Читать книгу В тёмном костре рябин - Крисия Ковальски - Страница 5

Он её раздражал. Раздражал так, что хотелось чем-нибудь запустить в его самодовольную наглую физиономию. Одно её останавливало не связываться с ним – Миша к нему прилип так, что, казалось, о самой Кате забыл. К Олегу относился с опаской, даже сторонился, к Татьяне Борисовне – равнодушно, а вот от Матвея ни на секунду не отходил, когда тот возвращался домой после работы на ферме. Миша тащил ведро с водой, заранее нагретое за день на солнце, Матвей мылся этой водой в летнем душе, а потом они оба ужинали. И если Матвей задерживался, мальчик ни за что не садился есть без него.

Как-то Матвей взял его с собой на ферму, посадил за руль грузовика, показал хлебоуборочные комбайны, стоящие в огромном амбаре. Миша был в восторге, а вечером, когда они вернулись, Татьяна Борисовна с упрёком набросилась на Матвея:

– Куда же ты таскал весь день ребёнка? Катя волновалась. Нельзя же так, Матвей!

– Ей не о чем волноваться, – небрежно ответил Матвей, – Что, я за ребёнком не услежу? Мать, мы есть хотим.

– Ужин на плите, Катя не убирала, садитесь и ешьте, – ответила женщина.

– Я сейчас, только к маме сбегаю, – быстро проговорил Миша, выбежал во двор.

Из окна было видно, как мальчик подбежал к Кате, которая вешала на верёвки постиранное бельё и начал что-то быстро рассказывать ей, размахивая руками от переизбытка эмоций пережитого дня. Катя слушала его внимательно с улыбкой, а потом присела на корточки и обняла его за плечи, прижала к себе. Матвей задумчиво наблюдал за ними, пока из раздумий его не вывел раздражённый голос матери:

– Такая молоденькая, а уже ребёнка успела нагулять. И за что только Олежке такие шалавы попадаются, одна другой краше. Сначала Вика эта. Покрутила хвостом с тобой, потом с братом твоим, а сейчас спуталась с этим лейтенантом из полиции. Я знаю, мне всё передали. На почту, считай, много народа за день приходит, от каждого узнаю новости обо всех. Вот и о Вике вашей узнала.

Матвей почувствовал, как от слов матери внутри закипает злость и раздражение.

– Мать, при чём здесь Вика? У тебя законная невестка есть. Забудь уже о Вике.

– Да больше всего я боюсь, что ты опять спутаешься с этой вертихвосткой! – женщина присела за стол и вздохнула, снисходительно глядя на сына.

– Не спутаюсь, – твёрдо и уверенно произнёс он, – А Катя, что, весь день стирала?

– Да. У меня спину-то прихватило, разогнуться не могла. Как вчера на почте с этими отчётами просидела, так и скрутило утром поясницу. Говорю – ищите нового начальника почты, мне давным-давно на пенсию пора, внуками заниматься.

Матвей приметил, что все пять верёвок, когда-то накинутые им во дворе, были завешаны бельём.

– Хорошо, что у тебя теперь есть невестка, – произнёс он.

– Да, хорошо, – согласилась мать, – Работящая, и ни в чём мне не перечит. Вот если бы ещё довеска у неё не было… Это ж надо! Только представь, ей, что двенадцать-тринадцать лет было, когда она нагуляла?

– Всякое бывает, мать, – ответил Матвей и уже с раздражением спросил, поворачиваясь к матери, – Не маловата ли она для моего старшего брата?

– Матвей, это его дело, не вмешивайся, – осекла его мать и встала из-за стола, – Когда поужинаете, скажешь Кате, она посуду помоет, а я спать пойду, поздно уже.

Матвей подошёл к открытому окну и громко свистнул.

– Миха! Иди сюда живо! – крикнул он, на что мальчик сразу же отозвался и прибежал, шлёпая босыми пятками по деревянному полу.

– Давай есть, Миха, – сказал Матвей, разливая суп с клёцками по тарелкам, – Попробуем, что твоя Катя приготовила.

А чёрт побери, и правда вкусно готовит, Миха не преувеличивал, когда её нахваливал. После ужина Матвей не стал звать Катю, сам помыл посуду и прибрал остатки ужина, отправил Мишу спать.

Уже проходя мимо летнего душа, Матвей услышал, как льётся вода. Он приостановился. За клеёнчатой шторой мерцал свет тусклой лампы и проникал в щель между старых уже высохших досок. Парень подошёл, прислонился лбом к доскам, посмотрел в щель и увидел то, что и ожидал увидеть. Тонкий силуэт девичей фигуры, полностью обнажённой. Катя черпала ладошками воду и проводила ими по своему телу. Кожа девушки была влажной, нежной, а спутанные мокрые волосы тяжело ложились на спину. Он видел её в полоборота. Высокая грудь с твёрдыми светло-коричневыми сосками (всё-таки коричневыми!), по которой катились капельки воды, маленькая упругая попка, тонкие пальчики на ступнях. Девушка повернулась на шорох, и Матвей отпрянул, его сердце бешено заколотилось. «Вот ненормальный, – отругал он себя, – Как озабоченный подросток!»

