Читать книгу Песочные замки Уолл-стрит. История величайшего мошенничества - Курт Эйхенвальд - Страница 7

Июнь 1991 г. Скоттсдейл, штат Аризона

Рода Сильвермен осторожно вывела со стоянки свой огромный Chevy Suburban и, как всегда по субботам, отправилась навестить свою престарелую маму. Та жила в кондоминиуме всего в двух милях езды от дочери. За долгие годы субботние встречи вошли у них в традицию: мать и дочь любили не спеша позавтракать в семейном ресторанчике Smitty's или в кафетерии Luby's, болтая в свое удовольствие, а по особо торжественным случаям позволяли себе роскошь отобедать в рыбном ресторане Red Lobster.

Рода включила в салоне кондиционер – в этом году лето пришло в Скоттсдейл необычайно рано, а сегодняшний день обещал стать особенно знойным. «Мы могли бы отправиться в Fashion Square Mall, – размышляла Рода, – там и прохладно, и на витрины поглазеть можно». Fashion Square Mall – большой торговый центр, недавно открывшийся после ремонта. В последние годы, когда 80-летняя мать Роды Фанни Виктор стала стремительно терять зрение из-за неизлечимой болезни глаз, бродить по магазинам сделалось их излюбленным субботним развлечением. Фанни нравилось дегустировать ароматы духов, трогать ткани нарядов, а то и просто посиживать в своем кресле на колесиках возле фонтана в зоне отдыха, прислушиваясь к неумолчному гомону толпы.

Сворачивая на ухоженную, живописную Маунтин-Вью-роуд, которая вела прямо к дому матери, Рода бросила взгляд на простирающиеся впереди величественные горные вершины Макдауэлл. Ей всегда нравилась эта чудесная дорога, но сегодня Рода с горечью осознала, что едва ли не в последний раз любуется здешними красотами.

«Почему, ну почему я не позаботилась о том, чтобы защитить тебя от беды», – в который раз казнилась Рода.

Этот вопрос день и ночь мучил ее. Теперь-то она понимала, что они с Бернардом (так звали мужа Роды) слишком долго скрывали от Фанни ужасное известие, все надеясь, что найдется хоть какой-нибудь выход. Но, увы, все было тщетно – ни их бесчисленные попытки поправить ситуацию, ни бессонные ночи, ни частые слезы Роды ни к чему не привели. Подъезжая к стоянке кондоминиума, где жила Фанни, Рода все еще мучилась сомнениями. Может быть, подумалось ей, сегодня и есть тот день, когда все должно раскрыться? Может, сегодня я наконец наберусь смелости, чтобы сказать матери правду?

«Боже, но как, как я скажу немощной, почти ослепшей старой женщине, что она вот-вот лишится своего дома?»

Рода до сих пор не могла понять, как это могло произойти. А начало было таким многообещающим. Ее мать переселилась в Аризону в 1985 г., чтобы быть поближе к детям. И не с пустыми руками – у нее было 100 тыс. долл. от продажи одноквартирного бруклинского домишки, в котором она прожила много лет, из тех, что лепятся друг к дружке в сплошном ряду застройки и имеют общие стены. Первый раз в жизни у нее оказалась такая сумма денег. И теперь, после долгих лет, проведенных в тяжком труде и изнурительной экономии, когда она не решалась съездить в отпуск, лишний раз сходить в кино или купить приглянувшийся наряд, Фанни наконец получила возможность провести остаток дней в уюте и праздности. Все, что требовалось, – лишь надежно вложить свои деньги.

Вот тогда-то все и началось – Бернард только что познакомился в клубе бизнесменов Скоттсдейла со Стивом Зиомеком. Этот молодой вице-президент фирмы Prudential-Bache Securities рассуждал о финансах с таким знанием дела, что произвел изрядное впечатление на Бернарда – к немалой радости Роды. В конце концов, она и представить не могла более надежного места для вложения денег матери, чем «Скала» – такое лестное прозвище снискала благодаря длительной и ставшей популярной рекламе Prudential Insurance Company of America, страховая компания, в 1981 г. купившая Bache.

