Читать книгу Медный Аспид - Ксения Анатольевна Вавилова - Страница 3

Первый раз он заметил её – или ему показалось, что заметил, – ранним утром, возвращаясь в Бугенвиль. Город ещё спал, редкие прохожие неспешно шествовали по обласканным утренним солнцем улочкам, над пекарнями поднимался дым разжигаемых печей. Ночью море выбросило на берег мусор и водоросли, среди которых блестели ракушки. Лениво бродя взглядом по побережью, Дэймос заметил вдали красное пятно. На волнорезе стояла женщина в красном плаще, прикрываясь от солнца и чужих взглядов чёрным зонтом.

Замедлив шаг, он недоверчиво посмотрел на фигуру. Маловероятно, что это окажется та самая женщина, встреченная им весной в Кондоме. Незнакомка успела упорхнуть прежде, чем Дэймос разгадал хотя бы часть тайн, связанных с ней. После бала в ночь летнего солнцестояния она исчезла, и ни кондомовская разведка, ни ищейки Заклеймённых даже следа обнаружить не сумели.

Фигура на волнорезе развернулась и направилась к берегу. Решив попытать счастье, Дэймос поспешил навстречу. Даже если это не Леди в красном, прохладный морской бриз немного облегчит похмелье. Фигура на мгновение скрылась за лачугами рыбаков. Дэймосу потребовалась всего пара мгновений, чтобы добраться до этого места и обнаружить лишь парочку стариков, что готовили лодку к выходу в море.

– Тут сейчас проходила женщина в красном, куда она пошла? – спросил он.

Старик-фрид поднял глаза и резко отвернулся. Буркнул что-то неразборчивое и сделал вид, что никого не видит, не реагируя более на расспросы. В правом ухе болталось несколько колец, а левое обрезано так, что даже краешка не видно из-под серых волос. Но прежде, чем успел разозлиться из-за пренебрежительного обращения, Дэймос заметил следы на шее и запястьях. Короткая шерсть стёрта, кожа превратилась в один большой рубец, до сих пор чуть розовый.

Извинившись, Дэймос поспешил дальше. Среди домов из песчаника и белого от соли булыжника мостовых алое платье невероятным образом растворилось. Несколько сбитый с толку, он списал всё это на усталость и нервы.

Дэймос продолжал просиживать штаны в клубе, легко спуская деньги и собирая сплетни. Так он узнал, что Майра совсем не прочь посидеть за карточным столом. Особенно в летний сезон, когда загородные виллы оживают с приездом аристократов из столицы. Живут они тут на широкую ногу, устраивают балы, из прихоти скупая содержимое целых лавок. Любят они и в карты поиграть.

Алкоголь и роскошь делают гостей беззаботными – пытаясь угодить столичным гостям и не ударить в грязь лицом, они ставят всё больше и больше. Пытаясь отыграться они выкладывали на стол фамильные драгоценности и расписки на недвижимое имущество. Перед отъездом столичные гости не забывают выставить счёт. Поговаривают, что, собираясь после в столице, они хвастаются друг перед другом тем, как ловко удалось провести провинциальных друзей и сколько они заработали за сезон.

Оставалось вызнать, кому именно Майра проиграла землю и дом, а пока стоит заняться насущными вопросами. Дождавшись, когда общество разбредётся по домам и улицы опустеют, Дэймос, закутавшись в плащ, покинул клуб.

Ориентироваться в разросшемся городке непросто. Поднявшийся ветер нагнал туч, скрыв луны и звёзды. Удаляясь от каменных, законсервированных на зиму гостевых домов, Дэймос, нервно оглядываясь, пытался различить в темноте постороннего. Ощущение чужого взгляда преследовало его с момента выхода из клуба и не отпускало. Привыкший доверять своему чутью, он отложил поход к Кенту на следующий день.

Кент прославился тонкой работой по камню, изготавливая набалдашники для тростей, ручки вееров и прочие мелочи, способные одним своим наличием продемонстрировать высокий статус и доход владельца. Его работы пользовались успехом далеко за пределами Империи, потому вместе с резными фигурками он нередко отправлял заграницу письма.

За двадцать лет городок разросся, и деревянная лавка затерялась среди каменных строений, оказалась снесена и перенесена в другое место. Кента тяготила толпа и внимание посторонних. Потому он переехал в тихий район на окраине, что неожиданно превратился в трущобы, когда богатая графиня, покровительствовавшая городу, умерла, а наследники не пожелали продолжать её начинания.

