Читать книгу Чернильная смерть - Корнелия Функе - Страница 7

Фарид рассказывал Мегги, как трудно теперь попасть в Омбру, и она передала Мо его слова: «Стражники теперь не те безобидные дураки, что стояли там раньше. Подумай заранее, что им ответить на вопрос, зачем ты идешь в город. Чего бы они ни потребовали, веди себя смирно и покорно. Обыскивают редко. Если повезет, могут просто кивнуть – проходи, мол».

Им не повезло. Стражники остановили их. Мегги мучительно напряглась, когда один из солдат жестом велел Мо спешиться и потребовал предъявить образчик его ремесла. Пока стражник разглядывал книгу, переплетенную из рисунков Резы, Мегги со страхом вглядывалась в полускрытое шлемом лицо, пытаясь угадать, не встречались ли они в замке Змееглава. А что, если солдат обнаружит нож, спрятанный в поясе Мо? За один этот нож его могли убить. В Омбре носить оружие разрешалось только оккупантам. Но Баптиста сшил пояс так умело, что даже опытные руки стражника не нащупали ничего подозрительного.

«Хорошо, что у Мо есть нож», – думала Мегги, когда через окованные железом ворота они въезжали мимо выставленных копий стражи в город, находившийся теперь под властью Змееглава.

Мегги не была в Омбре с тех пор, как отправилась с Сажеруком в тайный лагерь комедиантов. Казалось, прошла вечность с тех пор, как она бежала по этим улицам с письмом Резы, извещавшим, что Мортола стреляла в ее отца. На мгновение она уткнулась лицом в спину Мо, охваченная счастьем от того, что он снова с ней, живой, здоровый, и что она наконец покажет ему то, о чем столько рассказывала: мастерскую Бальбулуса и библиотеку Жирного Герцога. На этот чудесный миг она забыла о страхе, словно Чернильный мир принадлежал сейчас только им двоим.

Омбра нравилась Мо. Мегги видела это по его лицу, по тому, как он смотрел вокруг, придерживая коня, внимательно оглядывая улицу за улицей. Конечно, захватчики искалечили город, но красота, вложенная строителями в порталы, колонны и арки, осталась на месте. Ее нельзя было увезти с собой, а разбитая на куски, она теряла всякую ценность. Поэтому под окнами и балконами Омбры по-прежнему цвели каменные цветы, по колоннам и карнизам вился каменный плющ, а на стенах из светлого песчаника гротескные маски высовывали языки из странно перекошенных ртов и плакали каменными слезами.

Лишь герб Жирного Герцога был повсюду разбит, и льва можно было угадать только по остаткам гривы.

– Вон та улица справа ведет к рыночной площади, – шепнула Мегги, и Мо кивнул, словно во сне.

Похоже, пока они скакали по городу, в его ушах звучали слова, описывающие то, что он видел теперь своими глазами. Мегги слышала о Чернильном мире только от матери, а Мо без конца читал и перечитывал книгу Фенолио все те годы, что пытался отыскать в ее словах Резу.

– Все так, как ты себе представлял? – тихо спросила Мегги.

– Да, – так же тихо отозвался Мо. – Так – и не так.

На рыночной площади толпился народ, словно в мирные времена Жирного Герцога, только теперь в этой толпе почти не было мужчин. И комедианты снова были тут. Да, шурин Змееглава открыл бродячим артистам доступ в город. Правда, ходили слухи, что пускали на самом деле только тех, кто соглашался шпионить для Зяблика.

Мо осторожно объехал кучку детей. Детей в Омбре было много, только отцы их погибли.

Мегги увидела над детскими головками вращающийся факел, потом второй, третий… Искры гасли в прохладном воздухе. «Фарид?» – подумала она, хотя знала, что после смерти Сажерука он не выступает больше с огненными фокусами. Но тут Мо поспешно натянул на лицо капюшон, и взгляд Мегги натолкнулся на жирно смазанное лицо с неизменной сияющей улыбкой.

Коптемаз.