Когда Фанни и ее родные впервые зашли в местное отделение Prudential-Bache, Зиомек вел себя так, что все сразу почувствовали себя как дома. Симпатичный молодой брокер с наивным лицом и ненавязчивыми манерами, он сразу же рассеял все их тревоги, делая акцент на словах «надежность, безопасность, доход». Правда, они так толком и не разобрались в специфике инвестиций, которые предложил Зиомек. Но ни Рода, ни ее муж не имели достаточных знаний в области финансов и потому решили, что следует положиться на рекомендации брокера. Кроме того, насколько они поняли, деньги Фанни будут вложены диверсифицированно, в целый ряд отраслей, включая энергетику, недвижимость, лизинг самолетов, коневодство. По уверениям Зиомека, эти инвестиции обеспечат Фанни ежемесячный доход в размере 792,67 долл. Вместе с положенными ей социальными выплатами и помощью от детей этого должно хватить для покупки собственного жилья.

Пристроив деньги Фанни, Рода подыскала для нее подходящее пристанище в городской общине пенсионеров Скоттсдейла, которая называлась Вилиджис и располагалась в районе ранчо Маккормик. Фанни буквально влюбилась в небольшой домик с полами, выложенными мексиканской плиткой, плавно поднимающимися к центру потолками и просторной спальней. К тому же рядом находился бассейн, а сам домик стоял на низеньком фундаменте, так что Фанни могла самостоятельно въезжать и выезжать на своем инвалидном кресле. И хотя пожилая женщина с каждым днем видела все хуже, болезнь еще оставила ей время, чтобы изучить все маршруты по дому. «Вот место, где я с радостью проведу свои последние дни», – решила Фанни. Рода помогла ей оформить ипотечный кредит и купить полюбившийся домик.

Проблемы возникли почти немедленно. Началось с того, что чеки от Prudential-Bache поступали не ежемесячно, как они рассчитывали, а раз в три месяца. Но даже с этим можно было смириться, если бы значившиеся в них суммы хотя бы отдаленно напоминали те, которые называл Зиомек. А потом чеки и вовсе перестали приходить. Поначалу Рода с Бернардом, взявшие на себя управление средствами Фанни, оплачивали взносы в счет ее кредита из своего кармана. Но долго так продолжаться не могло – из-за общей неблагоприятной ситуации в экономике их собственный бизнес буксовал, и денег у них попросту не было.

В ноябре 1990 г., не на шутку рассерженная, Рода дозвонилась до ассистентки Зиомека Келли и потребовала объяснений.

«Почему бы компании, которая разводит этих чертовых лошадей, не распродать их, раз уж она не способна как следует делать свое дело?» – резко спросила Рода.

«Как, а вы разве не слышали? – удивилась Келли. – Они же обанкротились».

Рода потребовала соединить ее с Зиомеком и осыпала его градом вопросов. И тут выяснилось, что финансовое положение ее матери гораздо хуже, чем она могла бы вообразить. Оказывается, Фанни владела не акциями, как считала Рода, а какими-то непонятными долями в товариществах, хотя она могла бы поклясться, что ни о чем подобном и речи не было, когда они обсуждали с Зиомеком инвестиции Фанни. Мало того что эти товарищества действовали из рук вон плохо, так еще и доли в них нельзя было продать. В отличие от акций и облигаций реального рынка для их продажи и покупки не существовало. Все, что остается ее матери, сказал на прощание Зиомек, так это набраться терпения и надеяться, что дела у товариществ выправятся.

Но времени ждать у них не было, они с Бернардом и так уже просрочили несколько платежей по ипотеке Фанни. Рода объяснила их трудности ипотечной компании и предложила переоформить документы на дом, если Фанни будет позволено остаться в нем на правах арендатора. Но ей ответили, что единственный вариант – лишение прав на выкуп, так что Фанни придется съехать.

Рода припарковала машину на площадке позади домика матери. «А может, не расстраивать ее сегодня? – вдруг подумалось ей. – Пускай хоть сегодняшний день будет ей в радость».

Она подошла к дому и, постучав, распахнула дверь. Фанни уже приготовилась к выходу и ожидала дочь на кухне. На ней был сарафан в ярких цветочках. Рода наклонилась поцеловать мать, а потом присела рядом за стол и завела болтовню о том о сем.

Но Фанни сразу почувствовала неладное. «Что с тобой? – спросила она. – Ты так напряжена и вроде нервничаешь. Что-то случилось?»

На мгновение Рода запнулась, а потом выпалила: «У нас неприятности, мамочка». Голос ее дрожал, когда она продолжала: «Даже не знаю, как и сказать тебе. Но лучше уж сразу всю правду, без обиняков».

