Читать книгу Всё в норме, amigo! - Ксения Забкова - Страница 4

***

Прощай – такое простенькое слово,

Всю боль земли вместившее в себя.

П р о щ а й – шесть букв, всё к вылету готово.

Всё так банально – шелест сентября

И миллион несбывшихся историй:

Их просто стало больше на одну,

И самолет умчит меня над морем,

И я устало прислонюсь к окну —

Всё, как у всех, как в тысячах прощаний,

И ничего другого не сыскать…

Но мы взлетим легко и величаво.

Прощай – и научись уже прощать.

Октябрь, 2016. Стихи были написаны в аэропорту «Шереметьево» перед вылетом в Тирасполь к моей подруге Ксюше, которой я передаю огромный привет со страниц этой книги – как человеку, который действительно умеет прощать.

***

Морю абсолютно всё равно,

Сколько в тебе боли нестерпимой.

У него невидимое дно,

И оно само проходит мимо,

А не ты шагаешь по песку,

Мня свои скитания прогулкой.

Думаешь – отдашь ему тоску,

Поделившись мудростью и мукой?

Морю их хватает до краев,

Но тебе историй не расскажет,

Раны не залечит, не споёт,

Не вернет потери и пропажи.

«Чем же так заманчиво оно?» —

Спросишь ты с обидой уловимой.

Тем, что морю дивно все равно.

И оно само проходит мимо.

***

Отпусти свою боль с убыванием сентября —

И не бойся жить дальше! Так много ещё дорог.

Отпусти человека в счастливое безсебя,

Если счастливым сделать его не смог.

Мантры

Читай интересные книги

И слушай индийские мантры.

Сегодня пройдет. И сгинет.

И боль растворят закаты.

Обидно – когда не в кассу,

Обидно – в одни ворота.

Не злись на него напрасно

И жди своего кого-то.

Кого-то, кому всё важно,

Кого-то, кто неслучаен.

И кто по погоде влажной

Приходит с любимым чаем.

Кто к миру открыт и светел —

А тот, кто изранил душу,

Любил лишь себя на свете.

С собой ему будет лучше.

***

А мне теперь страшно не то,

Что кто-то ушел, кому веришь:

Мне страшно, с какой простотой

Я стала смиряться с потерей.

И ком, мельком горло прошив,

Утихнет, никем не замечен…

Ты тоже ступай, раз решил -

Мне плакать вослед тебе нечем.

Хозяйка Медной Горы

Сухо шуршит золотой песок,

Море скрывает свои дары…

Бьётся истерзанная Ассоль

Насмерть – с Хозяйкой Медной горы.

– Г`орьки слова мои, как полынь:

Вот тебе яхонт да малахит,

Парус твой алый давно уплыл —

И якоря у него ветхи…

В камень врастай, запирай засов,

Будь независима, холодна.

Нежность твоя ни к чему, Ассоль.

Верность ничуть твоя не нужна…

Мёрзнет Ассоль в ледяных глазах,

Гибнет Ассоль в изумрудной мгле.

Заживо в мертвый врастает зал,

В каменный зал глубоко в горе…

…Сухо шуршит золотой песок,

Скалы молчат – до какой поры?..

Здесь убивала мою Ассоль

Моя же Хозяйка Медной Горы.

Самолёт

Лопасти завертятся, как мельница.

Боль пронзит такая – не поверится.

Самолёт

Крыльями взмахнет и в небо врежется.

Ты сегодня смята и повержена.

Но – пройдет.

Он найдет, с кем у него всё сладится.

Будет ей цветы дарить и платьица.

А она

Восторгаться, ждать его, печалиться…

Но тебе такая неурядица

Не нужна?

Ты же очень стойкая и гордая,

Слёзы не выдавливаешь вёдрами -

Тени в тон.

Всё переболишь, осмыслишь, выдержишь.

День, неделя, месяц, год – и выживешь.

А потом

Вспомнишь, как тогда вертелись мельницы,

Вспомнишь эту боль – и не поверится.

Жизнь идёт.

Значит, правда стоило отважиться -

Не звонить, пока стоял, прилаженный,

Самолёт.

***

не смотри на меня так строго

сквозь рассеянные лучи -

сядь у выцветшего порога

и о чём-нибудь помолчим.

друг ты, осень, мне? или враг мой?

что ты ждёшь от моей души?..

шлейфом тянешься по оврагам,

глухо ветками шебуршишь…

и сказать бы, мол, осень, хватит,

не тревожь меня, не буди -

но твоё золотое платье

всё равно на моём пути.

неизбывного ветра сага,

неба ветхие лоскуты…

друг ли, враг ли ты мне, бродяга -

не узнаем ни я, ни ты.

***

Льётся ночь, как усталое танго.

Шьёт корявые швы наживую.

Если ты существуешь, мой Ангел -

Отзовись! – если ты существуешь…

Там у вас очень странные бланки

Заполняются болью людскою.

Если ад существует, мой Ангел -

То не здесь ли он кем-то построен?..

