Читать книгу Обезглавленное древо. Книга вторая. Джори - Ксения Перова - Страница 3

Улюлюканье и свист толпы били по ушам, а голова у Айка и без того раскалывалась от боли. Хотелось заткнуть пальцами уши и плевать, что там кто подумает.

Первый месяц лета выдался холодным, и после небывалой весенней жары обвально пошли дожди.

Дождь шел и сейчас – мелкий, нудный, словно весна без всякого лета просто перешла в осень. Айк сидел на краю телеги, закутавшись в плащ, кусал палец и наблюдал, как отец наказывает плетью очередного бедолагу. Тот стоически молчал, стиснув зубы. Второй приговоренный судорожно всхлипывал за спиной Айка. Видать, сильно жалел, что пытался облегчить карманы добрых горожан. Или что попался – это было более вероятно.

Несмотря на мерзкую погоду, народу собралось прилично, никто и не думал уходить. Кто же уйдет в самом начале потехи?

Внезапно шум толпы изменился. Айк легко замечал такие вещи, как прежде улавливал малейший подозрительный звук в ровном гуле леса. Он поднял голову и увидел, что отец стоит неподвижно и левой рукой крепко сжимает запястье правой. Плечи его поникли и слегка дрожали.

В горле у Айка пересохло. Он не помнил, чтобы отец хоть раз прервал наказание на середине. Что с ним такое?

Он уже хотел броситься на помощь, но Эдвард выпрямился, и плеть снова со свистом рассекла воздух. Толпа вздохнула разом, как один человек, и загомонила успокоенно.

Когда все закончилось, Айк помог отцу отвязать безвольно обмякшее тело от серой каменной арки, предназначенной для наказаний. Толпа заключила арку и пространство возле нее в широкое кольцо.

В этом незримом круге имели право находиться только огласитель приговоров, Свершители и приговоренные. Впрочем, ни один здравомыслящий человек и близко не подошел бы к зловещей арке. Честные горожане предпочитали наблюдать с безопасного расстояния и делать ставки на то, останется ли приговоренный в сознании, будет кричать или терпеть молча и прочее в том же духе.

Айку это казалось отвратительным. Не верилось, что люди могут быть такими бессердечными. Каждый из них мог завтра оказаться на месте этих несчастных, но они явно не думали об этом и не испытывали к ним ни капли сочувствия.

Айк, существо, с точки зрения «обычных» людей, проклятое и лишенное души, сострадал приговоренным гораздо больше. Он уже знал, что люди, побывавшие в руках Свершителей, тоже считаются запятнанными. Если магистрат и не осуждает их на изгнание, зачастую это делают их собственные семьи, обрекая несчастных на верную гибель. Поэтому даже те, кто нарушил закон по глупости или молодости, почти не имели шансов вернуться к нормальной жизни. В лучшем случае они уходили, и никто больше о них ничего не слышал. В худшем – озлоблялись и окончательно становились на скользкую дорожку, быстро приводившую их обратно к арке.

Эдвард помог сыну закрепить в зажимах руки второго приговоренного, а сам присел на телегу отдохнуть.

Толпа плотоядно зашумела. Огласитель приговоров сделал шаг вперед и скучным голосом завел обычную песню:

– Именем Верховного магистрата города Вьена находящийся здесь…

Айк пропускал его слова мимо ушей. Он помнил, сколько и кому причитается ударов – Эдвард заставлял его заучивать приказы наизусть. Если наказывали сразу нескольких преступников, болван огласитель частенько путал приказы. Десять ударов или двадцать – ему было наплевать, но для приговоренного это могло означать жизнь или смерть.

«Человек должен получить ровно то наказание, которое ему присудили, не больше и не меньше, – часто говаривал Эдвард, – мы обязаны приносить боль, но не продлевать ее свыше необходимого».

Вот и сейчас Айк краем глаза видел, как отец повернулся к лежавшему в телеге человеку и начал обрабатывать повреждения, которые сам нанес. Он промывал их слабым раствором эсприта, а затем накладывал заживляющую мазь.

Айк невольно залюбовался его быстрыми, скупыми движениями и чуть не прозевал момент, когда огласитель закончил бубнить и вопросительно на него уставился. Поспешно шагнул к трясущемуся, бормочущему молитвы человеку.

Впрочем, так уж бояться ему не стоило. Айк не мог заставить себя бить осужденного так, чтобы нанести серьезные повреждения. И не только из сострадания – он искренне считал жестокое бичевание совершенно лишним. Наказание должно научить человека, что он совершил дурной поступок, но не разрушать его жизнь и здоровье.

Однако у магистрата и его главы, Жака Гренадье, было другое мнение на этот счет.

Стоя перед привязанным человеком с плетью в руке, Айк глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Волевым усилием отодвинул в сторону мысли и чувства. Стоя на многолюдной площади, в окружении гомонящей толпы, он как бы оставался с приговоренным один на один – так учил отец.

«Помни, в твоих руках жизнь человека, – говорил он, – ты не имеешь права на ошибку. Нужно забыть обо всем, отрешиться от реальности. В толпе всегда найдется тот, кто захочет сбить тебя с толку, разозлить – им это нравится. Ты не должен слушать. Вокруг тебя никого нет. Есть лишь ты и тот, кого тебе предстоит наказать».

Айк стоял спокойно, расслабленно, чуть прикрыв глаза, и представлял, что шум толпы – это шелест листьев на ветру. Привычный с детства, такой мирный звук. И в тот момент, когда иллюзия стала полной, размахнулся и нанес первый удар.

Впервые он наказал человека плетью в двенадцать лет.

Эдварда избили и сломали ему руку – Айку пришлось занять его место.

Выросший в тишине леса, он очутился посреди шумной толпы, под взглядами сотен людей. Был до смерти напуган и так плохо соображал, что впоследствии не раз удивлялся, как ему вообще удалось что-то сделать.

Он помнил свист плети и дикий вой приговоренного, когда на его спине вздулся алый след от первого удара. Айк в ужасе подумал, что ударил слишком сильно – а на самом деле стоявший у арки воришка просто решил поглумиться над молоденьким Свершителем. Его спину сплошь покрывали следы предыдущих бичеваний, но Айк в смятении не обратил на это внимания.

