Читать книгу Дневник Ребенка - Крисс Ждейн - Страница 3

Дверь №2

Самой старой на вид была простая зелёная дверь. На ней была приколочена маленькая поблекшая табличка с номером «2». Дверь внешне напоминала вход в комнату студенческого общежития: выщербленная, покосившаяся, сплошь исписанная матерщиной, похабщиной и просто ерундой. В довершение образа она была покрыта толстым слоем масляной краски. Несколько раз, с потёками и наплывами, а местами краска уже потрескалась и облупилась, обнажая предыдущие слои. Замок несколько раз менял местоположение, отчего на полотне присутствовало шесть лишних отверстий, частично заткнутых пробками от бутылок или смятой бумагой. Почти всё время дверь была распахнута до середины, поскольку ходила она достаточно туго из-за давно не смазанных петель, и хозяин комнаты предпочитал её лишний раз не трогать. Такой скрип стоял, когда она закрывалась. Наконец, когда она была закрыта, то из всех её трещин, дыр и просветов шёл мягкий зелёный свет.

Из комнаты за зелёной дверью всегда шёл резкий специфический запах. В основном оттуда сильно пахло спиртным и табачным дымом. Иногда воняло чем-то палёным или же шёл легко узнаваемый запах еды быстрого приготовления. Часто узнавался запах крепкого кофе, а пару раз даже пахло марихуаной. Все жильцы привыкли к резким запахам и особенно не ругались, потому что в силу вступали очередные странности Квартиры. Запахи распространялись только в радиусе полутора метров от дверей, и это, кстати, касалось всех дверей.

Что же было там внутри? За дверью виднелась небольшая комнатка размерами квадратов в восемь. Это действительно была комната студенческого общежития, с выкрашенными в такой же светло-зелёный цвет стенами, одним окном со старой деревянной рамой, рассохшимся паркетом и осыпающимся мелованным потолком. Мебели в комнате было немного. Здесь стояла односпальная металлическая кровать с худым грязным матрасом. Ни подушки, ни белья. Напротив кровати громоздился тёмный деревянный письменный стол с приставленным к нему простым офисным стулом. У стула было неприлично прохудившееся сидение и отсутствовала спинка. В углу, у изголовья кровати, ютилась облупленная тумбочка с криво свисающей дверцей. Вот и вся мебель.

Личных вещей у жильца тоже было немного. Несколько не опознаваемых на вид предметов одежды небрежно свисали со спинки кровати. На стене на толстом гвозде висела старенькая акустическая гитара, украшенная наклейками, надписями и цветастым ремнём. У окна небрежно валялся потрёпанный скейтборд. На тумбе возвышался классический кальян, конечно, не почищенный. А на столе стоял компьютер. Но о нём я расскажу потом отдельно.

Сначала о главном. Чего в комнате было действительно много, так это мусора. Невозможно было сделать шаг, не наступив на что-то. В массе своей это были пустые бутылки и банки из-под всевозможного алкоголя. Картину дополняли пустые пачки из-под снэков, шоколадок, еды быстрого приготовления, сигарет и тому подобного. Мусор полностью покрывал пол, образуя кучи в углах и других менее проходимых местах. Ну и, конечно же, везде на поверхностях был приличный слой пепла и пыли, местами блестели высохшие пятна от еды и кофе, и другой грязи. Казалось, грязь даже витала в воздухе. Хотя нет, не казалось. Окно в этой комнате никогда не открывалось. Пыль и дым висели в воздухе постоянно.

А теперь о самом примечательном. На письменном столе стоял новейший игровой стационарный компьютер. С широкоформатным монитором, изящной, адаптированной под игры клавиатурой и многокнопочной мышью. Здесь же имелись всевозможные контроллеры, от простых геймпадов, до ультрасовременных перчаток с захватом движения. Так же над столом висела пара крутых компьютерных наушников. Самой яркой вещью был стоящий на специальной подставке шлем виртуальной реальности. Просто рай для геймера.

И всё это было невероятно чистым. Или просто новым. Всё время – новым. Сколько бы этим всем ни пользовались, оно оставалось новым. А всем этим пользовались часто. Офисный стул блестел отполированной засаленной тканью, а столешница была затёрта до углублений от лежащих на столе рук. Контраст с остальной комнатой доходил до боли в глазах.

Как не сложно догадаться, именно из-за этой двери постоянно звенели бутылки. Отсюда же громко звучала рок-музыка. Иногда квартирант и сам играл на гитаре, в основном, по ночам. Хозяин этой комнаты не был неряшливым студентом-игроманом, как могло бы показаться. Он был гораздо старше по возрасту, просто безалаберности в нём было даже больше, чем в молодых умах. Он беззаботно жил в своё удовольствие, всё время развлекался и брал от жизни только приятное. Абсолютный гедонист, живущий одним днём.

Эпизод 11. Ссора

– Ой всё, опять началось…

Высокая загорелая женщина, сложив руки под пышной грудью, с искренним отвращением наблюдала за рыдающей девушкой. Произошло довольно-таки рядовое событие: молодая рассталась с парнем, разорвав длительные отношения. Неприятно, конечно, но не такая уж и трагедия – так считала взрослая повидавшая жизнь Лилиан Шелест. К тому же, всё прошло довольно спокойно: без всяких там громких скандалов, публичных ссор, битья посуды, раздела имущества и выяснений отношений. Люди просто поговорили, обсудили всё относительно спокойно, немного поплакали, да и разошлись. Но боль есть боль. И вот на девушку вновь и вновь накатывало. Она несла что-то нечленораздельное, её лицо опухло от слёз и сияло краснотой, руки тряслись, и она старалась забиться в угол, поплотнее свернувшись калачиком. Лилиан цокнула языком.

– Да прекрати же ты ныть, – устало говорила она, перекрывая командным голосом рыдания. – Ты как дитя грудное, давай прекращай.

Крисс продолжала прятать голову в колени, прижимая руку к груди, стараясь хоть как-то усмирить осколочную боль внутри. Сейчас она очень хотела видеть рядом не равнодушного дерзкого Пирата, а кого-то более чуткого. Но Лилиан продолжала расхаживать по комнате взад-вперед, чеканя шаг, и вся её поддержка сводилась к упрёкам и угрозам.

– Пожалуйста, – сквозь скованное спазмом горло прошептала Крисс, – уйди. Пусть выйдет Зелёный…

– Занят он, – оборвала её Лил, – плохо ему со вчерашней попойки. Локчет, что попало, поганец.

– Ну пусть тогда Макс…

– Тоже не может, – нетерпеливо отрезала женщина, вновь закатывая глаза. – Все заняты, можешь дальше не искать…

– Ну тогда просто уйди!

– Не могу! – грозно ощетинилась Лилиан, – Очень, знаешь ли, хочу, да не могу! Тебе же плохо! А мы обязаны тебя поддерживать!

– Да ты только орёшь на меня! – вдруг выкрикнула Крисс, вскочив с места, отчего у неё тут же закружилась голова. – Какая мне польза от этого?! Ты всегда мной недовольна! Вечно я дура у тебя, вечно только херню творю! Всякое дерьмо про меня говоришь…

– ДА ПОТОМУ ЧТО ТЫ И ЕСТЬ ДЕРЬМО, КРИСТЕЛЛИНА!

