Читать книгу Не тот кофе - Кристина Той - Страница 2

Бутылка с глухим звуком покатилась по деревянной стойке и почти сразу закончила своё путешествие, громко ударившись об пол при падении. Осколки разлетелись в разные стороны, оставив после себя в этом мире ярко-алую лужу от фруктового пива на весьма дорогом паркетном полу.

– Ну, всё, Евушка, тебе уже хватит, – хриплым тихим голосом Даня прервал тишину, которая возникла, пока мы с ним завороженно наблюдали за таким эффектным декадансом.

– Не называй меня Евушка. И я вполне трезвая! – заявить это получилось чуть громче, чем хотелось бы, и я тут же приковала к себе взгляды других гостей уютного бара. Щеки горели – я уже не знала, от стыда или, действительно, от алкоголя – знала только, что мне ужасно хочется завернуться в свою теплую розовую толстовку и развеяться, как кальянный дым за соседним столиком. Я развернулась, чтобы извиниться перед барменом, но тот лишь провёл рукой по копне своих кудрявых волос и сделал в мою сторону жест, означающий «не стоит беспокоиться». Тяжёлый вздох, последовавший за этим, явно давал понять, что подобное происшествие здесь – привычное дело.

– Да-да, ты уже минут тридцать просто меня стесняешься, и поэтому такая красная.

Парень рассмеялся и осторожно протянул к моему лицу свою бледную руку. Я замерла. Кончики холодных пальцев нежно коснулись моих горящих щёк, от чего желание укутаться в толстовку и испариться только усилилось.

– Жизнь тебя ничему не учит, да, Евушка?

Учит, Даня, учит. Иначе я бы не сидела тут и не смотрела бы в твои глаза-цвета-бесконечной-бездны…

Недавно я получила хороший урок: если тебе что-то дорого – держи язык за зубами.

Иначе ЭТО сломает тебе жизнь.

Я ещё раз посмотрела в глаза друга детства и подумала, что он явно не этот урок имел в виду.

Сегодня я прощалась со всем, о чём мечтала последние пять лет, сидя в этом уютном баре с брутальным названием «Волчья стая», где, в целом, из-за цен на выпивку пили только культурно, и благодаря этому все сохранило свой первоначальный вид.

Кирпичные стены были украшены карикатурами на пивную тему в аккуратных рамах. Из-за спины Дани на меня смотрел Есенин – ему приписали забавную фразу, которая вполне могла принадлежать этому поэту: «Алкоголь надо принимать таким, какой он есть».

А можно меня принимать такой, какая я есть? Чем я хуже алкоголя…?

Тут, в компании Билли Айлиш из колонок с треком «Bad guy», я прощалась со своей жизнью.

– Ты ей просто призналась? Без каких-либо намеков на отношения, верно? Даня выпрямил спину, с хитринкой глядя на меня. Наверняка он уже надумал кучу пошлых фраз, которые сейчас принято говорить вместо комплиментов, и которые я, по его мнению, должна была ей сказать. Его светлые волосы все ещё были слегка влажными. Я терпеть не могла, когда он выходил куда-то, толком ещё не просохший после душа. Но когда постучала в соседскую дверь, зареванная и продолжающая заливаться морем слёз, не заметила этого, пока мы не сели в такси. Если этот оболтус заболеет – вы знаете, кого винить.

– Мари оказалась гнилой, – серьезный голос друга прервал мои любования его взъерошенными волосами. На вопрос я так и не ответила. – Она никогда мне не нравилась!

– Да, я знаю. Этого трудно было не заметить, – я слегка улыбнулась, вспоминая наши совместные вечера. Он часто с сомнением относился даже к её самым простым идеям, например, посидеть вечером с бутылкой пива. Мне не нравился вкус алкоголя, но я обожала её копанию… И как мы засыпали в обнимку после него, без каких-либо предрассудков.

– Н… нет. Она-то тут ни при чём. Она восприняла это нормально, просто на эмоциях рассказала девушке из параллельного… слух же не она пустила.

– Евушка, в любви признаются не для того, чтобы об этом знал весь мир. В любви признаются, чтобы знал один-единственный человек. Тем более, если он не может принять твоих чувств. А твоя Мари просто рот не умеет закрывать вовремя.

Я поникла. С одной стороны, я осознавала, что просто откажи она мне – я бы продолжила учиться в ВУЗе, к поступлению в который готовилась два года. Репетиторы, курсы… подработка, чтобы оплатить эти курсы. От воспоминаний о бессонных ночах, когда от бессилия я просто садилась на грязный пол в очередной закусочной, где подрабатывала, больно кольнуло в груди. Я сделала новый глоток.