Лавка, занимая Кентом, представляла собой старое двухэтажное строение, каких в маленьком прибрежном городке множество. Покосившийся деревянный дом, зажатый между другими такими же кособокими стариками, что не заваливаются только благодаря ветру, дующему в противоположную наклону сторону. В покрытых пылью окнах темно.

На стук долгое время никто не отзывался. Минут через десять мелькнула тень за занавеской, но дверь не открыли. Пришлось обойти дом и постучаться в дверь кухни. Та едва держалась на одной петле, и открыть её мог любой желающий. Верхнюю петлю и язычок замка когда-то вырвали с мясом незваные гости.

Перехватив трость, Дэймос медленно вошёл. Глаза вмиг приспособились в темноте. Смотреть особо было не на что. Полки, что не оказались сорваны или сожжены, завалены грязной посудой и поросли паутиной. На полу битые крынки и бутылки. По углам суетятся крысы, что притихли при его появлении, но быстро осмелели.

На первом этаже располагалась лавка, тёмная, с низким потолком и не слишком-то приветливая. Задняя комната – крохотная кухня, она же столовая, она же мастерская, продуваемая всеми ветрами каменная комнатушка. На втором этаже две спальни. Было время, когда Дэймосу доводилось прятаться в одной из них, отлёживаясь с простреленным боком. Холодные и неуютные, комнатки заставляют забыть, что находишься на южном побережье Империи, а не заперт в камере где-нибудь на Северной гряде.

В лавку и вовсе не протий из-за завалов мебели. Присмотревшись, Дэймос отметил, что кто-то принялся эти завалы разбирать. Вернувшись на кухню, провёл рукой по печи. Ещё теплая.

Лестница предательски заскрипела.

– Кент? Это я, Дэймос Арус, – крикнул он, помня о параноидальных наклонностях старика и не желая получить заряд дроби из-за двери.

– Кент тут не живёт! – раздался неожиданный ответ.

– Куда же он делся?

Поднявшись на площадку, Дэймос тростью толкнул первую дверь. Там словно дикари лежбище устроили. Куча народа лежала вповалку. Смрад стоял такой, что даже привыкший ко всему Дэймос прижал рукав к носу.

Толкнул вторую дверь. Тут стояла горелка, какие-то порошки и травы, небольшой ручной пресс и старая кофемолка. Знакомый запах заставил его улыбнуться, но не той улыбкой, какую хочется увидеть на лице незнакомца.

– Так куда же делся мистер Кент?

В комнате сидели несколько худых, грязных мужчин, варивших своё зелье. Скрип половиц предупредил о новом действующем лице, и Дэймос успел вовремя пригнуться. В косяк врезалась старая трость, одна из тех, что облицовывалась металлом и использовалась для самообороны. Перехватив трость, Дэймос ударил нападающего кулаком в живот. В комнате с лежаками засуетился народ.

– Хотите по-плохому?

– Он в больнице, – выпалила какая-то всклоченная женщина с глазами на выкате.

– Подробнее.

– В начале лета старика забрали в психушку, – ответил другой, покрытый болезненного вида сыпью.

– Приходили какие-то люди, перевернули лавку вверх дном, и с тех пор – никого, – поддержал его скелетообразный юноша, у которого на лице не было свободного места от прыщей.

– Где больница, в которую его забрали? – едва успел спросить Дэймос, как жители притона в несколько голосов поспешили указать направление.

– За городом, в сторону границы.

– Премного благодарен, – тронув цилиндр, Дэймос оставил лавку, борясь с желанием подпалить её перед уходом.

Погода портилась. Шквальный ветер запер домочадцев на вилле, затормозив ремонтные работы. Бугенвиль преобразился. Запах плесени и мышей сменился ароматами кухни и цветов. Простая побелка и правка покосившегося забора вмиг преобразили территорию. Если бы не загубленный сад, при минимальных затратах можно было бы получить картинку с открытки.

«Как можно было загубить такое? – удивлялся про себя Дэймос. – Разве что специально».

Общаться с женой не было ни желания, ни душевных сил, потому он скрывался на кухне с газетой, зная, что Майра туда не сунется. Рядом суетилась Поппи в компании новой кухарки, что нервничала, наблюдая хозяина дома в своих владениях. Нянечка по старой привычке пыталась его накормить и усадить к печке.

– О! Вот ты где! – в кухню ворвался Фиар и тут же куртуазно раскланялся с Поппи. – Мадам!

– Ах, негодник, – засмеялась она. – Будешь чаю?

– С превеликим удовольствием.