Последние слова прогремели эхом в ушах девушки, от шока она потеряла равновесие и осела на матрас. Распалённая дьяволица смотрела на неё выжигающим взглядом, её грудь высоко вздымалась от тяжёлого дыхания. Рука сама собой легла на эфес сабли, сжав рукоять до белых костей. Цедя слова сквозь зубы, она продолжила:

– Ты только и делаешь, что болтаешь. Ноешь. Скулишь. Строишь идиотские планы. Мечтаешь о всякой ереси. Обещаешь что-то сделать, изменить, чего-то добиться. И что ты в итоге? – она заглянула в глаза девушки. – Ничего. Пустая болтовня и сотрясение воздуха. Ты трепло. Пустое место с длинным языком.

Капитан молча возвышалась над Крисс. Лицо девушки внезапно посерело, она перестала плакать и сидела молча. В завершение Лилиан добавила:

– И попробуй мне сказать, что я не права, – она едва заметно ухмыльнулась. – И, чтоб ты знала, я здесь не ради тебя, соплячка. Волею богов моя судьба зависит от тебя. И если тебе наплевать на саму себя, то подумай хотя бы о тех, за кого ты в ответе. Мы зависимы от тебя, нравится нам это или нет. И лично я от этого не в восторге.

Внезапно стало тихо. Обе собеседницы умолкли и даже не смотрели друг на друга. Спустя пару минут Пират вновь заговорила, уже гораздо тише.

– Я смотрю, ты успокоилась?

Крисс молча кивнула, не поднимая головы.

– Ну и хорошо, у меня тьма тьмущая дел. Если снова дурно будет, советую бахнуть стакан рому да лечь спать.

Капитан Шелест, не дожидаясь ответа, развернулась на месте и ушла прочь, растворяясь в пространстве. Крисс осталась одна в пустой комнате, всё ещё ощущая боль в груди. Только теперь её там было гораздо больше. Она раз за разом прокручивала в голове последние слова Лилиан.

– Ты не права, – едва слышно проговорила она, – я не пустое место…

Сумрак вечера пробивался через окно, освещая непривычно одинокую для Крисс комнату. А она в ступоре повторяла про себя одну единственную мысль: «Ты не права. Я не пустое место».

Эпизод 12. Тетрадь

– Да где же это, блин?

Он небрежно толкнул дверь ногой и вошёл в вечно охваченную огнём Библиотеку. Его хвост нервно наматывал круги в воздухе, а зоркие жёлтые глаза сосредоточенно бороздили текст старенькой книги. Не отрывая глаз от текста, он задумчиво шёл к регистрационной стойке.

– Что вам искать, любезнейший?

Рихтор вздрогнул от внезапного высокого голоса и встал как вкопанный. Он медленно поднял глаза. За библиотечной стойкой парила женская фигура с высоко вздымающимся оранжевым пламенем на голове. Красная матовая кожа не бликовала на свету. Дева неадекватно широко улыбалась, демонстрируя контрастно белые крупные зубы. Большие глаза смотрели на гоблина абсолютно чёрными склерами со светящимися золотыми серединами радужек. Девушка опиралась на стойку обеими руками и покачивалась из стороны в сторону.

– Чем мочь помочь, милейший? – вновь обратилась она к гоблину, излишне чётко проговаривая каждое слово. Её голос отдавал металлическим эхом.

– Ты… кто вообще? – тихо спросил Рихтор.

– Как кто? Библиотекарь есть! – дева улыбнулась ещё шире, отчего улыбка стала уж совсем жуткой, – это же Библиотека Памяти так есть? Вот я и работаю здесь так, а! Библиотекарем. По Памяти.

– А… давно? – гоблин осторожно подошёл и положил книгу на край стойки.

– С сегодняшнего утра значится, да, – хихикнула девушка. – Меня есть называют Изма, меня направили к вам в Библиотеку для так сказано наведения порядка. Понимает меня?

– Да… а кто направил-то?

– Высшая инстанция так есть. Большего говорит не иметь права. Тайна! Так что вы, молодой… нечеловек?

Вычурная манера говорить не мешала гоблину понимать Изму. Она говорила очень быстро, но при этом чётко и звонко. Но хоть она и держалась достаточно уверенно, всё же создавала впечатление наивной и недалекой простушки. В основном из-за своей широкой улыбки. Изма постучала пальцами по стойке, привлекая внимание посетителя.

– А! Я вот… ищу… – он быстро пролистал книгу до нужного места, и показал Изме какой-то абзац, – Мне бы ещё информации об этом… Я Рихтор, кстати…

– Так так таки, – глаза Библиотекаря ярко засветились золотым сиянием, а в книге на полях стали проявляться какие-то странные символы и цифры. – Блок воспоминаний 314/ 04, секция А80… 13 стеллаж… 9 полка. Минуточку есть ждать.

Изма аккуратно надела на глаза винтажные авиаторские очки и в то же мгновение исчезла где-то в глубине Библиотеки. Она практически молниеносно передвигалась между стеллажами, появляясь на разной высоте и вновь пропадая. В некоторых местах она вдруг замирала, что-то переставляла на полках, а что-то брала с собой. Уследить за ней можно было только по шлейфу красноватого дыма, остающемуся позади неё. Это было чем-то откровенно новым.

Рихтор опёрся локтями на стойку и пригляделся, стараясь разглядеть мелькающую барышню. Цветной дым шёл прямо из-под широкой яркой оранжевой юбки Измы, которая непрерывно развевалась лёгкой волной от исходящих потоков воздуха. Бросалось в глаза широкое массивное кольцо, плотно сидящее на бёдрах девушки. Кольцо выглядело тяжёлым, но это не мешало Изме проворно летать. Шириной в ладонь и толщиной пальца в два оно было усеяно крупными гранёными болтами. Жёсткий кожаный корсет приятного шоколадного цвета стягивал стройную фигурку, а высокие перчатки закрывали руки почти до самых плеч. Лёгкая юбка порой так сильно складывалась от резких движений Библиотекаря, что было понятно – ног под ней нет. Тело Измы заканчивалось кольцом на бёдрах и дымом.

Гоблин усмехнулся. «Красота какая» – подумалось ему. Необычности всегда привлекали его, особенно если речь шла о противоположном поле. А Изма показалась ему необычайно интересной. Он даже выпрямил спину и оглядел себя, проверяя, достаточно ли прилично он выглядит. В итоге он счёл, что затасканные драные джинсы и мятая толстовка – это приемлемый вид и с нетерпением ждал возвращения Библиотекаря.

Спустя полминуты она снова появилась перед Рихтором, легко держа перед собой очень высокую стопку из книг и тетрадей.

– Это всё, что находится есть по данной теме ага, – она гулко поставила стопку на столешницу и снова широко улыбнулась. – Будете значится брать, милейший?

– Быстро. И много. Молодец, – он улыбнулся, продолжая с удовольствием рассматривать Изму. – А ты забавная. Может, заглянешь к нам на кружечку чая, м? С тортиком.

