Читать книгу Правила выживания в коробках - Ксения Камикато - Страница 2

Ее тонкие нежные пальцы медленно скользили по моей спине. Она хотела меня, а я хотел домой. Но мой дом, именно мой дом, оставил меня, а этот оказался чужим и холодным даже в неглиже. Потому я погостил пару часов и ушел. Больше мы с ней не пересекались.

Я пытался доказать себе что-то, а что именно понять не мог. Меня вели инстинкты. То был первый месяц после того, как моя невеста призналась в измене. Забавно, но я ждал этого. Ждал так, как ждут начала грозы под шапкой тяжелых туч. Ждал, будто знал, что нашим мечтам было суждено остаться только мечтами.

Август выдался скупым на дожди. Очередное душное утро встретило меня грохотом будильника. Воздух был вязким и застревал в горле. Я валялся на полу, раскинувшись звездочкой, мордой вниз. Единственной поза, в которой я почему-то не чувствовал простреливающую поясницу боль.

Через распахнутое настежь окно доносился шум, полный жизни. Я бы предпочел тишину, но этому бетонному муравейнику было плевать на предпочтения одного муравья.

– Наконец-то пятница! – Ляпнул я, ввалившись в офис отдела продаж коммерческого автотранспорта, натянув скупую улыбку, будто мне было, что от этого дня ждать.

Не успел я переступить порог, как мой коллега Вадик, по своему обыкновению, нагадил в мою утреннюю порцию позитива:

– Ага, расслабился уже, – сказал он.– Опять ближе к вечеру клиентосы заключаться набегут, чтобы технику уже к понедельнику- вторнику доставили. Выпей кофейку и…, – прервался он, переведя внимание на телефонный звонок.

Обычное дело в такой работе: семьдесят процентов времени трещишь по телефону, мечтая запихнуть его глубоко клиентосу в глотку. Оставшиеся же тридцать, как послушный мальчик, подбираешь ему полуприцеп, и чтобы не с заводской ошиновкой, чтобы коники были и стальные борта. Все ради того, чтобы этот деятель после по предоставленному коммерческому предложению слился к конкурентам, которые скинут ему тысяч двадцать с двухмиллионной сделки. И в итоге ты остаешься на голом окладе в пятнадцать тысяч, когда съемная хата стоит столько же, а родители трещат в оба уха, что им нужны внуки, а тебе бы на пару новых рубашек выкроить. Мечта, а не жизнь.

Я мучил себя холодными звонками, когда Вадик окликнул меня.

– Ты план к концу месяца закрыть успеваешь? – Спросил он.

Мне захотелось плеснуть кофе в его бородатую рожу, но я сдержался.

– Нет, – ответил я и продолжил работать.

– Сколько единиц не хватает?

– Две.

– А я вчера последнюю сцепку отгрузил, – сказал он и важно развалился на кожаном кресле. На таком же, как у директора филиала. Таких на офис было только два.

Директор руководил двумя филиалами, и в тот день его не было. Кроме нас троих был еще один вольный продажник, который работал только на процентах, и девочка по имени Лена. Лена занималась оформлением всякой бумажной мути, но недавно ушла в декрет. Так мы это называли, хотя она была на третьем или четвертом месяце беременности и написала заявление об увольнении. И по этому дурацкому поводу на прошлой неделе офис гудел, как пчелиный улей, пытаясь выяснить, кто отец ребенка: муж Лены или все же Вадик приложил ко всему этому свое бородатое обаяние. Нам было по-шакальи смешно ровно до того момента, пока директор не сказал, что все ее работа теперь наша.

День был похож на болото. Я надеялся, что шесть часов стукнет до того, как я увязну в нем по самую макушку. Зря надеялся. Мне позвонили и попросили перенести отгрузку с понедельника на пятницу. И я, как ошпаренный, принялся оформлять отгрузочные документы.

Вадик снова начал что-то рассказывать о своих успехах в продажах, а после, преисполненный самоуверенности, вышел покурить, и на несколько минут воцарилась тишина. Побери черт его язык! Кто бы знал, как мне недоставало тишины все это время.

До конца рабочего дня оставалось полчаса. Я все еще ждал, когда приедут за машиной. На улице было все также душно, но в офисе было вообще невозможно. Вадик уехал раньше, а перед этим надушился какой-то едкой гадостью. Так что я сбежал оттуда, в надежде, что к приезду заказчика в офисе будет, чем дышать.

