Читать книгу Демон в белом - Кристофер Руоккио - Страница 8

Дверь каюты с шипением закрылась за спиной, и некоторое время мне было слышно лишь гудение вентиляционной системы.

Наконец я остался один.

Я положил шинель Полусмертного Адриана Марло в ячейку у двери, а пояс Дьявола Мейдуа повесил на крючок. Наклонившись, расстегнул сапоги сэра Адриана, Викторианского рыцаря, и поставил их в нише под шинелью. То, что осталось от меня после снятия одежды, пересекло прихожую. Внутренние двери, простые, деревянные, открылись от толчка.

Дом.

Мои каюты на «Тамерлане» были больше стандартных. Комната отдыха открытой планировки, с высоким потолком, включала в себя небольшую столовую в правой части и потайной лифт, на котором слуги привозили еду из офицерской кухни четырьмя палубами ниже. За дверьми слева располагался своего рода шлюз, по которому можно было попасть в спальню и отдельную ванную. Короткая лестница вела на верхний этаж, где по кругу стояли шкафы с книгами, микрофильмами и информационными кристаллами. Иллюминаторов не было, однако одну стену полностью покрывал голографический экран, в данный момент демонстрировавший изображение медленно вращающегося под «Тамерланом» газового гиганта. Планетарное свечение отбрасывало на темную мебель и роскошные ковры розовато-золотистые блики. На пристенном столике находилась голова манекена в шлеме мирмидонца. Высоко на стене по правую руку от меня висело золотое знамя с восьмикрылым ангелом – боевой штандарт адмирала Мариуса Вента, убитого мной диктатора Фароса. Мрачный трофей. А черный череп вместо лица у ангела вдвойне заставлял задумываться о смерти.

Здесь были сотни сувениров, напоминавших о моей прежней жизни и о Валке. Керамическая чаша для омовений, подарок Джинан, треснувшая и запаянная серебряным припоем. Рядом на столе – голограмма, на которой мы с Валкой стоим над разломом в Калагахе. Снимал сэр Эломас Редгрейв. С тех пор минуло почти четыреста лет, и сэр Эломас, скорее всего, уже умер. В тот же столик был встроен пульт управления голографическим оборудованием каюты, замаскированный под обычное дерево. Резные цветы служили регуляторами громкости и освещения, а нажатием на стебель или лист можно было вызвать дополнительные панели или включить диктофон. Я часто наговаривал здесь фрагменты текста, что впоследствии стал этой книгой.

– Как там принц? – раздался голос с кресла, пристроившегося на античном ковре в уголке, и я мгновенно забыл обо всем, что меня окружало.

Валка Ондерра Вхад Эдда отложила планшет и встала. Судя по кипе бумаг на коктейльном столике и наполовину скрытой голограмме, она по уши увязла в расшифровке надписей, найденных в руинах Калагаха на Эмеше. За те долгие годы, что мы провели вместе, ей удалось найти определенные закономерности в инопланетных надписях, но даже с помощью встроенного в мозг компьютера она не могла их перевести.

– Нормально. Поныл немного, когда я отправил его жить с младшими офицерами.

Доктор улыбнулась и тонкими пальцами откинула прядь волос с моего лба.

– Ты тоже любил поныть.

Она потянулась и поцеловала меня, потом спросила:

– Ты в порядке?

Я опустил руку и, развернувшись, подошел к застекленному буфету, где хранилось вино. Достал бутылку кандаренского красного и налил в графин.

Четко расставив приоритеты, я повернулся к Валке:

– Устал. Не люблю подолгу находиться в центре внимания.

– Чушь!

– Возможно, – улыбнулся я, несмотря на усталость. – По крайней мере, среди тех людей.

– Anaryoch, – выругалась Валка на родном пантайском. «Варвары».

– Император еще ничего, а вот чертовы министры… – сказал я. – Браанок и Бурбон.

Я снял с пальца кольцо Аранаты и положил его рядом с кольцом из слоновой кости, которое вместо обручального носил на среднем пальце, в умывальник Джинан. Вспомнив о лепестке Галата, я достал его из кармана и опустил туда же.

Мы с Валкой были вместе дольше, чем многие плебеи живут, но она категорически отказывалась выходить за меня замуж. У тавросиан браки давно стали пережитком прошлого. Я убеждал себя, что никакой беды в этом нет, что я сам был палатином, а палатины никогда не женились по любви. Истинные их отношения всегда строились вне брака. Я говорил себе, что мне и так хорошо – или, по крайней мере, терпимо.

Мы постоянно обманываем себя, но крошечная часть нас где-то рядом с сердцем неустанно шепчет: «Ты в это не веришь». Когда я думал о нашей связи, эта часть не умолкала. Лишь присутствие Валки рядом заставляло ее замолчать.

Я немного постоял, держа одну руку в другой, ощупывая искусственные кости, подаренные мне Кхарном. Со дня нашей первой встречи Валка ни капли не состарилась, была такой же бледнокожей, с острыми чертами лица и высокими скулами. Ее красно-черные волосы были небрежно зачесаны назад. Длинная серая рубашка приоткрывала призрачный силуэт бедер. Четкие линии кланового орнамента фракталами сбегали вниз по руке. С тех пор как мы покинули Воргоссос, Валка гораздо больше меня проводила в фуге, и разница в нашем возрасте почти сошла на нет. Она перестала быть умудренной опытом незнакомкой, колдуньей из далекого Тавроса. Она превратилась в обычную живую женщину. Мою женщину.

Между нами не осталось никаких условностей.

– В чем дело? – улыбнулась она.

Раньше она почти никогда не улыбалась.

