Читать книгу Следующий апокалипсис. Искусство и наука выживания - Крис Бегли - Страница 5

В 1994 году я договорился с Филдовским музеем естественной истории в Чикаго о том, чтобы предоставить им коллекцию современной керамики из индейской деревни пайя в восточном Гондурасе, в которой я жил во время проведения археологических полевых работ. Нуэво-Субирана – это раскиданная по дну долины деревня с населением около 500 человек, хотя она кажется намного меньше. Я выявлял и документировал археологические памятники в ряде речных долин. Во время работы над проектом я мог бы жить в любой деревне, но решил спросить у племени пайя, могу ли я арендовать место в Нуэво-Субиране и будет ли кому-то интересно работать со мной над этим проектом. Община дала разрешение, и полдюжины человек помогали мне в полевых работах. Многие в общине использовали керамические кастрюли для приготовления пищи, в основном определенной, например бобов (как некоторые жители Кентукки являются поклонниками старомодных чугунных сковородок).

Во время археологических раскопок керамику мы находим чаще, чем любой другой тип артефактов. Почти все такие находки – сломанные черепки, но по ним я могу определить размер и форму посуды, понять особенности формы и дизайна и увидеть, как со временем менялись или сохранялись рисунки на керамике. Археологов больше волнует информация, которую мы можем выудить из артефакта, а не состояние объекта, поэтому разбитые горшки для нас очень ценны. Я обнаружил набор элементов дизайна, повторяющихся на керамике в обширном регионе восточного Гондураса. Почти все они были вырезаны или вдавлены в поверхность и состояли из узнаваемых последовательностей линий и точек.

Осколки современных керамических горшков часто обнаруживались возле жилых домов. Некоторые горшки прослужили десятилетия, но большинство – гораздо меньше – люди случайно разбивали их и выбрасывали. Я спросил своих соседей об этой посуде. Что они в ней готовят? Подходят ли горшки для каких-то определенных блюд? Как долго они служат и из-за чего чаще всего ломаются? Как люди избавляются от разбитых горшков (странный вопрос для любого, кроме археолога)? Я узнал, что все керамические горшки в этой общине делала женщина по имени Глория. Она жила на другом конце деревни, примерно в километре от моего дома, изредка мы встречались. Я нанес ей визит, чтобы поговорить о керамике: спросил, могу ли я приобрести около пятидесяти горшков для Филдовского музея, и она согласилась изготовить их в течение следующего месяца. Мы договорились, что по возвращении она расскажет мне о процессе изготовления горшков. Этот отчет я собирался отправить в музей вместе с самой коллекцией.

Пару недель спустя я вновь пришел к ней домой, и она показала свои горшки. Я обратил внимание на рисунок по краю, которым она украсила несколько своих изделий. Изображения были почти идентичны рисункам на черепках тысячелетней давности, которые мы обнаружили в ходе полевых работ. Это было событие чрезвычайной важности. Знала ли она о тех рисунках? Знала ли, что они означают? Неужели это свидетельство преемственности поколений от далекого прошлого к современному племени пайя? Как было бы здорово провести прямую линию от гончарного дела ее предков до частного производства Глории! Это оказалось бы полезным и для нашего понимания прошлого. Иногда археолог в состоянии интерпретировать иконографию из прошлого, но в данном регионе я не знал, что означают те или иные символы, и решил спросить об этих узорах у Глории.

– Ты ведь видел обломки, которые находишь здесь повсюду? Думаю, их сделали наши предки, вот я и использовала эти мотивы для своих горшков, – ответила она.

На вопрос, знает ли она, что означают те или иные узоры, женщина засмеялась и покачала головой. Я был разочарован, хотя понял, что означают эти узоры для нее сейчас, а именно желание сохранить связь с далеким прошлым, грубо уничтоженным европейской колонизацией и последующими расизмом, нищетой и маргинализацией, превратившимися в неотъемлемую часть жизни коренного населения. Она открыла мое ограниченное видение «смысла» и показала, что иначе взаимодействует с прошлым, не так, как чаще всего видит это археолог. В целом, археология говорит об археологах так же много, как и о прошлом.

В этой части Гондураса между людьми, жившими тысячу лет назад, и племенем пайя существует связь. Хотя бы потому, что они занимают одно и то же географическое пространство, практикуют схожие методы ведения сельского хозяйства и говорят на собственном уникальном языке. В других сферах преемственность менее очевидна. Есть несколько преданий о том, что произошло в далеком прошлом, например история Чиприано о Белом городе, и никаких письменных свидетельств до XVI века. Порой археология – единственный способ получить доступ к прошлому.

Размышляя о следующем апокалипсисе, я сосредотачиваюсь на будущем. Взгляд в прошлое помогает увидеть грядущее. Оглядываясь назад, мы получаем гораздо более широкий взгляд и больший набор событий для наблюдения, чем те, что представлены в настоящем. Но прежде чем мы обратимся к прошлому в поисках подсказок на будущее, стоит сделать несколько оговорок. Конечно, с тех пор многие существенные факторы изменились. Население планеты выросло, как и его плотность на большей части территории. Наша повседневная деятельность радикально отличается от характера деятельности людей в доиндустриальную эпоху. Тем не менее сходство существует: мы живем в мире крайне сложных и взаимосвязанных систем, и, возможно, нам не удастся предвидеть волновой эффект изменений в какой-либо определенной сфере. Все существует в уникальном контексте, каждая история неповторима и никогда не воспроизводится. Взгляд в прошлое требует тщательного рассмотрения принципиальных отличий, а также сходства. С этой оговоркой взгляд в прошлое обостряет наше видение будущего.