Мегги ухватилась за плащ Мо, но отец ехал себе дальше, будто и не заметил человека, который однажды уже выдал его. Дюжина комедиантов, если не больше, заплатила жизнью за то, что Коптемаз знал об их тайном лагере, и Мо едва не оказался в числе жертв. Всей Омбре было известно, что Коптемаз – свой человек во Дворце Ночи, который за свое предательство получил немало денег лично от Свистуна, и что теперь он в отличных отношениях также и с Зябликом; и все же он стоял, улыбаясь, посреди рыночной площади – единственный огненный жонглер в Омбре вне конкуренции, потому что Сажерук погиб, а Фарид не желал больше играть с огнем. Да, в Омбре и правда сменился хозяин. Для Мегги не могло быть более ясного свидетельства этому, чем лоснящееся жиром лицо Коптемаза с неестественной улыбкой. Говорят, алхимики Змееглава поделились с ним своими рецептами, и огонь, с которым он теперь выступал, был темный, коварный и убийственный, как порох, который Коптемаз в него подмешивал, потому что иначе пламя ему не подчинялось. Силач рассказывал Мегги, что дым от этой смеси действовал одуряюще и зрителям казалось, будто они видят перед собой величайшего из огненных жонглеров.

Как бы то ни было, дети Омбры хлопали в ладоши, хотя факелы не взлетали и на половину той высоты, что у Сажерука и Фарида. Представление позволяло на время забыть печальные глаза матерей и тяжелый труд, ожидавший дома.

– Мо! – Мегги поспешно отвернулась, когда Коптемаз посмотрел в их сторону. – Давай повернем обратно, пожалуйста! Вдруг он тебя узнает?

Тогда ворота Омбры захлопнутся. И их будут гонять по улицам, как попавшихся в ловушку крыс!

Но Мо чуть заметно покачал головой и придержал коня за одним из рыночных лотков.

– Не волнуйся. Коптемазу сейчас не до того – он боится обжечь свое красивое лицо, – прошептал он Мегги. – Но давай-ка спешимся. Так мы будем меньше бросаться в глаза.

Лошадь заробела, когда Мо повел ее через толпу, но он успокоил ее тихими уговорами. Мегги увидела за лотками жонглера, который раньше считался человеком Черного Принца. Многие комедианты сменили хозяина, когда выяснилось, что Зяблик готов платить. И они вовсе не считали, что наступили плохие времена. Торговцы на рынке тоже получали хорошие барыши. Для вдов Омбры разложенные на прилавках товары были недоступны, зато Зяблик и его друзья с удовольствием покупали драгоценные ткани, расплачиваясь тем, что сумели выжать из захваченного города: украшениями, оружием и разнообразными предметами роскоши, названия которых не знал, наверное, и сам Фенолио. Здесь можно было купить даже лошадей… Мо с любопытством осматривался в пестрой толпе, как будто тут и не было никакого Коптемаза.

Казалось, он хочет разглядеть каждое лицо в рыночной сутолоке, каждую диковинку, выставленную на продажу; но вот его взгляд сосредоточился на башнях, видневшихся за черепичными крышами, и сердце Мегги сжалось. Он не раздумал идти в замок, и Мегги сейчас проклинала себя за то, что рассказала ему о Бальбулусе и его искусстве.

На глаза им попалось объявление о награде за голову Перепела. У Мегги перехватило дух, но Мо лишь посмотрел насмешливо на неумелый портрет и пригладил свои темные, остриженные как у крестьянина волосы.

Что, если тут окажется кто-нибудь из солдат, охранявших его во Дворце Ночи? Вон тот, кажется, внимательно смотрит на них. А комедиантка слева – ведь это, похоже, одна из тех женщин, что вышли вместе с ними из застенков Змееглава. «Пойдем скорее, Мо», – думала она и хотела уже потянуть его за собой в какой-нибудь проулок, под какую-нибудь арку – лишь бы скрыться от всех этих глаз. Двое детей схватились за ее юбку и протянули грязные ладошки, выклянчивая подаяние. Мегги беспомощно улыбнулась им. Денег у нее при себе не было. Какой у них голодный вид! Через толпу протиснулся солдат и грубо оттолкнул попрошайничающих детей. «Скорее бы оказаться у Бальбулуса!» – подумала Мегги, и тут Mo так резко остановился, что она налетела на него.

Рядом со столом цирюльника, во всю глотку расхваливавшего свои чудодейственные умения, стайка мальчишек глазела на позорный столб. Там стояла женщина, ее руки и голова были зажаты деревянными тисками, так что она была беспомощна, как тряпичная кукла. На ее лицо налипли гнилые овощи, навоз и прочая дрянь, которую дети насобирали между лотками. Мегги такое уже видела, когда ходила по городу с Фенолио, зато Мо застыл, словно забыл, зачем приехал в Омбру. Он стал едва ли не бледнее самой женщины, на лице которой слезы рисовали грязные подтеки, и на мгновение Мегги испугалась, что он сейчас схватится за нож, спрятанный в поясе.

– Мо! – Она схватила отца за рукав и скорее потащила прочь, подальше от глазеющих детей, которые уже начали на него оборачиваться, на улицу, ведущую к замку.

