Читать книгу Эрагон. Брисингр - Кристофер Паолини - Страница 6

Мясник сидел, неловко привалившись к стене слева от входа; обе его руки были цепью прикованы к кольцу над головой.

Рваные лохмотья едва прикрывали бледное, истерзанное тело; кости проступали под ставшей полупрозрачной кожей. Синие вены страшно набухли. Запястья были до крови стерты наручниками. Седые остатки волос отвратительными грязными лохмотьями свисали вдоль щек, отчасти скрывая его покрытое оспинами лицо.

Удары молота Рорана заставили Слоана очнуться от забытья; он поднял голову навстречу свету и дрожащим голосом спросил:

– Кто это? Кто там?

Волосы упали с его лица, открывая странно темные глазницы. Эрагон пригляделся: вместо век там теперь виднелось лишь несколько почерневших клочков кожи, под которыми зияли страшные кровавые раны, да и вокруг вся кожа была в ссадинах и порезах.

Эрагон в ужасе понял, что раззаки выклевали Слоану глаза.

Он никак не мог решить, что же ему теперь делать. Этот мясник донес раззакам, что он, Эрагон, нашел яйцо Сапфиры. Дальше – больше: Слоан зверски убил стоявшего на часах Бирда и пропустил в Карвахолл солдат Империи. Если бы сейчас его судили односельчане, то наверняка признали бы его виновным и приговорили к повешению.

Эрагон не сомневался, что за все эти преступления мяснику полагается смертная казнь. Однако он колебался, понимая, что Роран любит Катрину, а Катрина, что бы ни сотворил Слоан, отца все же, безусловно, любит. Слушать, как в суде Слоану выносят обвинительный приговор и приказывают его повесить, ей было бы слишком тяжело; нелегко это было бы и Рорану. Столь тяжкие переживания могли бы, наверное, даже поселить между ними вражду, которая привела бы их отношения к печальному концу. В общем, Эрагон был уверен: если сейчас они возьмут Слоана с собой, это, конечно же, поселит разногласия между всеми – между ним и Рораном, между Рораном и Катриной, между ними и остальными жителями Карвахолла; кроме того, это может оказаться опасным в том смысле, что ссоры отвлекут их от борьбы с Империей.

«Самое простое решение, – думал Эрагон, – попросту убить Слоана и сказать, что я нашел его в этой темнице мертвым…» Губы его задрожали, ибо ему тяжело было даже про себя произносить этот смертный приговор.

– Чего вам еще от меня надо? – спросил Слоан, вертя головой из стороны в сторону и пытаясь понять, где находится его собеседник. – Я уже и так рассказал вам все, что знаю!

Эрагон проклинал себя за эти неуместные колебания. Вина Слоана сомнению не подлежала; он был убийцей и предателем. Любой судья приговорил бы его к смертной казни.

И все же, несмотря на все эти доводы, он не мог решиться. Слоан сейчас лежал перед ним совершенно беспомощный. Слоана он знал всю свою жизнь, почти с рождения. Может, этот мясник и был человеком крайне неприятным, однако щемящие воспоминания о прошлом, которое отчасти, безусловно, было связано и со Слоаном, не давали ему покоя. Нанести сейчас Слоану смертельный удар было бы все равно что поднять руку на Хорста, или Лоринга, или на кого-то из стариков Карвахолла.

Однако Эрагон вновь приготовился произнести слова смертоносного заклятья.

И вдруг перед его мысленным взором возникло воспоминание о том, как Торкенбранд, тот работорговец, которого они с Муртагом повстречали во время своего бегства к варденам, стоял на коленях в дорожной пыли, а Муртаг несся верхом во весь опор, чтобы отсечь ему голову.

Эрагон тогда тоже возражал Муртагу, пытаясь ему помешать, и потом случившееся много дней не давало ему покоя.