Он нанес положенные двадцать ударов, а потом упал на колени, и его стошнило. Зрители хохотали, выкрикивали насмешки, а он, ослабевший, парализованный ужасом и отчаянием, не мог подняться и, скорчившись на жестком камне, страстно желал исчезнуть, умереть прямо сейчас, сию минуту…

Воспоминание заставило Айка поморщиться – как будто легкая рябь пробежала по спокойной глади воды. Но он тут же взял себя в руки. Никто, ни один человек не должен знать, что он чувствует, когда плеть поднимается и опускается. И главное, его чувства не должны влиять на силу и точность ударов.

Он бил, тщательно выбирая место для следующего удара, замахиваясь и посылая плеть вперед плавным, мягким движением руки от плеча до пальцев.

Приговоренный не издавал ни звука, лишь мускулы конвульсивно подергивались при каждом обжигающем касании плети. Айку это нравилось. Не сам процесс наказания, конечно – его восхищала смелость этого человека. Своей выдержкой он оказывал большую услугу как себе, так и Свершителю. Когда приговоренный бился и орал, это сильно мешало Айку, он мог нанести удар совсем не в то место, в которое метил.

Другими словами тот, кто дергался, получал больше повреждений, чем тот, кто держался и терпел. В этом была какая-то высшая справедливость – мужество и стойкость всегда вознаграждались.

Наконец плеть в последний раз опустилась на исполосованную спину приговоренного, и тот сразу расслабился, повиснув на арке. Значит, тоже считал, подумал Айк, открывая зажимы. Подхватил пошатнувшегося человека под мышки как можно осторожнее, чтобы не коснуться спины.

Толпа разочарованно гудела – бичевание без крови, скука смертная! До Айка долетали обрывки разговоров о том, что молодой Свершитель слишком снисходителен. По какому праву он лишает их развлечения?

Айк стиснул зубы, бережно подвел наказанного к телеге. Помог ему лечь на солому, рядом со слабо стонавшим товарищем по несчастью.

– Ничего, все уже закончилось! – не удержавшись, произнес он и достал из котомки чистый лоскут ткани и мазь. Отец настаивал на том, чтобы для каждого человека брать новый кусок ткани, пусть это и казалось расточительством.

Айк смочил лоскут эспритом, предупредил:

– Будет жечь! – и начал осторожно промакивать вздувшиеся рубцы.

Человек со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы и прохрипел:

– Выродки… как будто мало плети! Кто дал вам право издеваться?

Рука Айка дрогнула, но он овладел собой и спокойно произнес:

– Это чтобы не было воспаления. Жжение скоро пройдет, терпи.

– Терпи… ну да, разумеется, – пробормотал человек и с глухим стоном ткнулся головой в солому.

Айк печально вздохнул и аккуратно смазал рубцы мазью. Наказанный больше не шевелился и явно расслабился. Мазь не только ускоряла заживление, но и смягчала боль – к счастью, магистрат об этом не знал.

Закончив, Айк поспешно взял лошадь под уздцы и повел ее прочь с площади. Колеса гремели по булыжнику. Перед ними расступались – толпа начала рассеиваться.

Эдвард шел с другой стороны от лошади обычным размеренным шагом, глядя перед собой в одну точку. Мокрый капюшон плаща облепил суровое, смуглое лицо с высокими скулами. Руки он прятал под плащом, и Айк вспомнил, как отец остановился во время наказания.

Что же с ним случилось?

К задней стене их дома примыкал длинный сарай, в нем отлеживались те бедолаги, которые не могли сразу уйти. По закону обязанности Свершителя заканчивались в тот момент, когда последний удар опускался на спину приговоренного, но Эдвард придерживался своей точки зрения.

По мере того, как количество взглядов, направленных на Айка, уменьшалось, ему становилось легче. Слава Всемогущему, все закончилось! Обычно они проводили свершения в базарные дни – чем больше народу их видело, тем лучше, считали в магистрате. Но если в тюрьме не хватало места, случалось браться за плеть и чаще.

Эдвард повел в сарай первого наказанного – тот был уже немолод и от слабости едва держался на ногах. Второй сам выбрался из телеги и стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу.

– Я пойду? – спросил он, опасливо глядя на Айка.

– Да, если можешь, – спокойно ответил тот. Распряг лошадь и повел со двора – в конюшню магистрата.

Человек, судя по звукам, неуверенно двинулся следом. Айк покосился на него. Он не любил, когда кто-то шел у него за спиной.

– Ну что еще? – Он хотел произнести это ровно, как отец, но получилось резко и грубо. – Сильно болит? Подойди к отцу, пока есть возможность…

– Не, не болит. – Человек помялся, потом быстрым шагом догнал Айка и преградил ему дорогу, вынудив остановиться. – В том-то и дело, что не болит. Я… это из-за того, чем ты мазал?

– Да, – сухо произнес Айк, – постарайся не мочить пару дней, и все пройдет.

– Ага… то есть… я хотел сказать… того… спасибо! – неожиданно выпалил человек, стискивая руки.

Айк в удивлении поднял глаза и впервые по-настоящему посмотрел на своего визави. Он был невысоким, темноволосым, с печальными серыми глазами.

– Не за что, – медленно произнес Айк, – постарайся больше не красть… – и неожиданно добавил: – Во всяком случае, не попадаться!

Углы рта человека дрогнули в слабой улыбке.

– Теперь уже без разницы. – Какое-то отрешенное спокойствие прозвучало в его голосе. Спокойствие обреченного. – А жаль.

– Да, жаль, – согласился Айк и мягко потянул лошадь за повод, – давай, девочка, шевели ногами. Овес тебя ждет.

Дождь почти прекратился, в разрывах облаков робко голубело небо. Плащ промок насквозь, и Айк, вернувшись, первым делом повесил его сохнуть у плиты. Жарко натопленная, она распространяла ровное, мягкое тепло.

Айк присел у стола и начал жадно откусывать от большого куска хлеба, запивая молоком. Перед свершениями он никогда не ел, и сейчас голод давал о себе знать.

– Поднимись сюда! – крикнул сверху Эдвард.

Айк поморщился, но затолкал в рот остаток хлеба и поспешил на зов.

Отец был в мастерской – он успел переодеться и распустить влажные волосы и выглядел очень по-домашнему. Дома, в лесу, отец не носил косу и не одевался в черное, словно стремился забыть о том, что происходило в городе.

Айк теперь поступал так же.

– Сегодня ты превзошел самого себя, – произнес Эдвард, не скрывая досады, – может, стоило отпустить этого парня, просто погрозив ему пальцем в назидание?

– О чем ты? – Айк старательно изобразил удивление.

– Там был один из членов магистрата. И, разумеется, он обо всем доложит Гренадье.

– Ну и пусть докладывает. Все было по закону.