Следующие несколько минут Рода сбивчиво излагала суть дела. Она рассказывала о снижении доходов от вложенных денег, о товариществах, о том, как ходила в ипотечную компанию и как провалились все их с Бернардом попытки найти выход из создавшегося положения.

Мать слушала молча, не перебивая. Казалось, до нее не доходит страшный смысл сказанного.

Рода остановилась перевести дух. «В итоге мы потеряли этот дом, мам, – промолвила она, – конечно, мы постараемся что-нибудь придумать. Может, дела повернутся к лучшему. Я обещаю, что сделаю все возможное. Но нам придется заняться поисками другого жилья для тебя».

В кухне повисла тишина, и вдруг ее прорезал какой-то хриплый придушенный горловой звук – Рода в жизни не слышала ничего подобного. Это был вопль отчаяния ее матери.

Потом Фанни заплакала. «Ну почему они хотят выбросить на улицу старуху? – всхлипывая, вопрошала она. Горькие слезы катились по ее щекам. – Я не хочу лишаться дома, не хочу никуда уезжать отсюда!»

Рода присела на корточки возле ее кресла и обняла плачущую мать.

«Это мой дом, мне здесь так нравится, – рыдала Фанни, – ну пожалуйста, ну можно я останусь здесь!»

Рода не могла найти слов, чтобы хоть как-то утешить несчастную женщину, ее переполняли чувство вины и острое сознание, что все пропало. Она и сама теперь плакала, сквозь слезы все пытаясь вымолить прощение у своей безутешной матери.

Казалось, они просидели так целую вечность. Рода обнимала мать и никак не могла успокоить ее. Но вот слезы Фанни иссякли и она взглянула на дочь.

«Рода, – тихо спросила она, – а куда подевались все мои деньги?»

Август 1993 г. Сан-Диего, штат Калифорния

Майк Пискителли опустил глаза на стальной корпус «магнума» калибра 0.357. Серебристый металл блестел как зеркало, на ребристых боках револьвера играли отблески от горевшего в спальне света. Так револьвер словно благодарил своего владельца за тщательный уход.

Потом Пискителли перевел взгляд на висевшее на стене зеркало. И почти не узнал свое отражение. При всей своей долговязости и худобе он никогда еще не выглядел таким исхудавшим, как сейчас. За последние месяцы он потерял несколько килограммов. От хронической бессонницы под глазами залегли темные круги, что придавало ему изможденный вид.

Какие страшные перемены произошли в жизни, как много он потерял!

Все еще разглядывая свое отражение, Пискителли медленно поднял револьвер. Так же медленно просунул дуло между зубами. Потом остановился и некоторое время сидел неподвижно, глядя в зеркало на свое лицо с вставленным в рот дулом револьвера.

Несколько лет назад он и вообразить не мог, что дойдет до такого. Пискителли по жизни был счастливчиком. Имея за плечами всего год в колледже и опыт работы в оптовой торговле алкоголем, он в начале 1980-х стал брокером и сумел подняться до положения ведущего агента по продажам Prudential-Bache, третьей по величине брокерской фирмы США. Он зарабатывал почти 200 тыс. долл. в год; он женился на женщине, которую любил; он считал добрыми друзьями многих из 125 своих постоянных клиентов.

Но потом ложь разрушила все, всю его жизнь – та ложь, которую внушала ему его фирма, ложь, которую он потом послушно повторял своим клиентам.

Именно ложь в 1986 г. привела его в Prudential-Bache. В тот год менеджер филиала фирмы в Ранчо Бернардо Льюис Джейкобсон переманил Пискителли из Merrill Lynch, соблазнив рассказами о товариществах с ограниченной ответственностью, которые организовывала Pru-Bache, чтобы сколачивать пулы из средств мелких инвесторов для приобретения дорогостоящих активов вроде многоквартирных жилых домов, нефтяных скважин и самолетов. По словам Джейкобсона, товарищества Pru-Bache на Уолл-стрит считаются самыми лучшими. Они обеспечивали участникам не только солидный доход, но и существенную налоговую оптимизацию. А кроме того, в отличие от других фирм, брокеры Pru-Bache помимо внушительных комиссионных пользовались правом на участие в будущих прибылях товариществ, иными словами, получали дополнительные денежные суммы, за счет которых могли сформировать индивидуальный пенсионный план, не выложив ни гроша из собственного кармана.