«Неужели я настолько переменился, – спрашивал он себя, – что теперь и сам способен совершить точно такое же убийство? Как сказал Роран, я ведь уже убивал… Но ведь только в пылу битвы и никогда вот так…»

Он оглянулся через плечо и увидел, что Роран срубает последнюю дверную петлю в темнице Катрины. Затем, бросив на пол молот, он хотел было ударом плеча вышибить дверь, но передумал и решил попросту приподнять ее в дверной раме. Дверь чуть приподнялась, замерла и опасно качнулась.

– Помоги! Я не хочу, чтобы эта проклятая дверь рухнула на нее! – крикнул Роран.

Эрагон снова посмотрел на мясника. Времени на бессмысленные сомнения больше не было. Приходилось выбирать. Так или иначе, а выбирать ему придется…

– Эрагон!

«Я не знаю, как будет правильно». Эрагон понимал, что уже сама его неуверенность свидетельствует о том, что убить беззащитного Слоана было бы неправильно; впрочем, неправильно было бы и вернуть его варденам. Однако пока что он понятия не имел, как еще можно с ним поступить, какой третий выход, не столь исполненный откровенного насилия, может быть найден из этого положения.

Подняв руку, как для благословения, Эрагон прошептал: «Слитха», и тело Слоана сразу обмякло, наручники на бессильно обвисших руках звякнули, и он погрузился в глубокий сон. Убедившись, что заклинание подействовало, Эрагон снова закрыл дверь в темницу, запер ее и поставил возле нее магическую охрану.

«Ты чем это занимаешься, Эрагон?» – спросила Сапфира.

«Погоди, вот соберемся все вместе, и я все объясню».

«Что объяснишь? У тебя ведь никакого плана нет».

«Дай мне немного времени, и он будет».

– Что там было такое? – спросил у него Роран, когда он явился ему на подмогу.

– Слоан. – Эрагон подпер плечом дверь. – Он мертв.

– Как? – Глаза Рорана расширились от удивления.

– Похоже, они сломали ему шею.

На мгновение Эрагону показалось, что Роран ему не поверил. Затем Роран что-то проворчал и сказал:

– Ну что ж, наверно, так оно и лучше. Готов? Раз, два, три…

Вместе они вытащили тяжеленную дверь из рамы и бросили на пол в коридоре. Гулкое многократное эхо прокатилось по подземным переходам. Не медля ни секунды, Роран бросился в темницу, освещенную одной-единственной тонкой свечой. Эрагон последовал за ним.

Катрина, сжавшись в комок, сидела в дальнем углу железной лежанки.

– Оставьте меня в покое, беззубые ублюдки! Я… – Она вдруг умолкла, увидев Рорана, который шагнул к ней. Лицо ее было совершенно бледным от отсутствия солнечного света и свежего воздуха; на нем виднелись грязные потеки, и все же в эту минуту грязное бледное личико Катрины расцвело таким радостным удивлением и такой нежной любовью, что Эрагон подумал: в жизни не доводилось ему видеть лица прекрасней.

Не сводя с Рорана глаз, Катрина встала и дрожащей рукой коснулась его щеки.

– Ты пришел.

– Я пришел.

Смех, смешанный с рыданиями, вырвался у Рорана из груди, и он заключил ее в свои объятия. Они довольно долго стояли так, крепко прижавшись друг к другу.

Затем, чуть отстранившись, Роран трижды поцеловал ее в губы. Катрина наморщила носик и воскликнула:

– Ну и бородища у тебя! – Изо всех слов, которые она могла сейчас произнести, эти были самыми неожиданными, да и голос Катрины звучал настолько потрясенно и с таким удивлением, что Эрагон не выдержал и засмеялся.

Катрина, похоже, впервые заметила его присутствие. Она осмотрела его с ног до головы, остановила взгляд на его лице, которое изучала долго и с явным замешательством, потом спросила:

– Эрагон, это ты?

– Я, я.

– Он теперь у нас Всадник, – сказал Роран.

