Читать книгу Царь, Бог и Рус – того же духа - Леонид Гурченко, Л. А. Гурченко - Страница 3

Академик Б.А. Рыбаков. Апология

Начальная история Руси

Гурченко Леонид Александрович,

Независимый исследователь, член «Общества исследователей Древней Руси» при ИМЛИ им. А.М. Горького

Академик Б.А. Рыбаков. К 110-летию со дня рождения

Аннотация:

Главной задачей Л.А. Гурченко является попытка прояснить проблему исторического содержания тождества киевского князя Кия и византийского стратига конца первой половины VI века Хилбуда, поставленную Б.А. Рыбаковым. А также прояснить подлинность смысла названия белорусского весеннего праздника «Комоедицы» как праздника медведя. Это мнение Рыбаков подтверждал ссылкой на греческий язык, однако считается, что без всяких оснований. С целью обоснования отождествления Кия с Хилбудом применена реконструкция имени «Кий» в форме «Кийбуд», с привлечением сообщения о Киеве армянской хроники VI–VIII веков «История Тарона» Зеноба Глака, который мог существенно опираться на реальность, называя Кия Солнцем – Куар. Вторая часть имени Кия «буд» – бужение, буждение – являетсятайным в соответствии со славянской традицией и косвенно основывается на действии солнца. Привлечена эпитафия надгробия Хилбуда VI века в районе Константинополя Фанар. А для прояснения смысла праздника «Комоедицы» привлечены прозвища и эпитеты медведя в греческом и славянских языках. В результате Гурченко считает, что появилась возможность сделать вывод о полноценности гипотез Рыбакова.

Ключевые слова: Кий, Куар, Хилбуд, надгробие, индикты, сын Самбатаса, солнце, Комоедицы, медведь.

Тёмные, трудные и загадочные вещи осуждают беспокойные и вредные люди и не желают их изучить. Борис Александрович Рыбаков не обращал внимания на критику его научных откровений. Не отвечал подслеповатым на русские ценности людям, не желающим изучить его точку зрения и неспособным «вырвать истину из той или иной потаённости» (Хайдеггер). Он был недоступен – молчал. Представлял разумные народные силы, поэтому ещё при жизни заслужил прозвища – «Русский националист», «Ультра-патриот» [12, 70], как откровения суда от них. Эти беспокойные и подслеповатые на русские ценности люди сейчас высказываются ещё резче, более злостно, но далеко от истины – дескать, лжеучёный, «эрудированный и воинствующий дилетант» (Клейн), и даже лингвофрик – человек, высказывающий лженаучные идеи, теории и представления в области лингвистики. Сам Рыбаков видом лица уже давно напоминает мне умную атмосферу облика силы кумиров из камня на острове Пасхи. Однако его вид и облик кумиров сходятся на физиономии многолетнего Гегеля, патриарха диалектики, соединявшего несоединимое, и он был прав. Тем не менее издревле диалектиков не любили – гностики, например, считали, что для ведения Бога потребна не «душа диалектическая», но «душа зрящая», ибо диалектика есть удел нечистых душ, а видение, способность умного и духовного видения – только душ чистых [8, 20, 83]. В разговоре голос Рыбакова наливался бронистым басом.

Самое сильное беспокойство в сфере влияния историков и археологов вызвало отождествление русского князя Кия со стратигом Фракии славянином Хилбудом, получившем эту должность по воле императора Юстиниана I (VI в.), притом настолько сильное, что докатилось до 2015 года, когда в Интернете появилась заметка Петра Семилетова с лихим названием «Хилбудийщина. Ересь о Киеве». Семилетов в корне против открытия Рыбакова. Поэтому начнём с «начала, начинающего начало». Первый наш исследователь Древней Руси летописец Нестор (XI – начало XII века) пришёл к следующему выводу о князе Кие. «И до сее братье [Кия, Щека и Хорива] бяху поляне (но когда это было, Нестор не установил) и живяху каждо с своим родом и на своих местех, владеюще кождо родом своим… Седяще Кий на горе, гдеже ныне увоз Боричев… И створиша [трое братьев] град во имя брата своего старейшаго, и нарекоша имя ему Киев… Се Кий княжаше в роде своемь, [ходил Царюгороду] приходившю ему ко царю, якоже сказають, яко велику честь приял от царя, при котором приходив цари. Идущю же ему опять (вспять, назад), приде к Дунаеви, и возлюби место, и сруби градок мал, и хотяше сести с родом своим, и не даша ему ту близ живущии… Киеви же пришедшю в свой град, ту живот свой сконча; и брат его Щек, и Хорив, и сестра их Лыбедь ту скончашася» [17, 26, 28].

