Читать книгу Моя любимая сказка - Ксандр Лайсе - Страница 3

Бабье лето. А почему именно бабье? Причём тут вообще бабы? Ни при чём, наверное… Вот и по радио – с поразительной актуальностью запустили одноимённую песенку Владимира Семёновича.

Всем хорошо – тепло, а не жарко. Комары и прочая крылатая пакость остались в июле, осенних дождей пока ещё не предвидится. Опять же, туристы сократились. Видимо, решают, в чём ехать: шорты уже поздно, куртки – рано. Хотя, если бы мне довелось выбирать, когда отправляться в путешествие, я бы выбрал именно начало сентября… Но я-то с опытом… И потом, я вот столпотворения не люблю, а кому-то может быть так уютнее. Как человек толпы. Но тот придуманный был. А в жизни они бывают? Наверное… Как и отшельники. Идиоритмики, так сказать…

Чёрт! Ну, сколько ж можно садиться в трамвай?! Вроде бы час пик закончился, а на дороге – бог знает что! Ну, вот куда ты на своей «таврии»?!

Как летом хорошо было! Пробочки – такие чисто номинальные. Все по отпускам, по дачам-заграницам. А теперь пока до дома доедешь – часа полтора постоишь. Ладно бы ездить умели… Этот дед на «таврии», он же права при Николае Втором получал, наверное! А туда же…

* * *

Поток невесёлых мыслей прервала вибрация в нагрудном кармане. «Звонят, паразиты! Как вовремя!» – у перекрёстка почти синхронно со звонком нарисовалась фигура с полосатой палкой. Несколько секунд я раздумывал, припарковаться и поговорить, или плюнуть на всё и гордо прокатиться с телефоном мимо инспектора. Но тут пробка впереди неожиданно сделала вид, что она – бодрый автомобильный поток, и выбирать мне, собственно говоря, не пришлось.

– Миша? – Поинтересовались из трубки. Владимир Леонидович. Начальство, значит. И что, интересно, начальству от меня ещё надо? Жаловаться на меня сегодня вроде бы не за что. Гид последней группы даже спросила, где мне благодарность написать можно – так понравилось. Последние. Вот я и разошёлся. Только благодарность на хлеб не намажешь…

– Да, Владимир Леонидович?

– Миш, только что… В общем, Рома от нас уходит. Ты возьмёшься писать его Чертолье с модерном и Замоскворечье?

О как! А чего это Рома вдруг? Сам? Или? Нет. При такой маме, как у Ромы, не уволят. Значит, сам… А меня – в методисты – за какие заслуги?

– Алло, Миша? Вы меня слышите?

– Разум… Разумеется, Владимир Леонидович, – голос, естественно, сразу соскочил в какие-то фальцеты, и мне пришлось закашляться на середине слова. – С удовольствием. А какой срок?

– Срок? Как и у Романа – к октябрю. Справишься? Твои экскурсии пока перекинем на…

К октябрю! Это значит, что в ближайший месяц у меня есть надомная работа, которую можно сделать одной левой, море свободного времени и зарплата за два новых маршрута!

– Буду стараться, – соврал я абсолютно счастливым голосом.

– Отлично. Аванс получишь во вторник. Устроит?

– Абсолютно.

– Тогда до встречи.

* * *

От переизбытка чувств я немедленно выронил мобильник, ринулся было его искать и только потом сообразил, что делать это во время езды – не самая лучшая идея. Ну и пусть его! Найду на светофоре. По радио потянулось что-то старое и мелодичное: «Il est un jardin enfoui au creux de ma memoire…»

Как же хорошо жить на свете! Конечно, Рома увольняется. Ну, и что? Не я же его выгоняю? Его, скорее всего, вообще никто не выгоняет: просто любящая мама подыскала милому сынуле ещё более уютное местечко… с ещё более приличной зарплатой. Да ну его! Какая разница! Сам позвонит, если что. Эх! Жизнь прекрасна и удивительна, как говорил один киногерой!

Даже очередная пробка возле кинотеатра «Родина» оказалась неспособна испортить моё настроение. Тем более, что дальше пробок не будет: на проспекте они только часов в шесть и то небольшие, а на моей Восьмой – и подавно!

Помню, когда я оформлял на себя отцовскую «пятёрку», кто-то мне говорил: «Да зачем тебе машина?! В пробках стоять? Ты ж на метро в сто раз быстрее доберёшься!» Может, и в сто раз! Да хоть в тысячу! Прямо представляю себе, как я еду в метро, а в это время Владимир Леонидович набирает мой номер, хмурит брови на «абонент временно…» и со вздохом начинает набирать какого-нибудь Цейтманберга, который, конечно, окажется на связи и с удовольствием… Нет! К чёрту метро! Лучше уж по пробкам!