– По закону – да. Но не по правилам. – Эдвард устало опустился на стул. Левой рукой он поддерживал правую, сломанную три года назад. – Айк, это уже не в первый раз. Я тебя предупреждал, ты бьешь слишком слабо. Магистрат недоволен.

В душе Айка вспыхнуло привычное раздражение.

– Я не буду избивать в кровь человека, который украл, просто потому что был голоден!

– Позволь спросить, чья шкура тебе дороже – преступников или твоя собственная? Твоего брата? Сестер? Ты подставляешь их под удар…

– Никого я не подставляю! – окончательно разозлился Айк. – Я все сделал правильно! Если магистрат это не устраивает, пусть сами берутся за плеть!

Глаза отца сверкнули, и Айк с трудом поборол желание зажмуриться в ожидании удара. Но Эдвард овладел собой – лишь на скулах от ярости проступили желваки.

– Ты понимаешь, что твой протест ничего не изменит? – холодно произнес он. – Ты ничем не поможешь этим людям, а вот нам нанесешь вред и немалый. Не мы определяем меру наказания, когда ты это усвоишь? Мы только исполнители и имеем право карать, но не миловать!

– Можно подумать, ты никогда не придерживаешь руку, наказывая! – парировал Айк, холодея от собственной наглости.

Эдвард вскинул брови, но удивление было явно деланым – скорее, гнев, замаскированный под удивление.

– Вот именно! И зря, поскольку тоже много раз получал нарекания от магистрата. Если еще и ты пойдешь по этой дорожке, нас обоих выкинут отсюда. И нам останется только сдохнуть с голоду!

Айк упрямо молчал, глядя в сторону. Эдвард отвернулся и начал растапливать камин.

– Сходи домой, проверь, все ли в порядке. И повзрослей уже наконец.

Айк развернулся и вышел из мастерской. С грохотом спустился по лестнице, сдернул с веревки, натянутой над плитой, еще влажный плащ и хлопнул дверью так, что весь дом содрогнулся.

Как он хотел все бросить!

Он чувствовал себя животным, запертым в слишком тесной клетке. Это далеко не новое для него ощущение с годами только усиливалось. Был лишь один способ хоть немного смягчить его.

Ветер, не по-летнему холодный, заставлял ежиться. Редкие горожане шли, уныло глядя под ноги, втянув головы в плечи, а руки в рукава одежды, словно зимой. Все казалось одинаково серым – небо, дома, булыжник под ногами.

У городских ворот никого, даже охрана спряталась в свою будку. Айк вышел в поле и с облегчением устремил взгляд к высокой стене леса. Ветер сгибал ветви деревьев, заставляя листья повернуться серебристой изнанкой вверх, и лес приобрел непривычный зеленовато-стальной оттенок. Быстрая рябь пробегала по листве, точно по поверхности воды. Это было очень красиво.

Море, наверное, похоже на лес, подумал Айк, пересекая поле – и снова сердце пронзила острая тоска по морю, которого он никогда не видел.

Истрепанные ветром серо-свинцовые тучи с огромной скоростью неслись по пасмурному небу. Самые низкие и темные клочья угрожали дождем, но он по какому-то капризу природы все не начинался.

Айк постоял немного, любуясь буйством стихии, потом надвинул поглубже капюшон плаща и вошел в лес.

Здесь тоже было неспокойно. Деревья скрипели и стонали, кроны бешено раскачивались под порывами ветра.

Мох пропитался водой, под сапогами хлюпало. Айк привычно пробирался сквозь непролазную с виду чащу, перепрыгивал через ямы, преодолевал овраги и завалы. Обычно здесь было полно комаров, но сегодня ветер и холод загнали летучую дрянь глубоко в траву.

Деревья росли так густо, что даже посреди дня в лесу царил угрюмый полумрак. Ржавые туши мобов казались притаившимися в кустах, навсегда окаменевшими животными.

Джори был прав – Вьен более чем консервативный город. И горожане, и жители окрестных деревень до смерти боялись всего, связанного с Исходом и временами до него. Страх этот не имел под собой никаких реальных оснований и был непонятен Айку – ведь эпидемия сошла на нет более чем триста лет назад. Семья Райни использовала в быту многие вещи, которые Дирхель приносил им из заброшенных Хранилищ, оставшихся после Исхода. От него Айк знал, что в других городах люди поступают так же.

Похоже, один лишь Вьен трясся от страха перед призраком давно минувшей катастрофы.

Несколько ледяных капель, промочив капюшон, коснулись головы Айка. Он вздрогнул и слегка убавил шаг. Ветер поутих, и это воспринималось как облегчение – можно было поднять голову и осмотреться.

Айк всегда ходил быстро и сейчас даже не заметил, как отмахал половину пути. Правда, слишком сильно забрал вправо, к деревне, но все равно до дома отсюда рукой подать.

Вдруг что-то словно подтолкнуло его изнутри, и задумчивость тут же исчезла без следа. В лесу он всегда был настороже, эта привычка появилась в раннем детстве, и с годами недремлющий страж совершенствовал свое искусство. Айк мог спокойно погрузиться в свои мысли, зная, что страж этот бдит и при малейшем подозрительном звуке или запахе подаст сигнал тревоги. Иногда, пробудившись от грезы, он не сразу мог понять причину беспокойства – настолько разум неповоротливее того, что Эдвард называл «древним мозгом».

Но сейчас Айк понял, в чем дело – что-то странное отголоском коснулось его слуха. Звук не принадлежал лесу и мог указывать на опасность.

Айк замер, откинув капюшон на плечи и затаив дыхание.

Ничего. Неужели почудилось? Да нет, он не мог ошибиться. Просто ветер подул в другую сторону.

Вот опять!

Звук повторился, и на этот раз Айк уловил направление. Заткнул полы плаща за пояс, чтобы не мешали, и быстро, легко побежал навстречу звуку. Шум леса заглушал шаги. Время от времени он прислушивался и убеждался, что идет правильно. Но только очутившись близко от источника звука, наконец узнал его.

Это был плач.

Сдерживая рвущееся из груди дыхание, Айк преодолел последние метры, привстал на цыпочки и взглянул поверх кустов.

Среди зарослей черники, обхватив руками колени и уткнувшись в них головой, сидела девушка в темном платье. Распущенные светлые волосы закрывали лицо, плечи вздрагивали от рыданий.

Сердце Айка екнуло, кровь жаркой волной прилила к щекам.

