Читать книгу Меня никто не знает - Кристина Выборнова - Страница 2

Мыслей у меня в голове слишком много. Когда я, наконец, вытираю всю пыль, распускаю и переплетаю косы (они у меня почти до колен, правда, я и ростом-то всего метр пятьдесят три), снимаю пижаму и надеваю белый халатик в голубой горошек, в большой комнате родители уже заканчивают завтракать. Шторы там тоже задернуты (мало ли, кто заглянет с улицы, всяких ненормальных полно), но свет не горит: надо экономить электричество. Я к полумраку привыкла, у нас всегда так было.

Папа дожевывает бутерброд и задумчиво водит тапком по паркету, а мама пьет кофе, оглядывая наш большой светло-голубой диван с пухлыми подушками, накрытыми кружевными салфетками. На ней сегодня красное домашнее платье-кимоно (еще есть синее), а тонкие рыжевато-коричневые волосы уже уложены для выхода на работу. Этот цвет у мамы ненатуральный, она, как и я, на самом деле русая, но ей такой унылый мышиный оттенок к черным глазам не идет, да и седина… А вот мне мама красить волосы не советует: испорчу, а она ведь столько намучилась с моими капризами и причесываниями, пока мы их отращивали… И глаза у меня не черные и даже не карие, а так… серо-желтые. И лицо треугольное, и губы тонкие, и нос как будто сразу изо лба растет, как у мраморной статуи… Только брови ничего: хотя бы темные, и ресницы густые, но серого цвета и прямые, как палки! В общем, сама понимаю: не красавица. Ну и что! Внутреннее содержание гораздо важнее. Не хватало мне, как моим дурындам-одноклассницам, мазаться хуже индейца на тропе войны и даже по морозу ходить в мини-юбках…

– Варвара, ты здороваться разучилась, что ли? – интересуется мама.

– Доброе утро, – спохватываюсь я и сажусь за стол.

– Если его можно так назвать, – усмехается папа.

– А что такое?

– Да у нас тут, в некотором роде, форс-мажор… – папа, по своему обыкновению не торопясь, отпивает чай, и мама успевает рассказать все за него:

– У нас тут получаются одновременные командировки: папе от его НИИ – на север, а мне от моей компании – в Германию. Отказаться нельзя, я и так уже сколько раз отказывалась, так что…

– Я останусь одна?! – спрашиваю я испуганно.

Я ведь, стыдно сказать, почти ничего не умею: к технике вроде стиральной машины и дорогого пылесоса мама не то что меня: она и папу не подпускает, а на кухне тоже не любит, чтобы ей мешались. За их командировки я же такого в квартире напорчу, что когда они вернутся, мне останется только из дома уйти!

– Другой бы ребенок в почти 18 лет только порадовался самостоятельности, – укоряет мама, глядя на меня устало. – Но я-то тебя знаю, поэтому позвонила в Липецк. Они тебя там ждут.

Мои сведенные от неожиданной ответственности и стыда лопатки понемногу расходятся, я потираю сама себе плечо. В Липецке мне всегда очень нравилось. Там я жила в большой прохладной квартире у своей двоюродной бабушки, Ираиды Валентиновны. Бабушка происходила из древнего дворянского рода и чем-то напоминала мою маму – наверное, уложенной прической и длинными шелковыми халатами, – но была более молчаливой. Целыми днями мы с ней, пристроившись в разных углах квартиры, мирно читали, хотя в детстве я еще много бегала по самому городу – играла, гуляла, каталась по ближним улицам на старом, пронзительно скрипящем велосипеде с огромными колесами… Часто к нам заходил мой двоюродный дядя с женой и тихой воспитанной дочкой Галей, и тогда мы отправлялись по магазинам или выезжали на дачу: в дощатый домик, окруженный аккуратно разлинованными грядками. Дядя давал мне водить свою машину… Лучше не буду вспоминать про это: после вчерашнего-то позора. Рядом с дачей было Матырское водохранилище, огромное, с настоящими волнами, и я плавала там до тех пор пока… Нет, и про это тоже не буду.

– Для кого я сейчас это рассказываю? – нетерпеливо повторяет что-то мама, и я с готовностью киваю:

– Да, я поняла. Я сейчас пойду собираться.

– …Когда ты не изволила меня слушать, Варвара, я говорила, что наши родственники сейчас не в Липецке, а в Адлере, и вернутся только через неделю.

– А как же тогда…

Папа отставляет допитую чашку, крякает, потягивается, весело говорит «Я пошел» и уходит одеваться в коридор. Я с отчаянием и злостью смотрю ему вслед, но тут мама продолжает:

– А ты пока побудешь с другими родственниками, они не против. Ты их не видела: это дочь брата Ираиды Валентиновны… В общем, считай, твоя тетя. Ее зовут Елена Степановна. Женщина ненамного постарше меня, но у нее уже есть внуки! – мама приостанавливается, бросает на меня укоризненный взгляд, и я сразу чувствую себя виноватой, что у нее пока еще внуков нет. – В общем, она охотно согласилась тебя приютить, но ты ее гостеприимством не злоупотребляй. Помогай, в чем скажут, веди себя прилично… Все! От поезда они тебя встретят. Я попросила их прислать свои фотографии на электронную почту, чтобы ты знала, как они выглядят. Поешь – и иди собирайся, и с Володей не забудь попрощаться.

Я киваю и беру себе бутерброд. Несмотря на слова мамы, мне очень тревожно. Как ко мне отнесется эта Елена Степановна? Вдруг я испорчу впечатление о себе каким-нибудь очередным идиотским поступком? Как же человеку сложно, когда у него столько недостатков и ненужных страхов, сколько у меня!

В комнате я немного отдергиваю шторы, чтобы было посветлее, но со двора или из соседнего дома ничего не просматривалось, оглядываюсь и достаю из-под шкафа пыльную тетрадь. Это у меня не дневник: дневники, со всякими розовыми сердечками и глупыми пересказами того, как «на меня посмотрел одноклассник», меня никогда не интересовали. Я пишу здесь только иногда, когда мне очень плохо, или когда надо навести порядок в голове, или рассмотреть со стороны собственную личность и выявить ее недостатки. Сейчас я этим и собираюсь заниматься, поскольку очень собой недовольна.

Я открываю тетрадь, пытаюсь найти хорошую ручку, но нахожу только тускло-голубую и ей с трудом вывожу, проминая бумагу:

«Мои главные недостатки сейчас, на 18 лет:

1) Я до сих пор ничего не умею по хозяйству.

2) Я не могу ничему научиться (пример – машина).

3) Боюсь всего (высоты, глубины, нырять, опозориться, ничего не добиться в жизни и т. д.).

4) Слишком много злюсь на родителей, неблагодарная.

5) Хочу быть независимой и самостоятельной, но вечно всех подвожу.

6) Я страшно эгоистична.

Вообще-то, я могла бы продолжать до бесконечности, но нужно было еще собираться в Липецк, поэтому я подвожу под бледным списком такую же бледную черту и пишу:

«Методы исправления недостатков».

Но никаких методов в голову не приходит, или приходит что-то совсем очевидное, вроде «учиться нырять, пока не перестанешь бояться». Да, но ведь и машину водить я тоже училась! А что толку?!

Я медленно вывожу под чертой: «Не представляю, как это исправить». И плачу, конечно же.