– Всадник? Ты хочешь сказать… – Она запнулась; ее, похоже, ошеломило подобное откровение. Поглядывая на Рорана и словно ища в нем защиты, она подтянула его ближе к себе и спряталась ему за спину, подальше от Эрагона, и спросила у Рорана: – Но как же… как ты нашел нас? Кто с вами еще пришел сюда?

– Все это потом. Нам надо убираться из Хелгринда, пока вся Империя не кинулась за нами в погоню.

– Погоди! А что с моим отцом? Вы его нашли?

Роран посмотрел на Эрагона, затем снова на Катрину и мягко сказал:

– Мы пришли слишком поздно.

Катрина вздрогнула, зажмурилась, и одинокая слезинка скатилась по ее щеке.

– Да будет так.

Пока они разговаривали, Эрагон лихорадочно пытался сообразить, как ему избавиться от Слоана. От Сапфиры он свои сомнения старательно скрывал, понимая, что она не одобрит подобных настроений. В голове у него начал зарождаться план. Идея была, конечно, несколько необычная, связанная с определенными опасностями и некоторой неуверенностью, но в данных обстоятельствах лишь такой путь представлялся Эрагону возможным.

Прекратив размышления, Эрагон перешел к действиям. Времени у него было мало, а сделать нужно было очень много.

«Джиерда!» – крикнул он, простирая руку, и металлические кандалы на запястьях и щиколотках Катрины, вспыхнув голубым огнем, распались на части. Катрина даже подпрыгнула от изумления.

– Магия… – прошептала она.

– Совсем простенькое заклинание, – заверил ее Эрагон, однако она так и шарахнулась, когда он протянул к ней руку. – Катрина, мне нужно убедиться, что Гальбаторикс или его подручные не наложили на тебя какие-нибудь коварные чары, не заставили тебя поклясться в чем-либо на древнем языке.

– На древнем…

Роран не дал ей договорить:

– Эрагон! Сделай это потом, когда мы разобьем лагерь. Мы не можем здесь оставаться.

– Нет. – Эрагон рубанул рукой по воздуху. – Мы сделаем это сейчас. – Нахмурившись, Роран отошел в сторону и позволил Эрагону положить руки на плечи Катрине. – Ты просто смотри мне в глаза, – сказал он ей. Она кивнула и подчинилась.

Впервые у Эрагона возникла причина применить те заветные заклинания, которым обучил его Оромис. С их помощью можно было отыскать следы деятельности других магов. Эрагон хорошо помнил, какие трудности были у него в Эллесмере с запоминанием магических слов из секретных эльфийских свитков. Да и сейчас он чувствовал, что провалы у него в памяти весьма значительны; в трех случаях ему даже пришлось заменить одно слово другими, синонимичными, дабы иметь возможность завершить заклинание.

Эрагон довольно долго смотрел в блестящие, влажные от слез глаза Катрины, одними губами произнося слова древнего языка и время от времени – с ее разрешения – более тщательно изучая то или иное ее воспоминание, ища улики или следы, оставленные кем-то в ее душе. Он старался быть как можно более нежным с нею, в отличие от Двойников, которые тогда так варварски бесцеремонно вторглись в его память во время примерно такой же процедуры в самый первый день после их с Сапфирой прибытия в Фартхен Дур.

Роран стоял на страже, меряя шагами коридор перед распахнутой дверью. С каждой секундой возбуждение его все нарастало; он крутил в руках свой молот и даже постукивал им себе по ляжке, словно отбивая некий музыкальный ритм.

Наконец Эрагон отпустил Катрину.

– Я закончил, – сообщил он.

– И что ты обнаружил? – шепотом спросила она, обхватив себя за плечи, точно ей холодно, и в тревоге морща лоб. Казалось, она ожидает страшного для себя приговора.

В камере вдруг стало очень тихо. Роран перестал шагать и застыл на пороге.