Джейкобсон почти полгода уламывал Пискителли перейти в Pru-Bache. Наконец тот уступил. И, как казалось, не напрасно – очень скоро Пискителли стал одним из лучших агентов по продажам. Его задача состояла в том, чтобы консультировать клиентов по вопросам диверсификации их инвестиционных портфелей. Для этого Пискителли пользовался компьютерной программой, которой его снабдила Pru-Bache. А программа почти всегда выдавала рекомендацию вложить существенную часть денег клиента в товарищества Prudential-Bache.

Пискителли никогда не просматривал объемистые, набранные мелким шрифтом юридические документы товариществ. На это у него не было ни времени, ни желания. По примеру большинства других брокеров Пискителли изучал рекламные материалы, опять же предоставляемые фирмой. Считалось, что все юридические тонкости регистрационных документов товариществ изложены там простым понятным языком. От Пискителли требовалось лишь пересказать содержание рекламы своим клиентам. Товарищества, рассказывал он, предоставляют возможность безопасных инвестиций, а некоторые из них столь же надежны, как сертификаты или банковские депозиты. Инвесторам гарантирована солидная прибыль, ведь доходность товариществ достигает 13–19 %, причем часть денег не облагается налогом. Мало кто из клиентов мог устоять против такого соблазна. К 1988 г. суммарная стоимость долей товариществ Pru-Bache, проданных Пискителли друзьям и клиентам, перевалила за 9 млн долл. Рекламные материалы так заманчиво расписывали выгоды этих инвестиций, что Пискителли, не удержавшись, приобрел несколько для себя.

Однако с конца 1980-х гг. стало твориться что-то ужасное. Товарищества Prudential-Bache начали разваливаться как карточные домики, и первым – самое крупное, VMS Mortgage Investment Fund. Средства этого товарищества были размещены в недвижимость и гарантировали инвесторам высокую прибыль в течение трех лет, а затем полную окупаемость первоначально вложенного капитала. Но вместо этого VMS Mortgage просто лопнуло. Ни о какой некогда гарантированной прибыли больше не шло и речи, а львиная доля основного капитала бесследно исчезла. Многие друзья Пискителли, лишившись гарантированного дохода, вдруг с ужасом поняли, что придется оформлять вторичную закладную на свои дома – иначе они не могли бы продолжать жить на заслуженном отдыхе. Узнав об этом, Пискителли стал названивать в Нью-Йорк директорам Pru-Bache, требуя объяснить, что происходит. Увы, он был всего лишь одним из сотен издерганных, раздраженных брокеров компании по всей стране, ежедневно осаждавших головной офис звонками. Кончилось тем, что в Нью-Йорке просто перестали снимать трубку.

Вскоре у Пискителли начались боли в груди, сменившиеся изнурительными мигренями. Чтобы как-то утихомирить боль, он глотал по восемь таблеток аспирина, но это не помогало. Головные боли лишь усиливались. Потом пришел черед других товариществ, они появлялись одно за другим, и Пискителли дни напролет объяснялся с разъяренными клиентами, одновременно предпринимая отчаянные попытки склеить свою разладившуюся личную жизнь.

Люди, когда-то бывшие его друзьями, теперь подавали в суд на Pru-Bache и на него, Пискителли. Из-за неврозов и постоянного беспокойства его брак распался, а заработок скатился до жалких 20 тыс. в год. Несколько раз он получал анонимные телефонные звонки с угрозами убить его. Всерьез опасаясь за свою жизнь, Пискителли приобрел пистолетик 25-го калибра и мощный «магнум» калибра 0.357. Выходя из дома, он теперь всегда имел при себе заряженное оружие, чтобы защититься от тех, кто некогда были его близкими друзьями.

К 1993 г. здоровье Пискителли настолько ухудшилось, что он не мог больше работать. Мысли постоянно путались, он никак не мог сосредоточиться; он вечно пребывал в раздражении и был не в силах совладать с собой. В мае того года он был вынужден взять отпуск по нетрудоспособности. Один из врачей Prudential позже поставит ему диагноз «глубокая депрессия», развившаяся на почве постоянного беспокойства из-за финансовых неурядиц товариществ. Несчастный брокер никак не мог смириться с тем, что фактически предал доверившихся ему людей и сам пал жертвой предательства своей компании.

