Читать книгу Шелест кукурузного моря - Kristen Soul - Страница 5

Меня часто спрашивали ребята, почему ты ни с кем не встречаешься? Леся, вон, красавица какая. И я соглашался, что, да, красавица. Сашка, вон, тоже ничего. И я соглашался, что, да, тоже ничего. Очередная девчонка, вон, какая-растакая. И я соглашался, что, да, такая-растакая.

Да не моя. Не моё. Не мой человек это! Ну не буду же я заставлять себя с кем-то встречаться, лишь бы было так же, как у других? Тем более парни особо не отличались долгими сроками в отношениях, чтобы я им ещё и доверял в таком важном вопросе. Меня вполне устраивала наша с Сашей дружба. Она мне типа как сестра, и, казалось, Саша так же относилась ко мне. Ну, не как к сестре, а как к брату, конечно.

Многие книги и фильмы строились на любви одного к другому, показывали, каково это – когда тебе нравится человек. А я не мог никогда понять, проникнуться, потому что для меня именно такие чувства всегда являлись… эфемерными? Да, так вроде говорят, когда что-то кажется призрачным, практически нереальным. Я любил родителей, друзей, животных, дождливую погоду – но никогда не относился к одному-единственному человеку по-особенному. Точнее, я к каждому относился по-особенному, если разобраться, но как из этого клубка чувств найти ту самую заветную волшебную ниточку – не представлял.

До настоящего момента.

На отдыхе я понимал, что-о-о… Чёрт! С каждой минутой приближения вечера мой взгляд искал среди толпы Андрея, и от осознания того, что я в принципе начал это сам за собой замечать, мне становилось всё дурнее. Не родинка под его глазом и не желание узнать о том, откуда я его знал, заставляли обращать на Андрея пристальное внимание.

Гомофобом я, как ни странно, не был, но и к радужной части населения никогда себя не относил. «Как ни странно» – потому что моё окружение как раз-таки не способствовало нормальному развитию моих мозгов, но спасибо им, что всё же в этом плане меня не подкачали с наличием хотя бы капли критического мышления. Да и банальное любопытство заставило меня прочитать кучку статей в инете, которые позволили расслабить свои булки и не париться над глупыми вопросами. Особенно спасибо твиттеру.

В твиттере у меня всегда было два аккаунта: один, где меня знали и читали друзья, а мои твиты не отличались остроумностью и звучали по типу «сегодня замечательный день, я чувствую себя Чеховым, то ли чаю выпить, то ли повеситься», а второй аккаунт я тщательно оберегал от разглашения, потому что только там я мог позволить быть себе тем, кто я есть на самом деле, лайкать то, что мне нравится, участвовать в срачах, а не быть молчаливым пользователем с попкорном по ту сторону экрана, и ещё я любил почитывать там интересные треды* на различные тематики, начиная от гендера и ориентаций, заканчивая тем, в каком возрасте начинается у девушек менструация и что делать, если плохо растёт борода. Не спрашивайте, зачем мне всё это нужно было знать: просто «потому что».

И как-то меня внезапно перестало волновать, кто с кем и почему, но догадывался, что, например, мои друзья точно не одобряют что-либо, связанного с ЛГБТ. Для них, как и для большинства, непохожие люди – больные и вообще нужно бы их всех исправить, перенастроить, как роботов, да только человек – не робот. Наверное, стереотип, засевший в мозгах людей, сложно искоренить по щелчку пальца, а, возможно, никогда и не получится. Я не особо переживал, кто я в этом мире и какую роль занимаю, поэтому просто решил считать, что меня всё это точно не касается. Но последние пару дней не переставали удивлять, а новые сюрпризы постоянно вгоняли в тихую панику.

Одно дело, когда что-то происходит с кем-то там в интернете, а другое, когда с тобой.