Сквозь старый асфальт стоянки пробивалась пожухлая трава. Вскоре солнце закрыли густые тучи, и поднялся ветер. Бумаги в моих руках принялись дергаться, как подростки на первой в их жизни алкогольной вечеринке.

Ожидание угнетало. Я зарылся в социальные сети, чтобы скоротать время. Поразился тому, что люди делают ради мимолетной популярности. Даже прокрутил в мыслях нотацию в адрес того «таланта», который порадовал мир своей никчемной выходкой, и перелистнул на следующий пост.

С рук на грудь, а потом на шею перешла маленькая дрожь и исчезла в области затылка. Меня даже удивило, что я успел проследить эту мурашечную волну. А все из-за того, что я увидел. А увидел я фотографию бывшей невесты с какого-то курорта, и мне жутко захотелось покурить.

Она стала еще красивее. Видимо, кто-то, наконец, полюбил ее так, как ей это было нужно. Ее черные волосы стали чуть длиннее, а золотые глаза радостно распахнулись новой жизни. Я был рад за нее, хотя не понимал, почему больно было только мне и почему меня сжирала вина, будто я и был тем, кто все испортил.

Она уехала воплощать свои мечты, а я остался и попросил подождать, пока я буду готов последовать за ней. Она согласилась и, как я думал, понимала, что я не был материально выстроен, чтобы рвануть следом. Время шло. Она писала, что любит меня, что ждет, считая минуты. А потом заявила, что я опоздал, хотя прошла только половина оговоренного времени. Но я все же опоздал, и тут ничего не исправишь. Возможно, она посчитала, что я очень торопился опоздать, боясь успеть. Или она хотела этого. Сейчас уже не важно. Вот так мы и разошлись в надежде на то, что данные друг другу обещания исполнит кто-то другой.

Я крутил все это в голове в разные стороны, будто пытался разложить свои мысли по цветам, как в кубике Рубика, но тонул в какой-то липкой эмоциональной жиже. Я был настолько пуст, что даже переполнен.

На стоянку въехал черный внедорожник. Из машины вышли двое: босс с небольшой проплешиной и молодой механик с невидимой меткой на лбу: «вечный подчиненный».

Я показал им машину. Это была серийная модель вездеходного тягача белого цвета. Все согласно паспорту транспортного средства, но мужик решил потрясти передо мой короной и заявил, что цвет недостаточно белый. Я со скрипом убедил его в обратном. Потому что, черт побери, белее не бывает.

Потом ему не понравился пробег, он, видимо, думал, что машину ему военным самолетом доставили, а не то, что она перла своим ходом несколько тысяч километров. Короче говоря, я выслушивал его претензии и парировал, пытаясь сохранять спокойствие.

Но терпение мое иссекало. Мы снова закусились за цвет. Мне так захотелось крикнуть: «Это вездеходный тягач, дурик, ты отправишь его в карьер на сезон, максимум два. Какая, к чертям, разница, достаточно ли он белый и белый ли он вообще». Но вместо этого я посмотрел на механика. Он стоял весь бледный от стыда за своего тупого босса, а может быть у него просто крутило кишки, я не знаю. Я предпочел уверить себя, что он на моей стороне, и как-то даже полегчало. С горем пополам, но мы отгрузились. После я вызвал такси и поехал домой.

Я вернулся домой с большим опозданием. Все из-за того, что таксист повез меня через центр города. Мы, разумеется, попали в пробку и я около часа дышал выхлопами автобуса, пока тот не свернул.

Ветер разгулялся. Я ждал, когда с домов начнет срывать крыши. Мне это казалось чем-то волнующим и забавным. Закинув рубашку в стирку, я открыл бутылочку сидра и уставился в окно: один на одном высились многоквартирные муравейники, а где-то там внизу среди редкой зелени куда-то торопились их жители.

В углу комнаты пылилась моя старенькая гитара. Я покосился на нее и потерялся в мыслях. Вспомнил ту, в которую когда-то был безответно влюблен. Она – зеленоглазый огонек, ронявший голову мне на плечи, слушая мои неумелые завывания, сопровождаемые слабой игрой. Она чувствовала меня. Она убедила меня в том, что я чего-то стою. А я, дурак, в это поверил. Но то, что она хотела, я ей дать не мог, потому что она хотела этого от кого-то другого.