Пискителли снова перевел взгляд на зеркало. Он увидел, как слезинки, сбегая из его глаз, стекают на ствол револьвера, все еще зажатый у него во рту. Снова этот приступ безудержного неконтролируемого плача! Пискителли разжал губы, вытащил изо рта револьвер и стер с него потеки слез. Затем повернулся, чтобы убрать оружие в шкаф.

Не первый раз он ощущает во рту металлический привкус от зажатого в зубах дула. Он уже подходил к последней черте. И не сомневался, что еще раз сделает это.

Может быть, настанет момент, когда иначе он поступить не сможет.

Но – не сегодня, нет, не сегодня.

Легкими шагами, почти незаметно, на заре 1990-х правда начала постепенно проступать на поверхность. Сначала прозрели единицы, потом сотни. Потом счет прозревших пошел на тысячи, потом – на сотни тысяч. В каждом штате, в каждой стране мира все больше людей с горечью убеждались, что стали жертвами самого небывалого мошенничества из всех, что когда-либо преподносила инвесторам Уолл-стрит.

При поистине беспрецедентных масштабах аферы ее состряпали не теневые дельцы Уолл-стрит, торгующие грошовыми акциями или сомнительными сберегательными и заемными схемами. Это еще как-то можно было бы понять. Но нет, жульническая схема вызрела в нью-йоркской штаб-квартире одного из светочей американской брокерской индустрии, инвестиционного гиганта, само имя которого олицетворяло его главные моральные ценности – надежность и честность, – Prudential-Bache Securities (prudential – благоразумный, предусмотрительный. – Прим. пер.).

Цена мошенничества как в финансовом исчислении, так и с точки зрения поломанных человеческих судеб столь огромна, что не укладывается в сознании. Prudential-Bache создавала рисковые товарищества, которые «тянули» более чем на 8 млрд долл. и продавались инвесторам как надежные и безопасные. Но настал момент, и товарищества стали лопаться одно за другим. А между тем, даже когда они потеряли внушительную часть своей стоимости, инвесторы даже не подозревали об этом, оставаясь в блаженном неведении. Каждый месяц в сотнях финансовых отчетов Prudential-Bache беззастенчиво врала им, скрывая реальную стоимость инвестиционных портфелей товариществ и внушая, что они ни на йоту не обесценились. Таким образом, более десятка лет Prudential тайно чинила вред инвесторам – подобно вялотекущей простуде, что исподволь подтачивает организм, пока не разовьется в неизлечимый недуг.

В итоге Prudential-Bache разрушила финансовое благополучие такого огромного количества людей, какое не снилось ни одному мошеннику прошлого – ни брокерским фирмам, ни банкирам, ни трейдерам. Сотрясавшие в 1980-х гг. Уолл-стрит громкие скандалы вокруг злоупотреблений инсайдерской информацией и торговли «мусорными» облигациями по размерам финансового ущерба не шли ни в какое сравнение с тем, что нанесли инвесторам предательские, нечистоплотные дела Prudential-Bache. Однако крики влиятельных корпораций и институтов о бедах, которые причинили им те неприглядные скандалы, разносились по всей стране, тогда как вскрывшиеся аферы с товариществами не вызвали никакого общественного резонанса – у финансово неискушенных жертв преступлений Prudential-Bache слишком долго не было авторитетных юристов, которые могли бы отстоять их права. Брошенные на произвол судьбы, они поодиночке залечивали свои раны, которых общество годами не замечало или не желало замечать. Преступные деяния Prudential-Bache уже не составляли тайны, когда перед тысячами бедолаг – ее клиентов возникла реальная перспектива распроститься со своим жильем, своими пенсионными сбережениями или надеждами дать детям достойное образование. Мелкие инвесторы, которые десятилетиями по крохам собирали свои скромные капиталы, вынуждены были объявлять о банкротстве. Тысячам брокеров, не жалевших сил на благо Prudential-Bache, достались в удел поломанная карьера, подорванное здоровье и разрушенная жизнь, хотя зачастую их вина состояла всего лишь в том, что они легкомысленно пересказывали клиентам ложь об инвестиционных схемах, которой накачивали их в компании. А между тем другие, поддавшиеся бушевавшей в Pru-Bache вакханалии алчности, не гнушались нарушать законы о ценных бумагах и элементарный здравый смысл, «сливая» портфельные средства самых пожилых пенсионеров в инвестиционные схемы, которые сулили им самые высокие комиссионные.

