Читать книгу Эрагон - Кристофер Паолини - Страница 14
У постели умирающего
ОглавлениеСны завладели душой Эрагона, множась и живя по своим собственным законам.
Он видел, как группа всадников на горделивых скакунах выезжает на пустынный берег какой-то реки. Многие всадники совершенно седые, в руках у них – длинные копья. Всадников поджидает какой-то странный прекрасный корабль, сверкая в свете луны. Всадники медленно всходят на борт, и двое, более высокие, чем остальные, идут, поддерживая друг друга. Лица их скрыты под надвинутыми капюшонами, но Эрагон мог бы поклясться, что один из тех двоих, высоких, – женщина. Затем всадники выстраиваются в ряд на палубе корабля лицом к берегу. А на гальке, у самой воды, стоит одинокий мужчина, только он один не взошел на борт судна. И вдруг этот человек, откинув назад голову, издает долгий, исполненный страдания вопль. Но как только крик его смолкает, корабль тут же отчаливает от берега, легко скользя по водам реки, хотя вперед его не влекут ни надутые ветром паруса, ни мощные весла. И он уплывает вдаль меж низкими безлюдными берегами, плывет все дальше, дальше… И прежде чем все это видение скрывается в тумане, Эрагон мельком успевает заметить двух драконов, парящих в небесах.
Первое, что осознал Эрагон, когда пришел в себя, – это какой-то странный и упорный скрип. Открыв глаза, он увидел над собой крытую тростником крышу и понял, что скрипела именно она. Он лежал совершенно нагой и укутанный грубым, но очень теплым одеялом. Его израненные ляжки были заботливо перевязаны чистыми тряпицами.
Хижину он узнал не сразу. На столе стояли ступка с пестиком и какие-то плошки, лежали сухие травы и коренья. Со стен также свисали бесчисленные пучки трав и кореньев, наполняя воздух сильным пряным ароматом. В очаге пылал огонь, а перед очагом в старом забавном кресле-качалке сидела полная женщина. Ее Эрагон узнал: это была деревенская целительница Гертруда. Она сонно клевала носом, держа на коленях клубок шерсти и вязальные спицы.
Хотя Эрагон чувствовал себя совершенно обессилевшим, он все же сел в постели и постарался припомнить то, что приключилось с ним в последние два дня, и первой его мыслью был Гэрроу, а второй – Сапфира. Господи, хоть бы она была сейчас в безопасности! Он попытался мысленно связаться с нею, но тщетно. Видимо, она находилась слишком далеко от Карвахолла. «Значит, это Бром дотащил меня до Карвахолла, – подумал Эрагон. – Интересно, а с ним ничего не случилось? У него ведь тоже вся голова была в крови!»
Гертруда встрепенулась и посмотрела на него своими совершенно ясными и какими-то пронзительными глазами.
– Ага, – воскликнула она, – очнулся наконец! Вот и хорошо! – Голос у нее был теплый, грудной. – Как ты себя чувствуешь, Эрагон?
– Неплохо. А Гэрроу где?
Гертруда подтащила свое кресло поближе к его постели и принялась рассказывать:
– Гэрроу у Хорста. У меня-то места маловато для вас двоих. Ох, и набегалась я с вами! Туда-сюда, туда-сюда! Хватило с вами забот-то.
Множество вопросов вертелось у Эрагона на языке, но он спросил лишь:
– Что с Гэрроу?
Гертруда довольно долго молчала, зачем-то разглядывая собственные ладони, а потом призналась:
– Да плохо с ним, мальчик мой! Жар никак не спадает. И раны тоже заживать не хотят.
– Мне надо его увидеть! – И Эрагон попытался встать.
– Нет, сперва тебе надо поесть! – железным тоном заявила Гертруда, слегка толкнув его в грудь и вновь уложив на подушку. – Я не для того столько времени возле тебя просидела, чтобы ты сразу на ноги вскочил, а потом снова упал замертво! Да у тебя и ноги-то лишь наполовину целые, кожа прямо с мясом стесана! И жар только прошлой ночью спал. А насчет Гэрроу ты не тревожься. Поправится он. Он ведь у нас упорный. – Гертруда повесила над огнем чайник и принялась крошить пастернак для супа.
– Так я тут давно?
– Двое суток.