Красота в ювелирной огранке

По соседству с жестокостью зверской -

Что за место земля эта, Ангел?

Накидай мне каких-нибудь версий.

Хоть бы вы не делились на ранги

И во многом от нас отличались…

Хоть бы где-то ты ждал меня, Ангел,

Если здесь не сберёг от печали.

***

в моих чувствах к тебе был весь первый снег,

все июньские запахи.

все раскаты, гремящие по весне

и вся музыка Пахмутовой.

в них мелькали "17 мгновений весны" -

помнишь, там, где они молчали?..

и звенело далёкое эхо войны -

словно мы в сорок первом уже встречались.

в них не было рамок, границ, преград,

но были стихи, что до нас рассказаны.

в них Женя Лукашин летел в Ленинград -

чёрт его знает, как это связано.

в моих чувствах к тебе громыхал прибой

и на солнце сверкал полноводный плёс…

все мелодии были полны тобой -

и тобой всё так глупо оборвалось.

***

Мне снились лето и платформа,

Где ты со мной, берешь билет

И улыбаешься мне скромно,

И держишь жёлтенький пакет;

И вот подходит электричка,

Смеясь, мы прыгаем в вагон -

Он странно-яркий… фееричный…

И в окнах лета слышен звон;

Ты очень рядом, ты напротив,

И кормишь яблоком меня

В простой, естественной заботе,

Ни слова мне не говоря…

А электричка мчится в осень -

Деревья в золоте теперь…

И нет щемящей мысли вовсе,

Что ты – в числе моих потерь,

Что это – сон… и нет платформы,

В пакете желтом яблок нет…

И нет тебя. А я покорно

Беру совсем другой билет.

***

то птица ночная вскрикнет,

то дождь во дворе шуршит..

сыграй что-нибудь на скрипке

озябшей моей души?..

ты слышишь, как осень студит

ветрами твой зыбкий след?

мы просто чужие люди,

знакомые много лет.

у наших с тобой мелодий

звучание слишком врозь…

ступай – ты всегда уходишь,

мой редкий случайный гость,

как след твой – такой же зыбкий.

так глупо никто не жил…

и так не играл на скрипке

озябшей моей души.

***

Осень на редкость зелёная, тихая.

Старый трамвай от дождей по-отвык.

Так хорошо, когда время не тикает,

Ехать одной в лабиринтах Москвы.

В неувядающей, длительной осени

Узкий проулок с клочком рыжины -

Чем-то напомнил он мне Феодосию,

Поздне-июльские светлые сны.

Может, кому начеркать сообщение?

Тем, кто в годах потерялся давно?

Про облака, тополя не осенние?

Так мол и так – погляди за окно.

***

есть у меня `утра,

есть у меня росы,

звёздная есть пудра,

поздних цветов россыпь;

есть у меня листья,

лес и его эхо,

яблок, чуть-чуть кислых,

целый пакет, с верхом!

есть у меня мама,

мир и его щедрость:

если закат – пламя,

есть рассвет – нежность;

видишь, всего сколько! —

и не отнять это…

а ты – ты живи только!

и будь у меня – где-то.

***

Тебе вникать не обязательно —

И объясняться нету сил —

Как ты распял меня предательством,

Но в то же время воскресил.

Я никогда бы не изведала,

Как исцелять умеет боль:

Я исцелилась тем, как предана,

И как замучена тобой.

Я не прощаю, ибо нечего —

Твоя душа спасла мою:

И я сливаюсь с бесконечностью —

И за удар благодарю.

P.S. Некоторые строки в этих стихах могут быть сложными для понимания. Я убеждена, что любой удар несёт в себе исцеление, надо только увидеть, в чём именно оно заключается, что хотела донести до тебя душа. Всем рекомендую почитать книгу Колина Типпинга «Радикальное прощение», которая натолкнула меня на мысли, изложенные в стихотворении. Если тебе сейчас трудно, больно, тяжело, дорогой читатель – просто доверься мне и прочти.

Женщина, которая молчит

идёт она легко и не сутуло,

живёт, тебя ничем не огорчив.

она тебя однажды обманула —

та женщина, которая

молчит.

не вымолвила тихое «останься»,

и громкое не крикнула «постой!».

с её бедой кружил октябрь в вальсе,

а небо слезы лило в решето..

и никого она не полюбила,

не отдала к душе своей ключи —

а просто вслед бежать не научилась

та женщина, которая

молчит.

***

а ты всё кричишь ему, что ты умничка и талант.

что с тобою он станет счастливее во сто крат.

что в глазах твоих – мудрость веков и книг.

что тобою прочитан весь Оруэлл и Кинг.

что ты всё понимаешь, прощаешь, не истеришь

и уходишь, как только он ищет покой и тишь.

что ты с ним, если против него – весь мир.

что любым он дорог тебе и мил,

что если он айсберг – ты выживешь среди льдин.

а он… а он всё равно один.

***

Осень выкурит табак,

Загрустит безбожно.

Не отчаивайся так!

Всё ещё возможно.

