Читать книгу Тутанхамон. Сын Осириса - Кристиана Дерош-Ноблькур - Страница 4

Рассказы о мумиях, царях и разбойниках

Наша следующая глава посвящена окрестностям Фив. И хотя для того, чтобы воссоздать картину юных лет Тутанхамона, нам придется отправиться вверх по Нилу в Тель-эль-Амарну, мы постоянно будем возвращаться в этот величественный город и его окрестности с их бесценными историческими памятниками. Изучая эти камни и глыбы, мы оказываемся в XIV в. до н. э., в самом сердце полнокровной и живой цивилизации.

Храм Луксора на берегах Нила ныне напоминает роскошный сад с величественными деревьями. Приближаясь к нему, невольно ощущаешь всесилие богов и жрецов Египта, немало выгадавших от расточительства фараонов. Луксор, однако, создавался в первую очередь как южная резиденция великого бога Амона, где протекала его личная и семейная жизнь и куда он направлялся во время своего одиннадцатидневного явления на великий праздник Опет. Во время этого путешествия он представал взорам верующих на роскошной церемониальной барже, отделанной золотом.

Карнак представляет собой скопление разных храмов, лабиринт святилищ и пилонов, его двери и стены покрыты изображениями царей и богов. Храмы и святилища сооружались в честь всех верховных божеств египетского царства. Главным среди них был Амон, чье имя переводится как «Сокрытый», но присутствие которого ощущается повсюду; это он дарует силу и вечную жизнь фараону. Два высоких султана на его головном уборе символизируют его небесное происхождение. Он, таким образом, выступает одновременно и в роли незримого демиурга в вышних сферах, и в роли земного бога, которому служат его жрецы, получающие от фараона всяческую моральную и материальную поддержку, какую только может желать Амон.

Среди всевозможных изображений фиванских царей одно – украшающее седьмой пилон большого храма – выглядит весьма красноречиво: это изображение Тутмоса III, который семнадцать раз покорял Азию. Он преподносит очаровательной и миниатюрной богине, покровительнице Фив (под эгидой Амона), великое множество врагов, упавших на колени и молящих о пощаде. В другом месте на огромной панели изображена куча золота, удивительных драгоценностей и экзотических фруктов, захваченных во время победоносных походов и преподнесенных божеству данного святилища в качестве благодарственной жертвы.

Каждый египетский монумент хранит память о каком-нибудь событии или важном эпизоде. Располагая столь обширными сведениями касательно правления Тутмоса III, великого завоевателя, исследователи смогли увязать изображение на обелиске, смысл которого подтверждает надпись на постаменте, рисунок на стене фиванского храма и сделанную клинописью надпись, в которой упоминается ассирийский царь Ашшурбанипал. Надпись сообщает нам, что, когда Ашшурбанипал разграбил Фивы, он переправил в свой дворец две колонны (или обелиска), которые установил у ворот храма. Изготовленные из электрона, сплава, на 75 % состоящего из золота, на 22 % – из серебра и на 3 % – из меди, они вместе весили 2500 талантов, 166 650 фунтов, или около 600 килограммов.

Легко представить, какую безграничную власть имели жрецы Карнака над фараонами. Подтверждением тому служат слова царицы Хатшепсут, высеченные на основании ее обелиска в Карнаке:

«…Я сидела в своем дворце и размышляла о создавшем меня [Амоне]… Мое сердце повелело мне воздвигнуть ему два обелиска из электрона… И моя душа взволновалась при мысли о том, что скажут люди, которые спустя много лет будут смотреть на этот монумент и судить о том, что я сделала…»

Однако царица обнаружила, что ей недостает драгоценного сплава. Она пишет далее:

«Что касается двух великих обелисков, которые мое величество покрыло электроном в честь отца моего, Атона, чтобы мое имя жило вечно в этом храме многие и многие века: они высечены из цельного камня, из твердого гранита, без трещин… Я высказала этим свое почтение Амону, как царь проявляет ее ко всем богам. Я хотела отлить их из электрона [но поскольку это оказалось невозможно] по крайней мере, я покрыла [электроном] их поверхность».

Другими словами, царице пришлось довольствоваться тем, что обелиски покрыли слоем золота только снаружи. Они до сих пор стоят в Карнаке, и в их углах можно обнаружить желобки, в которые золотых дел мастера вставляли тонкие листы электрона.