Двое суток! Это означало, что в последний раз он ел четыре дня назад! От одной этой мысли у Эрагона голова закружилась. Господи, а как же там Сапфира? Прошло четверо суток, а она где-то совершенно одна! Только бы с ней ничего не случилось, думал он.
– Весь Карвахолл так и гудит: всем хочется знать, что там у вас на ферме произошло. Люди говорят, ферма-то дотла сожжена. – Эрагон молча кивнул. – И амбар сгорел… Значит, Гэрроу-то во время пожара так пострадал?
– Я… я не знаю, – пробормотал Эрагон. – Меня там не было, когда… пожар случился.
– Ну ладно, ладно, не волнуйся. Я уверена, что все вскоре встанет на свои места. – Пока готовился суп, Гертруда вновь занялась вязанием. – Это у тебя шрам такой большой на ладони?
Эрагон машинально сжал руку в кулак:
– Да, шрам.
– Где ж ты так порезался?
Он выбрал самый простой ответ:
– Не знаю. Он у меня сколько я себя помню. Но я никогда не спрашивал Гэрроу, откуда он взялся.
– Хм… – озадаченно протянула Гертруда и больше не спросила ни слова.
Когда суп был готов, она налила Эрагону полную миску и подала ему вместе с ложкой. Он осторожно сделал первый глоток. Вкус был отменный. Поев, он спросил:
– А теперь можно мне встать? Очень хочется Гэрроу проведать!
– Ох, ты и упрямый! – вздохнула Гертруда. – Ну что с тобой делать – ступай. Не стану тебя удерживать. Одевайся, я тебя провожу.
Она отвернулась, и Эрагон стал натягивать штаны, шипя от боли, когда грубая шерстяная ткань касалась израненных ног. Потом он быстро накинул рубаху, и Гертруда помогла ему встать. Ноги у него дрожали от слабости, но в целом он чувствовал себя значительно лучше.
– Пройдись-ка немного, – велела ему целительница, а потом сухо заметила: – Ну, по крайней мере, ползти тебе уже не обязательно: на ногах стоишь.
Они вышли из дома, и порыв холодного ветра донес до них запах дыма от соседских труб. Над Спайном висели мрачные тучи, начинался настоящий снегопад; снег валил крупными хлопьями, белым покрывалом укрывая ближние холмы. Эрагон шел с трудом, тяжело опираясь о плечо Гертруды.
Двухэтажный дом Хорста возвышался на холме – кузнецу нравилось смотреть из окон на близлежащие горы. В строительство дома он вложил все свое мастерство. Красивая черепичная крыша нависала над перилами веранды, тянувшейся вдоль всего второго этажа. Водосточные трубы украшали головы горгулий, а на дверных и оконных рамах были вырезаны змеи, олени с ветвистыми рогами, летящие вороны и побеги цветущего плюща.
Дверь им открыла Илейн, жена Хорста, хрупкая миниатюрная блондинка с тонкими чертами лица. Свои светлые волосы она подобрала в высокую прическу. Илейн всегда одевалась очень скромно и аккуратно, а двигалась легко и изящно.
– Прошу вас, проходите, – пригласила она, и Эрагон с Гертрудой оказались в просторной, хорошо освещенной гостиной. Красивая винтовая лестница с полированными деревянными перилами вела на второй этаж. Стены были цвета меда. Илейн грустно улыбнулась Эрагону и сказала Гертруде: – Знаешь, я ведь как раз собиралась за тобой послать. Что-то Гэрроу неможется. Ты уж его поскорей осмотри, хорошо?
– Конечно, только тогда уж ты сама помоги Эрагону по лестнице подняться. – И Гертруда поспешила на второй этаж, решительно шагая через ступеньку.
– Да ладно, не надо, – стал отнекиваться смущенный Эрагон. – Я и сам прекрасно смогу подняться.
– Ты уверен? – ласково спросила Илейн и посмотрела на него с сомнением. – Ну хорошо… Но когда повидаешься с дядей, зайди, пожалуйста, ко мне на кухню. Я сегодня пирог испекла, думаю, он тебе понравится. – И она исчезла в кухне.
Эрагон тяжело привалился к стене, потом, немного отдохнув, стал подниматься наверх, и каждый шаг со ступеньки на ступеньку давался ему с огромным трудом. На втором этаже в коридор выходило сразу несколько дверей, но самая последняя была чуть приоткрыта, и Эрагон направился к ней.