Что делать? Уйти и оставить незнакомку наедине с ее горем или вмешаться? Ему не доводилось утешать плачущих женщин, непонятно, как и подступиться к такому делу.

Наверное, все же не стоит. Вряд ли он сможет ей помочь и, кроме того, она с визгом бросится прочь, когда его узнает.

Эта мысль неожиданно больно уколола Айка. Он, как-никак, не урод – ладный и крепкий малый. Не красавец, но и не страшилище, при виде которого нужно бежать без оглядки.

Как глупо, что он не может просто подойти к девушке и, скажем, предложить ей свой плащ! Ведь она в одном платье, а погода холодная…

В замешательстве Айк сделал шаг назад, поскользнулся и чуть не рухнул навзничь. В последний миг ухватился за кусты и удержался на ногах.

– Кто здесь?

Айк замер в дурацкой растопыренной позе. Менее всего хотелось выходить сейчас – тогда уж точно не избежать сцены с визгом и бегством.

С другой стороны, продолжать сидеть в кустах было верхом нелепости. Девушка могла подумать, что он испугался или еще хуже, подглядывал за ней. Только этого недоставало!

– Не бойся! – быстро произнес он. С глубоким вздохом раздвинул кусты и шагнул вперед. – Я не хотел тебя потревожить, я…

– Айки?

Он удивленно вскинул глаза.

Перед ним стояла молодая девушка, высокая, худая и нескладная. Широкоскулое личико заплакано, черты резкие, острые – ни одной округлой линии. Синие глаза дерзко блестят из-под челки, левый глаз наполовину синий, наполовину карий.

И странные глаза, и взгляд с легким прищуром были хорошо знакомы Айку. И все же казалось, что он видит это лицо, слишком своеобразное, чтобы назвать его красивым, впервые.

– Крис? – недоверчиво произнес он и вдруг у него вырвалось. – Вот здорово!

Впалые щеки девушки слегка порозовели. Не такая белокожая, как ее старший брат Джори, она уже успела загореть под весенним солнцем. От этого веснушки, покрывавшие лицо, шею и даже грудь в разлете ключиц, выглядели темнее.

– Все-таки узнал? – Голос Крис был хриплым от слез, но говорила она, как прежде – насмешливо, слегка растягивая слова.

– Как я мог тебя не узнать? – воскликнул Айк. – Мы же друзья!

Крис вздохнула.

– Да уж, друзья – столько лет не виделись! Но Джори часто говорит о тебе, – она отвела взгляд, – так что я знаю… обо всем.

Резкий порыв ветра растрепал волосы Крис, она поежилась от холода. Айк скинул плащ и поспешно набросил ей на плечи.

– Как ты здесь очутилась в одном… ну, то есть, без плаща? И почему плакала?

– Я? Плакала? – удивилась Крис. – Вовсе нет!

– Но… я же видел… – неуверенно произнес Айк и осекся под ее ледяным взглядом.

– Тебе показалось, – отчеканила она, глядя ему в глаза, – я просто закашлялась, вот слезы и выступили. И все.

– Х-хорошо, – пробормотал Айк и потупился. Он не знал, что и думать, – хочешь, я… э-э-э… провожу тебя до деревни?

– Ну уж нет! – с неожиданной горячностью возразила Крис. – Давай лучше пройдемся… как в старые добрые времена, а?

Айк молча кивнул. Неловкость сгладилась, осталось лишь знакомое странное смятение, которое всегда охватывало его в обществе Крис.

Она улыбнулась знакомой улыбкой – задумчиво и словно бы оценивающе. Потом повернулась и резким движением забросила в кусты черники что-то маленькое, сплетенное из разноцветных ниток. Протянула руку Айку – он взял ее, чувствуя, как кровь приливает к глазам и к сердцу. Он еще никогда не держал Крис за руку, хотя много раз втайне мечтал об этом.

И они пошли рядом.

Впрочем, идиллия почти сразу нарушилась. Идти по лесу плечом к плечу неудобно, и им пришлось расцепить руки. Но Айка это не сильно огорчило. Казалось, никогда еще они с Крис не были так близко друг от друга. Ссора с отцом, мрачные мысли – все рассеялось и исчезло, как дым.

Они шли наугад, не выбирая направления, стараясь держаться более светлых и просторных участков леса. Ветер по-прежнему бушевал в кронах деревьев, роняя с листьев холодные капли. Казалось невероятным, что на дворе стоит первый месяц лета.

Крис, похоже, забыла о причине своего огорчения, а Айку было неловко снова расспрашивать. Вместо этого они стали вспоминать детство, то и дело перебивая друг друга и спрашивая: «А помнишь?», «А это ты помнишь?»

Оказалось, что оба помнят все. Это радовало их и удивляло.

– А помнишь, как вы бегали по лесу? – смеясь, произнесла Крис. – Эйви просто ураган, не угонишься!

– Да, бегали мы здорово, – смущенно промолвил Айк. У него язык не поворачивался сказать, что Эйвор теперь и ходит-то с трудом.

– Кажется, это было примерно вот так… – мечтательно произнесла Крис и вдруг с быстротой молнии сбросила плащ и прыгнула в сторону, словно молодая лошадка.

В первое мгновение Айк опешил, потом поднял плащ и поспешил за ней. Но девушка отступала, проворно лавируя между деревьями, и не давала ему приблизиться.

– Постой! Погоди минуточку! – закричал Айк счастливым голосом и засмеялся. – Крисси, ну подожди! Ты простудишься!

– Нет-нет, я не могу ждать! – поддразнила его Крис. Щеки ее разрумянились, глаза сверкали буйным весельем. – Я ужасно тороплюсь!

Она поддернула подол платья и побежала прочь, легко перепрыгивая через поваленные стволы и подныривая под ветками. Айк, знавший, как опасна подобная беготня, особенно если человек к ней непривычен, бросился следом уже всерьез, быстро нагнал девушку и преградил ей дорогу.

Крис, хохоча, ухватилась за ствол дерева, чтобы не упасть. Грудь ее вздымалась, крупные капли пота выступили на лбу, несмотря на холод.

– Вот заболеешь, и что тогда? – шутливо пригрозил Айк, набрасывая плащ ей на плечи.

– Неа, не заболею! – храбро возразила Крис. Перевела дух и лукаво добавила: – К тому же вы меня легко вылечите, опыт уже есть!

Ее разноцветные глаза смеялись, запах разгоряченного тела волнами поднимался из выреза платья, от обнаженных до локтей рук и растрепанных волос. Прерывистое и жаркое дыхание касалось лица Айка.