Допустим, мне понравился человек. Неужели это реально могло произойти так быстро? С первого взгляда, что ли? Ну, почти с первого. Да сказки всё это, причём такие детские, что даже я со своим «умудрённым» семнадцатилетним возрастом вообще никак не вписывался в потенциального слушателя, которому вешают лапшу на уши. И самое дурацкое, что мне некому было рассказать о своих мыслях, не с кем поделиться. Хотя казалось бы – Сашка всегда рядом находилась, и Толик со Стасом, а дома – с родителями можно поговорить. Но страх, что меня возненавидят близкие люди из-за стереотипов, перевешивал все мои желания обсудить свои проблемы.

А проблемы ли? Вдруг я зря беспокоился вообще и не стоило так переживать из-за пустяка, а может временного помутнения или перегрева на солнце… Или всё это – лишь новый бредовый сон, который на самом деле продолжал сниться, пока я еду в маршрутке? Надумал себе невесть что и сам же загнался. Возможно, сейчас я проснусь от очередной кочки на дороге, осмотрюсь – а от Андрея уже и след простыл, он вылез, допустим, где-то по пути, и мы с Сашкой вдвоём поедем до озера…

Однако я не просыпался, потому что не спал. Стоя в душе, смывал с себя частички той самой лечебной грязи и размышлял над всем, что со мной произошло.

Много раз слышал, что человек сам чувствует, когда кому-то нравится. Что это типа сложно не заметить. В памяти тут же всплыли все эти прикосновения и взгляды, которые явно намекали, что…

Да нет, ну не могло такого быть. Взаимно, что ли?

Возможно, Андрей на самом деле не был таким уж порядочным, добрым и весёлым. Возможно, он вёл себя так только со мной. А возможно, ничего такого и не имел в виду.

Возможно, возможно, возможно… Бли-и-ин.

Всё бы ничего, я бы его не заподозрил ни в каким намерениях в свою сторону, если бы не одно огромное жирное «но».

Но что это, чёрт возьми, недавно было перед моим подъездом?

Он ведь практически прямо сказал, что заинтересован в том, чтобы я о нём думал, а то ему, видите ли, скучно…

Судорожно выдохнув, я сделал температуру воды погорячее, потому что меня начало морозить.

Скучно ему, значит. Весельчак. Хотя он и правда весельчак, что уж. По крайне мере, он постоянно шутил, да и улыбка с его лица практически не сползала, заряжая своей энергией, отчего хотелось постоянно на неё смотреть. А татуировка? Где Андрей успел сделать татуировку, если ему шестнадцать? Наверняка находился в кругах каких-то неформалов, или как их ещё назвать, а родителям либо было пофиг на это, либо они поддерживали его, что вряд ли, хотя… Это мои бы ни за что мне не разрешили сейчас бить тату, считая, что их носят только зеки, а его родители, может, были более прогрессивных взглядов.

Андрей точно с виду походил на того самого друга, от которого обычно просят держаться подальше. Рядом с такими людьми – яркими, забавными и интересными – я всегда чувствовал себя амёбой.

И мне до сих пор казалось, что случившееся произошло не со мной. Моя невзрачная и тихая жизнь не могла внезапно вот так начать меняться. Однако, забавно, что именно меня больше всего поразило: я понравился тому, кто понравился и мне. То есть даже не то, что это парень и что этот парень – Андрей, а осознание того, что я – живой. Что я не какой-то манекен и не ходячая кожаная оболочка с набором органов внутри, а реальный человек, про которого обычно пишут истории, снимают фильмы, рассказывают бабки у подъезда или ма сплетничает, что вот у её подруги сын-то женился там, например, а дочь родила десятого внука…

Странное состояние.

Будто в меня впервые вселили душу, забыв сделать это перед появлением на свет.

Когда я наконец вышел из ванной, желудок напомнил урчанием – словно внутри меня жил персональный кот, – о том, что он уже готов к употреблению пищи. Жрать захотелось, проще говоря. Я похромал на кухню, чтобы урвать кусок чего-нибудь съестного из холодильника, обдумывая по пути, что же сказать родителям насчёт своего помятого вида. Прятаться было бесполезно: погода «испортилась» – ну, по мне-то лучше стала – и проваляться в кровати по причине жары уже никак не получилось бы.

