Читать книгу Кровоцвет - Кристал Смит - Страница 3

Часть первая. Ренольт
1

Оглавление

Виселицу возвели в тени часовой башни. Отчасти – чтобы солнце не слепило глаза публике, а отчасти – чтобы Трибунал мог совершать убийства точно по расписанию. Порядок во всем – таков был девиз Трибунала.

На площади собиралась толпа. Я стояла с опущенной головой, придерживая капюшон руками. Утро было промозглым. Пар от моего дыхания поднимался тонкими облачками и сливался с туманом. Я с тревогой огляделась по сторонам.

– Хороший день для повешения, – непринужденно протянул стоявший рядом человек.

Я быстро отвернулась, чтобы не встретиться с ним взглядом. Людей редко обвиняли в колдовстве из-за цвета глаз, и все же такое случалось.

При виде двух женщин, которых вывели на эшафот, толпа зашумела. Обеих обвиняли в колдовстве. Руки первой тряслись так сильно, что даже мне с задних рядов было слышно, как позвякивают кандалы. Вторая женщина, помоложе, с печальным лицом и ссутулившимися плечами, была совершенно неподвижна. Их платья превратились в лохмотья, а болезненно-бледные лица и спутанные волосы покрывала корка грязи. Должно быть, их не один день держали в темнице и морили голодом, чтобы довести до отчаяния и исступления. Все это делалось с хитрым расчетом: безумный и одичалый вид обвиняемых рассеет подозрения горстки совестливых горожан, способных усомниться в методах Трибунала, и сделает само зрелище еще увлекательнее.

Мой сосед придвинулся поближе.

– Веселое представление, не находите?

Я попыталась не обращать на него внимания, но он наклонился надо мной и тихо повторил:

– Не находите, принцесса?

Удивленно уставившись на него, я увидела полные решимости карие глаза, поджатые губы и вопросительно приподнятые брови.

– Келлан, – возмущенно прошептала я. – Что ты здесь делаешь?

Он выпятил подбородок, и под его бронзовыми скулами залегли тени.

– Как твой личный охранник, могу спросить тебя о том же.

– Мне захотелось развеяться.

– Развеяться? Тут? Все, мы уходим. – Он схватил меня за локоть, но я тут же отдернула руку.

– Если ты потащишь меня силком, на нас все будут смотреть. Ты этого хочешь? Привлечь ко мне внимание?

Келлан недовольно скривился. В пятнадцать лет он получил звание лейтенанта и назначение в королевский полк, а в семнадцать – должность моего охранника. Сейчас ему было двадцать, и он все так же был связан клятвой меня защищать. Пока распаленная орава ведьмоненавистников не догадывалась о моем присутствии, я оставалась в относительной безопасности, поэтому Келлан нехотя уступил.

– Почему тебя вообще сюда потянуло, Аврелия? Разве может такое зрелище пойти тебе на пользу?

У меня не нашлось разумного объяснения, и я молчала, нервно перебирая подвески на браслете, надетом поверх перчатки. Браслет, последний подарок покойного отца, всегда действовал на меня успокаивающе и пришелся как нельзя кстати, когда я увидела палача в черном и клирика Трибунала, объявившего, что сейчас на помост взойдет великий магистрат Торис де Лена.

В черной сутане с накрахмаленным воротником Торис моментально приковал к себе всеобщее внимание. Он расхаживал перед публикой, с видом горького сожаления прижимая к груди Книгу заповедей Основателя.

– Братья и сестры, – начал он. – Сегодня мы собрались по печальному случаю. Перед нами Мейбл Лоренс Дойл и Хильда Эверетт Гейбл. Обеим было предъявлено обвинение в использовании темных искусств. В ходе беспристрастного судебного разбирательства обе были признаны виновными. – На шее у него висел флакончик с красной жидкостью. Он поднял его, чтобы всем было видно. – Я магистрат Торис де Лена, носитель крови Основателя. На меня возложили обязанность руководить казнью.

– Никак не возьму в толк, – пробормотал Келлан мне на ухо, – ты решила себя испытать? Проникнуть в стан врага? Заглянуть в лицо своим страхам?