– Ничего, кроме твоих собственных мыслей. На тебе нет никаких чар, ты чиста.

– Ну конечно, она чиста! – прорычал Роран и снова заключил Катрину в объятия.

Втроем они вышли из темницы.

«Брисингр, йет таутхр», – сказал Эрагон, жестом призывая к себе волшебный огонек, который по-прежнему висел под потолком коридора. Повинуясь его команде, светящийся шарик ринулся к нему и занял место точно у него над головой; там он и оставался все это время, слегка подскакивая и покачиваясь, точно кусок плавника на волнах прибоя.

Эрагон шел впереди, уверенно ведя остальных за собой по путанице туннелей и переходов к той пещере, куда принесла их Сапфира. Проходя мимо покрытой слизью стены, он очень внимательно смотрел по сторонам, ожидая нападения оставшихся в живых раззаков и проверяя крепость охранных чар, которыми воспользовался ради безопасности Катрины. Он слышал, как у него на спиной Катрина и Роран обмениваются короткими репликами: «Я тебя люблю… Хорст и все остальные в безопасности… Всегда… Ради тебя… Да… Да… Да… Да…» Доверие и любовь, которые они испытывали друг к другу, были столь очевидны, что Эрагон почувствовал даже некую глухую тоску.

Когда до выхода в большую пещеру оставалось шагов пятнадцать и уже был виден неяркий свет впереди, Эрагон погасил волшебный огонь. Но Катрина, сделав еще несколько шагов, вдруг остановилась, прижалась к стене туннеля и закрыла лицо руками.

– Я не могу. Там слишком светло; больно глазам.

Роран тут же заслонил ее собой, чтобы свет не падал ей в лицо.

– Когда ты в последний раз выходила отсюда?

– Не знаю… – В голосе ее послышалась паника. – Не знаю я! С тех пор как меня сюда притащили, ни разу! Роран, я что, слепну? – Она хлюпнула носом и расплакалась.

Ее слезы удивили Эрагона. Он помнил, какой она всегда была мужественной и стойкой. Но, с другой стороны, эта девочка несколько месяцев провела взаперти, в кромешной темноте, не без оснований опасаясь за свою жизнь. «Я бы тоже, наверное, не в себе был, окажись я на ее месте», – подумал он.

– Нет, с тобой все в порядке. Тебе просто нужно понемногу снова привыкать к солнечному свету. – Роран погладил ее по голове. – Ну, идем же, не надо из-за этого так расстраиваться. Все будет хорошо… Теперь ты в безопасности. В безопасности, Катрина! Ты меня слышишь?

– Да, я тебя слышу.

Хотя Эрагону ужасно не хотелось портить одну из тех чудесных котт, которые подарили ему эльфы, он все же оторвал от ее подола кусок ткани и подал его Катрине:

– Вот, завяжи себе глаза. Сквозь эту ткань ты должна вполне прилично видеть, куда ступить, чтобы не упасть или не налететь на что-нибудь.

Она поблагодарила его и завязала себе глаза.

Они снова двинулись вперед, вышли в залитую кровью и солнечным светом основную пещеру – теперь вонь там стала еще более отвратительной, чем прежде, поскольку от тела мертвой «летучей мыши» исходил просто удушающий смрад, – и почти одновременно с ними у выхода из пещеры появилась Сапфира. Увидев дракона, Катрина затаила дыхание и прижалась к Рорану, прямо-таки вцепившись в его плечо.

– Катрина, – сказал ей Эрагон, – позволь представить тебе моего дракона Сапфиру. Она тебя поймет, если ты захочешь ей что-то сказать.

– Это такая честь, госпожа дракониха! – пролепетала Катрина. И даже попыталась сопроводить свои слова вежливым реверансом.

Сапфира поклонилась в ответ и повернулась к Эрагону:

«Я обследовала гнездо этих летхрблака, но нашла там только кости, кости и еще раз кости, включая и те, что пахнут свежей кровью. Раззаки, должно быть, сожрали тех рабов еще ночью».