– Ни в чем, – ответил я, и это было правдой. – Просто я тебя люблю.

– Я тебе верю, – сказала она, отвечая на мои слова улыбкой. – Но с тобой правда все в порядке?

Я вернулся к графину и, не в силах больше терпеть, налил себе бокал и показал хрустальный сосуд Валке, но та помотала головой.

– Все нормально, – сказал я. – Честно. Просто… Императрица спрашивала о тебе.

Валка промолчала. Она давно уже изучила мою манеру рассказывать все по частям и понимала, что я просто собираюсь с мыслями, чтобы выложить то, что меня тревожило.

– Назвала тебя ведьмой.

– То есть ничего нового и необычного, – сказала Валка, желая меня успокоить.

– Но это же сама императрица! – произнес я, обращаясь к своему отражению в кроваво-красном вине. – Я… Они знают, что ты собой представляешь.

Знают, что серое вещество ее мозга пронизано запрещенным компьютерным кружевом. Я запил страх вином. На вкус оно отдавало дымом и перцем.

Я сглотнул.

– Они знают, что я тавросианка, – пожала узкими плечами Валка. – Вы, варвары, убеждены, что мы все напичканы машинами. Но они ничего мне не сделают. К тому же, – она присела на подлокотник дивана, который огибал голографический проектор, – мы покидаем Форум.

– Может, не стоит возвращаться.

– Ты шутишь.

Я сделал еще глоток. Такое утонченное вино не стоило хлебать столь быстро, но мне позарез нужно было выпить. Уснуть, возможно, увидеть сны – как можно дольше. Я подумывал о том, чтобы провести первую часть пути в фуге. Сбежать, отдохнуть, на время перестать существовать, а потом вернуться. Идея была соблазнительной. Поговаривали, что некоторые палатины, старые и уставшие от жизни, специально ложились в крионическую фугу на много лет и даже десятилетий, чтобы таким образом продлить свою и без того невыносимо длинную жизнь. Было принято считать, что они поступали так, потому что хотели пожить подольше; что эти богатеи и могущественные лорды, словно утопающие, цеплялись за соломинку. Но я знал, что все было не так. Эти люди не боялись умереть. Они боялись жить и потому не проживали больше нескольких дней зараз.

– Ты права, – согласился я. – Просто… услышать такое от императрицы… Я за тебя волнуюсь.

– Волнуешься за меня? – удивилась Валка. – Адриан, если твои имперские друзья узнают, что чудеса, которые тебе приписывают, реальны, они мигом забудут обо мне.

Валка видела, как я умер, видела, как князь Араната отрубило мне голову моим собственным мечом. Она видела, как я вернулся, как был послан обратно Тихими по неизвестным мне причинам. Я рассказал ей все: о Ревущей Тьме за границами жизни и смерти, о потоках света, текущих сквозь время, отделяющих то, что было, от того, что может быть.

Я сел рядом с Валкой на подлокотник.

– Сам я не умею творить чудеса. Это все Тихие.

Она положила руку на мое колено и прижалась ко мне. Я предложил ей свой бокал, и в этот раз она согласилась, разом выпив остатки вина. Она протянула мне руку ладонью вверх, и я взял ее, сжав своими искусственными пальцами ее настоящие, плоть к плоти.

– Тебе удалось получить доступ в архивы? – спросила она после мгновения тишины.

– Нет, – буркнул я, принимая бокал обратно. – Думаю, император использует это в качестве объекта для торга. Не знаю почему. Он сказал, что ему решать, чего стоит мое время, или как-то так. Сделал вид, что ничего не знает о моем запросе, и пообещал обсудить его после моего возвращения с этого бессмысленного задания. – Я махнул рукой, как будто выбрасывая что-то. – Извини.

– Эй! – Она сжала пальцы и, подняв мою руку, поцеловала ее. – Ты не виноват.

Я вернулся к бару, чтобы заново наполнить бокал.

– Потом придумаем, как быть дальше, – сказала она.

– Валка, смысл в том, чтобы нам нечего было придумывать. Мы должны провалить миссию, чтобы у императора появился повод убрать любимого народного героя из-под софитов. Или не у самого императора, – покосился я через плечо, – а у его старых шавок вроде Бурбона.

– Бурбон… – поморщилась Валка. – Это тот толстяк?

– Этот толстяк – потомок древних французских королей, которые были изгнаны с Земли после ее захвата мерикани.

– Почему ты его защищаешь?

Наливая второй бокал, я чувствовал, как Валка хмурится.

– Не его, – пояснил я. – Он потомок рода, чьи корни уходят глубоко в Золотой век. Это чего-то да стоит.

Я знал ее ответ до того, как она его высказала. Стоя к ней спиной, я беззвучно прошептал одновременно с ней:

– С чего бы?

– Ты же историк, – повернулся я с улыбкой, поднося к губам бокал. – История важна, разве нет?

– Нет, когда «историей» называют тупого осла.

Валка сделала грубый жест. Моя улыбка не померкла. Валка никогда не встречала министра военных дел Бурбона и знала о нем только с моих слов. Она не жаловала его из-за меня, и я любил ее за это.

– Ты правда считаешь, что нас посылают на верную неудачу? – спросила она и посмотрела на меня так, будто я сам был хрустальным, как бокал.

Никто больше так на меня не смотрел. С тех пор, как я стал рыцарем, – уж точно. А может, вообще никогда.

– Да, – ответил я и в самом деле почувствовал себя хрустальным, когда она обняла меня и прижалась щекой к моей груди.

– Что ж, – сказала Валка, – хорошо, что наша удача или неудача зависит от нас самих.