Что касается самого тождества славянского князя Кия и византийского стратига Хилбуда, то, опираясь при этом на сообщение армянской хроники VI–VIII веков «История Тарона» Зеноба Глака, на свидетельство византийского автора VI века «Истории войн» Прокопия Кесарийского, на эпитафию надгробия Хилбуда VI века в районе Константинополя Фанар (Фенер) на южной стороне Золотого Рога, на сообщение императора Константина Багрянородного о крепости Киев-Самбатас и на заметку Г.Г. Литаврина «О двух Хилбудах», – можно предположить, что дело происходило так. В области Палуни (полян) жили три брата «инда» (венеда-славянина) Куар, Мелтей и Хореан. Куар построил (на поле) город Куары, а Мелтей построил на поле том свой город и назвал его по имени Мелтей, а Хореан построил свой город в области Палуни и назвал его по имени Хореан. И по прошествии времени… Куар, Мелтей и Хореан поднялись на гору Куркея и нашли там прекрасное место, так как были там просторы для охоты и прохлада… и построили там селение и поставили они двух идолов, одного по имени Гисанея, другого по имени Деметра [11]. – Запись о Киеве, в которой видно преимущество речи над письмом, Зеноб Глак использует язык в зависимости от ситуации и среды общения. Его сообщение не связано с «Историей Тарона» и входит в текст в виде зарисовки или «пейзажа» о венедах-полянах. Имя Гисанея увязывают со словом «волосы», так как армянский корень гес- означает «волосы». Поэтому можно предположить, что Гисаней – идол Волоса. Так, в договоре Олега с греками 907 года читаем: «Клялись по Русскому закону оружием своим, и Перуном, богом своим, и Волосом, богом скота» (богатства). Деметр – мужская ипостась Деметры, «Земли-матери». Но чтобы увеличить достоверность, сошлёмся на Псковскую писцовую книгу 1585 года, в неё вписано древнерусское мужское имя собственное Мокошь, производное от женского Мокошь, её понимают как богиню плодородия [23, 640]. Зеноб Глак отчасти показал внешний вид исповедующих веру в этих идолов: они отличались длинными волосами, которые были признаком их веры. Думаю, что видом они сравнимы с видом монаха-пустынника древнего жития: «Почернел бо бяше от сл(н)чнаго жженья, обрасл же влас(ы)». – Почернел от солнечного жжения, оброс волосами [22, 346]. Ещё более ярко обрисовал Овидий «фракийское» племя гетов в низовьях Дуная, которых византийцы называли славянами. «В населенье страны перемешаны греки и геты, / [Лишь кое-кто сохранил остатки греческой речи], / Всё же геты приметней в быту. / Голос свиреп, угрюмо лицо – настоящие Марсы! / Злобны все как один, свирепствуют хуже волков. / Страшные лица у них волосом сплошь заросли» [16, 327]. Подунавье, как «историческая родина» в том числе днепровских славян, после обоснований О.Н. Трубачёва уже не признаётся как излишне спорная гипотеза.

Значительный интерес, на наш взгляд, представляют два предложения из рассказа Нестора о киевских братьях, которые в данном контексте и в данной ситуации своим интонационно-смысловым единством, «ассоциацией по смежности», выражают понятия, позволяющие вывести значение имён-прозвищ «Кий» и «Хорив». «И створиша (трое братьев) град во имя брата своего старейшаго, и нарекоша имя ему Киев. Бяше около града лес и бор велик, и бяху ловища зверь…» [18, 28]. Отношения города, наречённого Киевом, леса, бора великого и ловища зверей указывают на отношение братьев к действительности. Слово «кий» связано с лесом: «комлистая палка, дубина, палица»; «деревянный молот, палка, дубина» [4, 113]. А ловища зверей, то есть охота на зверей, указывает на особое значение охоты, но не физическое развлечение, а как результат охоты, на доходную часть хозяйства – шкуры зверей ценились, и охотничьи угодья имели свои границы. Так, в 975 году древлянский князь Олег убил Свенельдича, сына киевского воеводы Свенельда, за то, что тот, погнавшись за зверем, оказался там, где «ловы дея Олег». О «ловищах зверь» мы говорим недаром, потому что нас интересуют «шкуровые» дела Хорива. А разве не видна, даже со стороны, быть может, в этом случае достоверная, смысловая связь имени-прозвища «Хорив» со словом хоравина или хоровина «сырая кожа, шкура; выделанная (сыромять?) шкура» [5, 561]. – «Невыделанная шкура». Возможно, родственно др. – инд. kháras «твёрдый, грубый» [24, 264]. Трудно поверить языковедам, которые связывают Хорива с ирано-авестийским словом huare «солнце», потому что Зеноб Глак «солнцем» называет не Хорива, а Кия – Куар, и это не путаница, а, возможно, заданное имя Кия через посредство второй части его имени «буд» – будить, пробуждать, связанной с действием солнца, как увидим. Сравнивают также название горы Хоревица с иранским словом Haraiva, но это – название горной страны! Тогда как, глядя даже со стороны специальных познаний, увидеть в Хоревице горную страну невозможно. Однако можем ли мы хоть что-то узнать на славянской почве о среднем брате – Щеке, ну, например, боялся ли он богов и стыдился ли людей? Решающее значение имеют слова щекáтить, щекáтый, щекáрить, щекáть,