– Да не переживай, найдём тебе новую девушку.

– Это н… не так работает, – я вздохнула, улыбаясь. – Влюбляются не потому, что она д… девушка, или он – парень, в… влюбляются же в человека! Я влюблена в Мари.

Проговаривая это пьяным голосом и запинаясь на словах, я почувствовала себя маленьким ребенком, рассказывающим что-то очевидное взрослому, который уже знает ответ.

В таких, как Мари, влюбляются из-за её тёплых тонких рук, всегда с вовремя обновлённым маникюром, из-за изящных ключиц, выпирающих, когда она звонко смеётся, из-за мягких светлых волн волос, пахнущих лавандой.

С седьмого класса, сразу, как она перешла к нам, мы стали с ней лучшими-подругами-не-разлей-вода. Я была довольно скромной и тихой, часто проглатывала обиды от одноклассников, пока она не появилась в моей жизни. Внезапно эта новенькая начала защищать меня от нападок, учила отвечать на грубость… Пять лет дружбы закончились в один миг. Стоило мне только признаться в том, какие чувства я к ней испытываю, и Мари начала меня избегать, а после – делать вид, что меня не знает. Словно… её подменили.

– Слушай! Может, её инопланетяне забрали?! А это – просто клон, который не испытывает чутв… чувств! – меня внезапно осенило. И я опять довольно громко дала о себе знать на весь уютный маленький бар. – Ну, такое же бывает в фильмах!

Даня громко рассмеялся, и все взгляды с меня резво перескочили на него. В будний день было занято не так много столиков, бар дорогой, в центре города, отдыхали тут, в основном, тихие ребята, – и мы, два дурака, явно выделялись. Так сказать, были звёздами сегодняшнего вечера, ещё с того момента, как заняли стойку в центре бара, а не привычные столики у стен.

– Так, Евушка, пока нам не вызвали дурку, вызову-ка я такси.

– Нет, нет, Даня! Это же может быть пд… правдой? Да?

– У тебя хорошее воображение, солнце. И я бы очень хотел тебе сказать: «Да, собирайся, сейчас мы спасём Мари из плена НЛО, и вы гордо прошагаете по ВУЗу, взявшись за руки, показывая всем средний палец», но милая… Она тебя просто не любит, а ты уже написала заявление.

Было здорово на минуту представить такой поворот событий, оказаться в выдуманном фильме, где я спасу свою возлюбленную, и все у нас будет хорошо, но тогда я не сидела бы тут. Сегодня я попрощалась с мечтой стать врачом и перевелась на заочное обучение… надо бы вспомнить, на кого. Я просто ткнула в самую длинную профессию, пытаясь не заплакать, пока заполняла графы анкеты на белом листе.

От осознания, что всё действительно так и закончится, из глаз вновь покатились слёзы. Щеки ещё не высохли с того момента, как я эмоционально рассказывала все Дане в такси, и сейчас мой организм, как будто «по умолчанию», поддерживал такое состояние.

– Ну-ну… заметь, я ничего не сказал про то, что инопланетян не существует, – он улыбнулся с таким серьёзным лицом, не отрывая взгляда от экрана телефона, что я не смогла сдержать смешка, хотя больше хотела задохнуться от горя.

***

Сегодня, как и несколько недель до, как и ещё не один месяц после, – сон обходит меня стороной, заставляя мучительно пялиться в потолок, покрывающийся мелкими трещинами по мере моего взросления. Мысли ночью – это особый вид пытки. Они разъедают тебя изнутри, снова и снова прокручивая в голове ключевой момент жизни, разбирая его на кусочки, и на каждый кусочек у тебя найдётся фраза «а надо было так…». С этим ничего не поделать. Мы – сборка из эмоций, впечатлений, а после – и воспоминаний. Испытывать чувства – нормально, и когда ты испытываешь их к другому, тебе очень хочется ими поделиться.

Я долгое время пытаюсь уверить себя, что я все сделала правильно. Перед тем, как признаться, меня мучил всего один вопрос: чего я могу лишиться, если не признаюсь в любви человеку, которого мне не хочется ни с кем делить? Такие признания всегда делят жизнь на «до» и «после».

«До» – это когда у вас всё было хорошо. «После», как правило, – это пропасть между вами, если чувства оказываются не взаимными. Но нет, я, дура, надеялась на прекрасное продолжение и счастливый конец. Когда мы беремся за руки, и уходим в закат. Идиотка.