Мастер Тутмоса III украсил внутреннюю часть собственного погребального храма в Фивах целым циклом рисунков, повествующих о работах, которые проводились под его руководством в мастерских храма Амона в Карнаке. На одном видны два обелиска, и частично сохранившаяся надпись заставляет предположить, что они были изготовлены полностью из золотого сплава. То, что не смогла сделать первая великая царица мира, исполнил ее наследник, пользовавшийся услугами того же мастера. После азиатских походов Тутмос III опустошил сокровищницы завоеванных стран и смог преподнести богу и его жрецам два цельных изваяния из золотого сплава в знак благодарности Амону за помощь. По-видимому, это и есть те два обелиска, которые упоминаются в луврской надписи, каждый из них весит 1250 талантов (83 325 фунтов), и жрицы Фив отдали их Ашшурбанипалу, чтобы предотвратить дальнейшее разграбление города. Только при Тутмосе III Египет обладал таким немыслимым богатством.

Несомненно, что этот фараон всем обязан жрецам Амона. С их помощью ему удалось отстранить от власти родную тетку, царицу Хатшепсут, под опекой которой он долгое время находился. Однако в какой-то момент великий завоеватель решил освободиться от ярма ненасытных жрецов. В самом Карнаке он напомнил им, что власть их не безгранична, использовав другой символ, образ еще одного бога, самого сильного из всех богов, – Солнце. В раннединастический период в честь этого божества воздвигали техены – высокие колонны из хорошо подогнанных камней; они походили на цельный обработанный камень, вершину которого увенчивала небольшая пирамида. Техены были единственным объектом поклонения в храмах Солнца во времена V династии (около 2500 г. до н. э.). Позднее эти сооружения приобрели более изящный вид, наподобие игл, изготовленных из монолитного камня, которые попарно располагались у входа в храмы. Когда цивилизация фараонов начала клониться к упадку, греческие торговцы, насмехаясь над странными святынями, символика которых была им непонятна, окрестили их «обелисками» – вертелами.

В конце своего правления Тутмос III решил возвести в Карнаке (в храме, посвященном восходящему солнцу, к востоку от большого храма Амона) один отдельный обелиск. Его предполагалось воздвигнуть не в честь могущественного правителя всего царства Амона, а в честь Солнца. Огромная каменная «игла» не была установлена при жизни Тутмоса, и надпись на ней говорит о том, что после его смерти она осталась лежать около карнакского священного озера. Его преемник, Аменхотеп II, воздвиг новые монументы и статуи во славу Карнака, но не использовал этот обелиск. Однако следующий фараон, Тутмос IV, завершил работу, начатую его дедом, и установил в святилище Амона, в центре двора восточного храма, отдельный обелиск, символ Ра Харахти, восходящего солнца (в настоящее время он находится в Риме).

Действия нового царя встретили отчаянное сопротивление грозного духовенства Фив. Жрецы, которые запросто могли возводить на престол и свергать фараонов, несомненно, принимали активное, хотя не непосредственное участие в братоубийственной вражде Тутмосидов. Однако им, вероятно, пришлось пойти на компромисс с учеными жрецами Гелиополя, которые поклонялись солнцу, иначе каким образом новый наследник престола стал четвертым фараоном из рода Тутмосов? По крайней мере, это вытекает из содержания надписи на монументальной стеле, возведенной у груди большого сфинкса Гизы, обнаруженной после того, как был расчищен песок, накопившийся здесь еще с римских времен. В этой надписи Тутмос IV открыто заявляет, что своим восхождением на трон обязан богу Хармахису.

Из текста на стеле явствует, что будущий фараон первоначально не должен был унаследовать престол. Но вот однажды, охотясь неподалеку от мемфисского некрополя, он заснул в полдень в тени «хранителя некрополя» и увидел во сне Хармахиса (Гора на небосклоне). Бог задыхался, заваленный песком, и сообщил ему, что тот, кто избавит его от невыносимого бремени, станет обладателем двух корон фараонов. Внезапно проснувшись, высокородный охотник погнал колесницу домой и немедленно приказал вызволить бога, заточенного в песках пустыни. Вскоре Аменхотеп умер, и, когда погребальная процессия двигалась по просторному залу среди колонн карнакского храма, статуя бога, которую несли жрецы, заставила их отклониться от избранного пути и приблизиться к молчащему и набожному Тутмосу, стоявшему в темном углу бокового нефа. По указанию бога Тутмос стал наследником трона.

Таким образом, Амон продолжал возводить на трон царей, но Тутмос IV предпочел приписать все вмешательству Ра, богу солнца, которого он освободил от тяжелого бремени. Этот бог в моменты отдыха представал в обличье сфинкса, лежащего на линии горизонта и готового восстать, подобно фараону, когда придет время рассвета. Надписи не лгали: в начале этого века при раскопках была обнаружена стена, возведенная Тутмосом IV, чтобы защитить сфинкса от песков; на кирпичах стояло царское клеймо.