Наше понимание предыдущих событий несовершенно. Археология, как и любая наука, – это процесс. Выводы могут меняться, натолкнувшись на новые данные. Каждое новое исследование дополняет предыдущее, а порой и предоставляет сведения, опровергающие прежние идеи. В следующих главах я упомяну несколько предложенных археологами выводов, которые мы более не считаем верными. Так уж устроена наука, и не надо думать, что с учеными или с процессом что-то не так. Мы строим гипотезы и приходим к выводам, основанным на имеющихся у нас данных, которых, на наш взгляд, достаточно для определенных утверждений. Мы собираем новые данные или смотрим на факты с новой точки зрения, меняем наши представления о том, какие гипотезы верны, а какие нет. Разумеется, единого мнения не существует. Ученые спорят постоянно и почти по всем вопросам, но это – двигатель процесса, а не признак дисфункции. И новые поколения археологов усовершенствуют результаты моей работы на Москитном берегу Гондураса. Опираясь на мои исследования, они будут использовать более качественные данные или больший их объем, у них будут более свежие интерпретации и перспективы, и они составят более полную картину событий прошлого. Мы всегда движемся к новому пониманию, и это не обвинительный акт в отношении исследователей-предшественников или самой дисциплины. Ученые строят лестницу: каждый добавляет по ступеньке, чтобы подняться выше и заглянуть дальше. Каждый новый шаг – это не завершенное произведение, а лишь очередная ступень в лестнице.

Доступ к прошлому и его интерпретацию затрудняют многие факторы. Иногда это полевые условия или разрозненные данные. Иногда проблема в археологе или в самой дисциплине. Наибольшую трудность для ученых представляет наше колониальное наследие. Археология, а также ее смежная область, антропология, развивалась одновременно с колонизацией мира европейскими державами. Существует множество скрытых путей, согласно которым эта ситуация влияет на наши действия и мысли о мире. Археология имеет долгую историю колонизаторов, изучающих прошлое колонизированных народов. Это продолжается и по сей день. Я родом из Соединенных Штатов, изучаю прошлое в бывших колониях. В этом нет ничего необычного. Однако гораздо реже археологи родом из бывшей колонии проводят исследования в метрополии, на родине колонизаторов. Такое случается, но редко. Эти узоры являются лишь одним из признаков колониального наследия в археологии.

Колониальное наследие влияет на способ проведения археологических исследований – на то, кто в них участвует, какие вопросы мы задаем, какие следы прошлого называем ценными и интерпретируем и что, по нашему мнению, можно считать данными или доказательствами. Это влияет на то, что мы создаем в качестве археологов, и на то, каким образом мы представляем свои находки. Возможно, первое, что необходимо изменить в этой системе – список участников археологических исследований, чтобы более широкая и разнообразная группа специалистов решала, как справиться с другими ограничивающими моментами этой колониальной истории.

Существование привилегированных групп приводит к тому, что ограниченная часть человечества пишет прошлое для всех остальных. Мое видение прошлого живет в настоящем и, следовательно, отражает мой жизненный опыт. Как и у всех археологов, современная расстановка сил и системы, в которых мы живем, формируют мое понимание прошлого, включая несправедливые и неизбежные фрагменты этой системы. Я должен подумать о том, как эти реалии влияли на интерпретации прошлого. Например, я родился в конце XX века в Соединенных Штатах Америки. Мой опыт – это опыт белого мужчины из патриархального общества, построенного на превосходстве белых и эксплуатации темнокожих. Как я ни ненавидел элементы истории своей группы, я не в силах их избежать, и мое понимание прошлого никогда не освободится от определенного угла зрения.

Я пытаюсь устранить предвзятость, свести к минимуму поправки на угол зрения, но как бы я ни старался, у меня ничего не выйдет. Я мог бы привести в пример сотни факторов, которые формируют мою точку зрения и обуславливают взгляд на мир. Так, я по умолчанию использую двоичную гендерную систему, хотя знаю, что у людей в разные эпохи и в разных частях света существовал гораздо более сложный подход к гендеру. Вот другой пример: я замечаю, что пытаюсь объяснить действия людей мотивами, которые отражают мое воспитание в капиталистической системе, прославляющей личные достижения. Я с детства усвоил идеи о том, как ведут себя люди и что движет их поведением, и мне с трудом удается представить себе общество, в котором личные достижения не считались бы подобным критерием успеха. Мне известно, что есть общества, где целеустремленность и сосредоточенность на личных достижениях считается позорной, эгоистичной или тщеславной. Прямо сейчас, в рамках ограниченных параметров современного мира, существует яркое разнообразие мировоззрений. Представьте, если мы перенесем это разнообразие на 300 000 лет назад, к истокам человечества. Чем больше перспектив, тем лучше удается нам интерпретация прошлого, тем эффективнее мы устраняем или сводим к минимуму предубеждения и слепые пятна. История археологии ограничила число точек зрения, участвующих в интерпретации прошлого. Но чем разнообразнее перспективы, тем проще нам понять прошлое, и чем больше разных голосов будет представлено в данной книге, тем лучше. Чем шире будет диапазон в будущем, тем выгоднее для археологии.