– Ты такое уже видела?

Как он на нее смотрит! Как будто не может поверить, что она способна с этим смириться.

Этот взгляд смутил Мегги.

– Да, – пристыженно ответила она. – Да, несколько раз. Позорный столб был и при Жирном Герцоге.

Мо по-прежнему смотрел на нее во все глаза.

– Только не говори мне, что к этому зрелищу можно привыкнуть.

Мегги опустила голову. Можно. К сожалению, можно.

Мо жадно втянул воздух, как будто не мог продохнуть все время, что глядел на заплаканную женщину. И молча зашагал дальше. Он не произнес ни слова до самого замка.

Перед воротами стоял еще один позорный столб. У мальчика, привязанного там, сидели на голой коже огненные эльфы. Мо сунул Мегги поводья и шагнул к столбу, прежде чем дочь сумела его удержать. Не обращая внимания ни на стражу, глядевшую от ворот, ни на проходивших мимо женщин, испуганно отворачивавших головы, он согнал огненных эльфов с худых детских рук. Мальчик удивленно смотрел на него. Его лицо ничего не выражало, кроме страха – страха и стыда. И Мегги вспомнила, что рассказывал ей Фарид – будто Сажерук и Черный Принц когда-то бок о бок стояли у позорного столба и лет им было тогда не больше, чем этому мальчишке, с таким страхом глядевшему на своего защитника.

– Мортимер!

В первую минуту Мегги не узнала старика, оттащившего Мо от позорного столба. Седые волосы падали Фенолио почти до плеч, глаза были налиты кровью, лицо заросло щетиной. Он выглядел дряхлым. Никогда прежде Мегги не задумывалась о возрасте Фенолио, но сейчас она не могла думать ни о чем другом.

– Ты что, с ума сошел! – негромко, но яростно крикнул он ее отцу. – Привет, Мегги, – добавил он рассеянно.

И тут кровь бросилась Мегги в лицо – за спиной Фенолио она увидала Фарида.

Фарид.

«Сделай холодный вид! – приказала себе Мегги, но губы неудержимо улыбались. – Никаких улыбок!» – думала она, а глаза так и сияли. Видеть его было таким счастьем! На плече у него сидел Пролаза, сонно подергивая хвостом.

– Привет, Мегги! Как дела? – Фарид погладил куницу.

Двенадцать дней. Двенадцать дней он не давал о себе знать. Мегги поклялась не разговаривать с ним при встрече. Но сердиться на Фарида оказалось невозможно. Вид у него был по-прежнему понурый. Куда девался смех, прежде неотделимый от его лица, как яркие черные глаза? Он тоже улыбнулся, здороваясь с Мегги, но эта улыбка была лишь бледной тенью прежней.

– Я все время хотел пойти к тебе, но Орфей меня не отпускал!

Он говорил почти машинально. Его интересовал сейчас только ее отец. Перепел.

Фенолио тащил Мо за собой, подальше от позорного столба, подальше от солдат. Мегги поспешила за ними. Лошадь тревожно зафыркала, но Фарид успокоил ее. Сажерук научил его разговаривать с животными.

«Вот он идет совсем рядом – и так далеко», – думала Мегги.

– Ты что? – Фенолио все еще крепко держал Мо, словно боялся, что тот снова рванется к позорному столбу. – Хочешь, чтобы стража и тебя туда привязала? Не дождешься! Тебя они сразу проткнут копьем.

– Это же огненные эльфы! Они прожигают кожу насквозь! – Голос у Мо был хриплый от ярости.

– Спасибо, что объяснил! Как будто не я их придумал, этих тварей. Ничего, мальчик от этого не умрет. Наверное, это воришка, и больше я не желаю о нем слышать.

Мо высвободился и резко повернулся к старику спиной, словно опасаясь не сдержаться и ударить его. Он смотрел на стражников, их оружие, стены замка и позорный столб, как будто искал способа мгновенно уничтожить все это. «Не смотри на стражников, Мо!» – мысленно умоляла Мегги. Это было первое, чему научил ее здесь Фенолио: никогда не смотри прямо в лицо солдату, рыцарю, вельможе – никому из тех, кто в этом мире имеет право носить оружие.

– Волшебный Язык, хочешь, я сделаю так, что эльфы перестанут на него садиться? – встрял Фарид между Мо и Фенолио.