«Жаль все-таки, что мы их не спасли».

«Я понимаю тебя, но всех нам в этой войне не спасти».

Указав Катрине на спину Сапфиры, Эрагон сказал:

– Полезай и садись в седло. А я через минуту к вам присоединюсь.

Катрина колебалась. Она посмотрела на Рорана, и тот ободряюще кивнул ей:

– Не бойся. Ничего страшного не случится. Это ведь Сапфира принесла нас сюда. – Роран с Катриной обошли труп «летучей мыши» и осторожно приблизились к Сапфире, которая низко присела, почти касаясь брюхом пола, чтобы девушке легче было влезть ей на спину. Сложив руки «ступенькой», Роран подсадил Катрину, и она взобралась на верхнюю часть ноги Сапфиры, а оттуда, цепляясь за ремешки стремян, как за перекладины веревочной лестницы, влезла наверх и уселась в седло. Роран, передвигаясь с ловкостью горного козла, страховал ее подъем.

Эрагон подошел к Сапфире последним; он осмотрел ее раны, резаные и колотые, и постарался хотя бы немного их залечить, основываясь на том, что чувствовала сама дракониха, а также на результатах своего осмотра.

«Да хватит тебе, – проворчала Сапфира, – можешь проявлять свое внимание сколько угодно, когда мы окажемся вне опасности. Я совершенно не собираюсь истекать кровью».

«Мало ли чего ты не собираешься! У тебя, между прочим, еще и внутреннее кровотечение продолжается. И если я сейчас не остановлю его, у тебя могут возникнуть такие осложнения, которых мне уже не исцелить, и к варденам тогда нам уже будет не вернуться. Не спорь; все равно ты меня не переубедишь, а дело-то совсем пустяковое и времени займет совсем немного».

Эрагону действительно потребовалось всего несколько минут, чтобы как-то восстановить здоровье Сапфиры. Раны у нее оказались довольно серьезными, и успешно завершить заклинания Эрагон смог, лишь существенно опустошив пояс Белота Мудрого, позаимствовав оттуда немало магической энергии, а также воспользовавшись собственным запасом сил и незначительно запасом сил самой Сапфиры. Как только он переходил от более серьезной раны к менее значительной, Сапфира начинала протестовать и говорить, что он ведет себя глупо, и требовать, чтобы он оставил ее в покое, однако он не обращал на ее нытье никакого внимания.

После всех этих целительных процедур Эрагон тяжело опустился на пол, чувствуя себя чрезвычайно утомленным. Ткнув пальцем в след, оставшийся на шкуре Сапфиры от жутких клювов летхрблака, он сказал: «Тебе бы надо попросить Арью или еще кого-то из эльфов проинспектировать мою работу. Я старался не упустить ни одной дырки, но все же, возможно, что-то и упустил».

«Я, конечно, весьма ценю твою заботу о моем здоровье, – несколько ядовитым тоном откликнулась Сапфира, – но, по-моему, сейчас не время и не место для любовного сюсюканья. Давай наконец, черт возьми, убираться отсюда!»

«Да, пожалуй, пора». – И Эрагон попятился от Сапфиры в сторону находившегося у него за спиной туннеля.

– Ты что? – вскричал Роран. – Залезай быстрее!

«Эрагон!» – встревожилась и Сапфира.

Эрагон только головой покачал:

– Нет. Я остаюсь здесь.

– Ты… – начал было Роран, но яростный рык Сапфиры не дал ему договорить. Она била хвостом по стенам пещеры и грозно топала когтистыми лапами, так что люди и камни одинаково тряслись, точно в предсмертной агонии.