– Невестка, тебе потереть спинку? – громко усмехнулся он.

– Уходи! – донеслось до него из-за шторы, – Немедленно уходи!

– Да что ж ты такая нервная-то, – произнёс парень, – Утомилась за день, а я тебе помочь хочу.

За шторой Катя лихорадочно куталась в полотенце, а потом вдруг села на скамейку, закрыла лицо руками и разрыдалась.

– Катя… – опешил Матвей, – Ну, прости… Прости за эту глупую шутку!

Он метнулся к ней, откинул штору. Катя не пошевелилась, не отпрянула, с обречённым равнодушием посмотрела на него. Он снял с вешалки её халатик, накинул его ей на худые вздрагивающие плечи, а потом присел на корточки и серьёзно сказал, глядя в её мокрые от слёз глаза:

– Запомни мои слова, невестка, ты теперь живёшь в моей семье, и это значит, ты под моей защитой. Не относись ко мне как к постороннему, который может тебя обидеть. Этого не будет никогда. А если я себе позволяю грубые шуточки, то уж прости, я такой есть, не смогу себя переделать.

Катя дотронулась ладонью до щеки, растирая слёзы на мокром лице, всхлипнула, а потом вдруг посмотрела на него прямо, без страха.

– Значит, ты меня не ненавидишь? – спросила она.

– А за что мне тебя ненавидеть, девочка?

– За то, что вышла замуж за твоего брата и приехала сюда.

Матвей рассмеялся.

– Разве за это можно ненавидеть? Ладно, вытирайся и одевайся, не буду мешать. Оставь мне своё полотенце, я тоже хочу помыться.

– Я могу принести другое, сухое, – тихо отозвалась Катя.

– Не надо бегать туда-сюда, иди отдыхай, набегалась поди за день-то.

И то, как он это сказал, дало трещину в плотной стене, вставшую между ними с первых же минут знакомства.

А когда Катя ушла, оставив ему своё влажное полотенце, он, помывшись, долго вытирался им, вдыхая нежный едва уловимый аромат, оставшийся от Кати.

«Всё, я пропал, – честно сам себе признался Матвей, когда возвращался домой, изрядно выпив, нетвёрдой походкой огибая изгородь, – Надо сматывать отсюда, пока не поздно. Втюрился в невестку, как последний идиот» Когда он открыл дверь и переступил порог, что-то, как всегда, упало, покатилось и забрякало пустым звоном.

– Мамка, опять воды, что ли нет? – произнёс он громко, хватаясь руками за дверной косяк, – Брат дома живёт, а воды по-прежнему нет, – усмехнулся он и включил свет, нисколько не заботясь о том, что все уже давным-давно легли спать.

На шум поднялась с постели мать, прибежала в кухню, нервно зашептала:

– Ирод окаянный, опять напился! Да не шуми и свет выключи, разбудишь брата, а ему вставать рано!

– А мне всё равно! – отчаянно взмахнул рукой Матвей, и сразу же, потеряв опору, чуть не упал, – Мамка, давай тащи мои документы! Уезжаю завтра от вас! А вы живите, как хотите!

– Иди проспись, ирод, – уже громче произнесла женщина, – Куда собрался на ночь глядя?

– А всё равно, куда! Паспорт мой неси, так деньги где-то здесь должны быть… – Матвей похлопал себя по карманам куртки, но, опять не удержав равновесия, пошатнулся и, пытаясь задержаться, схватился за полку, чашки с бряконьем полетели на пол.

– Пьяница несчастлый, что ж ты творишь-то! – закричала от возмущения Татьяна Борисовна.

Дверь комнаты открылась и на пороге появилась испуганная Катя, босая, в прозрачной ситцевой ночнушке. Платок, наспех накинутый на плечи, не закрывал откровенных очертаний изгибов девичьей фигуры.

– Оба-на! Невестка! Обалдеть! – пьяным смехом зашёлся Матвей, потирая ладонь, из которой сочилась кровь. Осколки керамической посуды поцарапали его руку.

– Я сейчас всё приберу, Татьяна Борисовна, – спешно произнесла Катя, хватаясь за веник и совок.

Матвей преградил ей путь.

– Да не надо здесь ничего убирать! Я сам. Сам уронил, сам и подниму. А ты чего не спишь? Иди к мужу под тёплый бочок, он уже потерял тебя. Братец, ау! Где ты? Иди забери свою молодую жену и приласкай!

– Матвей, не кричи! Олег уехал, – вмешалась в его речь мать, – И ты иди спать!

– Так ты из холодной постели ко мне навстречу выбежала, невестка? – глумливо рассмеялся Матвей, – Извини, но приласкать тебя вместо брата не могу. Ты не в моём вкусе.

– Матвей! Быстро иди спать! Я что тебе сказала! – закричала, потеряв терпение, Татьяна Борисовна.

– Ладно, ладно. Тихо, мать! – Матвей махнул в её сторону рукой, как бы пытаясь её успокоить, и нетвёрдой походкой направился к себе в комнату.