В комнате он увидел Катрину, которая кипятила бинты в висевшем над огнем котелке. Она шепнула Эрагону несколько сочувственных слов и вновь занялась бинтами. Гертруда у стола перетирала в порошок целебные травы. На полу стояло ведро с подтаявшим снегом – для компрессов.
Гэрроу полулежал на целой горе подушек, укутанный в одеяла. Лоб его был покрыт крупными каплями пота, из-под неплотно прикрытых век поблескивали ничего не видящие глаза. Кожа у него на лице пожелтела и сморщилась, как у покойника. Он лежал совершенно неподвижно, лишь судорожно вздымалась от неровного дыхания грудь. Эрагон осторожно коснулся его влажного лба, ощущение полной нереальности происходящего не оставляло его. Лоб Гэрроу оказался таким горячим, что Эрагон испуганно отдернул руку, а, приподняв краешек одеяла, увидел, что многочисленные раны и ожоги заботливо перевязаны или прикрыты чистыми тряпицами. Но во многих местах повязки промокли, и было ясно, что раны Гэрроу и не думают подживать. Эрагон в отчаянии посмотрел на Гертруду:
– Неужели ничего нельзя с этим поделать?
Она положила на лоб Гэрроу ледяной компресс.
– Я уже все перепробовала: мази, припарки, отвары, но ничего не помогает. Если раны начнут подживать, ему сразу лучше станет. Но ты надежды-то не теряй! Все еще может обернуться к лучшему. Он ведь у нас крепкий орешек!
Эрагон отошел в дальний угол и бессильно опустился на пол. «Нет, этого не должно было случиться!» – с горечью думал он. Тягостное молчание, царившее в комнате, путало мысли, и он просто сидел, тупо глядя на Гэрроу, распростертого на подушках. Он и не заметил, как Катрина опустилась рядом на колени и обняла его за плечи. Он горестно молчал, и девушка вскоре тихонько отошла от него.
Через некоторое время дверь осторожно приоткрылась и вошел Хорст. Тихонько переговорив о чем-то с Гертрудой, он подошел к Эрагону.
– Пойдем-ка со мной. Не стоит тебе все время здесь сидеть. – И, прежде чем Эрагон успел возразить, кузнец поставил его на ноги и вывел за дверь.
– Но я хочу остаться! – возмутился Эрагон.
– Ты погуляй пока, подыши свежим воздухом и не беспокойся: отдохнешь немного и опять к дяде вернешься, – уговаривал его Хорст, подталкивая по направлению к кухне.
Здесь витали поистине изумительные ароматы! На плите готовилось по меньшей мере полдюжины различных кушаний, сдобренных разнообразными приправами и специями. Олбрих и Балдор о чем-то беседовали со своей матерью, Илейн, а та нарезала большими кусками хлеб. При виде Эрагона братья умолкли, но он все же успел понять: говорили они о Гэрроу.
– Садись-ка. – Хорст придвинул ему стул.
Эрагон с благодарностью сел: все-таки стоять ему еще было трудновато. Руки так дрожали от слабости, что ему пришлось сжать их в кулаки. Перед ним тут же появилась тарелка с едой.
– Если не хочешь, не ешь, – сказала Илейн, – но, по-моему, это довольно вкусно. – И она снова отвернулась к плите.
Эрагон взял в руки вилку, однако проглотить смог лишь несколько кусочков.
– Ты как себя чувствуешь? – участливо спросил у него Хорст.
– Если честно, то просто ужасно! – признался Эрагон.
Кузнец минутку помолчал, потом смущенно пробормотал:
– Я понимаю, сейчас не самое лучшее время для расспросов, да только нам нужно знать… что там случилось!
– А я и не помню как следует.
– Эрагон, – Хорст близко наклонился к нему, глядя прямо в глаза, – я одним из первых на вашу ферму прибежал, и мне совершенно ясно: ваш дом не сам собой развалился и сгорел, его что-то прямо-таки на куски разорвало изнутри! И повсюду вокруг были следы огромного зверя. Я таких никогда не видел. Между прочим, следы эти не только я заметил. Другие тоже. Так что если ты там кого из шейдов видел или других каких чудовищ, так и нам об этом знать нужно!