С этим победным пассажем я и выехал на проспект. На остановке возле «Чайки», как и почти в любое время суток, колготилась небольшая толпа народу – рабочие с завода «Салют». Мало того, что они все после смены полумёртвые, так им сейчас ещё в автобус лезть… По случаю удачи, меня, похоже, накрыла волна сострадания ко всему человечеству сразу. Вон там – на тротуаре – две женщины с сумками. Явно тоже со смены. Ведь наверняка обе замужем, с детьми, а сумки дотащить до дома – некому…

Или вот, например, девушка… Эта, конечно, вряд ли со смены – слишком весело шагает – но пакеты в руках тоже тяжёлые, видно. Аж целых два. И что ей автобуса не подождать? Хотя там же не протолкнёшься… А пакеты – ведь они и не выдержать могут – что тогда?

Будто услышав мои мысли, ручки одного из пакетов, и правда, не выдержали. Всё его содержимое – книги – оказалось на асфальте.

На этом не выдержала и моя совесть.

* * *

Девушка сидела на корточках и пыталась собрать книги в то, что осталось от пакета. Сквозь тонкий полиэтилен другого, стоящего теперь рядом на тротуаре, проглядывали помидоры, абрикосы и ещё что-то невнятное, вроде сосисок. Студентка, наверное.

Я наклонился и поднял довольно увесистую, несмотря на небольшие размеры книжку. «Мир Софии» Юстейна Гордера. Интересно…

– Спасибо!

Я поднял глаза. Девушка, оказывается, уже собрала все книги, кроме этой, соорудив из порванного пакета подобие кулька, поднялась на ноги, и теперь, улыбаясь, смотрела на меня.

– Не за что… – девушка не отводила взгляд. Несколько секунд я пытался сообразить, чего она хочет. А она всё так же смотрела на меня. Высокая, может, только чуть пониже меня, стройная, светловолосая… Мне показалось, что она вся, от своей тонкой длинной тени до зелёных глаз, отражающих свет заходящего солнца, – вся она словно отлита из солнечного света! Тонкая солнечная скульптура на дороге…

Всего несколько секунд неподвижности. Девушка протянула руку.

– Михаил… Миша – слегка смущённо сказал я, пожимая руку. Девушка удивлённо посмотрела на меня и засмеялась.

– Ярослава. Яра. Но книжку вы мне всё-таки верните, – она снова засмеялась. А мне от этого стало так легко и светло, что остатки смущения немедленно куда-то провалились, застыдившись самих себя. Вместо этого появилось такое ощущение, будто я знаю эту девушку всю свою жизнь, и сейчас остановил машину только для того, чтобы подбросить до дома хорошую подругу.

– Нравится Гордер? – я встал, поднял её сумку с продуктами, соображая, что делать дальше: предложить подвезти?

– Нравится. Очень нравится, только я нигде не могла «Софию» найти. Слишком давно вышла, говорят. Вот, нашла, наконец, – она снова улыбнулась.

– Мне тоже. «Апельсиновую девушку» читали?

– Ага. Конечно. И «Дочь циркача» тоже.

Подвезти, подвезти! Если она шла пешком, значит, живёт недалеко. Иначе стояла бы на остановке.

– Знаете что? Давайте, я вас подвезу. Мне тут рядом – на Восьмую Соколиную, но вам-то, я думаю, тоже рядом?

Улыбка с её лица сразу же куда-то ускользнула, хотя через мгновение и вернулась обратно, но была немного грустной.

– Мне тоже на Восьмую, новый дом, знаете? Но… Подвозить не надо… Извините…

– Новый дом? Четвёртый? Так мне туда же! Двести девятнадцатая квартира! Садитесь! – я уже повернулся к машине. Девушка улыбнулась.

– Так мы совсем-совсем соседи! Я от вас через площадку живу. Двести двадцать первая.

– Тем более! Садитесь! Правда, это не «Лексус», конечно, но, как говорится, чем богаты…

– Нет, не надо… Спасибо вам огромное, но… Нет, – каждый раз, когда я заговаривал о том, чтобы подбросить её до дома, девушка вдруг становилась серьёзной и чуть грустной.

– Почему? Я же не маньяк, не кавказец, вы мой адрес знаете…

– Ну… Понимаете, я стараюсь не ездить на машинах… – она поёжилась и плотнее прижала к себе книги.

– Так вы что же, всё время пешком ходите? – улыбнулся я.

Ярослава, словно смутившись, опустила глаза и промолчала.

– Не в свое дело лезу? – попытался я исправить ситуацию.

– Ну… Есть. Чуть-чуть, – она снова посмотрела на меня и – куда только девалось смущение! – ласково улыбнулась. Солнечно улыбнулась.

– Бога ради, извините! Ну, давайте, я хоть вещи ваши довезу. Тяжело же ведь!

