Читать книгу Малый не промах - Курт Воннегут, Kurt Vonnegut - Страница 8

И вот тогда-то, еще до того, как Америка вступила в Первую мировую войну против Германской империи, и Австро-Венгерской империи, и Оттоманской империи, смотровые глазки отцовских родителей навек закрылись от угара – что-то испортилось в отопительной системе на их ферме, под Шепердстауном.

И мой отец стал главным акционером их семейной фармацевтической фирмы «Вальц и братья», носам ничего в нее не вложил – разве что насмешку и презрение.

Отец являлся на собрания акционеров в берете, в заляпанном красками халате и сандалиях, приводил туда старика Августа Гюнтера, называя его своим адвокатом, и утверждал, что оба дяди и все их сынки, фактически управлявшие делами фирмы, – люди невыносимо провинциальные, лишенные всякого чувства юмора, одержимые только жаждой наживы и так далее.

Он спрашивал их, когда же они перестанут отравлять своих сограждан – и так далее. В то время его дядюшки со своими сыновьями открыли первые аптеки-закусочные по всему штату: они особенно гордились своими прохладительными напитками и не жалели затрат, чтобы их мороженое было на уровне мировых стандартов. А мой отец в насмешку всегда спрашивал их, почему в аптеке «Вальц и братья» мороженое на вкус точь-в-точь крахмальный клейстер – и так далее.

Понимаете, он был художником, и его интересовали куда более великие дела, чем какое-то там аптекарское дело.

Кстати, теперь, пожалуй, пора сказать, какую профессию выбрал я сам. Угадайте-ка! Я, Руди Вальц, сын великого художника Отто Вальца, стал дипломированным фармацевтом.

Тогда-то конец тяжелой дубовой балки и упал на левую ногу отца. Вышло это по пьяному делу. Во время шумной пирушки в студии, где валялось много всяких инструментов и строительных материалов, отцу вдруг пришла в голову блестящая мысль, которую надо было безотлагательно осуществить. Во что бы то ни стало надо было заставить подвыпившую компанию взяться за работу под руководством моего папаши, и тут молодой владелец молочной фермы, по имени Джон Форчун, выпустил из рук конец балки. Балка упала отцу на ногу, раздробив кости стопы. Два пальца захватил некроз, их пришлось ампутировать.

Так что, когда Америка вступила в Первую мировую войну, отца признали непригодным к военной службе.

Однажды отец, уже стариком, после того как он отсидел два года в тюрьме и они с матерью совсем разорились – у них отсудили все деньги и все собрание картин и других произведений искусства, – сказал мне, что для него самым большим разочарованием в жизни было то, что он никогда не служил в армии. Это была едва ли не последняя из его иллюзий: он считал, что рожден для великих подвигов на поле брани, и кто знает – может, так оно и было.

До конца жизни он, разумеется, завидовал Джону Форчуну. Человек, раздробивший ему стопу, стал героем в траншеях Первой мировой войны, и отца огорчало, что он не сражался плечом к плечу с ним, чтобы, как он, вернуться домой с медалями на груди. Единственной наградой, имевшей хотя бы отдаленное касательство к военным почестям, была похвальная грамота от губернатора штата Огайо за организацию сбора утиля в округе Мидлэнд во время Второй мировой войны. Торжественной церемонии не было. Грамота просто пришла по почте – и все.

Когда эту награду прислали, отец сидел в тюрьме, в Шепердстауне. Мы с мамой привезли ему эту грамоту на очередное свидание. Мне было тогда тринадцать лет. Лучше бы мы ее сожгли и развеяли пепел по Сахарной речке. Для отца грамота была самым злым издевательством.

– Наконец-то я причислен к сонму бессмертных, – сказал отец. – Теперь мне осталось мечтать только о двух отличиях. Первое, – сказал он, – стать зарегистрированной собакой, а второе – получить место в нотариальной конторе.

Тут отец попросил у нас эту бумажку, чтобы при первой возможности употребить ее вместо туалетной бумаги, что он и не преминул сделать.

В тот день, вместо того чтобы сказать нам «До свидания!», он произнес, торжественно подняв палец:

– Зов природы!

И тогда же, осенью 1916 года, старый мошенник Август Гюнтер погиб при чрезвычайно загадочных обстоятельствах. Поднялся он спозаранку, часа за два до рассвета, приготовил себе сытный завтрак, скушал его с аппетитом, пока жена и дочь еще крепко спали. Он вышел из дому с охотничьей двустволкой, подаренной моим отцом, собираясь встретиться с ним, с Джоном Форчуном и еще кое с кем из местной молодежи у засидок на краю луга на ферме отца Джона Форчуна. Они хотели пострелять диких гусей, заночевавших на тихих заводях Сахарной речки и на Хрустальном озере. На лугу была заранее рассыпана привада – дробленая кукуруза.