Гоблин подмигнул жёлтым глазом, продолжая хитро улыбаться. Изма опустилась на один с ним уровень, недоуменно склонив голову на бок. Рихтор наконец увидел, что её лицо было сделано из тонких подвижных пластин меди, зазоры между которыми были настолько малы, что уже на расстоянии метра не были видны. Подвижных пластин было довольно много, отчего мимика механической девы была живой и натуральной. Но Изма была роботом или киборгом, или чем-то похожим. Это только раззадорило игривого прихвостня.

Механические зрачки Измы несколько раз моргнули светом, затем расширились, и она сладко спросила.

– А вы значится всех девушек на чай приглашать так есть?

– Не-е-ет, – гоблин протянул руку и смело провёл кончиками когтистых пальцев по её медному лицу, – только самых-самых красивых.

– М-м-м, и много быть девушек ранее? – она смущённо прижалась к зелёной ладони, позволяя себя гладить. Щека оказалась гладкой и теплой на ощупь.

– Много – немного. Я не считал. Но те, что соглашались… – он подался вперед и почти вплотную приблизился к лицу Измы, – те, что рискнули… Ни секунды не пожалели…

Изма глупо похихикала и тоже подалась вперед. Она коснулась щекой щеки гоблина и громко прошептала в самое его длинное ухо.

– Странно так… Не имею ни единый воспоминание о дамах в вашем секторе Памяти, господин Рихтор-сан. Так есть много-много-многократный гомосексуальный связь. Добровольный и не таковой так же. И находится публичное унижение так. А ещё страсть к доминированию над господином Рихтор-сан и мечта о групповом изнасиловании. Мужчинами, разумеется.

Изма отстранилась от Рихтора и, положив руку на стопку запрошенных ранее материалов, довольно посмотрела в помрачневшее лицо гоблина. Повисла немая пауза. Гоблин отвёл глаза в сторону и с трудом сглотнул комок в горле.

– Я – и есть сама Память, господин Рихтор-сан. Всё, что здесь есть – и есть Изма. Я помню всё значит ага. Мне есть бесполезно врать, милейший. А я знать, есть господин Рихтор-сан есть Лжец, – быстро проговорила Библиотекарь и подмигнула смущённому посетителю на его же манер, снова глупо хихикнув. – Лжец и Лицемер, ага. Информацию значится брать как?

– Да… Буду брать… – хрипло ответил он, не поднимая глаз.

Изма толкнула стопку на гоблина. Тот выставил руки вперед и приготовился ловить книги, щурясь и предвещая удары. Но книги внезапно растворились в воздухе в пыль, и золотое облако юркими струйками влилось в глаза прихвостня. Он вздрогнул, проморгался и изумленно глянул на Библиотекаря.

– Да, теперь это работать так вот. Чистая информация лишь есть, – она снова широко улыбнулась и дежурно спросила. – Что-нибудь ещё, любезнейший?

– Н-нет… спасибо…

– Всего доброго, господин Рихтор-сан, приходите к нам ещё, – протараторила Библиотекарь и хлопнула в ладошки.

Гоблин вдруг осознал, что стоит посреди Гостиной спиной к восьмой двери. Он потряс головой, быстро развернулся и целенаправленно отправился на Кухню. За пивом. Или чем покрепче.

Лаборатория

Если самой старой дверью в Гостиной была зелёная, то самой большой была – стальная. Это была массивная серая матовая дверь с узким окошком-шторкой на уровне глаз. Цельнометаллическое полотно стояло в таком же стальном проёме на трех крупных петлях. Просветов не было видно, это была единственная дверь, закрывающаяся наглухо. И большую часть времени эта дверь была заперта изнутри. На шторке был выгравирован номер «5».

Когда хозяин комнаты позволял себе оставить дверь сколько-нибудь приоткрытой, заглянуть вовнутрь всё равно не получалось. Это была гермодверь: ширина дверного полотна достигала длины ладони взрослого мужчины. Врезной замок на шести стальных прутьях открывался ключом непонятной конструкции. К тому же, нужно было знать код доступа. Напротив замка на лицевой стороне двери располагалась сенсорная клавиатура с необычными символами. Замок всегда открывался и закрывался очень громко, с характерным металлическим лязгом, петли же были всегда вовремя смазаны, и сама дверь ходила на них бесшумно.

К этой двери подходили только в случае крайней необходимости. От неё веяло холодом во всех смыслах, а один её вид внушал соседям первородный страх. Даже Хозяин Квартиры предпочитал лишний раз не беспокоить жильца по пустякам. К этому жильцу не ходили в гости никогда, а он в свою очередь не любил, когда его отрывают от работы. Но большинство всё же знало, что за большой дверью располагается самая настоящая Лаборатория.

За многие годы квартирант позволил себе оставить дверь открытой всего несколько раз. И все эти случаи были экстренными, когда приоритеты были совершенно иными. Тогда любопытные глаза наконец смогли увидеть: за стальной дверью находилось обширное светлое помещение с очень высоким потолком и глухими бетонными стенами. Большую часть помещения занимало сложное оборудование, без остановки издающее неприятный, приводящий в беспокойство низкочастотный гул. От оборудования по полу и стенам тянулись кабеля различной толщины. Мотки цветных проводов смирно лежали в углах или уходили куда-то в темноту потолка. Над головой нависали трубы наружной вентиляции, от которых отходили внушающих размеров вытяжки, добавляющих шума в этот тревожный гул.

Назначение самого оборудования оставалось неясным, но бросалось в глаза, что практически у каждого аппарата была предназначенная для надежной фиксации человека часть. Будь то медицинские кресла с ремнями или металлические хирургические столы с дополнительным освещением; расположенные в разном положении цилиндрические резервуары, заполненные какой-то прозрачной желтоватой жидкостью и ещё много всего. Под каждым таким агрегатом в сплошной бетонный пол были вмонтированы канализационные решётки со стоками.

Помимо странного оборудования глаза пугали развешенные на стенах стенды с инструментом. Большую часть представляли колющие и режущие орудия и необычные на вид приспособления. Ровные ряды инструментов располагались над чистыми рабочими столами и блестели отполированным металлом. Удивительным было то, что всё это медицинское или, наверное, даже экспериментальное оборудование, а также пол, стены и решётки канализации были идеально чистыми. Ни единого намека на членовредительство. Ни крови. Ни грязи. Никаких посторонних запахов. Кристальная чистота и порядок.

Одна из дальних стен отсвечивала высокими стеклянными шкафами и хромированными холодильниками. Шкафы тянулись вдоль всей стены и были наполнены всевозможным лабораторным инвентарём: химическими реагентами, медицинскими препаратами, одноразовыми расходными материалами и просто различной лабораторной стеклотарой. Что находилось в небольших холодильниках было непонятно, но вряд ли жилец держал там провиант. Словом, это была Лаборатория из бетона, стекла и металла. И да, в добавок к этой неприятной гнетущей атмосфере, здесь было ощутимо холодно.