Пролаза зашипел на старика, как будто учуял в нем причину всего зла, творившегося в мире. А Фарид, не дожидаясь ответа, побежал к позорному столбу, где эльфы уже снова облепили полураздетого мальчишку. Он щелкнул пальцами, и в воздух взметнулись искры. Они опускались на блестящие крылышки эльфов, больно обжигая их, так что крошечные кусаки с яростным жужжанием вспорхнули и роем полетели прочь. Один из стражников схватился за копье, но тут Фарид легким движением нарисовал на стене замка огненного василиска. Стражники оторопело уставились на пылающий герб своего господина, а Фарид отвесил им изящный поклон и неторопливой походкой двинулся обратно к Мо.

– Безрассудное ухарство, дружок! – неодобрительно сказал Фенолио, но Фарид не обратил на него внимания.

– Зачем ты пришел сюда, Волшебный Язык? – спросил он тихо. – Это опасно!

Но глаза у него блестели. Фарид любил опасные приключения и любил Мо за то, что тот сделался Перепелом.

– Тут есть несколько книг, на которые я хочу взглянуть.

– Книг? – Фарид посмотрел на него с таким недоумением, что Мо невольно улыбнулся.

– Да, книг. Особенных книг.

Мо поднял глаза к самой высокой башне замка. Мегги подробно описала ему, где находится мастерская Бальбулуса.

– Что поделывает Орфей? – Мо покосился в сторону стражи. Солдаты рылись в подводе мясника и, похоже, сами не знали, что они там ищут. – Он, я слышал, все богатеет и богатеет.

– Уж это точно! – Фарид тихонько погладил Мегги по спине.

В присутствии Мо он старался обходиться незаметными нежностями. Фарид очень уважал отцов. Но от Мо, конечно, не укрылось, как Мегги покраснела.

– Богатеть-то он богатеет, а для Сажерука так ничего и не написал. В голове у него одни клады и всякая невидаль, которую можно продать Зяблику: рогатые кабаны, золотые левретки, крылатые пауки, лиственные человечки…

– Крылатые пауки? Лиственные человечки? – Фенолио с ужасом посмотрел на Фарида, но тот не обращал на него внимания.

– Орфей хочет с тобой поговорить, – сказал он на ухо Мо, – о Белых Женщинах. Не отказывай ему! Пожалуйста! Может быть, то, что ты знаешь, и правда поможет ему вернуть Сажерука!

Мегги увидела сочувствие на лице Мо. Как и она сама, отец не верил, что Сажерука можно вернуть.

– Глупости, – сказал он, невольно потрогав место, куда попала пуля Мортолы. – Я ничего не знаю. Только то, что знают все.

Стражники пропустили мясника, и один из них глядел теперь в сторону Мо. На стене замка все еще пылал василиск, нарисованный Фаридом.

Мо повернулся спиной к солдатам.

– Слушай, – еле слышно сказал он Мегги, – я не должен был тебя сюда приводить. Пожалуйста, останься с Фаридом, пока я схожу в замок. Он проводит тебя к Роксане, а я приду прямо туда за тобой и Резой.

Фарид обнял Мегги за плечи.

– Конечно иди! Я за ней присмотрю.

Мегги сердито сбросила его руку. Ей неприятно было отпускать Мо одного, хотя в глубине души ужасно хотелось остаться с Фаридом. Она так по нему скучала.

– Присмотришь? Кто тебя просит за мной присматривать? – спросила она резче, чем сама хотела.

Какой дурой делаешься, когда влюбишься!

– В присмотре Мегги не нуждается, это правда. – Мо мягко вынул у нее из рук поводья. – Мне кажется, она чаще присматривала за мной, чем я за ней. Я скоро вернусь, – сказал он дочери. – Обещаю. Маме ни слова, ладно?

Мегги молча кивнула.

– Не волнуйся! – заговорщически шепнул Мо. – В песнях говорится, что Перепела всегда сопровождает его красавица-дочь. Поэтому без тебя я буду вызывать гораздо меньше подозрений.

– Песни лгут! – прошептала Мегги в ответ. – У Перепела нет никакой дочери. Он не отец. Он разбойник.

Несколько секунд Мо пристально смотрел на нее, а потом поцеловал в лоб, словно желая стереть то, что она сказала. И пошел за торопившим его Фенолио к воротам замка.

Мегги не отрываясь смотрела ему вслед. Вот он остановился возле стражи. В черной одежде Мо выглядел как настоящий мастер из далекой страны, проделавший долгий путь, чтобы заключить в достойную оправу миниатюры знаменитого Бальбулуса. Кому какое дело, что по пути переплетчик превратился в разбойника?

Не успел Мо повернуться спиной, Фарид взял Мегги за руку.