Не успев пройти и половины коридора, я услышал звук ключей за дверью и проворачивающийся замок. Быстро заглянув в зал, посмотрел на висящие часы. Стрелки показывали почти четыре часа дня. Совсем вылетело из памяти, что сегодня пятница и короткий день. Ма работала недалеко, на машиностроительном заводе, где-то в цеху, а цеховые всегда даже раньше КБ** заканчивали рабочий день.

Но всё равно, уже полдня прошло, вот это я задумался так задумался в душе.

– Ну и, что с твоим лицом? – ма недовольно посмотрела на меня, как только зашла в квартиру. Я тоже мельком окинул её взглядом: уставший вид, растрёпанные светлые волосы, собранные в неаккуратный пучок, юбка, помятая снизу… Проигнорировав вопрос, я направился к маме, чтобы забрать тяжеленные сумки с продуктами, и тут она ужаснулась: – А с ногой-то что?

Лишь бы она не начала хвататься за грудь и бежать наливать Корвалол.

– Подвернул, упал, очнулся – гипс, – пожал плечами, забирая покупки.

– Не смешно, Кеш, – садясь на пуфике в коридоре, ма сняла туфли с длинными носком и, разминая руками ступни, внимательно начала следить за каждым моим движением. – Рассказывай.

Мамино «рассказывай» никогда не предвещало ничего хорошего. Она с самого моего раннего детства слишком упорно хотела походить на заботливую мать, при этом не видя границ. Если я раскрывал рот и делился с ней переживаниями, она тут же начинала меня отчитывать, указывая на все-все мои промахи. Будто мне это должно было как-то помочь. Наверное, она считала, что я внимательно её выслушаю и вынесу из её замечаний урок, чтобы в будущем больше не совершать таких ошибок. А я уже не особо слушал её трёп, чувствуя себя виноватым во всех человеческих грехах. Поэтому срывался за поддержкой к бате, но он устало посылал обратно, отмахиваясь, типа «к матери обратись».

– А я и не шучу, ма. У меня же с чувством юмора всё плохо, – напомнил я и поплёлся с пакетами на кухню. Поставив их на стол, начал разбирать.

Молоко, яйца, лук и петрушка, десять пачек приправ… По скидке, что ли?

– Да, в этом ты весь в отца, – она зашла за мной и опёрлась плечом на косяк.

Макароны, новые зубные щётки, яблоки, которые недалеко падают от яблонь…

– Зато красотой – в тебя, – заметил я, но в ответ услышал тишину.

Положив на стол коробку печенья, я развернулся. Каждый сантиметр кожи ощущал едкий оценивающий взгляд, в итоге остановившийся на моём синяке.

– Давай посмотрю, – она подошла ко мне и протянула руку к подбородку, после поворачивая мою голову то в право, то влево, то вниз, то вверх… Казалось, она у меня отвалится на фиг! Я чувствовал себя подопытной крысой, которую разглядывают со всех сторон после очередного эксперимента. – М-да… – вздохнула ма. – Садись, – кивнула на стул, и я сел. Она опустилась на корточки и, взяв, мою больную ногу, проделала с ней то же самое, что и с головой.

– Ай-яй! – вскрикнул я.

– Вот тебе и «ай-яй», – покачала ма головой и, поднявшись, направилась к холодильнику. Открыв его, она внимательно прошлась взглядом по содержимому и достала замызганный синий тюбик с дверцы: – Держи, – вручила мне, – три раза в день. Расслабь свою ногу, вытяни её, без надобности не ходи лишний раз.

– Ок, босс, – усмехнулся я, но сразу же поджал губы, заметив на себе разочарованный взгляд.

– Ты как всегда меня подставляешь, Кеш. Я только на дачу собралась, выходные же, а ты со своей ногой…

– Я не специально.

– Ай, иди уже, – махнула на меня рукой, – отдыхай. Помощи от вас с отцом вечно не дождёшься, – отвернулась и, включив воду в раковине, смочила тряпку. Сейчас начнёт тщательно вытирать стол, шкафчики, газовую плитку внутри и снаружи. Так, чтобы блестело чистотой. Так, чтобы было идеально. Она всегда так делала, когда обижалась на отца. – Если за два дня не пройдёт – к врачу в понедельник.