Моё «после» – это когда жизнь перевернулась с ног на голову, и я одновременно лишилась всего.

До сих пор, как бы я не пыталась забыть, помню в мелочах, как решила признаться. Руки тряслись, щеки горели, а в горле пересохло так, что нежные слова царапались, точно

шипы роз.

– Мари, я люблю тебя.

Я произнесла эти слова с непривычной для меня серьезностью. Мари это не удивило, она улыбнулась и спокойно ответила:

– Я тебя тоже.

Тут и надо было остановиться. Всё. Я вспоминаю это, и мои щеки опять заливаются багровым румянцем.

– По-настоящему. И хочу быть с тобой.

Она тогда заморгала своими густыми ресницами – тушь немного размазана у уголков глаз. Она размазала ее при мне, потирая глаза от недосыпа. Бурная ночь, вечеринки, которые я терпеть не могла, но заставляла себя снова и снова погружаться в эти шумные, бессмысленные дискотеки и пьянки первокурсников, лишь бы побыть с ней рядом. Глаза цвета чистого небосвода с удивлением смотрели на меня. Она заправила прядь своих аккуратно уложенных волос за ухо и тихо хихикнула. Но я продолжала серьезно смотреть на неё. Тогда она поправила свой белый вязаный кардиган, словно её только что окатило холодом, хотя в коридоре ВУЗа было тепло и пусто.

– Мне приятно… – замялась она. И вот тогда холод прошёлся по мне, – но надо подумать.

Она «случайно… на эмоциях!» ляпнула Марте из параллельной группы… И понеслось…

***

– Ты что наделала?! – Громкий крик вытянул меня из мрачного мира грёз и больно ударил по ушам. Я резко открыла глаза и села на кровати, оглядываясь в поисках пожара или разрухи. Других причин ТАК кричать я не находила.

Мама, видимо, даже не переодевшись с ночной смены, ворвалась в мою комнату в своём хирургическом костюме. Раньше костюм облегал её фигуру, теперь же слегка свисал. Последние три недели были ужасной пыткой для меня, и я настолько зациклилась на своих проблемах, что только сейчас заметила, как она похудела. Воспалённые глаза неприятно защипало от солнечных лучей, когда мама раздвинула шторы. Прикрывая руками отёкшее лицо, я завалилась в кровать и накрылась махровым пледом, как в детстве, прячась в домик.

– Чего ты так кричишь? – тихо прошипела я.

– А ты как думаешь? Стою, заканчиваю планерку, а мне звонит Ирина Ивановна и говорит, что ты заявление об отчислении написала! Что же ты творишь?

Я вытянула руку из-под пледа, пытаясь нащупать бутылку с водой, которую вчера оставил Даня. Найдя, попыталась ухватить, но резкое бессилие и осознание, что я сейчас не смогу встать, чтобы глотнуть хоть немного, заставили руку обмякнуть. Я снова спрятала её под плед. Точно вампир от жгучего солнца.

– Ты вообще понимаешь, что ты наделала? Сколько денег мы потратили на это, сколько сил!

Я не отвечала. Знала же, конечно. Эти два года, когда я оканчивала школу, нанимала репетиторов, подрабатывала, чтобы оплатить дополнительные занятия… Курс успокоительного, прядь седых волос и заработанная язва желудка никогда не дадут об этом забыть.

– Ты же всю жизнь к этому шла! Ты могла хотя бы со мной это обсудить!

Сейчас, как и тогда, я не могла ничего сказать. Слова колючим комом застряли в горле, но я уже ничего не чувствовала. Мне оказалось, что я не в плед закуталась, а в сгусток апатии. Столько переживаний, слез и таблеток… в один миг я перестала чувствовать себя живым человеком.

И что бы ты сделала, мама? Вернула бы время вспять? Сказала бы мне, что не стоит признаваться Мари? Отговорила бы толпу мудаков писать мне в чате, дергать за волосы, кричать обо всех этих пошлых мерзостях в спину? Ты бы ничего не сделала, мама.

– Ну, расскажи мне, – она тяжело вздохнула. – Что случилось?

Я почувствовала, как она села рядом.

– Евушка. Я ни за что в жизни не поверю, что ты просто так написала заявление. Я же помню, как ты приходила с курсов, рассказывала, что не зря Даня тут торсом своим светил худым, что ты получила пять по анатомии грудной клетки.

Я тоже хорошо помнила эти вечера. Кто же знал…

– Как ты говорила: «Подожди, я стану врачом, и буду ценить труд медицинских сестёр. Не то, что у тебя там, в отделении, все врачи мудаки».

