Читать книгу Тсс…кажется, я беременна - Л. Романовская - Страница 7

ЮНОНА

«Эти глазки, эти голубые глазки… эти сказки, эти неземные сказки – лишь ловушка…» – почему-то вспомнилось Юне, хорошо хоть петь не начала.

– Ну доброе утро, давайте знакомиться. Я – Михаил Валерьевич Лукьянов, управляющий. Вы, я так понимаю, та самая Синицына, о которой я так много слышал?

Юнона почувствовала, как краской заливает лицо и становится тяжело дышать. Это несправедливо! Она медленно окинула взором притихших сослуживцев, делающих вид, что именно сейчас они усердно работают.

Молча кивнула Лукьянову и уже хотела пройти к своему рабочему месту, но он легко ухватил ее за плечо.

– И вам неинтересно, что именно я слышал? – слегка ухмыляясь, спросил он.

Юнона набрала в грудь побольше воздуха и сжала кулаки.

– И чего же такого интересного вы слышали? – пропищала она, не сразу узнав свой голос.

Синицына прям всеми фибрами души чувствовала, как напряглись коллеги, как навострили свои длинные и чуткие уши, как сжали свои хм… ну вы поняли, что они сжали. Все-таки одно дело за спиной сплетничать, а другое – в лицо получить такой удар. Наверно ее кто-то даже жалеет в этот момент, например секретарша Аня, застывшая изваянием в дверях кабинета. Юнона огляделась, пытаясь найти еще сочувствующих, но увы… все в этот момент уставились в свои мониторы, отчеты, договоры, делая вид, что они не при делах и вообще работают.

Работницы…

Лукьянов все держал эффектную паузу, длящуюся мучительно долго, и Юнона честно уже хотела пойти домой. Вот прям так – развернуться и потопать отёкшими ножками по морозному городу прям до своей улицы, свернуть по пути в пекарню, запастись свежими ароматными булочками и зарыться в них с головой. Валяться в теплой скомканной постели до самых родов, заедая тоску пирожками и тортами и жалеть себя до морковкиного заговенья.

Синицына так ярко представила себе эту жалкую картину, что даже плечами передёрнула. Ну у ж нет, зачем ребенку такая мать слабовольная? Нет, нет и нет, товарищи, мы еще повоюем!

– Я слышал, – наконец соизволил ответить управляющий, – Что вы неплохой специалист, но очень уж любите опаздывать. И пока второе я подтверждаю лично.

Улыбка вдруг спала с лица нового начальника и Юна поразилась метаморфозе, произошедшей с ним.

– Будьте добры побыстрее занять свое рабочее место. Потому что в первом утверждении ваших коллег я уже не уверен.

Развернулся на сто восемьдесят градусов и скрылся в своем кабинете в то время, как Юнона пыталась прийти в себя. И что это сейчас такое было?

***

Синицына очень старалась взять себя в руки и настроиться на рабочий лад, но в голову упорно лезли эти синие брюки и вкрадчивый голос «И вам добрый вечер!». И надо было ей стошнить именно на этого человека… это в миллионном городе, где шанс встретить одноклассника в своем районе равен почти нулю, ее вырвало именно на этого красавчика с голубыми глазами.

Что уж он там себе напридумывал, одним богам известно, но наверняка подумал, что она пьяна. И это в центре современного искусства, а Театре на площади самого Владимира Владимировича Ленина. Стыдоба-то какая, кто бы знал!

И ведь не подойдешь к нему и не скажешь, мол, вы знаете, уважаемый Михаил Валерьевич, я просто беременна, и именно поэтому испортила ваши такие дорогие отутюженные брюки.

«Господи, скорее бы в декрет. Сколько там осталось?»

После обеда рабочий телефон Юны не умолкал ни на минуту. Всех как прорвало. Ну верно, скоро Новый год, клиенты стараются как можно быстрее оформить договоры и получить свой товар. Юнона за неделю больничного даже немного отвыкла от рабочей суеты и успела подустать от утомительных клиентов.

– Алло, девушка, позовите мне Юнону Синицыну. Она беременна и…

– Бабушка!

– Ой, это ты что ли, милая? А я-то думаю, чегой-то голос такой знакомый.

– Ты с ума сошла? – Прошипела Юна в трубку, – А если бы кто-то другой взял?

– Да ладно тебе, внученька, я же знаю, что это твой персональный рабочий телефон.

– Но я могла отойти и трубку реально взял бы кто-то другой!