Но всё же в этом неприветливом помещении был своеобразный уголок тепла. Его видел только Хозяин Квартиры. В самом дальнем углу, не видимом из дверного проёма, скромно умещался небольшой письменный стол из массива дуба. Классический набор письменных принадлежностей и небольшая старинная настольная лампа с плафоном из толстого стекла занимали большую часть поверхности. Обитое тёмной кожей кресло стояло чуть в стороне. На его спинке обыкновенно висел чёрный китель с серебряными пуговицами. Прямо за креслом ютился невысокий книжный шкаф, с полками высотой ровно в одну книгу. На них стройными рядами стояли бережно отсортированные по росту и цвету тома с потёртыми, но целыми переплётами. На шкафу виднелась небольшая белая статуэтка, выполненная в виде длинноволосой девочки с маленьким металлическим роботом в руках. Тёплый мягкий свет лампы освещал раскрытую на столе книгу. Страницы замерли в полёте, а закладкой служило белое совиное перо. На самом краю стола лежала чёрная фуражка с начищенными серебряными знаками различия. Её хозяин был офицером.

С этим жильцом старались не ругаться и не спорить. Потому что все боялись попасть к нему «на стол». Это был крайне равнодушный и невозмутимый сосед с большим пристрастием к познанию и порядку. Он преследовал своей целью изучить человеческую сущность, познать все тайны человеческой психики и физиологии. Он изучал, не гнушаясь методами, идя на любые зверства и ухищрения для достижения своих целей. Зачем? Никто доподлинно не знал. Свою человечность он либо давно потерял в череде экспериментов, либо не имел вовсе.

Эпизод 13. Проводник

– Ой…

Дверь тихонько закрылась. Эльф, нерешительно прижимая руки к себе, стоял у входа на Крышу. Он шёл сюда с абсолютной уверенностью, что место свободно. Все сидели в Гостиной и болтали, а потому он вошёл без оглядки. И вот он остановился, потеряв всякую волю. Прямо перед ним на низкой скамейке сидела рослая худая фигура в красно-чёрном шутовском наряде. На спине, позвякивая бубенчиками, лежал капюшон с ушастой верхушкой. Худые ноги кончались длинными башмаками с заостренными носами. Голову венчала копна пушистых золотых волос, непослушно торчащих в разные стороны.

Шут медленно повернулся к вошедшему. Белое как бумага лицо с застывшей улыбкой едва розовых губ не выражало никаких эмоций. Чёрные провалы без единого намека на глаза внутри уставились куда-то в пространство позади эльфа. Фигура совершенно не шевелилась, даже её грудь не вздымалась от дыхания. Лишь лёгкий ветерок трепал весёлые кудри Шута. Винсент так и стоял, забыв куда шёл, и боялся сделать лишнее движение. Он впервые видел Совесть так близко. Напряжение достигло своего предела, и Менестрель попятился назад:

– Я прошу прощения, господин Шико… – выдавил он с трудом, – не знаю… как к вам следует обращаться. Я не нарочно нарушил ваш покой. Я сейчас же оставлю вас…

Он не успел даже повернуть ручку, как Шут вдруг мгновенным рывком протянул руку в его сторону и жестом поманил к себе. Шико похлопал по скамье рядом с собой, сдвинувшись на другой её край. Движения его были неестественными и вселяли некое волнение, они начинались слишком медленно и плавно, внезапно ускорялись, и так же внезапно замедлялись. Складывалось ощущение, будто кто-то играется со скоростью воспроизведения плёнки. Шико был одним из самых загадочных жителей, наравне с Айной. Но в отличие от неё, про него практически ничего не было известно. Он совершенно не разговаривал и до сегодняшнего момента Винсент был уверен, что Шико не выходит на прямой контакт с местными. Единственное, что эльф знал наверняка, это то, что на самом деле Шико является старинной средневековой куклой. А значит перед ним сейчас иллюзия. Наверное.

Борясь с желанием убежать, Винсент робко подошёл к скамейке и сел на самый её край. Он сидел и думал, как начать разговор, и стоит ли вообще это делать. Его размышления прервал до боли знакомый женский голос.

– Винсенто?

Он вздрогнул и прислушался. Это было невозможным, вероятно, ему послышалось…

– Винсенто, это правда ты?

– Софи? – не веря ушам тихо переспросил он.

– Ох, Винсенто! Я так рада тебя слышать! Даже не представляю, как давно…

– Где ты?! – Менестрель вскочил с места, резво озираясь по сторонам в попытках понять, откуда идёт звук.

– Ой, да садись, неугомонный! – голос переливчато засмеялся, – Ты так же скакал, когда впервые увидел обычных уток в пруду!

– Ты меня видишь?! – эльф перегнулся через ржавое ограждение на крыше и принялся всматриваться в окна противоположного дома, мало ли мелькнёт тень или открыто окно.

– Конечно, вижу. Через Проводника, Винсенто!

Винсент медленно повернулся к Шико. Тот сидел вполоборота к Менестрелю. В пустых глазницах теплились жёлтые подрагивающие огоньки.

– Софи… Ты говоришь через… него?

– Да, мой принц! Твой друг – Проводник в мир Мёртвых! Он нашёл меня и предложил поговорить. Недолго, всего несколько минут, но я согласилась и на это!

– Так… ты говоришь из мира Мёртвых? – Винсент вновь присел на скамью, чувствуя горечь в горле.

– Да, Винсенто. Но есть и хорошие новости… Для меня хорошие. Я здесь больше не одна! Недавно я встретила матушку! И своего брата Джузеппе! И соседку, тетушку Изабеллу с мужем! Наконец-то, мне не одиноко… Для живых это, конечно, печальные новости, но по ту сторону всё воспринимается совсем иначе…

– Так… твоя семья? – осознание медленной леденящей волной накрывало голову эльфа.

– Многие, мой принц… Очень много знакомых лиц. Они рассказали, что король Фиэрро совсем обезумел от ненависти к людскому роду. Он велел закрыть городские ворота для людей, чтоб никто не смог бежать от его кары, и потребовал троекратных податей! Тех, кто не способен платить дань, он немедля казнит.

– Но… как при закрытых воротах идёт торговля с соседними городами? Нам ведь мало морского пути для торговли!

– Вот именно, мой принц. Торговля резко сократилась, купцы поссорились с королевством. Мы же выменивали морские дары на хлеб и овощи… Мор не заставил себя долго ждать. Вся рыба уходит на пропитание, народ начал болеть и умирать от недостатка пищи и снадобий. Они же тоже приходили через торговцев. Деньгам просто неоткуда браться, потому после первой же луны добрая половина города была казнена…

– Это безумие…

– Фиэрро казнит людей целыми семьями, – Софи тяжело вздохнула, – от стара, до млада, мой принц.

Винсента резко затошнило. Живот скрутило и зрение помутнело. Он с усилием сдержал позыв и старательно глубоко задышал. Воображение сыграло с ним злую шутку, рисуя в голове ужаснейшие картины. Целыми семьями. Просто от того, что королю эльфов неугодны люди. На такую жестокость его отец вполне был способен.