– Отец у тебя храбрый, как лев! – прошептал он. – Но, по-моему, немного не в своем уме. Будь я Перепелом, я бы ни за что не пошел в эти ворота, тем более ради каких-то книг!

– Ты не понимаешь! – тихо ответила Мегги. – Ни за чем другим он бы туда не пошел – только ради книг!

Тут она ошибалась, но это ей предстояло узнать позже.

Солдаты пропустили поэта и переплетчика. Мо в последний раз оглянулся на Мегги и исчез в воротах, под опускной решеткой с двумя десятками грозных, острых как копья наконечников. С тех пор как в замке поселился Зяблик, решетку опускали с наступлением темноты или по сигналу набатного колокола. Мегги однажды слышала эти звуки и теперь невольно ждала, что они раздадутся снова, как только Мо исчезнет за мощными стенами: звон колокола, бряцание цепей, державших решетку, стук железных наконечников…

– Мегги! – Фарид взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. – Честное слово, я давно бы уже пришел к тебе, но днем Орфей не дает мне ни минуты продыху, а по ночам я пробираюсь в усадьбу Роксаны. Я знаю, она каждую ночь ходит туда, куда спрятала Сажерука. Но всякий раз она меня замечает, и мне не удается ее выследить. Глупую гусыню еще можно подкупить булочкой с изюмом, но в хлеву меня кусает линкетто, а если и от него удается увернуться, то Гвин тут как тут. Роксана его теперь даже в дом пускает, а ведь раньше кидала в него камнями!

О чем он говорит? Какое ей дело до Сажерука и Гвина? «Если ты по мне скучал, – крутилось у нее в голове, – то почему же не пришел хоть раз, вместо того чтобы пробираться к Роксане? Хотя бы раз». На это мог быть только один ответ. Он скучал по ней далеко не так сильно, как она по нему. Он любил Сажерука больше, чем ее. Даже теперь, когда Сажерук умер. И все же Мегги не отстранилась от его поцелуев. В нескольких шагах от них стоял у позорного столба мальчик, искусанный огненными эльфами. «Только не говори мне, что к этому зрелищу можно привыкнуть…»

Коптемаза Мегги заметила, когда он уже входил в ворота.

– Что там такое? – спросил Фарид, заметив, что она напряженно смотрит через его плечо. – А, Коптемаз. Ну да. Он свой человек в замке. Грязный предатель! Каждый раз, как я его вижу, мне хочется перерезать ему глотку!

– Нужно предупредить Mo!

Стражники пропустили огнеглотателя, как старого знакомого. Мегги шагнула было в их сторону, но Фарид удержал ее.

– Куда ты? Твоего отца он не увидит! Замок большой, а Волшебный Язык пошел к Бальбулусу. Вот уж там Коптемазу точно нечего делать! У него три любовницы среди придворных дам, к ним он и идет, если только его не перехватит Якопо. Коптемаз должен устраивать ему представления по два раза на дню, хотя он по-прежнему плохой огнеглотатель, что бы там ни рассказывали о нем и его порошках. Жалкий доносчик! Я и правда не понимаю, почему Черный Принц до сих пор его не прирезал – или твой отец. Что ты на меня так смотришь? – спросил он, видя ошеломленный взгляд Мегги. – Волшебный Язык ведь своими руками прикончил Басту! Правда, я этого не видел…

Фарид на мгновение отвел глаза, как всегда, когда ему случалось упомянуть о времени, когда он был мертв.

Мегги неотрывно смотрела на ворота замка. Ей слышался голос Мо: «Да ладно тебе! Коптемаз видел меня в последний раз полумертвым. Кроме того, для него было бы лучше со мной не встречаться – надеюсь, он это понимает…»

Перепел.

«Прекрати называть его так! – сказала себе Мегги. – Прекрати, не смей!»

– Пойдем! – Фарид взял ее за руку. – Волшебный Язык сказал, чтобы я отвел тебя к Роксане. То-то она будет рада меня видеть! Но при тебе, наверное, будет держаться приветливо.

– Нет. – Мегги вырвалась, хотя так приятно было снова держаться с ним за руки. – Я останусь тут. И не сойду с места, пока Мо не выйдет.

Фарид вздохнул и закатил глаза: он слишком хорошо ее знал, чтобы возражать.

– Лучше не придумаешь! – сказал он тихо. – Насколько я знаю Волшебного Языка, он будет рассматривать эти чертовы книги целую вечность. Тогда давай хотя бы целоваться, а то стражники скоро заинтересуются, что это мы тут стоим.