Эрагон понял, что придется соврать.
– Когда я уходил из Карвахолла… четыре дня назад, то видел… тех чужаков в черных плащах: они расспрашивали людей о синем камне. (Хорст кивнул.) – Ну да, это ведь ты мне о них сказал. В общем, я спешил поскорее попасть домой. – Теперь уже все в кухне смотрели только на него, не скрываясь. Эрагон облизнул губы. – Но в ту ночь ничего не случилось. А наутро я, переделав все дела, пошел прогуляться в лес. И вскоре услышал что-то вроде взрыва. И над деревьями дым поднялся. Я со всех ног бросился домой, но… не успел. А тот, кто это сделал, исчез. Потом я стал раскапывать мусор и… нашел Гэрроу.
– А потом привязал его к доске и волоком потащил в Карвахолл? – спросил Олбрих.
– Да, – кивнул Эрагон. – Только сперва я еще тропу осмотрел. Там хорошо были видны две пары следов, они вели от дороги к ферме и обратно. Следы принадлежали мужчинам. – Он сунул руку в карман и вытащил кусочек черной ткани. – А Гэрроу сжимал в руке вот это. По-моему, у тех незнакомцев плащи были как раз из такой ткани. – Он положил лоскуток на стол.
– Похоже на то, – задумчиво сказал Хорст и нахмурился. – А что у тебя с ногами? – спросил он. – Как ты умудрился их так поранить?
– Да я и сам точно не знаю, – опять соврал Эрагон. – Наверное, оступился, когда Гэрроу выкапывал, но не уверен. Я заметил, только когда кровь потекла.
– Ужас какой! – воскликнула Илейн.
– Надо догнать этих чужаков! – с жаром заявил Олбрих. – Нельзя же допустить, чтобы они так просто сбежали! Возьмем пару лошадей, и завтра они будут тут как миленькие!
– Даже и не думай! Выкинь подобные глупости из головы! – охладил его пыл отец. – Да этим мерзавцам, похоже, ничего не стоит тебя на верхушку дерева забросить. Вспомни, что они с домом-то сотворили! Не стоит таким людям поперек дороги становиться. Они ведь все равно получили то, что хотели, верно? – Он посмотрел на Эрагона. – Забрали они тот камень, да?
– Я его в доме не нашел.
– Ну, значит, им теперь незачем и возвращаться. – Хорст еще раз внимательно посмотрел на Эрагона. – Что ж ты раньше-то про те следы не сказал?
– А я их раньше и не видел, – покачал головой Эрагон.
– Не нравится мне все это! – воскликнул Балдор. – Волшебством каким-то попахивает. И кто такие эти чужаки? Может, они из шейдов? И зачем им твой камень понадобился? А как можно было прямо-таки до основания такой крепкий дом разрушить? По-моему, тут без черной магии не обошлось! Ты, наверное, прав, отец: они тот камень искали. Но мне почему-то кажется, что мы их еще увидим в наших местах.
После его слов на кухне воцарилось молчание.
«Мы о чем-то все время забываем», – думал Эрагон, но никак не мог сообразить, о чем именно. И вдруг его осенило. И даже сердце в пятки ушло от охватившего его ужаса. Дрожащим голосом он неуверенно проговорил:
– Роран ведь ничего не знает, верно?.. («Господи, – думал он, – как же я мог о нем-то позабыть!»)
Хорст покачал головой:
– Они с Демптоном ушли из Карвахолла вскоре после тебя. И если не попали по дороге в какую-нибудь беду, то уж дня два как должны в Теринсфорде находиться. Мы всё хотели гонца туда послать, только уж больно вчера холодно было, да и позавчера тоже.
– Мы с Балдором как раз туда ехать собирались, когда ты вдруг очнулся, – прибавил Олбрих.
Хорст пригладил бороду и велел:
– Вот и ступайте. Я помогу вам коней оседлать.
Балдор встал и повернулся к Эрагону.
– Я постараюсь Рорану поаккуратней обо всем рассказать, – пообещал он и вышел из кухни следом за Хорстом и Олбрихом.