Что-то с грохотом слетело с соседней многоэтажки и упало во двор. Я вздрогнул и высунулся в окно. Никого и ничего не было видно. Я прикрыл окно, махнул рукой и завалился на диван, оставив бутылку на подоконнике. Взгляд врезался в потолок, трещины на нем показались мне в тот момент чрезвычайно интересными.

В кармане затрещал телефон – хозяин квартиры попросил оплатить проживание. Я вдруг вспомнил, что с детства постоянно всем что-то должен: должен помогать семье, присматривать за младшими, хорошо учиться, отдать долг родине, у которой я не занимал; должен покупать девушке все, что она попросит, должен быть сильным, уверенным, при деньгах, и так далее. Только мне никто ничего не должен.

Что- то глухо громыхнуло. Взвыл ветер. Окно распахнулось сильнее. Это возвратило меня в реальность. Я заметил, как на пол оседает пыль. Та же пыль, что осталась на моем счету, после того, как я оплатил очередной долг и принялся рассматривать потолок, будто он – мое отражение.

Как-то машинально я открыл переписку с бывшей в соцсети. Я намеревался удалить ее уже почти месяц, но некое «а вдруг» тормозило мою решительность.

Перечитал. Убил на это несколько часов, оставаясь непреклонным к мольбам скрючившегося от голода желудка. И даже не заметил, как начался дождь. На подоконнике начали множиться грязные разводы. В комнате потемнело.

Так хотелось написать ей: «Здравствуй, родная! Закончилась туалетная бумага, в ход пошли твои письма. Спасибо! Твоя любовь, наконец, пригодилась мне». Но это показалось таким тупым, и я даже немного пожалел, что люди перестали обмениваться бумажными письмами.

Жутко захотелось выпить. Бутылка стояла на подоконнике. Я посмотрел на бутылку, потом на грязный подоконник. Повернулся спиной к окну, уткнулся лицом в подушку и уснул.

Все выходные стеной стоял ливень. Ливневки не справлялись, и некоторые районы города затопило. И как водится, специальные службы снова удивленно развели руками.

Я еле втиснулся в переполненный автобус. Выронил карту. Какой-то бугай наступил на нее и даже этого не заметил. Я попросил его убрать ногу, а он посмотрел на меня так, будто я переспал с его женой. Пришлось рявкнуть на него и оттолкнуть. По автобусу прошла слабая волна негодования. Подошел кондуктор, я подал карту – она не сработала. Я попросил проверить ее еще несколько раз, но результат остался тем же. Наличных я при себе не имел, и меня высадили. Вот так вот. Я одолел на своих двоих пару сотен метров, зашел в банк, снял с карты пару сотен и поспешил на остановку. Запрыгнул в следующий автобус и, – вот чудо, – оплатил картой с первого раза.

Из-за всех этих непреднамеренных путешествий я опоздал на работу на десять минут. Задники брюк были забрызганы, а носки мокрые, хоть выжимай. В офисе сидел Вадик, директор и наш свободный художник. Я попытался объясниться, но директор движением руки попросил меня замолчать и сесть на свое место.

– Месяц кончается, Евгений, – сказал он. – У тебя планируются отгрузки на этой неделе?

Его издевки звучали так знакомо. Еще бы, ведь они с Вадиком были одного пошиба и мнили себя королями продаж.

– Нет, – ответил я. Больше мне сказать было нечего.

Вадик ухмыльнулся. Свободному художнику было не до нас, он был погружен в переписку.

– Евгений, – продолжил директор, но прервал реплику, чтобы ответит на звонок. Я откинулся на спинку старого скрипучего офисного кресла. Он снова поднял руку, показывая тем самым, чтобы я его не отвлекал. Меня это немного подбесило, будто я ничего не имел права сделать без его команды.

Он закончил разговор и пафосно провел рукой по уложенным волосам:

– Итак, Евгений, ты работаешь уже сколько, пять месяцев?

– Почти.

Он прищурился и резанул:

– А план выполнял сколько раз?

– Один, – ответил я сквозь зубы.

Он встал из-за стола, достал из кармана пачку сигарет и сунул одну в зубы.

– Если я сейчас размещу вакансию, – продолжил он, – то в течение часа мне позвонят, как минимум, пять человек, желающих занять твое место. Подумай об этом. – Сказал он. После махнул рукой, и все трое ушли в курилку – место с урной, метрах в пятнадцати от входа в здание.