В нем начала заниматься мелкая дрожь, в ушах зазвенело. Какие-то пленительные чары овладели его телом, и он потерял над ним власть. Айк прижался лбом к прохладной коре дерева, и стало чуть полегче. Во всяком случае, он смог думать, а не подчиняться безвольно тому, что с такой внезапной и властной силой заговорило в нем.

– Чувствуешь? – тихо произнес он и положил обе ладони на ствол дерева.

– Что? – в тон ему прошептала Крис. Во взгляде ее было любопытство и что-то еще, непонятное Айку.

– А ты прижмись головой к дереву. Как я.

Девушка послушно приникла к стволу и вздрогнула. Глаза ее смешно округлились от удивления.

– Оно движется!

– Да, – улыбнулся Айк, – качается. Как мачта корабля.

– Но ведь ствол такой толстый! – Крис запрокинула голову, разглядывая крону.

Айк смотрел на ее светлое горло, на ключицы, выступавшие под тканью платья, и вдруг почувствовал дикое желание прижаться к ним губами. Это было как внезапный удар под дых, он и представить не мог, что может испытывать что-то подобное. Весь красный, он отвел глаза и поспешно произнес:

– Да, нам кажется, будто качается крона, а ствол неподвижен. Даже если прикоснуться рукой, ничего не почувствуешь. Только вот так, головой прижаться. Такое толстое дерево раскачивается все, целиком. Удивительно, правда?

– Необыкновенно! – прошептала Крис, снова прижимаясь щекой к коре. – Такое странное чувство…

– А теперь закрой глаза, – прошептал Айк, – и представь, что ты на корабле, стоишь на рее, высоко над палубой и держишься за мачту…

Он закрыл глаза, и земля плавно качнулась под ногами. Казалось, еще секунда – он сорвется и полетит вниз.

– Ай! – Крис засмеялась и крепче ухватилась за дерево. – Я упаду!

Теплые пальцы легли поверх руки Айка, и это прикосновение жарким трепетом отозвалось во всем его теле. Он нежно накрыл ладонью вторую руку девушки.

– Не упадешь. Я тебя держу.

– Да, я знаю, – мятежные, как штормовое море, глаза Крис открыто и смело смотрели в его глаза, – ты сможешь меня удержать.

– А ты меня, – тихо промолвил Айк и крепче сжал ее пальцы.

К вечеру непогода разгулялась всерьез. Небо словно прижалось к земле, лилово-серые тучи сплошным потоком летели над верхушками деревьев. Будь Айк в состоянии мыслить здраво, он наверняка вспомнил бы ту бурную, холодную ночь несколько лет назад, когда они с Джори несли Крис через лес к дому Райни. Но сейчас он не обращал внимания на погоду, не чувствовал ни голода, ни усталости, не видел вообще ничего вокруг.

Ничего и никого, кроме Крис.

Они гуляли, болтали, и день пролетел, как одно мгновение. Лишь когда между деревьями начали сгущаться тени, Айк проводил девушку до окраины деревни.

– Ну вот. – Крис с явной неохотой выскользнула из плаща. Айк взял его в каком-то забытьи. – Мне надо идти.

– Мы же увидимся снова? – выдавил Айк.

Ему стало неловко. Он не любил прощаний.

– Если ты как следует попросишь, – лукаво улыбнулась Крис, и Айка вновь захлестнул трепещущий жар.

– Пожалуйста, я прошу тебя, Крисси! – почти прошептал он, задыхаясь.

– Ну, значит, увидимся, – небрежно произнесла Крис. Взяла плащ из рук Айка, накинула ему на плечи и застегнула. – Но ты должен пообещать мне кое-что, я бы даже сказала – поклясться.

– Все что угодно! – пылко воскликнул Айк. Он едва сдерживался, чтобы не коснуться губами ее рук, оказавшихся внезапно так близко от его лица.

Крис засмеялась, взяла его за плечи и с шутливой серьезностью заглянула в глаза. Руки у нее были крупные и по-прежнему крепкие.

– Обещай, что сейчас быстро-быстро пойдешь домой, не попадешь под дождь и не простудишься. Только на таких условиях я согласна снова с тобой встретиться. Договорились?

Айк кивнул. Вели ему Крис скинуть всю одежду и идти домой голышом, сделал бы это без колебаний – он совсем потерял голову.

– Вот и отлично. Тогда до встречи! – Она улыбнулась и вдруг подпрыгнула, точно ее укололи, и бросилась бежать.

– Но… Крис, подожди! Крисси! – отчаянно воскликнул Айк, бросаясь за девушкой.

Она остановилась и с любопытством спросила:

– Ну что?

– Я… я хотел спросить… когда мы снова встретимся?

– О, не ерунди, Айк! – Крис нетерпеливо шевельнула острым плечиком. – Я обо всем позабочусь. Не дергайся, ладно? Иди скорей, тебя могут увидеть!

Айк поспешно отступил назад, под защиту деревьев.

– Ну, пока-пока! – И она умчалась.

Несмотря на обещание, Айк еще долго не мог сдвинуться с места – все стоял и смотрел ей вслед. Наконец удалось кое-как собрать разбредающиеся мысли и двинуться в сторону города.

Он шел, словно по воздуху, не замечая, что распахнутый плащ цепляется за кусты, темнота сгущается, а ветер насквозь пронизывает лес. Хлынул дождь, но Айк остался равнодушен к его ледяным прикосновениям. Он был весь во власти грез, вдвойне прекрасных оттого, что они пробудились впервые.

Нельзя сказать, что девушки его не интересовали. В городе хватало молодых особ, способных лишить соображения не одну горячую голову.

Айк часто замечал, как девушки перешептываются и прыскают в кулак при виде него, однако с некоторых пор насмешки начали задевать его сильнее, чем хотелось бы. Не раз и не два дерзкий, блестящий взгляд какой-нибудь юной красотки заставлял его вздрогнуть и ускорить шаги.

Но этот путь для него заказан, он отделен от остальных людей непреодолимой стеной.

Что же изменилось, чем Крис отличалась от других девушек? Ее не пугало, кто он и чем занимается. Впрочем, она давно об этом знала, так что ничего странного здесь нет. Они всегда дружили, правда, Крис предпочитала общество Эйвора.

После того памятного путешествия по ночному лесу, когда Крис заболела и они с Джори принесли ее в дом Райни, они виделись от силы два-три раза и как-то мельком.