– Винсенто… Твой отец ужасное создание, на его руках кровь сотни невинных людей. Как хорошо, что королева почила ещё до всего этого ужаса, царствие ей небесное… да и едва ли она смогла бы его остановить.

– Остановить, – тихо повторил всё ещё ошарашенный Винсент.

– Я так рада, что ты всего этого не видел! Ты же такой чувствительный! Ох, как хорошо, что ты ушёл оттуда, мой принц. Слышала, король изгнал тебя, и теперь ты странствующий бард! Это так прекрасно! Жаль у меня совсем нет времени тебя послушать! Там ведь столько интересного, верно?

– Да… я ещё жив…

– Живи, Винсенто! За нас всех живи! Мы помним о тебе и очень тебя любим! Такое доброе сердце я не встречала до тебя! Ты прекрасен!

– Софи… – на глазах Менестреля стали наворачиваться крупные слезы.

– Ох, прости милый друг. Прости. Мне пора… Надеюсь, свидимся… через много-много лет.

– Софи, постой!

Жёлтые огоньки в провалах глаз Шико погасли. Шут склонил голову и молча положил руку на плечо Винса. Рука оказалась невесомой, но удивительно тёплой. Застывшее лицо, казалось, улыбалось чуть более сочувственно, оставаясь прежним. Эльф понурил голову и уже не сдерживал льющиеся сами собой слезы.

– Я ведь сбежал, – горько прохрипел он, – бросил всех их, как только нашёл Дверь в лесу. Решил, что мне там не место, что я там не нужен и гори оно всё. А теперь… Эти люди. Хорошие, добрые… Это моя вина…

Тело эльфа трясло мелкой дрожью. Некогда весёлый и неунывающий Менестрель рыдал, переполненный горем и болью. Он был самой Радостью в Квартире, самой Добродушностью. Во всём находил плюсы, радовался мелочам, как ребёнок, и всех успокаивал в моменты печали и тоски. Но что-то разбилось в его груди сейчас, что-то запетое на очень большой замок вдруг вырвалось и поглотило его целиком. Он больше не мог держать это в себе.

Шут сидел неподвижно, продолжая держать руку на плече эльфа. Наконец, Винсент сделал глубокий вдох и поднял голову. Боль по-немного уходила, уступая место решительности и холодному спокойствию.

– Я должен вернуться…

Он встал, глубоко поклонился Шуту и, не смотря на него, тихой поступью вышел из Серой двери. А Шико остался на месте. Он повернулся к закатному небу и подумал про себя:

«Первый»

Эпизод 14. Бессмертие

– Чо эт ты тут кукуешь?

Низкорослый зеленокожий забияка на ватных ногах добрёл до дивана и рухнул на него распластавшись. Рядом в старомодном кресле 30х годов прошлого столетия сидел мужчина со светлыми серебряными волосами и молодым лицом. Естественно, читал.

– Санобработка, – сухо ответил он, перебирая некие бумаги и попутно делая в них записи.

– А я думал, ты там сам с тряпочкой бегаешь, – усмехнулся гоблин, – ты же грёбанный псих по чистоте.

– Полная санобработка происходит автоматически, без участия персонала, – равнодушный тон немца сеял скуку.

– Польняя сянобработька. Биз утястия пирсяняля, – передразнил его пьяный гоблин и разошёлся противным скрипучим смехом от собственных острот. Учёный никак на это не отреагировал. Гоблин привстал на локтях и какое-то время наблюдал за скучным человеком, а потом продолжил его доставать. Пьяному ведь море по колено.

– Макс, блин. Ты в курсе, что ты большой зануда, да?

– Меня это не беспокоит, – в той же манере ответил немец.

– То есть тебе вообще насрать, чо мы о тебе думаем?

– Именно.

– И на то, что мы тебя монстром считаем похуже Мии?

– Да.

– И-и-и на то, что боимся тебя? Во время этих твоих экспериментов тут дикие вопли на всю хату, и мы ходим на цыпочках!

– Дверь герметична, вы не можете ничего слышать.

– Но ты же иногда выбегаешь на Кухню! В передничке своём окровавленном! И нам этих двух-трёх минут за глаза и за уши хватает! Знаешь как страшно вообще!

– Напрасно. Бояться нечего, – Макс пожал плечами, не поднимая глаз.

– И на нас тебе тоже насрать? Даже если мы все передохнем – не расстроишься?

Макс перевёл взгляд куда-то в сторону, ответ последовал только спустя полминуты.

– Мне будет не комфортно без вас.

– Не комфортно? – улыбнулся Рихтор, – Типа, как в переполненном метро ехать? Или, типа, в штанах слишком узких приседать? Ды?

Макс наконец взглянул на гоблина. Отношения у немца с местными были напряжёнными. В основном, Макса боялись и не понимали, что он там делает в своей Лаборатории. Но явно ничего хорошего, поскольку он – успешный учёный в области биохимии. Хозяин Квартиры рассказывал, что Макс лично принимал участие в разработке биологического оружия в фашисткой Германии из своего параллельного измерения. Того измерения, где Германия победила во Второй Мировой. Так что поводов для опасений было предостаточно.

Но, тем не менее, соседи уважали Макса за широкий кругозор, поскольку он являлся настоящим библиофилом и эрудитом. И они приходили к нему за советом, когда речь шла о чём-то действительно серьёзном и важном. Макс же, в свою очередь, помогал, поскольку не привык оставлять проблемы не решёнными. Особенно, если дело хотя бы косвенно касалось его самого.

Рихтор вовсе не пытался поссориться с немцем, как это выглядело со стороны. Просто зелёный прихвостень откуда-то точно знал, что Макс Нойманн человек по сути своей не злой, в добавок, абсолютно лишённый эмоциональной составляющей. А оттого его, наверняка, невозможно было задеть колкими фразами, он не станет ни злиться, ни обижаться. И задавать ему подобные скользкие вопросы Рихтор ой как любил.

– Неудачное сравнение, – наконец ответил Макс. – Скорее, как человеку не комфортно при потере конечности или же внутреннего органа, – Учёный снова опустил глаза в бумаги.

– Ну хоть так, – усмехнулся Рихтор, – а то ощущение такое порой, что ты переживёшь нас всех и даже не пустишь скупую мужскую слезу.

Биохимик вновь никак не отреагировал на юмор гоблина. Рихтор немного помолчал, болтая в воздухе свешенной с дивана ногой, и спросил уже серьёзнее:

– Сколько тебе сейчас? Семьдесят? Восемьдесят?

– Девяноста три.

– Ого… Это… какого ты года?

– Я родился 9 января в 1922 году.

– И… ты бессмертен, да?

– Технически, да, – кивнул Учёный, – я не могу умереть от возрастных изменений.

– Но ты седой!

– У сыворотки есть изъяны, – Макс аккуратно закрыл и убрал за спину тетрадь с записями и бумагами, достав старую на вид книгу. – В частности, я вынужден на регулярной основе совершать некоторые медицинские процедуры для поддержания работоспособности организма.

– Пить кровь девственниц? – Зелёный снова оскалился в довольной ухмылке.

– Ежемесячное переливание крови 3 группы с отрицательным резусом. Миф о моём вампиризме выдвинула Лилиан. Она далека от науки.