Карнак и его храмы, святилища Египта, хотя с момента их постройки минули тысячелетия, воскрешают прошлое с невероятной живостью и яркостью: глядя на них, невольно переносишься мыслью во времена Нового царства, блистательной роскоши XVIII династии и начала тех грандиозных перемен в одной из величайших в мире религий, которые положили конец безраздельному владычеству Амона. В священных местах своевольный фараон-мистик бросил вызов верховным жрецам, слепо цеплявшимся за авторитарные догмы и потерявшим всякую связь с быстро развивавшимся обществом.

Временная опала Амона привела к тому, что святилища в городе храмов – оплоте официальной теологии и культа божественной личности фараонов – постепенно пришли в запустение или были разрушены. Пожар уничтожил великолепные деревянные порталы с бронзовыми накладками и повредил каменные перемычки.

По иронии судьбы, после всех этих титанических усилий взошедший на престол царь-ребенок Тутанхамон по наущению своего хитроумного наставника вернул жизнь заброшенным храмам.

Но не в религиозных центрах Карнака и Луксора следует искать следы и отзвуки пестрой повседневной жизни того времени. Их можно обнаружить на левом берегу реки, западнее Фив, – на берегу мертвых. Там для египтолога прошлое самым причудливым образом сплетается с настоящим. На правом берегу, где древние фиванские дворцы и лачуги были разбросаны беспорядочно между громадными храмами, выросли современные дома, скрыв от нас руины богатейшей столицы Древнего мира. Правда, в последние годы Служба древностей расчистила храм в Луксоре, сняв культурный слой, скрывавший полностью террасу перед высокими трапециевидными башнями. Теперь стали видны полностью огромные статуи у стен и постамент восточного обелиска; второй такой же обелиск правительство Египта преподнесло в дар Франции в знак заслуг Шампольона. Отныне мы можем любоваться прекраснейшим дромосом, или священным коридором, украшенным сфинксом с человеческой головой; дорога на Карнак, которой пользовались представители последней египетской династии, обрела свой первозданный вид; однако остальной город погребен под современным Луксором.

Поэтому давайте покинем стовратные Фивы, огромные каменные порталы которых все так же возносятся в небо, и пересечем реку в западном направлении. Я часто проделывала этот путь в разное время года и в разные часы, и всякий раз впечатление было новым. Фиванская гора с пирамидальной вершиной казалась нежно-розовой или небесно-голубой на рассвете, горела золотом днем и окрашивалась пурпуром в недолгих сумерках – всегда величественная и прекрасная. Тот, кто хоть какое-то время провел в этих краях, знает, какое удовольствие пересекать Нил в вечной и бессмертной фелюке с залатанным треугольным парусом и белыми подушками на сиденьях. Иногда мальчик становится у руля, и пара гребцов заводит песню под дружные взмахи грубо сработанных весел, но обычно ветер надувает умело поставленный парус – египтяне всегда были хорошими моряками. Когда в конце февраля уровень Нила падает, обнажаются песчаные отмели (знаменитые чесу), на которых местные жители сразу же начинают сажать помидоры и кабачки. Порой встречаешь лодку с крестьянами, поющими под удары даробуки, – возможно, они справляют свадьбу, или громоздкую, неказистую фелюку, битком набитую товарами, лесом, скотом и пассажирами, – паром, доставляющий на другой берег обитателей Курны, Курнет-Мюрай и Эль-Хоха – деревень на западном берегу.

Путешественника, перебравшегося через Нил и не желающего воспользоваться услугами местного такси, поджидают ослы, хотя не всякий способен по примеру местных жителей ездить на них без седла. Здесь редко встретишь придорожные рынки, предлагающие покупателю всевозможные яства, одежды и кувшины из пористой глины, в которых вода всегда остается свежей и прохладной, также едва ли вам попадется телега, укрытая пальмовыми ветками, куда набились женщины в черной парандже или щебечущие, как птицы, девушки в ярких одеяниях. Западный берег спокоен в своем величии: вы ощущаете, что находитесь среди подданных фараона и ступаете по священной земле, в которой похоронены их далекие предки. Но эта волшебная земля также таит в себе несметные сокровища. Полицейский участок расположен около причала, и тот, кто не живет на западном берегу, обязан покинуть его до захода солнца.

Оросительный канал тянется от реки через поля сахарного тростника, хлопка, пшеницы и берсема (разновидности клевера). Вся жизнь в поэтическом египетском пейзаже сосредотачивается в оазисах – в том числе и деревни, которые с равным успехом могли возникнуть тысячелетия назад или совсем недавно, с их пальмами и платанами, ослами, замусами (речными буйволами) и одногорбыми верблюдами. Прибрежные шадуфы, которые крестьяне по-прежнему используют, чтобы поливать свои поля после окончания паводка, вскоре уступают место сакехам. Терпеливые буйволы крутят эти водяные колеса, мальчик-погонщик с бичом в руке гнусавит заунывную и пронзительную песню под нескончаемый скрип колес.