Может быть, поэтому сегодняшняя встреча, первая настоящая встреча за прошедшие годы, так поразила Айка? После долгого перерыва он взглянул на Крис словно бы другими глазами – и его потянуло к ней с огромной, неистовой силой, как изголодавшегося к куску хлеба.

Счастье, чистое и незамутненное, которое Айк так редко испытывал, переполняло его. Он был как прозрачный сосуд, полный ослепительного света, и строил воздушные замки с такой быстротой, что мог бы уже в них поселиться.

Он видел себя признанным избранником Крис. Джори говорил, она по-прежнему необыкновенно популярна среди молодых людей. Ну и обозлятся же деревенские парни, когда узнают, что Крисильда Холланд предпочла им всем сына Свершителя!

Но не это было главным, конечно нет! Главное то, что Крис – самая красивая, самая веселая и добрая девушка в мире. Он знал это всегда, с того летнего вечера, на второй день их знакомства, когда она склонилась над речной заводью и отраженный свет сверкнул на ее косе, причудливо заплетенной с одной стороны головы.

«Не валяй дурака, Айк!, – твердил скептически настроенный внутренний голос, – просто Крис – единственная девушка, которую ты знал! Ты и правда думаешь, что она бросит все и поселится в вашем унылом доме? Да она там помрет от тоски!»

«Вовсе нет!, – тут же возражал Айк самому себе, – она может жить в лесу, с Эйви и девочками. Ей не будет скучно, а я буду приходить, хоть каждый день!»

«Лэнд Холланд в жизни не согласится отдать дочь в семью Свершителя… вспомни, он организовал нападение на твоего отца три года назад! И что скажет Джори?»

«Джори обрадуется, он знает, как Крис мне нравится. И мы с ним сможем видеться чаще! А их отец… да ему наплевать, он давно все забыл! Утопил горести в бочке с вином, ха-ха!»

«Размечтался… и одно дело нравиться и совсем другое – женитьба. Ты что, в самом деле хочешь жениться на ней?»

«А почему бы и нет? Все женятся, чем я хуже других?»

«Нелепый вопрос…»

Но Айк отмахнулся от голоса, точно от комара, нудящего над ухом. Не суть, подумаем об этом потом, позже. Сейчас он не мог и не хотел думать ни о ком, кроме Крис.

Снова и снова он вспоминал, как она улыбалась, как коснулась его руки, вызывал из памяти мельчайшие детали – поворот головы, жесты, взгляд. Он перебирал мгновения счастья, как скупец свои сокровища.

Что за необыкновенные, чарующие у нее глаза! В них можно утонуть, как в бурном потоке. А восхитительный аромат, исходивший от ее рук и плеч?! Пожатие руки, такое горячее и твердое! О, если бы вернуть то мгновение, у дерева, он бы тогда… он…

«И что бы ты сделал? – насмешливо прошептал внутренний голос. – Поцеловал бы ее?»

У Айка захватило дух от этой мысли – как будто смотришь вниз с вершины огромного дерева. Голова закружилась, по коже побежали мурашки. Это казалось невероятным, но он отчетливо понял – надо было поцеловать Крис, она этого ждала.

А может, он все выдумал? Вдруг она рассердилась бы и не захотела больше его видеть? Нет-нет, подумать страшно! Он должен увидеть ее снова, обязательно и как можно скорее, ведь он уже скучает по ней…

Айк провел всю свою жизнь в лесу и, разумеется, знал кое-что о продолжении рода. К тому же в книгах встречались весьма красочные описания таких вещей.

Одно из них попалось Айку на глаза примерно лет в восемь. Он ничего не понял, но был так поражен, что унес книжку из библиотеки и спрятал у себя под матрасом. Вскоре ее, вероятно, нашла мама, потому что книжка исчезла и Айк больше никогда ее не видел, сколько ни рылся в библиотеке.

Связать описанное в ней с продолжением рода он смог значительно позднее, и даже тогда ему не верилось, что между людьми все происходит именно так. Ну не может быть, чтобы мама и отец – особенно отец! – и вправду занимались подобными глупостями!

И вот теперь, чувствуя, как внутри все горит при одной мысли о поцелуе Крис, Айк начал понимать, что побуждает людей соединяться. Это чувство было сильнее голода, сильнее страха, сильнее всего, что он когда-либо испытывал.

О, в другой раз он обязательно поцелует Крис, он не будет таким глупым и нерешительным! Только бы встретиться и снова прочесть в ее глазах обещание счастья…

Внезапно на голову пролился поток воды, и Айк подпрыгнул от неожиданности.

Он стоял перед дверью собственного дома – не заметил, как вышел из леса и прошел по городу. С козырька над крыльцом текли ручьи, ветер швырял водяные струи то в одну сторону, то в другую, словно забавляясь.

Айк весь вымок, в сапогах хлюпала вода. Обычно очень чувствительный к неудобствам, сейчас он философски пожал плечами и толкнул дверь.

В доме было темно и тихо. Лишь теперь, очутившись в тепле, Айк ощутил, как замерз. Замерз, устал и страшно голоден. Пора подумать о насущных проблемах, одними мечтами сыт не будешь.

На кухне он поспешно стащил одежду и подбросил в плиту дров. Чуть тлевший огонь сразу вспыхнул, захрустел подачкой, как пес костью.

Обнаженный, Айк присел на корточки перед плитой. Он чувствовал себя настоящим индейцем, как прежде, во время детских игр. Протянул к огню руки и со вздохом ощутил, что отогревается.

На столе обнаружилась половина чуть подсохшего хлеба и ягодная вода в кувшине. Никогда еще пища не казалась Айку такой вкусной – то ли от голода, то ли потому, что все чувства обострились. Он ощущал каждую мелочь – шум дождя и удары ветра о стены дома, шипение воды, капавшей на плиту с развешенной одежды. Чувствовал, как на просыхающей коже встает один отдельно от другого каждый волосок и как тело начинает оживать, согреваясь и насыщаясь.

Невероятно – он ел вот этот хлеб лишь сегодня утром! И так странно, что все по-прежнему, все предметы на своих местах, как будто ничего не случилось! Словно и не ударяла в Айка невидимая молния, разделившая жизнь на «до» и «после» встречи с Крис.

Внезапно он вскочил, пораженный неожиданной мыслью.

Надо написать ей, прямо сейчас! А завтра, на рассвете, отнести письмо в тайник и попросить Джори передать его сестре. Жаль, оно не сразу попадет к ней – когда еще Джори соберется в деревню. Но можно будет начать новое письмо! Это поможет прожить время, оставшееся до новой встречи!