– А зачем?

– Мой метаболизм претерпел изменения в результате мутагенной сыворотки. Эндокринная система перестала вырабатывать часть гормонов, в частности те, что отвечают за старение организма. Но вместе с ними перестали воспроизводиться и некоторые полезные гормоны, к примеру, мой организм перестал воспроизводить все виды эритроцитов. Вследствие чего мне и необходимо восполнять их извне, вкупе с инъекциями недостающих гормонов.

– Вот чо ты такой бледный. Но если не делать это вот всё, ты не умрёшь?

– Нет. Я впаду в вегетативное состояние и потеряю до двух третей массы тела. Но не умру.

– Овощ?

– Овощ.

– Такое себе бессмертие.

– Я работаю над этим, – кивнул Макс. – Например, ранее я был вынужден совершить протезирование ротовой области, у меня отсутствовали ногтевые пластины и была алопеция всего тела.

– Чего?!

– С пятидесятых до девяностых годов двадцатого века я был полностью лишен волос, ногтей и зубов.

– А-а-а. Жуть какая. А щас? Сами отрасли что ли?

Вместо ответа Макс поднял голову и лучезарно и красиво улыбнулся ровными белыми зубами. Выглядело крайне необычно и даже пугающе.

– Тебе надо потренироваться… Перед зеркалом1. – гоблина передёрнуло.

Немец перестал улыбаться и углубился в книгу. Внезапно на часах Макса что-то запищало. Он встал, забрал с собой все свои тетради и уверенным шагом отправился к себе.

– Санобработка окончена, – бросил он на вопросительный взгляд гоблина.

– Эй! А эмоции? – спросил вдогонку Рихтор. – Это тоже эффект от сыворотки?

Макс остановился в дверном проёме.

– Отчасти. Сыворотка частично подавила выработку кортизола и адреналина, что в конечном счёте убило во мне страх, как эмоцию. Остальное – скорее приобретённое.

– То есть ты бесчувственная сволочь по природе?

– Я учёный, Рихтор. Бывший работник концлагеря. Я уже десятки лет не испытываю ничего кроме удовлетворения, либо его отсутствия.

Макс закрыл за собой дверь. Рихтор вновь опустил голову на диван и задумался. Он вспоминал своё невесёлое детство и то, как он чудом тогда выживал. Незаметно для себя, он уснул.

Лес

Одна из дверей в Гостиной имела очень необычный вид, и, пожалуй, она была самой красивой. Это был участок стены, сплошь покрытый корнями, растениями и цветами. Толстые ветки аккуратно цеплялись за стены и Пол, не уползая дальше полуметра. Причудливые на вид цветы испускали дивные ароматы и непрерывно цвели, а зелень на ветках никогда не увядала. Временами втайне от посторонних глаз растительность меняла своё расположение. Искать номер «двери» было бесполезно – его не было, но все понимали, что это дверь № «4», потому что находилась она между третьей и пятой дверьми.

Очевидно, что самой двери, как таковой, не было. Проём неправильной формы, шириной около метра и высотой близкой к двум, был сплошь затянут зеленью. Стены Гостиной без видимой границы переходили в стволы вековых деревьев под навесом из висячих растений. Вход работал по тому же принципу, что и проходы в других дверях: войти можно было только с разрешения жильца. Корни и ветки расступались, когда хозяин «комнаты» или гость проходил через них, и вновь густо смыкались, когда тот миновал проход. Прорубить проход не представлялось возможным. Растительность на проверку оказывалась прочнее стали. По рассказам хозяина «комнаты» об неё ломались любые клинки и инструменты, она совершенно не поддавалась ни огню, ни холоду, ни кислотам, ни взрывам. В дополнение, если докучающий гость будет слишком настойчиво вредить Лесу, то «дверь» начнёт защищаться: растения будут плеваться крупными шипами, испускать ядовитые газы и лихо обвивать лозой всех обидчиков, ломая кости и удушая их. Никто этого не видел воочию, но и проверять не стремился. Не сложно было догадаться, что здесь работала магия. Тем не менее, в обычном состоянии это была прекрасная зелёная стена, с причудливыми растениями и изумительными благоухающими цветами. В ночное время можно было увидеть, как цветы светятся нежным голубым светом.

Из-за этой зелёной стены всегда доносились приятные слуху звуки. Слышалось переливчатое пение птиц, умиротворяющее журчание воды, шорох качающихся на ветру деревьев. Из этой «комнаты» порой разливалось прекрасное, чарующее своей чистотой и глубиной пение под аккомпанемент тихой мандолины. Голос пел на никому неизвестном языке о чём-то лирическом. Можно было окунуться с головой в этот дивный голос, отрешиться от мирских проблем и на время забыть обо всём на свете.

И всё это не удивительно. Ведь изнутри «комната» совсем не была комнатой. Упрямые заросли вели в невообразимо красивый волшебный Лес. От одного взгляда в голове рождалось ощущение сказки. Перед глазами раскидывалась небольшая лесная лужайка, полная необычных цветов и кустарников. В лучах света, пробивающегося сквозь густые кроны деревьев, мелькали крошечные разноцветные бабочки. Скачущие по веткам и снующие в траве мелкие пушистые животные ничуть не пугались посторонних, продолжая заниматься каждый своим делом. Вот совсем рядом пасётся крупный олень с блестящей лоснящейся шерстью, на рогах которого растёт пушистый мох и распускаются цветы. Олень спокойно проходит мимо спящего в лучах золотого света крупного белого волка. Хищник мерно сопит, совершенно не реагируя ни на оленя, ни на бегающих мимо него зайцев, белок и мышей. Мир и покой царят в этом Лесу.

От прохода в Гостиную через волшебную лужайку вглубь Леса бежала узкая тропинка. Постепенно она выходила на приземистый холм. Оттуда открывался вид на прибрежный город с высоким белым замком. Местное солнце выглядело необычно большим даже на фоне чистого бескрайнего неба. Весёлый ручеёк резво сбегал вниз, превращаясь в бурную реку, а сама река впадала в обнимающее берег синее море. В стороне из глубин Леса шла мощёная камнем дорога, ведущая к воротам крепостных стен города.

Город за высокими стенами был вполне обычным прибрежным городом. Архитектура соответствовала эпохе позднего средневековья. Вдоль берега моря выстроились причалы морского порта. На водных просторах виднелись крупные торговые корабли с яркими парусами и мелкие рыбацкие лодки. В узком пространстве улиц города ютились высокие домики местных жителей, усадьбы всевозможных мастеров и уютные торговые лавки. Даже отсюда издали слышался и звонкий детский смех, и крики торговцев на площади, и бой городского колокола и многое другое, чем жил этот шумный портовый городок. Бережно охваченный полукругом синей волны, он вел свои городские дела, а высокий белый замок охранял его от всех невзгод.