– Я хоть и бабушка, но еще не пожилая. Голоса отличить могу. – наставительно произнесла Клавдия, – Ты не ерепенься, а лучше готовься к важному событию. Возможно, самому важному в твоей жизни.

Юнона глубоко вдохнула и спокойно спросила:

– К какому, бабушка?

Впрочем, Юна еще с детства усвоила, если бабуля сразу не сказала, то уже и не скажет. Важное значит важное, а уж какое – дело десятое.

– Вечером узнаешь. Я за тобой заеду ровно в пять, будь готова.

***

Остаток рабочего дня прошел в штатном, хоть и сумбурном режиме. И ровно в пять Юнона, как и обещала бабуле, стояла на проходной в ожидании знакомой красной «пятёрки».

В отличие от Клавдии Юнона ездить не решалась ввиду своей невнимательности. Права она получила еще пять лет назад, но дальше автошколы дело не пошло. Юнона с детства витала в облаках, и сосредоточиться на чем-то одном ей просто не представлялось возможным.

Зато Клавдия крутила баранку столько, сколько Юнона себя помнила, а скорее всего даже больше. Сама бабушка утверждала, что права получила в двадцать пять, а у учитывая, что сейчас ей "немногим больше сорока", то примерно лет пятнадцать назад. Ну вы понимаете…

Бабуля, кстати, за рулем успевала и за дорогой следить и дела обсудить.

Ярко-красная пятерка лихо затормозила перед парадной и слегка обрызгала грязью Ирину Ивановну, начальницу Юниного отдела. Та неприлично грязно для дамы её лет выругалась и в ответ получила из водительского окна жест. Тоже неприличный и тоже от дамы.

Юнона хотела было уже сделать вид, что это не за ней, но бабушка открыла пассажирскую дверь и крикнула:

– Ну, чего растопырилась посреди дороги? Прыгай давай!

И пришлось Синицыной садиться. На Ирину Ивановну она старалась не смотреть, зато та рассматривала ее в упор.

«Чувствую меня ожидают весёлые денечки», – с тоской подумала Юна и вновь вздохнула.

Что-то слишком часто в последнее время она стала вздыхать.

– Куда едем? – все-таки спросила она бабулю и уж точно не ожидала, что та ей ответит.

– К жениху.

– К твоему?

– Мне-то зачем? – удивилась Клавдия, – У меня уже есть. К твоему.

– Какому моему? Опять ты начинаешь!

– Огонь у нас бабуля, да? – раздалось с заднего сидения, и машина резко вильнула с сторону.

Клавдия притормозила у какого-то магазина прямо под знаком «стоянка запрещена» и возмущенно воздела руки к потолку.

Потом обернулась и подмигнула Коле:

– Шаришь, внучек! Весь в бабку!

– Вы меня с ума сведете! – воскликнула Юнона, – И вообще-то бабуль, так на минуточку, вдруг ты забыла… Я в положении, а ты так резко тормозишь, разве так можно?

– Ох ты ж, точно! Ладно, внучата, придётся младшего с собой таскать. Да и к лучшему – пусть учится, скоро сам по девкам пойдёт.

Юнона отвернулась к окну и промолчала. К бабулиным закидонам привыкнуть сложно даже спустя двадцать пять лет совместного или околосовместного проживания. А уж посторонним с ней общаться – так вообще беда.

Хотя нет, не двадцать пять, а восемнадцать. Первые семь лет жизни Юны бабушки в ней точно не было. Потом она откуда-то появились и внесла, так сказать, вечный праздник в их размеренную и спокойную жизнь. Синицына подозревала, что Клавдия и впрямь вернулась из мест не столь отдаленных. Хотя бабуля до сих пор наводила туману.

Ехали под Френка Синатру пока не оказались возле старого особняка, настоящей городской достопримечательности.

– У нас бал? – ехидно спросила Юна. Где-то на задворках памяти всплыло, что сей архитектурный объект два раза в год сдают под городские балы и прочие околосветские тусовки. Чтоб значит помпезно, да с губернатором и лентами.

– Окстись, мне сорок пять, а не восемьдесят шесть. Я тебя скорее на дискотеку привезу, чем на этот пережиток дореволюционной эпохи!

– Бабуль, сейчас их даже дискотеками никто уже не зовёт.

– Мда? – заинтересовалась желавшая вечно быть в обойме Клавдия. – И как называют, говоришь?