Я начал подкипать. Директор прекрасно знал все нюансы этой работы. Он знал, что из десяти потенциальных сделок девять срывается, а то и все десять. Он знал, что выполнить такой план без наработанной базы контактов практически нереально. Он все знал. Но ему нравилось меня изводить.

Я посмотрел на настенные часы. И залип так, что показалось, будто секундная стрелка вот-вот вскроет мне череп.

Я вспомнил случай, что произошел по весне. К Вадику в тот день пришел тягач, идентичный тому, что я отгрузил на прошлой неделе. Мне позвонил клиент, тот самый с проплешиной, и спросил за спальник. А я начисто позабыл, есть ли он в этой машине. Я спросил об этом Вадика, он предложил мне выйти на стоянку и посмотреть. Я так и сделал. В белой рубашке я влез на забрызганную до самых зеркал машину, чтобы заглянуть в кабину. Когда я вернулся весь в пятнах, мне поаплодировали. А на следующий день назначили тест по техническим характеристикам.

От этих воспоминаний чайник мой засвистел во всю прыть. Я взял лист бумаги и написал заявление об увольнении, после сунул в сумку свою кружку и пошел домой. По пути стрельнул у охранника сигарету. Закурил прямо у выхода, отдал ему зажигалку и выскочил из здания. Подмигнувшее из-за туч солнце резануло по глазам. Я немного прокашлялся с непривычки и не торопясь пошел на автобусную остановку. Остановка пряталась за деревьями, коими была окружена стоянка, как оградой.

– Я не понял…, – послышался голос директора. Я на прощание махнул рукой и скрылся за зеленым забором.

Я сидел на остановке, пытаясь обмозговать свои дальнейшие действия. В таком состоянии пропустил свой автобус дважды, а может, и того больше. Распогодилось. За остановкой мягко шелестела листва и откуда-то доносился приятный сладковатый армат.

Подъехал очередной человековоз, из него начала выходить молодая мамочка с несколькими пакетами и коляской. Что-то пошло не так, и она застряла в проеме. Никто из автобуса не рвался ей на выручку, но все торопили. Я укусил себя из-за того, что так затормозил, и предложил свою помощь.

Она жила совсем рядом, и я решил дотащить ее пакеты до самого порога. По пути мы разговорились. Успели обсудить сюрпризы погоды, а также мужика, который сделал ей ребенка и исчез, будто его и не было. Ребенок, на удивление, крепко спал.

Мы вошли в квартиру. Она вся была пропитана детским запахом: кремами, присыпками – всем этим. Мамочка понесла ребенка в другую комнату и потащила меня за собой. Малыш чуть- чуть похныкал, когда его переложили в кроватку, и продолжил дремать. Девушка умчалась разбирать пакеты, а меня попросила за ним приглядеть.

«Слишком уж она доверяет незнакомцам», – подумал я. Ребенок перевернулся и скинул с себя одеяло. Я снова укрыл его, и мне даже показалось, что он улыбнулся. Я зачем-то вспомнил, как мы с невестой, точнее, с бывшей невестой выбирали имя для нашего будущего ребенка. Вспомнил и тяжело вздохнул.

Я тогда, когда мы еще были вместе, неожиданно для себя предложил ей имя моего погибшего брата и был до слез растроган, когда она без колебаний согласилась. И после я сдуру пообещал на его могиле, что назову сына в его честь. И не счесть сколько раз я мысленно просил у него прощения за то, что все так обернулось.

Краем уха я услышал, как вскипает чайник. Одинокая мамочка поблагодарила меня и предложила остаться на чай. Ребенок спал, и у нее было немного времени. У нее было время, а у меня – дерьмовый день, презервативы и разбитое сердце.

Прошла неделя. У меня появился ритуал: я начал изучать вакансии каждый день в девять часов вечера. Чтобы хоть как-то протянуть до расчета с бывшей работы, пришлось брать заказы на написание курсовых по своей специальности. Стоили они очень дешево – конкуренция, потому я съехал с квартиры, ибо платить за нее я больше не мог. Благо, меня прикрыл армейский друг, который сдал мне свою хатку за сущие копейки, а сам уехал на заработки в другой город.

Это была студия в семнадцать метров в доме гостиничного типа с туалетом и душевым корытом в отгороженном закутке – все, как у людей. В квартире имелся диван, он был похож на проселочную дорогу, короче, спать я на нем не мог, потому ютился на полу и считал, что так и должно быть, что именно этого я и заслуживаю. Когда меня рассчитали, я в благодарность купил в хату нормальный кухонный гарнитур, чтоб она посолиднее смотрелась.