В ответ она только молча покачала головой и протянула руку. Прощаться? Да нет, не прощаться…

– Извините, Ярослава… Яра… Я вас не хотел обидеть…

– Пустяки, – она улыбнулась – Вы мне лучше моего Гордера верните, – она кивнула на книгу, которую я всё ещё держал в руках. – И продукты тоже… давайте их сюда, а то в холодильнике – степь да степь кругом.

Я отдал ей сумку и книгу. Она, не говоря ни слова, развернулась и так же легко, как раньше, зашагала по асфальту. Словно и не было в ее руках тяжелых сумок – так легко она ступала.

А я… Несколько секунд я просто стоял и смотрел ей вслед. Догнать ее? Бросить машину и донести ей сумки? Нет… Нет? Внутри у меня стало тепло, словно от коньяка. А ведь я в неё кажется, влюбился. Только она в этом вроде и не нуждается. Тут – видимо, я опять подумал слишком громко – девушка, будто желая переубедить меня, оглянулась и посмотрела на меня. И улыбнулась. А если все-таки?..

* * *

Несмотря на то, что праздники уже прошли, почти все столики в кафе были заняты. На окнах по-прежнему красовались серебристые и фиолетовые пушистые гирлянды, с которых свисали ёлочные шары: по традиции, их снимут, наверное, только к майским праздникам. Эти нехитрые украшения и густой снегопад, совсем уже скрывший от глаз противоположную сторону улицы, создавали впечатление, что новый год не наступил три недели назад, а всё ещё наступает здесь и сейчас – в полумраке зала, в язычках свечей, горящих на каждом столике, в отражениях и бликах, блуждающих на стенках высоких стаканов.

А по ту сторону окна водители, проклиная снег, стояли в длинной череде машин, заполнившей уже, должно быть, всю Дмитровку до самого Страстного. Но даже мигание аварийных сигналов и поворотников, даже жёлтый свет противотуманных фар, играющий на оконном стекле, не разрушали таинственное новогоднее настроение – наоборот, делали этот снежный день в середине недели ещё более сказочным.

Всё, что творилось за окном, походило скорее на немое кино, чем на реальную жизнь; оконная рама и зимние чёрно-серо-белые цвета только усиливали эту иллюзию. Можно было решить, что вместо окна натянули экран, на котором возникают первые кадры какого-то старого фильма. Неужели только я смотрю этот фильм? Впрочем, и остальные посетители, хоть и не смотрели в окно, против обыкновения старались не шуметь, говорили тихо и почти не звенели посудой. Возможно, их тоже коснулась новогодняя тайна? Очень может быть! Сегодня она, случайно оказавшаяся в этом кафе, наполовину призрачная, наполовину – реальная, прохаживается между столами и одним лёгким прикосновением возвращает всем то, что они давно уже потеряли – мечту о чём-то далёком, прекрасном и недостижимом. И щемящее счастье от того, что сегодня – в этот абсолютно случайный день – оно оказалось рядом. Совсем ненадолго. Ровно на полчаса, необходимые для того, чтобы съесть свой ланч.

Всего-то и надо: суметь почувствовать, увидеть её! Вот она подходит к столику возле арки, ведущей во второй зал. Стула три, но за столиком уже сидят двое. Судя по их виду, – куртки на меху, тёплые сапоги – они, скорее всего, из какой-нибудь съёмочной группы: всё то, что носили лётчики двадцатых годов, теперь донашивают киношники.

«Лётчики» даже не замечают её. Какое может быть волшебство, какая сказка, когда обсуждаются сложные творческие вопросы? Она уже собралась пройти дальше, когда один из кинематографистов, наконец, обращает на неё внимание. Он что-то говорит, предлагает ей присесть, но… Она отрицательно качает головой и грустно улыбается: он не заметил её тогда, в ту единственную секунду, когда это было важно! Теперь – уже всё равно.

Она окончательно отворачивается от их столика и, обведя взглядом зал, смотрит прямо на меня. Я сижу один у самого окна, за столиком на двоих. Я молчу, но внутри меня всё просто взрывается криком! Он бежит по моим венам и аортам, повторяя: «Да! Это я! Мне, мне нужна сказка! Сказка, которая никогда не кончится!» Тогда она, каким-то образом услышав мой беззвучный крик, улыбается мне. Сначала – только глазами, но потом улыбка зацветает и на лице. Где-то в баре начинает играть музыка: «Un jardin bleu dans le matin, оu ont pousse des iris noirs…»

Она идёт к моему столику. Столику на двоих у самого окна.

– Привет! Здесь свободно?

Она одета в спортивную куртку, я точно знаю, что вязаная шапочка с ушками скрывает длинные светлые волосы. Свеча, горящая на соседнем столике, на секунду отражается в изумрудных глазах.

– Привет! Конечно. Присаживайтесь.