Как был, обнаженный, Айк выскочил из кухни, бесшумно взлетел по лестнице на второй этаж. В мастерской темно, огонь в камине почти погас. Отец лег спать, а может, ушел к больному.

Айк зажег свечу от огня в камине, отнес к себе в комнату и, завернувшись в одеяло, подсел к столу. Достал чистый лист бумаги, очинил перо и замер.

Что же написать ей?

С письмами к Джори у Айка такого вопроса никогда не возникало. Он писал их так, как если бы напрямую беседовал с другом. Писал о том, что просто сказал бы, будь Джори рядом. Но что он сказал бы Крис, окажись она сейчас здесь, в этой комнате?

Айк не знал.

Глупо писать о чем-то повседневном – да и вряд ли Крис порадуют подробности жизни Свершителя. К тому же они проговорили целый день напролет и, кажется, рассказали обо всем случившемся с ними за прошедшие годы. Оставались мысли, чувства, мечты…

Мечты! Сейчас Айк мог мечтать только о новой встрече с Крис. Быть может, так и написать? Напомнить об обещании, что она сама устроит их свидание. Айк не представлял, как у Крис это получится, но доверял ей, слепо и беззаветно, и был готов ждать, сколько нужно.

Он обмакнул перо в чернила, поднес его к листу – и тут снова вышла заминка.

Как обратиться к ней?

Если верить книгам, в таких случаях обычно пишут «дорогая» или «милая» или даже (Айк вздрогнул) «любимая», но сразу стало понятно, что у него не хватит смелости присоединить к имени Крис ни один из этих эпитетов. Порой он начинал письма словами «Дорогой Джори», но с молодым кузнецом их связывала давняя и нежная дружба, и такое обращение казалось естественным. С Крис они тоже дружили, но…

Промучившись с полчаса, Айк остановился на «Доброго дня, Крисси!». Не слишком нагло и по-дружески. Он аккуратно вывел строчку, прикладывая все усилия, чтобы не посадить кляксу, и шумно выдохнул. Прислушался к шуму дождя за стеной, покосился на свечу – он делал на них насечки, чтобы хоть примерно представлять течение времени.

Одна строчка за полчаса! Так он и к утру не закончит. Ужас какой-то.

Айк нетерпеливо поерзал на стуле. Надо быть проще, свободнее, в конце концов, они знакомы столько лет. Может, представить, что он пишет не Крис, а Джори, тогда дело пойдет на лад?

Невольно мысли Айка обратились к другу. Как-то он там сейчас, в такую бурю? Может, пойти к нему и спросить совета насчет письма? А вдруг он придумает, как им с Крис снова встретиться?

Счастье просто распирало Айка, стремилось выразиться, подарить себя миру. Но даже оно не могло заставить его забыть о том, что приходить к Джори без предупреждения слишком опасно. К тому же усталость, физическая и душевная, брала свое. Было ясно, что сегодня ничего путного ни написать, ни сделать не получится.

Но Айк упрямо не вылезал из-за стола, еще надеясь на что-то. В задумчивости он нарисовал на краю листа цветочек. Подумал, добавил пару цветков и завитушку. Потом внизу пририсовал изящное деревце, с тонкими веточками, покрытыми листиками и плодами. Потом голова его опустилась на сгиб руки…

Эдвард действительно был в отлучке. Он провел у постели больного всю ночь и вернулся незадолго до рассвета.

Обеспокоенный долгим отсутствием сына, он первым делом заглянул в его комнатушку.

Свеча догорела. В полумраке смутно виднелась фигура спящего Айка – он скорчился за столом, завернувшись в одеяло, и сладко посапывал. Перо выпало из расслабленных пальцев, в открытой баночке засыхали чернила.

Эдвард тихонько вздохнул, заткнул баночку пробкой и вышел, прикрыв за собой дверь.

Одно обещание, данное Крис, Айк выполнил – он не простудился. Говорят, влюбленных Всемогущий охраняет и, видимо, в этот раз он потрудился на славу.

Пробудившись, Айк сразу понял – что-то изменилось. Засыпать за столом ему доводилось и раньше. Было что-то еще, какое-то новое чувство, помимо боли в затекших мышцах.

Он медленно поднял голову и выпрямился. Так, наверное, могла бы разогнуться ожившая статуя.

В комнате стояла страшная духота. Айк приоткрыл дверь, и слабый свет упал на листок с начатым письмом. «Доброго дня, Крисси!» – значилось на нем, а дальше шли странные рисунки и узоры, наполовину смазанные неосторожной рукой.

Как он мог забыть!

Воспоминания о вчерашнем дне появлялись в его мозгу одно за другим, точно птицы, что возвращаются в гнезда под вечер. И вместе с ними душу Айка безудержным потоком заполняло счастье.

Подумать только, он уснул, не закончив письмо к Крис! Надо сейчас же заняться им и успеть отнести до того, как Джори проверит тайник!

Айк завернулся в одеяло, на цыпочках выскользнул из комнаты, вздрагивая от прикосновений холодного пола к босым ногам.

Дверь в спальню отца была распахнута настежь, и Айк осторожно заглянул туда.

Эдвард спал. Восходящее солнце, пробиваясь сквозь окно в мастерской, бросало на постель и на пол свежие, сочно-желтые лучи. Сон допоздна не входил в привычки отца, значит, он и правда вернулся под утро. Не стоило его будить.

Восторг бурлил в Айке, и он едва удержался от того, чтобы вскочить на постель и начать прыгать по ней, как делал малышом.

Отец при этом сердился, а мама смеялась. Ее смех, казалось, обезоруживал Эдварда. Он живо вскакивал, снимал Айка с постели и выставлял за порог, наградив напоследок легким шлепком. И быстро запирал за ним дверь…

Воспоминание было неожиданным и четким – Айк невольно прижал ладонь к груди, опасаясь, что буханье сердца разбудит отца. Путаясь в одеяле и хихикая, сбежал по лестнице в кухню.

Огонь в плите погас, но одежда Айка успела просохнуть. Он поспешно натянул ее, хлебнул воды и выскочил во двор. Пробыл там не больше минуты, и, вернувшись, как на крыльях взлетел вверх по лестнице.

Есть не хотелось, да и какая уж тут еда! Время уходит!

Раз отец спит, можно спокойно воспользоваться его столом и чернилами. Да если и проснется, что такого-то? Не убьет, наверное, Айк ему еще нужен. Кто, кроме него, будет заниматься всей этой дрянью?