Первая деревня, которая попадается вам на пути, резко контрастирует со всем окружением. Она построена недавно и пока что не заселена, красивые домики в саидском (южном) стиле, в котором улавливается сходство с нубийскими жилищами, чем-то неуловимо напоминают древние постройки. В 1948–1949 гг. Служба древностей начала строить образцовую деревню, чтобы переселить в нее жителей Курны и тем самым спасти храмы и гробницы фиванской знати от грабителей. Здесь мы вступаем в странный мир: жизнь подступает к границам некрополя и вторгается в него, ибо местные, с позволения сказать, крестьяне, не желающие терять ни клочка плодородной земли, обосновались даже в храмах и гробницах.

За зеленой долиной и развалинами заупокойного храма Аменхотепа III, от которого остались только знаменитые колоссы Мемнона – впечатляющие и наглядные свидетельства исчезнувшего мира, – начинается пустыня. Плодородные почвы внезапно уступают место безжизненным пескам и камню; здесь уже ничто не может расти. Вместо прохладного ветерка с реки, вас обдает жаром доменной печи. Это и есть настоящий левый берег, царство фиванских мертвых, где жрецы, бальзамировщики, гробовщики, могильщики и стражи, охранявшие склепы, жили своей жизнью в тени гробниц и монументов, воздвигнутых царями Нового царства: Дейр-эль-Бахри, Рамессеум, Мединет-Абу…

Все это – заупокойные храмы царей, реально похороненных в другом месте. В эпоху XVIII династии подземная часть царского погребального комплекса была отделена от храма, умерших стали хоронить за внушительной скалой Дейр-эль-Бахри, в высохшем русле правого притока Нила, получившем название Долина царей и Долина цариц. По примеру венценосных особ фиванская знать стала возводить свои вечные обители у той же скалы. В роскошных мастабах («гробницах в виде скамей») Древнего царства, сооруженных из известняка, имелись молельни, на фризах которых были помещены цветные барельефы с изображениями бытовых сцен. Когда Фивы превратились в столицу государства и правители стали размещать свои гробницы под естественной пирамидой, возведенной самой природой на вершине фиванской горы, придворные и сановники получили высочайшее разрешение высекать гробницы в склонах. Самые красивые расположены на нижнем уровне, где камень мягче и лучше поддается обработке. Прекраснейшие резные фризы времен правления Аменхотепа III сохранились в знаменитых молельнях гробниц Хемхета, Херуфа и Рамоса. Выше по склону камень худшего качества и не всегда пригоден для резьбы. В этих случаях стены молелен гладко обтесывали и разрисовывали яркими красками, которые и сегодня не утратили своей свежести.

В этих рисунках и барельефах жизнь Фив запечатлена во всех ее проявлениях: знатные гости на царском празднестве, судьи на скамьях, царский писец, исполняющий свои обязанности. Сады, деревья и растения окружают прямоугольные пруды с рыбами; над ними порхают птицы, и у берега цветет лотос. Мы видим садовый шадуф, не изменившийся за тысячелетия, и мастеров, заканчивающих статую или изготовляющих мебель. Строители делают глиняные кирпичи и складывают стену; пастух, красивый как молодой бог, гонит свое стадо домой. Девушка замерла на мгновение, подбирая колосья; батрак просит товарища вытащить из его ноги занозу. Крестьянин спит под деревом, на котором висит его бурдюк, а брадобрей занимается своим ремеслом прямо на поле.

На красочных барельефах или плоских картинах представлены чуть ли не все ремесла; например, золотых дел мастер обрабатывает великолепный самоцвет, а литейщик плавит драгоценный металл. Знатные фиванцы собрались на пир, их ублажают хорошенькие девушки, музыканты и танцовщицы.

В каждой гробнице встречаются очередные вариации на одни и те же темы. Две из них, присутствующие с самых ранних времен, – охота и рыбная ловля. Во времена XVIII династии подобные рисунки обретают особое изящество. Владелец гробницы изображен среди зарослей папируса в рыбачьей лодке, сплетенной из ивняка и обтянутой кожей; его сопровождают жена, иногда дети. На одном рисунке он бросает бумеранги в водоплавающих птиц. На другом показано, что он багром поймал двух больших рыб. Долго считалось, что этот традиционный мотив, столь часто использующийся в оформлении молелен, иллюстрирует приятное времяпрепровождение, ожидающее ушедших в мир иной.