Замок из белого известняка стоял у самой воды, уходя третьей частью в голубые воды. Три высокие башни, одна выше другой, будто тянулись ввысь наперегонки. Старинный замок, частично обросший водорослями со стороны моря, не имел ни одной трещины и сохранял первозданную белизну. На развевающихся по ветру узких флагах чётко был виден герб той династии правителей, что много столетий обитали в этом благородном замке. Тёмно-синее полотнище с крупной серебряной каплей воды на нём.

Житель этой «комнаты» был родом из портового города. Но большую часть времени он любил проводить наедине с собой в Лесу, гуляя по его волшебным тропам. Этот сосед был чист как слеза на эмоции и намерения, от того он частенько страдал. Но все в Квартире его очень любили за его широкую и тёплую душу. Ведь даже окунувшись в горе с головой он оставался добрым и душевным ко всем окружающим.

Эпизод 15. Магия

– Как ты это сделал?

На уютной Кухне за небольшим круглым столом сидело двое соседей. Один из них пил очень тёмный на вид напиток из тонкой почти прозрачной фарфоровой чашки. Второй довольствовался баночным пивом и вовсю дымил сигаретами.

– Что именно?

– Я про волосы. Ты сказал, что это насовсем, – гоблин проследил взглядом длинную и толстую хитросплетённую косу собеседника, спускающуюся до самого пола. Эльф, держа чашку только двумя длинными изящными пальцами, не спеша отпил из неё. Задумчиво глядя в чёрную гладь напитка, он ответил.

– Этого до конца не понимаю и я сам, – его голос звучал как мелодия нежной арфы. – Вероятно, это из-за воссоединения. Принятия своей природы.

– А что случилось-то, Винс? Ты вдруг пропал на месяц. На месяц, Карл!2 Вообще никому ничего не сказал… Крисс нервно ходила взад-вперед под твоей дверью. Боялась, что вы вообще ушёл на фиг. И вот. Явился, и тебя не узнать вообще! У вас там магическая лечилка какая-то нашлась что ли?

Рихтор глотком допил своё пиво и по привычке смял банку рукой, небрежно бросив её на пол. Винсент оторвался от разглядывания напитка и аккуратно поставил чашку на блюдце. Он перевёл взгляд в окно, смотря необычно спокойными тёмно-синими глазами. За окном шёл дождь.

– Я… вернул себе титул. И забрал корону. Волосы отрасли сами собой. Вместе с волосами вернулась и моя сила.

– Сила? – жёлтые глаза бегом осмотрели стройную фигуру, облаченную в дорогое расшитое серебром платье.

Новоиспеченный Король поднял тонкие брови. Потом, сообразив в чём недопонимание, он неторопливо поднял руку и произвел несколько лёгких вращательных движений кистью. Воздух заискрился серебром. Он расположил руку ладонью вверх, расставив пальцы. Над ладонью вдруг закружился водоворот из капелек, постепенно набиравший массу. Вскоре над ладонью эльфа парил небольшой подрагивающий шар из воды, к которому тонкими струйками тянулась влага из воздуха.

– Быстро, – заметил гоблин, – и как я смотрю, ты даже не напрягся, как обычно бывало.

– Смотри.

Маг начал медленно загибать свои тонкие пальцы к шару. Тот густел и мутнел на глазах, перетекал всё тяжелее и покрывался тонкими узорами изморози. Когда Винсент, наконец, коснулся шара, тот мгновенно превратился в блестящий гладкий лёд. Всё это произошло буквально за несколько секунд. В Кухне тоже заметно похолодало. Практически вся открытая жидкость замёрзла. Кроме напитка в чашке эльфа.

– Я понял, Винс, – гоблин недовольно разглядывал заледеневшее пиво в только что открытой им банке. – Впечатляет, ага.

Сосед улыбнулся одними уголками рта и так же медленно убрал пальцы от шара. Лёд вновь зашевелился, становясь всё более текучим, и вскоре превратился в воду. Винсент продолжил изгибать пальцы, напрягая ладонь. Шар постепенно наполнялся мелкими пузырьками, танцующими внутри. Пузырьки увеличивались в размерах и ускорялись, до тех пор, пока вода не закипела. Влажный пар заполнял Кухню, стало очень жарко и душно, как в парилке. Закипела вода в вазе с цветами. А Рихтор внезапно выронил взбурлившее пиво из рук и злобно зыркнул на друга.

– Да я с первого раза понял! – он потряс обожжённой кистью. – Маги воды рулят! Удивил! Браво!

– Я польщен, – едва слышно отозвался Король. Он вернул шару обычную форму, выровняв влажность и температуру в помещении, а затем развеял его так же, как собрал. – Если вдруг и этого недостаточно… могу поиграться с водой в твоем теле, – он хитро прищурился, совершенно не улыбаясь.

– Не надо! – Рих вдруг испугался. – Понял я. Экий ты обидчивый стал. Го-о-ордый. Никогда не любил вас, эльфов, за это.

Винсент, сохраняя очень серьёзный вид, остро глянул в глаза гоблину. Его губы сжались, синева в глазах приобрела холодный голубой оттенок, и он заговорил стеклянным голосом. Очень чётко и с презрением произнося каждое слово.

– Если бы я был таким, каким хотел меня видеть мой отец, то твоей кровью уже бы покрасили стены города. А твоя голова украсила бы наш двор…

Король в полной тишине допил свой не претерпевший изменений напиток и, поставив чашку на блюдце, отодвинул чайную пару от себя. Рихтор же не на шутку перетрусил, и абсолютно не знал, как реагировать. Винсент претерпел кардинальные изменения и совершенно не походил на себя прежнего. Он мало улыбался, почти ни с кем не общался и гораздо реже появлялся в Гостиной после более чем месячного отсутствия. И по настроению был преимущественно глубоко Печальным.

Король ощутил это неуютное смятение старого друга и улыбнулся, стараясь выдать привычное приветливое выражение лица.

– Всё в порядке, дружище. Я просто ещё сам не освоился со своей новой ролью.

– Ты больше не Радость? – догадался гоблин.

– Нет, – он сделал паузу. Его красивое, будто фарфоровое, лицо приняло виноватый вид. Но что-то озарило его изнутри, он поднял брови и улыбнулся уже искренне, – но кое-что я всё ещё могу…

Эльф вытащил из-за складок богатой одежды старенькую мандолину с длинным грифом и очень ловко заиграл на ней какую-то весёлую мелодию. Рихтор слушал и невольно расплывался в улыбке, узнавая старого друга в этой музыке.

– Вот теперь узнаю, – усмехнулся он. – Принц. Король. Для меня ты всегда будешь Менестрель из таверны Мирхольда!

Они запели вдвоем, громко и в унисон, не обращая внимания на то, насколько они были разными, и как мало общего у них осталось.

Эпизод 16. Гость

– Блин, долго они там ещё?

Третья дверь, как нарочно, была приоткрыта из-за застрявшего под косяком сапога. Поэтому на всю Гостиную эхом раскатывалась уйма непристойных звуков. Стоны и крики дополнялись очевидным влажным шлёпаньем и странноватым рыкающим смехом.

На диване, сидя по-турецки, курил зеленокожий гоблин и нервно посматривал на дверь. На время занявшая место Учёного девушка дискомфортно ёрзала в кресле. Благо кресло стояло спинкой к двери, и она хотя бы не боялась застать внезапной нелицеприятной сцены.