Айк усмехнулся и бережно, словно лаская, разгладил лежащий перед ним чистый лист. В этот миг «вся эта дрянь», омрачавшая каждый день его жизни, неожиданно легко исчезла из мыслей.

Он обмакнул перо в чернильницу и, задержав дыхание, заново вывел первые слова: «Доброго дня, Крисси!»

А потом шел по городу обычным стремительным шагом, но теперь спешка была вызвана не желанием побыстрее дойти и убраться с улиц, просто он и правда торопился. Он шел, подставив лицо солнцу, которое, казалось, грело, как никогда.

Небо было ярким и чистым, словно месяц непрерывных дождей отмыл его до блеска. От мостовой и стен домов поднимался пар, в воздухе разливалось тепло. Весь город как будто посвежел и встряхнулся, даже вонь слегка ослабела.

Повеселевшие горожане высыпали на улицы и перекликались бодрыми голосами.

Айк знал наперечет утренние звуки и узнавал голоса людей. Он шел, сжимая в ладони заветное письмо, а любовь росла и ширилась в нем с каждым шагом. Удивительным образом он любил сейчас не только Крис, Джори, своих родичей – он любил весь Вьен, и лес, и другие города и страны. Весь мир, казалось, могла охватить и согреть его любовь.

Люди ненавидели Айка без всякой причины, просто за то, что он родился под несчастливой звездой Свершителя. Но сейчас он любил так сильно, что простил их.

И тут же ощутил, насколько на самом деле слаба и ничтожна эта ненависть. По сравнению с его великой любовью она была… ничем. Она не стоила того, чтобы даже замечать ее. Как мог он, безумный, позволять ей уродовать свою душу?! Как мог страдать оттого, что никогда не смешаться ему с этой толпой? Окруженный ненавистью людей, он чуть не уподобился им.

Но теперь все будет по-другому.

Он уже видел заветное место, надо собраться, чтобы быстро и незаметно положить письмо в тайник. Айк глубоко вздохнул, пропустил очередную телегу и оперся рукой о стену дома…

Письмо скользнуло в тайник, и тут дыхание замерло в груди – навстречу, залитый ярким утренним солнцем, шел Джори.

Он шел не торопясь, раздавая направо и налево приветствия и слегка улыбаясь в ответ на шутки. В нем всегда было нечто такое – людям льстило его внимание. Он мало говорил, но слушал так, как будто слова говорившего захватывали его целиком. Эта особенность делала его общество приятнейшим в мире.

Джори сутулился и выглядел усталым. Русые, спутанные пряди падали ему на лицо, он машинально заправлял их за уши. Говорил и улыбался он явно через силу.

Но вот он увидел Айка – и в один миг переменился, как по волшебству. Серые глаза радостно вспыхнули, лицо посветлело и стало мягче, словно тень, придававшая резкость чертам, отступила за его плечо – так облако опускается ниже сияющей на солнце вершины горы.

Горожане недовольно морщились, огибая застывшего посреди улицы Айка. Но некоторые из любопытства или из праздности бросали быстрый взгляд на его лицо и тут же отворачивались, в изумлении хмуря брови.

Если бы кто-то догадался проследить за его взглядом, то без труда бы все понял. Но люди были погружены в свои заботы и быстро выкидывали увиденное из головы, не давая себе труда задуматься над ним. Кому какое дело, что на уме у Свершителей!

Айк смотрел на Джори, и любовь к нему переполняла его сердце. И не только потому, что в его облике он невольно увидел черты Крис. Просто это же Джори, они так давно не виделись и встретились совершенно случайно – разве не счастье?

В порыве чувств Айк шагнул вперед, охваченный простым, естественным желанием обнять своего друга. Сказать, как здорово, что он здесь, ведь им о многом нужно поговорить…

Глаза Джори чуть расширились, но он не двинулся с места, даже не попятился. Только кровь мгновенно отлила от его лица, и оно стало белым, точно старая кость.

Он стоял и завороженно смотрел, как Айк идет к нему, а люди расступаются, словно косяк рыб перед килем корабля. Как будто отчаянный порыв Айка к счастью, к простой, мирной и открытой жизни передался и Джори и заставил его забыть об обычном благоразумии.

Их разделяло уже каких-то несколько шагов…

«Ты спятил?! Забыл, кто ты?» – чуть ли не взвыл внутренний голос… и ноги Айка приросли к земле.

Наваждение исчезло.

Джори поспешно отвел глаза и заговорил с кем-то. Айк стоял, глядя в землю, и глубоко дышал. Кровь мягкими толчками пульсировала в ушах. Он даже испугался, что сейчас потеряет сознание – перед глазами потемнело, и уличный гомон начал быстро отдаляться.

Этого недоставало! Рухнуть в грязь посреди улицы и подвергнуть Джори еще одному испытанию! Он не мог поверить в случившееся. Минуту назад он чуть не погубил своего друга – да что с ним такое?

К счастью, толпа быстро густела, и, похоже, его дурацкая выходка осталась незамеченной.

Джори закончил разговор и не спеша двинулся дальше, огибая Айка с правой стороны. Лишь легкий румянец выдавал охватившее его волнение.

Айк сделал над собой усилие и тоже шагнул вперед, пытаясь совладать с лицом и придать ему обычное выражение хмурого безразличия. Получалось, видимо, не очень – поравнявшись с Джори, Айк поймал его быстрый, полный горячего сочувствия взгляд.

Толпа разделяла их, да они и не смогли бы сблизиться, не привлекая внимания. И все же, проходя мимо, Айк чуть отвел в сторону правую руку, открытой ладонью вперед. Не для того, чтобы Джори коснулся ее, нет. Глупо было думать об этом, стоя в центре зачумленного круга, к которому каждый Свершитель приговорен с рождения.

Он просто протянул руку так, как если бы она и вправду могла коснуться дружеской руки.

И краем глаза успел заметить, что Джори повторил его движение.

Большинство людей думают о своем, соображают плохо и очень не наблюдательны – так считал Айк. Почти всегда так оно и есть, но случаются и исключения.

Например, человек, стоявший в дверях кабачка «Два молота» в момент встречи Айка и Джори. Он хорошо видел молодых людей, потому что смотрел именно на них. От него не ускользнула ни немая игра их лиц, ни взгляды, говорившие красноречивее слов, ни даже прощальное соприкосновение рук, которого не было.

Единственное, чего он не заметил – как Айк клал письмо в тайник, в тот момент его закрывала проезжавшая телега.

Видимо, и впрямь сам Всемогущий взял на себя охрану Айка и Джори этим солнечным утром.