Я сдвинула брови. Конечно, я боялась ареста, суда и публичной казни, но это были далеко не единственные волки в лесу моих страхов.

– Мои подданные мне не враги, – настаивала я, пока те с нарастающей громкостью скандировали: «Вешай! Вешай!» – вскидывая вверх кулаки.

И тут у ног одной из осужденных – той, что была помоложе, Мейбл, – мелькнула тусклая тень. Она появилась из утреннего тумана и постепенно росла, приобретая все более ясные очертания. Дух впитывал энергию и тепло толпы, и на площади стало еще холоднее. Это был маленький мальчик шести или семи лет. Он прижался к юбке женщины, закованной в кандалы.

Никто не остановил его, никто на него даже не посмотрел. Его видела я одна. Но Мейбл знала, что он рядом, и на ее лице отразилось какое-то новое чувство: то ли боль, то ли радость, то ли облегчение.

– Я знаю эту женщину, – шепнул Келлан. – Ее муж продавал книги и почти каждый месяц проезжал через Грейторн. Он умер в прошлом году, от той страшной лихорадки, гулявшей в начале зимы. Как и их сын.

Я тоже знала Мейбл, но рассказывать об этом было опасно.

Часы на башне показывали без одной минуты девять, и помпезная речь Ториса подходила к концу.

– Теперь вам слово, – сказал он женщинам, пока на шее каждой затягивали петлю. – Мейбл Лоренс Дойл, вы предстали перед беспристрастным Трибуналом по обвинению в распространении запрещенных текстов и попытке воскресить умерших посредством использования магии и колдовства в нарушение заповедей нашего Основателя. Именем Основателя вам был вынесен смертный приговор. Ваше последнее слово?

Я напряглась, ожидая, что она вот-вот укажет на меня пальцем, назовет мое имя. Предложит мою жизнь в обмен на свою.

Вместо этого она сказала:

– Я обрела покой, мне не о чем жалеть. – И обратила лицо к небу.

В воздухе разлился знакомый аромат – запах шиповника, хотя его пора еще не пришла. Я знала, что это означает, и огляделась по сторонам, но Предвестницы нигде не было.

Торис повернулся ко второй осужденной, дрожавшей как осиновый лист.

– Хильда Эверетт Гейбл, вы предстали перед беспристрастным Трибуналом по обвинению в попытке нанести увечье жене своего сына посредством колдовства в нарушение заповедей нашего Основателя. Именем Основателя вам был вынесен смертный приговор. Ваше последнее слово?

– Я невиновна! – завопила она. – Ничего я не делала! Она лжет! Говорю вам, она лжет! – Хильда простерла трясущиеся руки в кандалах к женщине в первом ряду. – Клеветница! Клеветница! Ты за это заплатишь! Ты…

Минутная стрелка достигла двенадцати, и над площадью прокатился звон колоколов. Склонив голову, Торис произнес: Nihil nunc salvet te – «Теперь тебя ничто не спасет». Затем кивнул палачу, и под ногами осужденных провалился пол. Я вскрикнула, и Келлан торопливо прижал меня к своей груди.

После девяти ударов колокол затих. Ноги повешенных все еще подергивались.

Голос Келлана звучал мягче:

– Не знаю, что ты ожидала тут увидеть. – Он попытался повернуть меня спиной к эшафоту, но я заупрямилась. Каждый раз, когда я наблюдала переход от жизни к смерти, мой желудок болезненно сжимался, но эту казнь я обязана была досмотреть до конца.

Мейбл уже не шевелилась, но воздух вокруг нее мерцал. Было странно наблюдать, как душа освобождается от тела, скидывает с себя гротескную оболочку, словно светская дама – старый замаранный плащ. Сын уже ждал ее, и она сразу пошла к нему. Стоило ей дотронуться до него, как обе души исчезли, покинули пограничную зону и отправились дальше, туда, где я уже не могла за ними наблюдать.