– Пожалуйста, – пролепетала я, – я пока не готова об этом говорить. Иди отдыхать, – я сказала это спокойно, как бы подтверждая, что не выпрыгну из окна восьмого этажа, пока она будет спать.

Мама положила ладонь на мои плечи и ласково провела по спине.

– Прости меня, что так среагировала. Но мне очень нужно знать, что с тобой происходит. Ты не начала наркоманить?

Я слегла хихикнула, от чего неприятно заболело горло.

– Ну, мам…!

– Я посплю немного, и мы поговорим, ладно? – она помолчала, а после продолжила:

– Я не слышу.

– Обещаю, – ответила я, и мама знала, что я точно сдержу слово. – А ты будешь кушать нормально, ладно?

– Обещаю.

Я не видела её лица, но слышала по голосу, что она улыбается.

***

Когда ма уснула, находиться в квартире стало невозможно. От музыки в плейлисте уже тошнило, учитывая, что последние песни были все о неразделенной любви, как это принято после того, как тебе разбили сердце, и приелись они довольно быстро. Поэтому в наушниках было невыносимо тихо, пока я лежала на кровати, крепко обнимая подушку. Что делать дальше, я пока не знала. Звуки работающей стиральной машинки сводили с ума. Дверь в комнату была открыта, и я просто смотрела на неё через весь коридор, пока мне не начало казаться, что это она смотрит на меня.

«Баста, – подумала я. – Я сдаюсь», – призналась себе и лениво потянулась за джинсами на тумбе, а за ними, как будто намекая на свою кандидатуру, упала толстовка. За окном осенний дождь выстукивал барабанную дробь, и я не стала противиться.

С той же апатией я принялась расчесывать розовые концы своих светлых волос. Цвет вымывался, а подкрашивала их только Мари. Она и придумала «потренироваться на мне» в одну из ночей, когда оставалась у меня в очередную смену мамы. Непослушные волосы, которые подруга так любила расчёсывать, и которые так ненавидела расчёсывать я, приобрели приемлемый вид, и, пока я смотрела на своё отражение в зеркале, я понимала, что все в моей жизни было связано с ней.

Теперь моя жизнь без неё больше напоминала чистый белый лист.

Спустя пару месяцев учебы в ВУЗе даже общение с Даней стало ограничиваться короткими встречами. Тогда я успевала только забегать в кофейню у метро, где он работал. Теперь-то можно было не спешить на учебу, и даже задержаться в нём подольше… Да хоть на весь рабочий день. Лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями. Я ещё не готова ничего решать, я все ещё хочу просто плакать.

Собрав волосы в небрежный пучок, я, как в тумане, поплелась в «Кофеманию». Это как раз и было то самое место, где работал Даня. Воздушная, мечтающая о романтическом Париже, Мари часто называла его «сараем», потому что стилистика альпийского шале всегда подразумевала в швейцарских Альпах дачный домик. В стенах, обязательно украшенных деревом, должен был быть камин. Правда, его перестали зажигать на второй день работы, но свою изюминку в интерьер он определённо вносил… Мари, сидя на неудобном диване, от которого болел, как она говорила, её «красивый зад» (а я, на минуточку, ни разу не спорю с этим выражением), не переставала повторять, что за пару чашек кофе сама бы сделала лучше. Больше всего ей не нравилось наличие барной стойки, дивана и обычных столов в одном помещении… «Ну, правда, колхоз», – повторяла она каждый раз, когда кто-нибудь занимал столик рядом с нами.

Но мне тут очень нравилось. Натянув светлые рукава толстовки на ладони и обхватив горячий стакан, я наслаждалась уютной атмосферой, сидя за стойкой возле Дани. Было непривычно наблюдать за тем, как он работает, а все остальные люди снуют без остановки. Кто-то едва передвигается после бессонной ночи, кто-то нервно стучит по стойке, дожидаясь своего напитка и не отрывая взгляда от часов. И я, сидящая так, словно моя жизнь стоит на паузе.

– Как твоя голова, оладушек? – спросил Даня, отдав стакан очень-спешащей-и-опаздывающей женщине. Она окинула его недовольным взглядом, и, хлопнув дверью, выбежала из заведения.

– Пуста, как твоя душа, – усмехнулась я и подумала, что болит-то она так, точно её копьём проткнули. Но Дане я об этом не скажу. Будет издеваться, что я слабачка. Выпила всего ничего, а похмелье – как будто я бар осушила.