Сняв шапочку и куртку, она садится напротив меня. Так и есть, у неё действительно длинные светлые волосы. На ней толстый свитер с высоким воротом. Я замечаю у неё в руках бокал с чем-то вроде глинтвейна. Видимо, она взяла его в баре и отправилась искать место.

– А почему на «вы»? – она обеими руками подносит к губам бокал. Смотрит в окно – По-моему, тут самое лучшее место, чтобы смотреть кино! – она бросает на меня взгляд и улыбается.

– На «вы»? Ну… Машинально… Мы же не знакомы… – отчаянно вру я.

– Ах, так? – она смеётся – Тогда позволь представиться: Ярослава! Но лучше – просто Славка.

– Славка? – я, конечно, знаю, что её зовут Ярослава, но такую модификацию имени я не предполагал. – Я Михаил… Миша. А почему Славка?

– Мне так нравится! – она сказала это с такой интонацией, что в конце фразы я ожидал услышать «дурачок». – Так ты тут кино смотришь?

– Какое кино? – снова вру я с удивлённым видом.

– Посмотри. Видишь? Окно – это экран. А всё, что за окном – и есть кино. Сегодня, вот – фильм про снегопад над большим городом! Подожди… – Славка замолкает и принимается искать что-то в кармане куртки. Наконец она достаёт зажигалку и подносит её к свечке на столе.

– Сегодня мне кажется, что фильм старый, ещё чёрно-белый… – говорю я, глядя на пламя свечи.

– Точно! Все хорошие фильмы – старые. Чёрно-белые, а некоторые – ещё немые. – Славка жмурится, словно кошка, и отпивает немного глинтвейна.

– Знаешь, по-моему, мы уже встречались… – решаюсь я.

– Очень может быть, – Славка улыбается, а в глазах у неё трепещут две свечки. – Ну, и что? Если и не встречались – теперь-то уж точно встретились. А случайностей в этом мире нет…

«Случайность – псевдоним бога» – произносим мы хором и оба смеёмся. Над чем? Над совпадением? Друг над другом? Над этим миром? Просто смеёмся. От счастья.

Снегопад усиливается. Теперь в окно не видно даже улицы: стекло до половины замело снегом, а там, где должно быть видно небо – видны только проносящиеся хлопья. Столик с горящей свечой оказался островком, отрезанным от всего на свете непроходимой стеной снега.

– Мне ещё один писатель нравится… Только как зовут – забыла! – извиняющимся тоном говорит Славка. – Как же… Как отрезало!

– Гордер, – подсказываю я. – Юстейн Гордер.

– Точно! – но довольная улыбка на её лице сменяется настороженным выражением – А ты откуда знаешь?

– Ну, я же говорил, что мы уже когда-то встречались – улыбаюсь я. Славка улыбается в ответ.

– Я одну его книжку очень хочу найти – «Мир Софии», а её нет нигде. Ни в одном магазине. Что-то странное… Вот и сегодня – зашла в книжный – вон там, на углу – и там нету. А потом – снегопад… Это кафе…

– Тсссс… – сказал я удивлённо посмотревшей на меня Славке – Вот об этом я знать не хочу.

– Почему?

– Потому, что сказка не должна закончиться.

Она посмотрела на меня так, словно поняла, что я имею в виду. А может быть поняла?

– Расскажи мне что-нибудь, – попросила Славка.

– Что? – не понял я.

– Ну, что-нибудь.

– Хорошо…

И я стал рассказывать про Дмитровку. Про то, что под улицей проложен древний подземный ход, который вёл от одного из дворцов Ивана Грозного к Страстному монастырю, что стоял на месте нынешнего бульвара. Из-за этого на улице иногда проваливается земля. Говорят, что где-то в стенах этого тоннеля Иван Грозный спрятал свою библиотеку, а ещё – и не одного опального боярина. А когда…

– Мишкин, ты экскурсовод? – спросила Славка, когда я закончил.

– Почти. Я составляю маршруты экскурсий и пишу то, что экскурсоводы потом рассказывают туристам.

– С тобой хорошо, – сказала Славка и, будто бы случайно, прикоснулась к моей руке. – Только мне пора.

– Уже? – сказка заканчивалась, да что там, разваливалась на части! – Может, тебя подвезти? – только спросив, я сразу понял, какую глупость сморозил.

– В другой раз, – пообещала Славка, надевая куртку.

Я встал из-за стола и вдруг ощутил, что просидел за ним несколько часов. Славка уже надевала свою шапочку с узорами.

– Ну, пока? – сказала она и поцеловала меня в щёку – До скорого!

– Подожди! – едва ли не крикнул я вслед Славке. Она обернулась, и мне показалось, что там, за стеклянной дверью на улице тоже горят свечи. – Разве ты не боишься машин?

Она удивлённо посмотрела на меня:

– Машин? А почему я должна их бояться?