Выглянув из-за газеты, Дэймос с каплей ревности, какую испытывает единственный ребёнок в семье, когда его опекуны обращают ласку к чужим детям, посмотрел на Фиара. Тот явно наслаждался заботой и сиял, словно начищенный самовар.

– Хорошие новости. У Николетт нет чахотки, – он ударился в бесконечное перечисление болезней и болячек, заставляя Поппи и кухарку охать и ахать, – мы её даже на сифилис проверили.

Дэймос удивлённо приподнял брови, хотя, зная Майру, – чему тут удивляться? Та тоже умело притворялась невинной, наивной девой. До поры до времени.

– То есть она здорова?

– Нет, ей определённо необходимы уход и наблюдение врача. Но мне сложно определить, что стало причиной целого букета мало связанных друг с другом симптомов.

– А я знаю, – вдруг заявила кухарка, но под взглядом экономки вмиг стушевалась и втянула голову в плечи.

– Пусть скажет, – мягко попросил Дэймос.

– Всё началось, когда к ней посватался сын старого барона, – ответила за неё Поппи. – А до этого был какой-то заезжий морячок, и капитан корабля как-то целое лето к нам захаживал, а до них франт из столицы.

– Так она умирает от любви? – полюбопытствовал Фиар. – Она отказывает всем, потому что уже влюблена?

– Кто бы знал, – равнодушно пожала плечами нянечка.

Глаза кухарки горели желанием поделиться сплетней, и Фиар предоставил ей эту возможность.

– А что говорят в городе? К чему бы молодой, во всех отношениях прекрасной особе отваживать женихов?

– Так они не за ней приходят, а за приданым.

– О! – лицо Фиара вытянулось, словно он и предположить не мог подобного расчёта.

Поппи бросила осторожный взгляд на Дэймоса, но тот сделал вид, что его вся эта история не касается, и спрятался за газетой. Хотя и не удержался от того, чтобы внести некоторую ясность:

– Насколько мне известно, в условии получения приданого прописан брачный контракт, по которому супруг не сможет распоряжаться средствами жены. Они отложены на случай вдовства или же если она и вовсе не выйдет замуж.

– Полагаю, не всем известны подобные нюансы, – пожал плечами Фиар. – Выходит, кроме счёта, которым она сможет пользоваться только с определёнными оговорками, приданого у неё нет?

– А как же пятьдесят тысяч в банке? – вновь влезла кухарка, и теперь уже Дэймос сурово на неё посмотрел.

– Как вы собираетесь лечить Николетту? – деловито поинтересовалась Поппи, жестом отсылая кухарку прочь.

– Здоровым питанием, свежим воздухом и упражнениями, – бодро отрапортовал Фиар. – Но самое главное – вернуть веру в жизнь!

– А что не так с этой верой? – опуская газету, спросил Дэймос.

Сделал он это в первую очередь ради того, чтобы оценить, насколько Фиара зацепила мысль о пятидесяти тысячах. Тот, поглощённый рассуждениями о пациентке, задумчиво рассматривал выпечку в вазе.

– Не знаю, как сказать, но она вроде как считает, что не нужна этому миру.

– Что за вздор? – всплеснула руками Поппи. – Девочке дали всё, что нужно девушке её возраста. Нанимали дорогих учителей, покупали самые лучшие платья, такие женихи к ней ходят! Ей всё не нравится.

Встретив растерянный взгляд Фиара, Дэймос предпочёл скрыться за газетой. Это не его проблемы.

– Вы ведь понимаете, что от чужих людей и тряпок душевного тепла не дождёшься, – робко предложил он и был прерван резким восклицанием няни.

– Что за поколение? Душевного тепла им подавай! В моей семье из двадцати восьми детей выжило всего двое, и ничего! Выживали как могли, за каждый кусок боролись!

– Поппи, не преувеличивай, – мягко осадил её Дэймос. – Насколько я помню, ты леди.

– Леди, – презрительно фыркнула она, непроизвольно касаясь пальцев, некогда увитых кольцами с драгоценными камнями. – Недолго я была леди. Пока папенька не разорил нас.

Не желая продолжать разговор, она надулась, нахмурилась, и даже Дэймосу захотелось поскорее покинуть кухню, прежде чем грянет гром. Фиар вернулся к пациентке, а Дэймос, несмотря на ветреную погоду, пожелал прогуляться. Благо у трёх прелестных подруг, что снимали меблированные комнаты в городе, для него всегда найдётся немного коньяка и ласки за разумную цену.