Масштабные жульничества, начавшись на заре 1980-х гг., принесли Prudential-Bache более миллиарда долларов в виде вознаграждений и комиссионных за продажу товариществ. В эпицентре скандала оказалось особо не афишировавшее себя подразделение – отдел прямых инвестиций (Direct Investment Group). Потоки наличности от доходного бизнеса отдела в изобилии притекали в руки высокопоставленных корпоративных руководителей, сделавшись для них чем-то вроде личных копилок. Эти деньги бесконтрольно транжирились, ими оплачивался королевский образ жизни верхушки Pru-Bache и даже сексуальные излишества, которые позволяли себе топ-менеджеры. Шикарные лимузины, коллективные оргии, увеселительные вояжи за рубеж под видом командировок – все это стало привычными атрибутами повседневной жизни высшего руководства компании. И никого не смущало, что эти роскошества оплачиваются деньгами клиентов.

Присмотр за этим «печатным станком для денег» осуществляла кучка топ-менеджеров, которые не гнушались подтасовывать информацию или попросту игнорировать возникающие на их пути проблемы ради того, чтобы построить свои личные финансовые империи. Ясно, что в одиночку никто из этих деятелей не смог бы причинить такого масштабного ущерба, какой причинила Prudential-Bache, зато все вместе, объединенные своими порочными слабостями и ненасытными аппетитами, они толкали компанию к пропасти. Во главе отдела, ведавшего товариществами, стоял Джеймс Джей Дарр, занявший этот пост в 1979 г. после того, как предшественник был уволен за отказ заключать сделки сомнительного свойства. Под «чутким» руководством Дарра в отделе прямых инвестиций пышным цветом расцвело взяточничество и он превратился в настоящую мишень для обвинений в коррупции.

Однако те, кто по должности обязан был контролировать деятельность Дарра и одергивать его в случае нарушения регуляторных правил, вместо этого превозносили финансовые успехи подразделения, мало заботясь о том, какими методами оно действует. В сущности, их было трое: Джордж Болл, известный вундеркинд Уолл-стрит, бывший президент E. F. Hutton & Co, бросивший компанию, чтобы занять пост председателя правления в Prudential-Bache; Лорен Шехтер, генеральный юрисконсульт компании, годами не замечавший вопиющих нарушений у себя под носом. Наконец, третий – Роберт Шерман, который возглавлял в Pru-Bache направление розничных продаж. Пристрастие к выпивке, слабость к женскому полу, неуемная жажда власти – вот та гремучая смесь пороков, которая определяла решения Шермана на посту надзирающего за деятельностью Дарра.

Тайная подоплека этой неслыханной по масштабам аферы зародилась в недрах Bache & Company в самом начале 1980-х гг. Тогда это была третьеразрядная брокерская контора, успевшая к тому времени замарать себя скандалом. В 1981 г. в ее судьбе произошли перемены к лучшему – перейдя в руки уважаемой страховой компании Prudential, Bache пережила второе рождение и в новом качестве приобрела респектабельность. Однако благие перемены, улучшив имидж Bache в глазах общественности, не затронули сомнительных методов ее работы, которые со временем делались все более нечистоплотными. Кончилось тем, что имя Bache вновь стало фигурировать в серии скандалов, на первый взгляд никак между собой не связанных, а на деле являвшихся звеньями одной цепи, глубоко запрятанной и очевидной только для посвященных. И лишь потом стало очевидно, что это были сигналы тревоги – неоднократно повторяясь на протяжении почти 15 лет, они так и остались незамеченными.

В основе своей эта книга – назидательная история о том, как было растоптано доверие инвесторов. А между тем доверие – один из важнейших кирпичиков, из которых складывается здание экономики. Не что иное, как доверие, позволило Америке создать могучую национальную индустрию; во все времена – начиная от эпохи первых железных дорог и по современную компьютерную эпоху – доверие позволяет объединять деньги частных инвесторов в многомиллионные пулы и направлять мощные финансовые потоки на развитие передовых отраслей экономики. Доверие оделило благом едва ли не каждую американскую семью, помогая массам честных тружеников обрести финансовую независимость и осуществить то, о чем их предки могли только мечтать. В сущности, доверие – это то, что приводит в действие механизм фондового рынка, где, подчиняясь такой ненадежной вещи, как голос из телефонной трубки, из рук в руки ежедневно переходят ценные бумаги на многие миллиарды долларов.

Злоупотребив этим доверием, Prudential-Bache подорвала самые основы рынка. Она украла у американцев способность доверять.