Сам дом стоял посреди частного сектора и был разбит на четыре собственника: мой друг, еще какие-то двое, и застройщик, который сдавал оставшиеся квартиры в аренду. Эта красная трехэтажка возвышалась над маленькими домиками так неуклюже, будто фигурка конструктора посреди пластилинового города. Она отделяла богатые коттеджи от бедных, частично ушедших в землю, домиков.

Моя квартира располагалась на втором этаже с парадной стороны через стенку с лестницей, окна смотрели в соседский огород. Прямо под ними, когда как, организовывалась хаотичная курилка. В этом соседском огороде жили две собаки Дина и Джей.

Мне известны их клички, потому что часов с девяти-десяти утра на улицу выбегал малой и до того времени, пока его не позовут обедать, он орал: «Джей, Джеюшка», и так практически каждый день. Я был искренне благодарен дождю, который держал этого проказника подальше от моего сна, ибо засыпал я только с рассветом. Пока было относительно тихо, я работал. А утром у соседки через стенку начинался хит-парад песен двадцатилетней давности, и он заканчивался только тогда, когда она уходила на работу. Люди начинали носиться по лестнице, будто на ногах у них копыта, а не ботинки, одним словом – черти. А сразу после знакомый писклявый голосок принимался вопить: «Джей, Джеюшка».

Все это медленно, но верно, сводило меня с ума. Мне казалось, что я делал все, что мог, чтобы заработать на жизнь, но этого было недостаточно. Я успел выпить две бутылки дешевого коньяка и написать четыре курсовые работы, за то время, что жил там. Две из них оплатили, остальные заказчики загасились. И тут я впервые столкнулся с тем, что мне стало стыдно просить свое. Будто даже если я выполнил работу честно и успешно, награды я не достоин. Будто я вообще не достоит чего-то хорошего. Эта дурацкая мысль засела в моей голове и стала навещать ежедневно, как незваный гость.

Потому все свободное время я старался закармливать мозг и душу литературой. Несколько раз покушался на «Алхимика», но менял его раз за разом на что-то менее объемное и более вкусное. Не знаю, время так повлияло или я, наконец, достиг какой-то зрелости, что смог хоть чуточку понять этого автора, но я просто влюбился в Николая Васильевича. И несмотря на то, что я его слушал, а не читал, я с непоколебимой уверенностью могу заявить, что он – потрясающий автор.

Начало холодать. Я надел пальто – в нем у меня был более деловой вид и высокие кожаные ботинки, за которыми тщательно ухаживал уже пятый год. Но даже этот вид не помог мне найти работу. Просто люди у нас такие: встречают по одежке, а провожают пинком. «Футлярщики», – так я прозвал всех тех товарищей, что принимали на работу согласно регламенту, мол, до двадцати пяти лет и чтобы не менее двух – трех лет отбатрачил по профессии. И некоторые несостыковочки в цифрах их совсем не волновали. Короче говоря, по специальности я устроиться не смог.

Чертовы футлярщики, все из-за них катится, не пойми куда, а они и рады, ведь все по регламенту. И не страшно, что все мы идем в Ад, зато ровным строем!

Я был расстроен таким положением дел, но, ни капельки не удивлен. А еще я был благодарен Антону Павловичу за то, что смог заменить грубое ругательство приличным словом.

Так я начал капать в других направлениях. Я отправлял резюме в каждую организацию, которая платила достаточно для того, чтобы я мог покрыть аренду квартиры и дорогу до работы. Короче, я был готов работать в ноль, лишь бы было, где жить.

Сначала мне предложили быть помощником в отделе кадров, но когда я пришел на собеседование и подтвердил, что у меня юридическое образование, они замялись и выпроводили меня, пообещав перезвонить.

Гнилая оказалась конторка. Я даже как-то расстроился и решил вернуться на аптечный склад, в котором работал, пока был студентом, но вспомнил, что рабочий день заканчивается не в восемь вечера, а в час или два ночи, и работать нужно шесть дней в неделю. Копейки, которые они за это платили, того не стоили.

Потом я съездил на собеседование, и мне предложили быть помощником инспектора пожарной безопасности с обучением, я согласился. На следующий день я должен был прийти и поработать с ним, с этим инспектором, день, чтобы понять, мое это или нет. Но как оказалось на деле, работа заключалась в том, чтобы ходить по квартирам и предлагать установить сигнализацию. Я, разумеется, от такой дичи отказался.