Хильда умирала намного дольше. Она давилась и хрипела, ее глаза вылезли из орбит. Когда все наконец закончилось, ее душа вырвалась из тела с негодующим ревом – а точнее, немым криком, ведь она была бесплотна – и тут же бросилась в толпу, к невестке. Та, казалось, ничего не замечала. Все ее внимание было приковано к грязному мешку костей, болтавшемуся на висельной петле.

– Заберете тело свекрови? – спросил Торис.

– Нет, – с нажимом произнесла она. – Сожгите его. – Призрак Хильды снова беззвучно закричал и впился в лицо невестки когтями. Та побледнела и приложила к щеке ладонь. Возможно, подумала я, гнев Хильды придал ей столько энергии, что ее прикосновения стали осязаемы.

Невестке нельзя было позавидовать. Скорее всего, Хильда надолго застрянет в пограничной зоне и будет преследовать предательницу, выкрикивая немые угрозы и заволакивая все вокруг своей ненавистью. Я такое уже видела.

– Аврелия, пойдем, – сказал Келлан.

Когда трупы стащили с эшафота, толпа зашумела и подалась вперед. Меня толкнули, и я полетела на булыжную мостовую. Я выставила вперед ладони в попытке смягчить удар, но приземлилась прямо на запястье. Келлан мигом подхватил меня, поставил на ноги и повел сквозь толпу, выставив руку наподобие щита.

Я потерла ушибленное место.

– Браслет! – воскликнула я, оглядываясь, но за массой тел уже ничего было не разглядеть. – Видно, застежка сломалась, и он слетел…

– Забудь о нем, – сказал Келлан твердо, но не без сочувствия: он знал, как много для меня значит подарок отца. – Он потерялся. Нужно уходить.

Я выскользнула из его рук и стала протискиваться через толпу, толкаясь и пихаясь, когда толкали и пихали меня саму. Все это время я неотрывно глядела под ноги, но Келлан оказался прав: браслет потерялся, и тут уже ничего не попишешь. Он снова догнал меня и на этот раз вцепился мертвой хваткой, но удирать мне уже не хотелось: послышались свистки. Спустя считаные минуты на площади покажутся клирики Трибунала и начнут задерживать всех, у кого расправа над Хильдой и Мейбл не вызвала должного воодушевления. В тюрьме Трибунала теперь было две свободные камеры, и они никогда не пустовали подолгу.

* * *

Спустя час я уже стояла в приемном зале королевского дворца и разглядывала легкую материю цвета слоновой кости, расшитую кристаллами. Из окна в потолке струился мягкий свет, и камни красиво переливались. Это было мое неоконченное подвенечное платье. За семнадцать лет жизни я еще никогда не носила такого роскошного наряда. В Ренольте власть Трибунала распространялась даже на моду: одежда должна была воплощать идеалы скромности, простоты и аскетизма. Исключения делались лишь для свадьбы и похорон – торжеств, которые ограничивали возможность согрешить.

Платье было подарком матери ко дню свадьбы. Каждый стежок был сделан ее рукой.

Один рукав был полностью готов. Я дотронулась до кружевной материи, восхищаясь красотой и изяществом наряда, но тут же напомнила себе, сколько несчастья принесет тот день, когда придется его надеть. А ведь он уже не за горами. Церемонию назначили на Белтейн, первый день пятого месяца, и до нее оставалось шесть с небольшим недель.

Я вздохнула, расправила плечи и, приготовившись к битве, прошла в соседнюю комнату.

Матушка расхаживала взад-вперед перед письменным столом, и ее юбки шелестели с каждым беспокойным шагом. В одном из самых неудобных кресел сидела Онэль, доверенная советница и старинный друг нашей семьи. Держа спину необыкновенно прямо, она цедила чай сквозь тонкие коричневые губы с выражением глубочайшего презрения. Когда дверь за мной закрылась, голубые глаза матери метнулись в мою сторону, и ее волнение обрушилось на меня, точно град стрел.

– Аврелия! – воскликнула она так, будто само мое имя было нелестным эпитетом. Онэль сделала еще один маленький глоток.

Я засунула руки в карманы, пытаясь изобразить смущение и сожаление, хотя ничего подобного не испытывала. Но если матушка будет думать, что я раскаиваюсь, разговор закончится быстрее.