– Послушайте! – крикнул Эрагон. – Один из раззаков по-прежнему разгуливает на свободе. А еще подумайте о том, что может находиться в глубинах Хелгринда: свитки, зелья, сведения о деятельности Империи – все это может оказать нам неоценимую помощь! Раззаки, возможно, даже свои яйца или личинки здесь хранят. Если это так, то я непременно их уничтожу, пока Гальбаторикс не предъявил на них свои права.

А Сапфире Эрагон мысленно сказал вот еще что:

«Я не могу убить Слоана, но я не могу и позволить Рорану или Катрине его увидеть. И позволить ему умереть от голода в этой темнице я тоже не могу, как не могу и позволить слугам Гальбаторикса вновь забрать его с собой. Прости, но мне придется самому как-то решить этот вопрос».

– Как же ты выберешься за пределы Империи? – спросил Роран.

– Бегом. Я же теперь бегаю очень быстро, как эльфы, ты и сам это знаешь.

Сапфира вильнула кончиком хвоста. Это движение было единственным, что ее выдало, прежде чем она бросилась на Эрагона, пытаясь достать его своей лапой с длинными блестящими когтями. Эрагон успел отскочить и броситься в глубь туннеля буквально за секунду до того, как лапища Сапфиры царапнула по тому месту, где он только что стоял.

Сапфира сумела затормозить перед самым входом в туннель и взревела от отчаяния, поскольку последовать за ним в столь узкий лаз никак не могла. Ее огромная туша загородила собою весь свет. Камни тряслись и падали вокруг Эрагона, когда она терзала вход в туннель своими клыками и когтями, выламывая из стены целые куски гранита. Ее злобно оскаленные острейшие клыки длиной с человеческую руку даже немного испугали Эрагона. Теперь он понимал, что чувствует кролик, спрятавшийся в норке, которую раскапывает голодный волк.

«Ганга! (Уходи!)» – крикнул он.

«Нет!» – Сапфира опустила голову на землю и издала печальный, почти похоронный стон; огромные глаза ее смотрели жалобно.

«Ганга! Я люблю тебя, Сапфира, но ты должна уйти».

Она немного попятилась от входа в туннель и фыркнула; потом замяукала жалобно, как кошка:

«Маленький брат…»

Эрагону страшно не хотелось ее мучить, да и отсылать ее прочь тоже не хотелось, и сердце его разрывалось от горя и сочувствия. Он отлично понимал, какой несчастной сейчас чувствует себя Сапфира. Он читал это в ее мыслях, и ее тоска соединялась с его собственной тоской, что почти лишило его способности действовать. Однако ему каким-то образом все же удалось взять себя в руки.

«Ганга! – решительно повторил он. – И не возвращайся за мной! И никого другого за мной тоже не присылай. Со мной все будет хорошо, не тревожься. Ганга! Ганга!»

Сапфира взвыла от отчаяния, затем нехотя двинулась к выходу из пещеры. Роран, сидя в седле, крикнул:

– Эрагон, полетели! Не упрямься! Ты для всех слишком важен, чтобы так рисковать…

Шум и шелест драконьих крыльев заглушили его слова. Сапфира, подпрыгнув, вылетела из пещеры, и на фоне чистого неба ее чешуя вспыхнула, точно россыпь ярко-голубых бриллиантов. И Эрагон подумал: до чего же она великолепна! Такая гордая, благородная, такая прекрасная, прекраснее всех прочих живых существ! Никакой олень, никакой лев не могут сравниться благородством и величием с летящим драконом! И он услышал, как она говорит ему:

«Одну неделю. Одну неделю я буду ждать. Затем я вернусь за тобой, Эрагон, даже если мне придется насмерть сразиться с Торном, Шрюкном и тысячью магов Гальбаторикса!»

Эрагон стоял у входа в туннель, пока Сапфира не исчезла из вида и не прервалась мысленная связь между ними. А потом с тяжелым сердцем, сгорбившись и отвернувшись от солнечного света и ото всего яркого и живого, что было снаружи, снова пошел по темным туннелям в недра Хелгринда.