Катя начала убирать разбитую посуду под причитания Татьяны Борисовны.

– Вот за что мне такой сын, божечьки мои… За что? – слезливо вопрошала она, усевшись на стул, – Сервиз-то какой добротный был, нравился мне так…

Катя осторожно выбросила осколки в мусорное ведро, налила женщине кружку воды, протянула ей. Татьяна Борисовна отпила несколько глотков, а потом, уже без слёз в голосе, произнесла:

– Ты это, тряпкой мокрой ещё протри, вдруг какие мелкие стёклышки на полу остались, а я прилягу пойду.

– Да, да, сейчас… – Катя сходила за ведром с водой, помыла полы на кухне, вынесла мусорное ведро, а потом вернулась в свою комнату, но долго ещё не могла уснуть, думая о Матвее. Почему-то в этой ситуации ей было жалко не свекровь, переживающую за разбитую посуду, а Матвея. Да, он вёл себя по отношению к Кате грубо, вызывающе, всячески провоцировал её на ответную грубость. А когда, всё же, не хамил ей, то вообще демонстративно не замечал. И Катя не могла разобраться в своих чувствах к нему. Олега она побаивалась, свекрови старалась угодить, а вот Матвей… Сначала она, конечно, испугалась его. Но вскоре бояться перестала. И его грубость, и хамство по отношению к ней её не пугало. Наоборот, бывали вечера, когда он возвращался с работы и не обращал на неё никакого внимания. Тогда Кате становилось обидно. Она, что, как домашняя кошка, которую можно не замечать? И куда это он, интересно, собрался уезжать? Неужели он серьёзно это решил? Нет, если он уедет, её жизнь здесь будет спокойнее, конечно, но всё же… «Не хочу, чтобы он уезжал!» – вдруг ясно осознала Катя.

Матвей собирался на работу. Руки дрожали, поэтому, когда он брился, то порезался. Теперь вот придётся идти с расцарапанной физиономией. Девчонки-доярки, конечно же, своего не упустят, будут смеяться над его фейсом. Да и бригадир Тарасыч, случая блеснуть остроумием тоже не упустит. Матвей плеснул на лицо холодной воды, надел свежую футболку и услышал за спиной лёгкий шорох, обернулся. В кустах смородины стоял босой Миша и внимательно за ним наблюдал.

– Привет, Михей! – парень весело подмигнул ребёнку, но Миша оставался серьёзным, – Что случилось, Миха? Чего ты смурной такой с утра? А да… Я, наверно, тебя разбудил… Чёрт…

– Ты, правда, уедешь? Я ночью всё слышал, – произнёс мальчик и вдруг сорвался с места, бросился к Матвею и обхватил его за ноги, – Не уезжай! Не уезжай! Прошу тебя, только не уезжай… – и тут слова ребёнка утонули в отчаянном рыдании.

– Миха, ты чего?.. – растерянно прошептал парень, опустился на корточки и обхватил Мишу за плечи, – Обидел тебя кто? Ты только скажи, я быстро с этим разберусь.

Миша, растирая слёзы рукавом рубашки и шмыгая носом, ответил:

– Неа… Никто не обижал.

– А чего тогда? – Матвей внимательно посмотрел в детские глаза.

– Не хочу, чтобы ты уезжал.

– Так я это… Недалеко уеду, Миха. Мы и видеться с тобой почти каждый день будем, слово даю.

– Точно? – недоверчиво переспросил мальчик.

– Точно, успокойся и не плачь. Мужики не ревут.

Миша чуть отошёл от Матвея, сел на низенькую скамеечку возле смородиновых кустов и вдруг с горячностью сказал:

– Если бы я был старше на десять лет, а ещё лучше такой, как ты…

– Ну, и что бы ты сделал? – с лёгкой усмешкой поинтересовался Матвей.

– Я бы женился на Кате, купил ей дом и никому бы не разрешил её обижать, – твёрдо произнёс Миша, упрямо и с вызовом смотря в глаза Матвею.

– Вот как… – растерянно в ответ произнёс парень, отвернулся и посмотрел поверх плетёной изгороди. Солнце, несмотря на ранний час, уже нещадно палило, и день обещал быть жарким. Ростки подсолнухов выпрямились, толстые упругие стволы налились, но закрасуются десятками ярко-жёлтых шляпок они ещё не скоро. А вот когда соцветия откроются, такая красота будет в поле! А сейчас последние капли утреннего тумана блестели в травах и листьях вишни и яблони. Знойный летний полдень обещал прийти полноправным хозяином, звал к реке в прохладу низин и садов. Эх, жаль, работы сегодня много, а так бы махнуть на реку, а потом взять лодку, да и на рыбалку можно. Матвей резко повернулся к Мише, спросил прямо:

– Олег обижет Катю?

– Не знаю… – растерянно пожал плечами мальчик, – Но я его боюсь… И Катя, наверно, тоже боится…

Матвей приблизился к ребёнку, провёл ладонью по уже коротко стриженому затылку и сказал:

– Я остаюсь. Ни тебе, ни Кате нечего и некого бояться. Запомни.