Эрагон остался сидеть за столом, упорно разглядывая какой-то сучок в струганой столешнице. Казалось, его необычайно заинтересовал этот сучок – изгиб древесных волокон, асиметричное утолщение, три более темных завитка… Чем пристальнее Эрагон смотрел на сучок, тем больше деталей он замечал. Он словно искал в этом бывшем сучке ответы на роившиеся в душе вопросы, но если у сучка и были какие-то ответы, то он их не выдал.
С трудом выпутавшись из пелены раздумий, Эрагон вдруг понял, что его кто-то негромко зовет. Похоже, с улицы. Он решил не обращать на это внимания: пусть ответит кто-нибудь другой. Но через несколько минут странный зов повторился, и теперь он звучал значительно громче. Эрагон сердито нахмурился: ну почему они не могут оставить его в покое? Ведь Гэрроу так болен! Он быстро глянул на Илейн, но та, похоже, никаких криков вовсе не замечала.
«ЭРАГОН!» – громогласным ревом отдалось у него в ушах, и он чуть не упал со стула. Встревоженно огляделся, понял, что вокруг все по-прежнему, и вдруг догадался: это же Сапфира!
«Это ты?» – мысленно спросил он.
Она помолчала, потом сердито ответила:
«А то кто же, каменные уши!»
Эрагон сразу повеселел:
«Ты где?»
Она мысленно изобразила ту небольшую рощицу, где нашла себе временное убежище, и пояснила:
«Я несколько раз пробовала с тобой связаться, но ты был недосягаем».
«Я был болен… но мне уже лучше. А почему от тебя так долго не было вестей?»
«Я ждала тебя двое суток! А потом голод заставил меня отправиться на охоту».
«Удачно поохотилась?»
«Поймала молодого оленя. Он был достаточно хитер и осторожен, чтобы опасаться хищников, – но только земных, а не тех, что внезапно падают с неба. Попав ко мне в когти, он был очень недоволен, жутко брыкался и все старался вырваться. Но я оказалась сильнее, и он, поняв, что смерть неизбежна, сопротивление прекратил. Похоже, Гэрроу тоже сражается с неизбежной смертью?»
«Не знаю… Надеюсь, он все же сумеет выкарабкаться. – И Эрагон рассказал драконихе о том, в каком ужасном состоянии находится Гэрроу. – Я думаю, мы не скоро сможем отправиться домой. Если мы вообще когда-нибудь сможем это сделать. И еще по крайней мере дня два мы с тобой увидеться тоже не сможем. Ты уж постарайся сама о себе позаботиться, ладно?»
И дракониха грустно ответила:
«Ладно, постараюсь. Я все сделаю, как ты велишь. Но ты тоже постарайся не слишком тут задерживаться!»
Прерывать разговор не хотелось обоим. Увидев в окно, что солнце уже село, Эрагон встал и, чувствуя себя невероятно усталым, подошел к Илейн, которая заворачивала в промасленную бумагу пирожки с мясом, и сказал ей:
– Я, пожалуй, пойду прямо сейчас к Гертруде и постараюсь как следует выспаться.
– А может, у нас останешься? – предложила Илейн. – Тут и к дяде поближе, да и Гертруда наконец сможет свою постель назад получить.
– А у вас места хватит? – нерешительно спросил Эрагон.
– Чего-чего, а места у нас хватает! Пойдем-ка со мной.
Я тебе сейчас все приготовлю. – Илейн вытерла руки и повела Эрагона наверх, в одну из свободных комнат.
Войдя, Эрагон сразу присел на краешек кровати.
– Если тебе что-нибудь понадобится, так я внизу буду, – сказала ему Илейн. – Позовешь, если что. Эрагон посидел еще немного, слушая, как она спускается по лестнице, и осторожно выскользнул в коридор. Когда он тихо отворил дверь в комнату Гэрроу, Гертруда, оторвавшись от своего вязания, ласково улыбнулась ему.
– Как он? – шепотом спросил Эрагон.
В голосе целительницы явственно слышалась усталость:
– Слабый он очень. Зато хоть жар спал немного. Да и ожоги, пожалуй, подживать начинают. Подождем, но, по-моему, можно надеяться, что он поправится.
От ее слов у Эрагона полегчало на душе, и он, вернувшись в отведенную ему комнату, сразу лег спать. На мгновение темнота показалась ему враждебной, но благодатный сон, несущий выздоровление его бесчисленным телесным и душевным ранам, вскоре одолел все страхи.