– А давно… они там?

– Полтора часа, – тихо ответил Зелёный, – и это только с того момента, как я их застал. Так что может и больше.

– И что? Вообще без остановки это вот?

– Ну… минут на пять, не больше. Курят, судя по запаху. Но никто не выходил.

– Мда-а-а, – смущённо усмехнулась она, – познакомилась с «мальчиком из тырнетов» на свою голову.

– Зато капитан довольная, – философски подметил Рихтор, а потом недовольно пробухтел под нос, – но да, всё равно сомнительное знакомство. Этот чертило уже зае… парил не по-детски… Буквально!

– Ну-ну, не злись. Он гость. Он тут не пропишется, свой дом у него.

– Это мало меняет ситуацию.

– Он тебя обижает что ли? – Крисс ухмыльнулась. – Или Мистер Зелёный почувствовал конкуренцию?

– Нет! – неожиданно гаркнул Рихтор и тут же вжался в диван, испуганно глянув на дверь, после чего продолжил говорить на порядок тише, – просто… Просто он меня бесит.

– Чем это?

– Да всем! – вновь возмутился гоблин. – С*ка, он такой весёлый, озорной, вечно лыбится, как имбецил! Такой супермужик весь, е**на! Весь такой молодец, всё ему по плечу, ничего-то он не боится, весь такой п***ец заибимичательный и ох**тельный и…

Крисс не выдержала и засмеялась в голос. Звуки сладострастия утихли, и сырая дверь с грохотом распахнулась настежь. Оттуда на ватных ногах вышла Лилиан, босая и завёрнутая в одну лишь шёлковую простынь.

– Ага, это вы, – тяжело дыша выдала она, рухнув на диван между Рихтором и Крисс.

Её волосы, растрёпанные и влажные, прилипли к такой же блестящей от пота раскрасневшейся коже. Она сбивчиво глубоко дышала, безуспешно стараясь успокоить дыхание. Растекаясь на диване от усталости и удовольствия, женщина искренне улыбалась соседям. Она протянула дрожащую влажную руку к Крисс и взяла её за ладонь.

– Спасибо тебе, – тихо произнесла Пират, смотря искрящимися глазами.

Крисс растерялась и неловко улыбнулась в ответ. Одними глазами она спросила Рихтора, что делать, но тот только озадаченно пожал плечами. Сделав глубокий вдох-выдох, Лилиан добавила.

– Ты, конечно, трусиха и размазня, но за подарок огро-о-омное спасибо.

Вдруг из «комнаты» капитана раздался сладкий с хрипотцой мужской голос.

– Ли-и-илька! Пять минут прошло-о-о!

Женщина растянула губы в довольной улыбке. Наклонившись к Рихтору она шепнула ему: «Ты следующий. Готовься», после чего с трудом встала и вялой походкой удалилась в свою «комнату».

– Дверь закройте! – крикнула вдогонку Крисс.

Женщина скрылась в проёме, после чего в длинных лучах света появилась рогатая тень. Зелёный прищурился и неискренне улыбнулся хозяину тени. К соседям отлетел сапог, после чего дверь закрылась, глухо хлопнув о косяк. Наконец, наступила долгожданная благозвучная тишина.

– В смысле… я «следующий»? – недоуменно нахмурился Рихтор. – За кем следующий? Куда следующий? Для чего следующий?

Крисс нервно хихикнула и дёрнула плечом. Гоблин вновь закурил, осмысливая услышанное и ругая всё вокруг вполголоса.

Детская комната

В Гостиной была и самая маленькая дверь. Она была вдвое, а то и втрое ниже и уже остальных и почти полностью скрывалась за плотными бархатными занавесками. Портьеры застилали толстую полукруглую дверку, характерную по стилю для средневековья. Украшенная толстым медным кольцом и круглыми кованными заклёпками, она держалась на миниатюрных дверных петлях, от времени покрывшихся патиной. Дверка выглядела довольно тяжёлой, непонятно как хозяин комнаты открывает её. Строго говоря, никто никогда и не видел, как он через неё ходит, хотя бы потому что никто не видел, как сам жилец перемещается по Квартире. По обыкновению, дверь была закрыта. На ней не было ни замка, ни засова и она не запиралась. Из просветов под дверью виднелся мягкий жёлтый свет.

Дверка была открыта только в день своего появления. И тогда Хозяин Квартиры сунулся сюда, чтоб ознакомиться с новым пространством. Первое, что пришло в голову гостю: он попал в логово великанов. Вся мебель и вещи, как и сама комната, были несоразмерно больше. В комнате было холодно, влажно и сумрачно, свет шёл только из одного небольшого витражного окна. С очень высокого потолка грузно свешивалась канделябра с настоящими свечами. Стены из камня украшали гобелены с изображением животных и цветов. Посреди комнаты возвышалась массивная кровать, застеленная цветным льном и шкурой бурого медведя. Под окошком стоял сундук, обитый выдубленной кожей. На застеленном шкурами полу были разбросаны резные деревянные игрушки и куклы-моталки в цветастых платьях. Когда Хозяин обернулся, то с удивлением отметил, что он сам вышел из дверцы в деревянном кукольном домике.

Словом, это место представляло собой средневековую Детскую комнату, вероятнее всего, для девочки. И комнатка была динамичной. Бродя по комнате, гость начал замечать толстый слой пыли на вещах, а в углах в лучах скудного света поблескивала густая бархатная паутина. Шкуры на поверку посеклись от времени, гобелены выцвели и напитались сырости, местами плесневея и расползаясь. Комната рассыпалась у гостя на глазах. Печальное зрелище дополнял пробирающий до костей холод, и чем дольше посторонний ходил по Детской, тем больше холод вгрызался в тело, проникая в вены и жилы. Всё это наполняло душу беспокойством и дурными предчувствиями.

Когда Хозяин Квартиры подошёл к большой двери, выводящей в остальной замок, он вдруг понял, что промочил ноги. Опустив глаза, гость увидел, что встал в лужу крови. Кровь стремительно вытекала из-под двери, заползая багровыми волнами в каждую ямку на каменном полу. Мгновение, словно вспышка перед глазами, и вот гость видит кровь повсюду. Брызги на стенах, запачканные картины, витраж в потёках. Потоки крови струятся из приоткрытого кожаного сундука. Отпечатки маленьких кровавых ладошек на шкуре и простынях. Игрушки, лежащие в луже, всё больше растекающейся во все стороны. И когда гость в ужасе бросился бежать, но его ноги разом завязли в густой красной луже, и он упал в неё, подняв тяжёлые брызги и ленивые волны. И гость пытался встать и бежать снова, и вновь падал, кровь становилась горячей, она обжигала руки и лицо, склеивала пальцы и застилала обзор пеленой. Перед глазами мелькала суетная беготня, блеск мечей и кинжалов, падающие замертво люди. Его голова взрывалась от шума. Он слышал визг, крики, звон металла, сильные глухие удары, звон падающей посуды, и снова крики, и чей-то хриплый смех, и плач, плач, плач…