Такими темпами во вторую неделю сентября я устроился на автомойку. И в эту же вторую неделю сентября вылетел с нее за то, что керхером сбил кусок битума с бампера, а вместе с ним слетел и кусок краски. Извиняться я отказался, и со мной попрощались.

В тот вечер я был разбит. И по возвращении домой напился и отрубился мертвым сном.

Меня разбудила трещащая прямо около уха бензопила. Я нащупал под диваном телефон – на часах натикало около семи. Это был выходной день. Соседке не нужно было на работу, и я мог выспаться, так мне казалось. Я высунулся в окно – спину прострелила жуткая боль. Сосед, хозяин Джея и Дины, собирал себе баньку. Он погудел еще полчаса и куда-то уехал, а в девять на улицу выбежал его сын и собаки. Я был в ярости и из-за того, что меня разбудили, и из-за того, что спина мстила мне при каждом движении. Чертов диван!

На следующий день история повторилась. На третий день он начал работать в половину шестого. Я высунулся в окно и ворвался со своим ором в промежуток между ударами молотка. Он уже занимался крышей. Я был послан со своими претензиями очень далеко и очень грубо.

Терпение иссякло. Я оделся, даже не помню, во что, и направился к нему. Ворота были распахнуты настежь. Я вошел в ограду. Изнутри это место казалось более уютным, чем я мог наблюдать сверху. Справа около сарая, который был не виден мне из квартиры, ибо прятался за домом, лежали несколько бревен. Я понял это еще до того, как обратил на них внимание – в воздухе витал запах смолы, а еще печеных булочек с повидлом, вроде бы яблочным.

Меня встретили рычащие псы, которые ранее казались милыми и безобидными. Я стоял, не двигаясь, и пытался подавить страх. Отец учил меня этому с детства. Он говорил, что если собака почует страх, то обязательно кинется.

Из-за дома появился этот мужик. Он был выше, чем я представлял и крупнее.

– Фу! – приказал он, и лай прекратился. – На место! – Послышалось следом, и собаки покинули чат.

Мы остались вдвоем. Парнишка его высунулся в окно. Батя мельком зыркнул на сына, и тот исчез.

Тяжелый он оказался мужик. Я постарался в максимально вежливой форме объяснил ему, насколько это все меня задолбало. Он предложил мне сигарету, и мы сели на одно из бревен около сарая и как-то разговорились. Оказалось, что он с семьей только заехал в этот дом. Жена с сыновьями вынуждена была жить в деревне у матери, пока он сидел в тюрьме.

– У тебя двое? – Спросил я.

– Ага. Второй – он старший, у бабки в деревне еще, – ответил мужик, после выпустил дым, плюнул под ноги и продолжил. – Он не здоров. Жена, когда родила его, он некоторое время не дышал и, в общем, инвалидность у него.

Я лишь качал головой, сказать мне было нечего. Какая-то не городская искренность слышалась в каждом его слове.

Я не докурил сигарету и до середины, а мужик уже потушил свою и продолжил:

– Не успеваю ничерта! Только в это время могу работать, надо до дождей успеть крышу перекрыть.

– Помощь нужна? – Брякнул я, не подумав. Он посмотрел на меня, хмыкнул, прищурив глаз, и согласился.

Сделали все быстро. После он звал меня в баньку, но я как-то поотвык за годы жизни в этих бетонных коробках от высоких температур и отказался.

Время меня не жалело. Время не жалеет никого. Гитару пришлось продать, чтобы хоть как-то сводить счета не сведя счет с жизнью. Мое чувство собственного достоинства болело так, как может болеть раненая нога или рука. Я понимал, что нужно просто взять и опять сделать это – пойти на любую работу, но находиться в подчинении я больше не мог. Мне хватало того, что мной управляли мои страхи и вина, людей над собой я видеть не хотел.

Для чего каждый раз проматывать перед сном моменты из прошлого? Тогда все было совсем не так. Картинка смазалась, и остались только эмоции.

Намеренно или нет, я каждый раз подтасовывал факты, пытаясь свалить вину на кого-то другого, полагая, что избавив себя от чувства вины, пусть и таким идиотским способом, я увижу картину яснее. Но я только запутывал себя все сильнее и сильнее, ведь, в то же время, мне казалось, что если я сниму с себя ответственность за все, то в темечко мне прилетит вселенское наказание.