И поверь – когда-то плыл

В точь такой октябрь,

Огибал дворы-колы

Мимо тощих яблонь -

И курила свой табак

Осень. Если вкратце,

Я тогда забыла, как

Нужно улыбаться.

А теперь смеюсь, живу,

Наблюдаю листья,

Тихий свет, что на Москву

Ввечеру пролился

Сквозь дневной столичный мрак,

Лишь пишу чуть строже.

Не отчаивайся так!

Всё ещё возможно!

***

снилась мне женщина в бежевой блузке,

женщина снилась твоя —

с дымчатым взглядом и именем русским,

светлая, словно заря.

лёгкие волосы цвета пшеницы

вьются на тёплом ветру —

знаешь, сам Бог вам велел пожениться

летом цветным поутру.

вздрогнул мой демон – он ею повержен —

спрятался в тёмных глазах;

не окунайся в мой хаос и скрежет —

вскоре захочешь назад…

не подходи слишком близко, мне грустно.

не узнавай меня зря —

снилась мне женщина в бежевой блузке,

женщина снилась твоя.

***

Не смотрите так, ваше сиятельство,

С нескрываемым отторжением:

Чем вас так удивляет предательство

В мире рыночных отношений?

Вы своё благородство уставшее

Волочить за собой не измучились? -

Нафталином порядком пропахшее

В мире глянцевого беззвучия.

Вы всё верите в бескорыстность и

До сих пор почему-то не умерли

Со своей раритетной открытостью

В мире денежного безумия.

***

темнеют дворы, и в твой город теней

стекаются лунные нити…

ты спишь далеко от неё.

а ей

ей снится твой Ангел-Хранитель.

твой Ангел-Хранитель похож на врача

в распахнутом белом халате…

и очень устал без её плеча,

и не справляется,

кстати.

он шёл к ней от очень далёких планет —

просить, о чем ты не попросишь…

и мокрым крылом

помахал ей в окне

и скрылся в плаксивую осень,

будя её ласковым шорохом штор

и тихим усталым

«Проснитесь!..».

живи, не тревожься —

ведь ей только что,

ей снился твой Ангел-Хранитель.

И вправду – привыкаешь ко всему…

и вправду – привыкаешь ко всему.

к пустому дому, чаю листовому.

любовь отдав кому-то одному,

не можешь подарить её другому.

друзьям киваешь – всё, мол, впереди.

забыто и не стоит волноваться.

домой приходишь после девяти

и не листаешь новости из глянца.

и вправду – привыкаешь ко всему.

уже и одиночество не страшно,

и даже есть признательность к нему

за жизнь, давно налаженную, вашу.

и думаешь – бывают те, кто вмиг

вычеркивают, тотчас заменяют.

и лёгкость есть особенная в них,

и нет того, что так тебя терзает.

об этом ты не скажешь никому —

ты, видимо, из тех, кто по-простому,

любовь отдав кому-то одному,

не может подарить её другому.

***

Вот-вот ноябрь загудит

По чуть заснеженным дворам…

Забить, что будет впереди,

Забыть, что ранило вчера:

Такой нежданный в этом кайф -

Не ждать от жизни ни черта.

Сиди у берега, кидай в

Пруд камешки, читай,

По рыжим улицам броди,

И всё придёт – увидишь сам,

Когда ноябрь загудит

По чуть заснеженным дворам.

***

поздняя осень походкой кошачьей

на ночь обходит пустые дворы,

век золотой ей так скоро растрачен -

всюду опавшие преют ковры.

выпадет снег – легкий, светлый… красивый.

мир озарит, как никто не сумел…

что ж так прощальный, неторопливый

осени шаг нас пугает в зиме?

***

не щадят меня мысли. как чёрная стая,

всё летят по пятам и галдят мне вослед.

я пытаюсь, пытаюсь, пытаюсь, пытаюсь

убежать далеко, где тебя больше нет.

города и пути, как страницы, листаю,

о тебе обхожу – даже малую – весть…

я пытаюсь,

пытаюсь,

пытаюсь,

пытаюсь!

только ты всё равно, к сожалению,

есть.

***

женщина смотрела на мужчину

взглядом птиц, разбившихся о скалы,

темными озёрами большими —

и печаль в них волнами плескалась.

громче крика стал безмолвный оклик,

оклик глаз, летящий надо всеми —

так земля в июле в небо смотрит

ожидая ливня, как спасенья…

кто-то ждёт столетьями, годами,

усмиряя горечь и усталость,

что с такими встретится глазами —

вся любовь земная в них плескалась.

но мужчина в клетчатой рубашке

просто шёл к не спящему вокзалу…

знаешь, мне до дрожи стало страшно —

я в её глазах свои узнала.

я в её глазах свои узнала.

***

Я всегда тебя помню. В немом ноябре,

В танце первых осенних снежинок,

Что кружась и кружась на свету фонарей,

До рассвета чуть-чуть не дожили.

Сколько стаяло их, сколько лет утекло? -

Не считай.. Цифры стали нескромны…

Только ветер седой подпоет за стеклом:

«Я всегда тебя помню..

Я помню…»