Мне хотелось рассказать ей, что случилось и почему я не виноват. Хотелось оправдаться, показать свою беспомощность перед обстоятельствами, перед случайностью. Хотелось обнять её и поцеловать в щёку, сказать «да ну её, дачу эту, потом съездим» и предложить посмотреть со мной какой-нибудь старый советский фильм, как мы любили делать это раньше. Но я ничего не сделал.

Мама впервые приплела в своё недовольство отцом и меня, и я испугался, что теперь это будет повторяться постоянно.

Я встал и, прихватив пачку печенья, стараясь ею не шуршать, пошёл в свою комнату. Скоро вернётся отец, и предстоит ещё с ним побазарить. Ма сто процентов обсудит с ним всё, что узнала, а она не узнала ничего, поэтому додумает собственную картину происходящего и обсудит именно её.

М-да…

Зайдя в комнату, я громко хлопнул за собой дверью. Вроде ж не ругались и ничего страшного не произошло, но из-за того, что я никогда не мог ничё высказать маме, мой внутренний ящик хранения был уже переполнен. Его крышка не закрывалась, как бы я на неё ни давил. Я чувствовал, как мои моральные силы иссякают, а негативные фразы и действия просачиваются сквозь приоткрытую щёлку, нагло проникая в мои мысли. Реальный хлопок дверью стал последней попыткой закрыть нереальный ящик.

Тем не менее, он так и не поддался.

Я кинул пачку печенья и тюбик с мазью на тумбу и упал спиной на кровать. Закрыл глаза.

Если мать начнёт втирать отцу, что это он меня не так воспитал, то он будет полностью игнорировать меня как минимум неделю. Отец никогда не вставал на мою сторону, не желая лишний раз попадать под гнев матери. Я знал, что он её очень любит. Я знал, что он и меня типа любит. Однако наступит время и мне придётся покинуть родной дом, это было неизбежно, по-любому. Со мной всё равно придётся расстаться, а вот с матерью он расставаться не собирался, и я это прекрасно понимал.

Но… Но сплошные «но» больно царапали что-то нежное в груди. Я слишком явно чувствовал, что оно там всё ещё есть и просит ласки. Оно – это что-то из детства, что-то, связанное с тёплыми руками матери и сильными – отца.

Звук колёс проезжающего мимо поезда заставил меня вздрогнуть.

Блин, снова загнался.

Открыв глаза, я перевёл взгляд с серого потолка на серые тучи за окном. Они всё ещё гоняли друг друга, играя в салочки, и, когда одна касалась своей сестры, сверкала молния, словно за мной следил папарацци и пытался сделать сенсационную фотографию. Гремящий после гром напоминал о том, что не всё приходит сразу: возможно, нужно подождать, и произойдёт то, что будет правильным. Верным.

Я постоянно находился в ожидании.

Сверкнула вспышка.

В последнее время мне стало чаще казаться, что в итоге я захлебнусь собственными размышлениями, отложенными на потом. Они копились и копились, превращаясь в огромную бесформенную массу, а я становился всё меньше и меньше. Даже если получится полностью закрыть ящик, то вскоре он всё равно не выдержит и лопнет, а масса поглотит меня, как сметана лягушку, и мне уже будет не отвертеться.

Главное, не сойти с ума от такого объёма информации.

Раскатисто прогремел гром, и послышались звуки сигнализаций машин.

А у меня, наконец, получилось закрыть этот чёртов ящик и повесить на него амбарный замок.

Ещё какое-то время валяясь в кровати, я любовался вновь рухнувшим на землю дождём, заливающим вид из окна. Затем, присев и помазав ногу, дотянулся до рюкзака, чтобы достать телефон. Откинувшись на подушку, уткнулся в экран и понял: я не смогу принять на себя всю волну негодования друзей из-за моего побега, пока не подкреплюсь, ведь, судя по всплывающим окнам, меня ждала тьма сообщений в разных соцсетях и около восьми пропущенных. Так что для храбрости мне просто необходимо было задобрить внутреннего кота.