– Зато там много места для тебя, – Даня тепло улыбнулся, и мне стало стыдно. Мы обменивались колкостями, при дружбе с пацанами такое нормально, но иногда он проявлял заботу и беспокойство, и мне становилось… ну, как сейчас. Вроде, неловко, а вроде – так ему и надо.

– Чем займёмся сегодня? Сдуем пыль с твоего икс-бокса? – спросил он, развязывая свой черный фартук. Спортивную фигуру тут же скрыла белая футболка с надписью «STAR WARS». Парень демонстративно запустил длинные тонкие пальцы в светлые волосы, взял с витрины упаковку с сэндвичами, глянул на меня своими темно-карими глазами и кивнул головой, приглашая перекусить у камина.

– Да можно… Хотя, я хотела работу поискать. Скоро вносить первый платёж за обучение.

Он уже направился в сторону камина, но обернулся и протянул мне ладонь. Спрыгнув с высокого стула, мне ничего не оставалось, как взять его за руку и послушно плестись за ним. Мысли о поиске работы и новых платежах за обучение нависли надо мной грозной тучей.

– Оплата по месяцам, или за полгода?

– Десятка в месяц, вроде. Даже не помню, что там за профессия была. На что я вообще подписалась…

Мой голос по мере осознания того, что ждет меня впереди, становился всё тише и тише. Мысли об учёбе опять путались, не желая упорядочиться в моей голове.

– Надеюсь, на проктолога, – он засмеялся, и я не сдержала улыбки в ответ, но всё же недовольно фыркнула и скривилась от такой шутки.

– Ну, спасибо.

Даня уселся на диван, оставив своё какао, а пил он только его, и дождавшись, пока я тоже освобожу руки, приобнял меня. От него вкусно пахло кофе, и совсем не вкусно – табаком… Хотя – кого я обманываю? Мне ужасно нравился его запах. Да от бариста по-другому пахнуть и не может.

– Да ладно, Ев. Не расстраивайся. Всё будет ещё хуже.

Я громко рассмеялась – так он ответил впервые.

– Ты, как всегда, просто мастер поддержки.

– Стараюсь, – улыбнулся он. – Вообще, я надеялся, что ты скажешь, что хуже уже некуда.

После этой фразы наши глаза сверкнули, и мы в один голос произнесли:

– И тут со дна постучали.

Улыбка не сходила с моего лица – раньше это была наша коронная фраза – и он обнял меня крепче. Было приятно осознавать, что, несмотря на отношение ко мне в ВУЗе, в этом мире есть хотя бы один человек, не считающий меня ошибкой природы. Он обнимал меня так, словно понимал, что пару дней назад я действительно готова была выйти в окно…

– Я рад, что ты сегодня пришла. Я хотел тебе предложить работу.

– Какую? – я с подозрением прищурила глаза. – В «Кофемании»?

– Пфф… Нет, ты же знаешь, что после того, как ты проходила тут обучение, тебе вообще никто не порекомендует работать с кофемашинами. Даже я.

– Да брось… Просто учитель дуб был…

– Ева… кофемашина сгорела… учитель тут ни при чём.

С обиды я показала ему язык. С того времени прошло больше полугода, а он всё норовит напомнить. И тогда была виновата проводка!

– Так что за работа?

– Ну… ты же любишь видео игры, и рассказы пишешь. Там как раз такие нужны. Там – это игровая компания, если что.

– Т-с-с-с… – я улыбнулась и поднесла указательный палец к губам.

– Ты скрываешь это так, как будто ведьмовством занимаешься, а не творчеством. Рассказы-то действительно классные, – сказал он громче и начал оглядываться в поисках услышавших это заявление.

Пока я хаотично делала вид, что хочу закрыть ему рот, а он наигранно отбивался, в кармане толстовки завибрировал телефон. Щеки опять начали покрываться румянцем, а я продолжала шикать:

– Будешь говорить о моих рассказах, я тебя…

Сердце остановилось, когда Face ID определил мои опухшие щеки, как хозяйку телефона, и открыл мне текст сообщения:

«Нам надо поговорить. Через десять минут буду в сарае. Пожалуйста, будь там».

– Что? – засмеялся Даня, ожидая моего ответа. – Забанишь меня в интернете?

Мои большие голубые глаза на застывшем в изумлении лице ещё долго смотрели на меня с экрана заблокированного телефона, пока я не смогла заставить себя заговорить. Такое поведение его напугало, могу поклясться, что перестала слышать, как он дышит в ожидании ответа, поглядывая на потухший девайс.

– Даня… Сейчас Мари сюда придёт… Поговорить хочет…