среди приматов²¹. Это открытие стало возможным благодаря тестам на отцовство, позволившим ученым снять покров тайны, под которым скрывался безудержный женский промискуитет (в основном многих видов птиц, считавшихся моногамными)²². Представьте себе токовище – некую арену, на которой самцы состязаются друг с другом и где “победитель забирает все” в смысле доступа к самкам. Это случай состязательных самцов и разборчивых самок. Но у некоторых видов при более внимательном изучении с тестами на отцовство оказывается, что все происходит наоборот. Например, двухлетние наблюдения за канадским песочником, очаровательной птичкой из семейства бекасовых, показывают, что в соответствии с традиционными ожиданиями тока один удачливый самец вовлекается в 80 % спариваний в первый год и в 100 % во второй год²³. Можно было бы подумать, что для него игра стоит свеч. Но тестирование ДНК свыше 160 высиженных птенцов на отцовство показало, что многое происходит “за кулисами”. Далеко не один и не два самца срывают репродуктивный джекпот: минимум пятьдесят девять самцов оплодотворяют яйца в сорока семи протестированных выводках (яйца из одного выводка могут иметь разных отцов)! Это значит, что “отцов было больше, чем матерей”²⁴. Помните, предполагается, что есть только один отец, которого делит целое сообщество матерей. Более того, большинство самцов имело потомство с одной самкой, но удивительные 40 % выводков имели больше одного отца.

Трудно придумать больший контраст традиционному пониманию, как происходит ток. Представьте женщин в гареме в разговоре с султаном: “О, нет, этот ребенок не твой – это дочка второго лакея… Э? А, извини. Он тоже не твой, это сын шофера. Погоди, султан, мы найдем твоего ребенка. Надия… Надия! Помнишь, который из этих детей от султана? О, да, верно. Вон тот мальчик, что играет со своим сводным братом. Он твой. Почти уверена”.

Вообще, поразительные сообщения о женском промискуитете появлялись еще в 1960-1970-х годах, как указывает поведенческий эколог Сара Блэффер Хрди из Калифорнийского университета в Дейвисе. Возьмем крупных кошачьих, например львицу, которая должна во время гона спариться более сотни раз за день с разными львами. Или павианов, которые активно стремятся к множественным коротким спариваниям²⁵. И все же подобные наблюдения не произвели достаточного эффекта, возможно, потому, как насмешливо пишет Хрди, что “теоретически феномен не должен был существовать”²⁶. (Как саркастически замечают антропологи, “я бы не увидел этого, если бы сам в это не верил”²⁷.)

Хрди может предъявить претензию самой знаменитой идее о женской моногамии. Будучи выпускницей Гарвардского университета, она изучала серых лангуров в Индии и заметила, что самки часто соблазняют самцов, не являющихся “их так называемыми держателями гаремов”. Вот как Хрди описывает свое постепенное просветление:

Я впервые познакомилась с лангурами, видом, которым я потом занималась около 10 лет с перерывами, когда увидела самку возле пустыни Тар в Раджастане. Она быстро поднималась по крутому гранитному каньону, покидая свою семью, чтобы соблазнить самцов из чисто мужской группы. В то время я не могла объяснить поведение, которое казалось мне странным и непонятным. Только со временем я убедилась, что такое “распутное” поведение было обычным делом в жизни лангуров²⁸.

Учитывая риски и затраты таких “избыточных” спариваний (например, болезнь, хищники, которые могут напасть на одинокое животное, а также потеря времени и энергии, которые можно было бы потратить на что-то еще), это было поведение, требующее объяснения. (Хрди предположила, что оно помогало оставить открытым вопрос об отцовстве, из-за чего малыша могли пощадить при нападении.) С момента этого знаменитого научного открытия, ученые придумывали различные хитроумные объяснения преимущества, которое самки получают от множественных спариваний. Поскольку будет только справедливо, если самки тоже получат возможность эволюционного оправдания измены (шепот-моих-генов-заставил-меня-сделать-это), я представлю несколько таких идей. Предположительная польза женского промискуитета состоит в генетических выгодах, более здоровом потомстве, возможности устроить состязание сперматозоидов, которое исключит слабых особей. Также есть предположение, что самки спариваются с несколькими самцами, чтобы саботировать репродуктивный успех соперниц, истощая местные запасы спермы²⁹.

Последняя возможность кажется более подходящей для Доктора Зло, чем для матушки-природы, но это оттого, что идеи Бейтмена затенили представление о женской конкуренции³⁰. На протяжении многих лет считалось, что, так как даже самая посредственная самка может совершить скромный подвиг и оплодотвориться страстным самцом, все половозрелые самки размножаются с равным успехом. Поэтому самки должны испытывать меньшее давление отбора для развития признаков, которые дают им репродуктивное преимущество над другими самками. Но, как заметила Хрди более тридцати лет назад, и современные исследования продолжают это подтверждать, статус самки и ее ситуация могут иметь важные последствия для ее репродуктивного успеха – особенно в длительной перспективе, когда несоответствия в мужском репродуктивном успехе могут до какой-то степени выровняться, так как самцы по очереди становятся “царями горы”³¹. Среди приматов, например, овуляция самки с низким статусом может быть подавлена доминантными самками или другие самки могут преследовать ее, пока не случится выкидыш. Если же она все-таки выносит детеныша, у него меньше шансов выжить и преуспеть из-за плохого питания, нападений или даже инфантицида, совершаемого соперницами. Ужасно, но эти разбойницы даже съедают убитых ими детенышей. Между тем самки шимпанзе с более высоким статусом размножаются быстрее, у их детенышей больше шансов выжить, видимо, из-за доступа к более богатым источникам пищи³².

Ресурсы и статус много значат для самок. (Конечно, сейчас самое время напомнить себе, что выражение “очередность клева” мы получили благодаря наблюдению за курами.) Доминантные самки млекопитающих получают больше пищи лучшего качества, доступ к воде и местам гнездования, у них меньше риска быть растерзанными хищником – иными словами, “больший репродуктивный успех доминантных самок распространен среди разных видов млекопитающих”³³. Так как они имеют все необходимое для беременности, лактации, а для подросших детенышей – еду, защиту, возможно, уютное гнездышко или привилегированное пользование пастбищами, это вполне понятно. Те, кто лучше способен состязаться за материальные и социальные ресурсы, скорее передаст свои гены следующему поколению и даже – благодаря качеству потомства или наследованию ранга³⁴ – более отдаленным потомкам³⁵.

Короче говоря, ни промискуитет, ни конкуренция ради достижения репродуктивного успеха не являются исключительными качествами самцов.

И третий аргумент против идей Бейтмена заключается в том, что самцы тоже бывают избирательными.

Это, разумеется, бессмысленно, если вы начинаете с предположения, что для них спаривание дается по минимальной цене единственного сперматозоида из бездонного запаса. Но это большое заблуждение. Возьмем, к примеру, предположительно головокружительное изобилие и пустячную стоимость мужской спермы. Как указывают некоторые ученые, наблюдение и личный опыт свидетельствуют, что самцы не предлагают единственный сперматозоид в обмен на яйцеклетку³⁶