– Как ты могла в одиночку отправиться в город? Совсем рассудок потеряла? – Она взяла в руки стопку бумаг и потрясла ей у меня перед носом. – Вот письма, которые я получила за эту неделю (только за эту!), с требованиями отдать тебя под Трибунал. Вот, – продолжала мать, указывая на другую стопку высотой в два дюйма, – угрозы в твой адрес, которые собрали мои доносчики за последний месяц. А вот, – она открыла ящик стола, – самые поэтичные и изобретательные прогнозы твоей гибели, полученные с начала года. Позволь тебе зачитать. Взять хотя бы вот это… Подробное руководство по поиску ведьм. Включает освежевание подозреваемой и тщательное изучение изнанки ее кожи.

У меня не хватило духу признаться ей, что на прошлой неделе я нашла отрубленную голову котенка в своем шкафу, а рядом с ней – криво нацарапанную народную молитву для защиты от ведьм. Или рассказать о красных «иксах» – старинном проклятье, которое кто-то вырезал на обратной стороне моего любимого седла в надежде, что лошадь взбесится и скинет меня на землю. К чему новые напоминания о том, как сильно меня ненавидят? Я понимала это лучше матери.

– Так они хотят меня освежевать? – беспечно поинтересовалась я. – Всего-то?

– И сжечь твою кожу, – добавила Онэль, взглянув поверх чашки с чаем.

– Через неделю ты отсюда уедешь, – сердито сказала матушка. – Постарайся до отъезда не влипать в неприятности! Вот станешь аклевской королевой и делай что хочешь. Ходи куда заблагорассудится и… а куда ты, кстати, ходила?

– На повешение.

– На повешение? Да помогут мне звезды! Неужели тебе так не терпится попасть в лапы Трибунала? Нам страшно повезло, что у нас там свои люди.

– Страшно повезло, – эхом отозвалась я. По мнению матушки, вдовец ее любимой кузины был преданным союзником короны и прилагал все усилия, чтобы держать Трибунал в узде, но я-то знала, что Торис получает от казней истинное удовольствие.

– Аврелия, – сказала она, оглядывая меня с ног до головы. Нетрудно было вообразить, что предстало ее взгляду: спутанные белокурые волосы и глаза, которым надлежало быть голубыми, но они вместо этого отливали серебром. В целом выглядела я вполне сносно, но за счет некоторых своих особенностей была не похожа на других, выделялась из толпы. К тому же одного моего существования было достаточно, чтобы возбудить в ренольтцах подозрения.

Я была первой девочкой, родившейся в семье правящего короля Ренольта за последние без малого двести лет. Во всяком случае, первой девочкой, которую не отдали в чужие руки сразу же после рождения. Мне было предназначено выполнить условия договора, положившего конец многовековой войне между Ренольтом и Аклевой, а именно – выйти замуж за наследника аклевского престола. Сто семьдесят шесть лет наш народ считал отсутствие дочерей у королевской четы знаком того, что ренольтцам не суждено заключить истинный союз с грязными и распутными аклевцами. Доказательством нашего нравственного превосходства. Мое рождение пошатнуло их веру в корону, в правителей, осмелившихся сначала произвести на свет дочь, а затем оставить ее при себе.

Иногда я разделяла их чувства.

Напряженное молчание нарушил стук в дверь.

– Проводите его сюда, Грейторн, – сказала матушка.

Келлан вошел, обвел комнату взглядом, обернулся и махнул кому-то рукой.

В дверях показался мужчина. Незнакомец был одет в «мятый» бархат цвета сумеречного неба, а через плечо носил золотую перевязь, закрепленную на груди брошью в форме узла-трилистника. В ухе у него дерзко поблескивал рубин, а на пальце сверкал серебряный перстень с изображением ворона с распростертыми крыльями. Густые черные волосы гостя, несмотря на его возраст, не были тронуты сединой. Он поражал своей яркостью и выделялся на нашем фоне, как разноцветный витраж среди простых стеклянных окон.

Он был аклевцем.

Кровоцвет

Подняться наверх