– Ну тусовка, я не знаю…вечеринка, клуб…

– О! Клуб – это я знаю. Помню, когда мне было около двадцати мы тоже ходили в клуб при колонии.

– Какой колонии? – сладким голоском переспросила вмиг притихшую бабулю Юна, но та не зря в свое время получила кличку Клава-партизан. Если ей о чем-то не хотелось говорить, то хоть режьте, не скажет.

– Колонии бургундских бабочек. Там мужик держал, возле клуба. Ох и потусили мы тогда, аж вспоминать грешно!

Коленька заржал и Юна быстро цыкнула на него, чтобы замолчал и вообще не слушал чужие взрослые разговоры.

– И вообще, отцу скажу, пусть выпорет тебя хоть раз. Может поумнеешь.

– Ну тебя-то точно не пороли, учитывая, что я скоро стану дядькой. – вновь засмеялся брат и Юне очень захотелось его лично отходить крапивой.

Вспомнилось как в детстве они с закадычной подругой Иркой и ее старшим братом Валеркой перелезли через забор на территорию хладокомбината, находившийся прямо у них во дворе, в надежде стибрить мороженое. Плана как такового не было, почему-то они были свято уверены, что легко найдут брикеты и всё-всё утащат. И есть будут неделю это мороженое. А потом за следующим полезут. Потому что не фиг делать его таким дорогим!

И перелезли вроде удачно и даже практически обнаружили путь следования в поисках халявного мороженного, как вдруг совсем близко раздалось грозное «ррр».

– Бежим! – крикнул Валерка и потащил сестру за собой, в сторону больших бетонных кругов. Юну конечно же никто не тащил, она бежала сама, да так, что казалось, будто подошвы старых сандалий трещат и искрятся от бега. В круг она залезла последней, Валерка тут же забаррикадировался тяжелой деревянной конструкцией и тут они услышали спасительное «Выходите».

Ребята осторожно выглянули наружу – собак и след простыл, зато над ними возвышались работники хладокомбината.

Мороженое им кстати дали, так же, как и ремня. В Юнином случае она получила по голым ногам крапивой. Мать в сердцах наподдавала так, чтобы навсегда отбить охоту лазить по чужим территориям и воровать.

Так что она вполне могла возразить Коле, что пороли ее однажды, но не стала. Будет потом каждый раз ей припоминать.

Клавдия наказала Коле ждать в машине, а Юну потащила с собой, в памятник городской архитектуры.

– Ты мне уже скажешь, зачем мы туда идем? – возмутилась Юна, вырывая руку из бабушкиного цепкого захвата.

– Потерпи, скоро все узнаешь.

Синицына сжала зубы. Не грубить же бабуле. Они подошли к главному входу, открыли тяжелую дверь и оказались в большой зале.

Впереди возвышалась белоснежная витая лестница, ведущая наверх, справа высокая запертая дверь, слева лилась тихая музыка и на входе по стойке смирно застыл симпатичный швейцар.

– Тут недавно открыли ресторан, кухня, скажу тебе отменная! Как в Париже и Лондоне… – подмигнула бабуля невозмутимому парню и продолжила, – Аркадий, конечно, не красавец и возможно немного нудноват, но он хорошо зараба…

– Бабушка! – возмущённо пропыхтела Юнона, – Какой на фиг Аркадий? Что происходит?

– Не кричи! Кругом люди!

– Какие люди? Вон тот лысый старикашка в костюме, взятом напрокат в секонд-хенде? Это он-то люди? Ишь уставился!

– Тсс… это вообще-то он.

– Кто он? – Юнона застыла посерди зала под неодобрительными взглядами официантов.

– Ну он, – прошептала Клавдия, – Жених.

– То есть ты хочешь сказать, что это и есть тот самый Аркадий? – ахнула Юна так громко, что лысый мужчина тут же промокнул лоб салфеткой и махом выпил бокал вина, стоявший на его столе.

– Да. Это он. Я же предупреждала, что Аркаша не красавец. Зато он щедр и добр, а это в наше время самое главное.

Юнона потащила Клавдию в обратную сторону.

– А как же любовь, бабушка? – пыхтела она, с трудом преодолевая силу сопротивления Клавдии.

– Ну какая любовь, деточка? Тут бы выжить, а ты всё знай талдычишь – любовь да любовь. Была у тебя уже любовь, и что с того? И вообще, пусти. Сама не хочешь с Аркадием крутить, тогда я пойду. В конце концов я тоже еще молода и прекрасна, и вообще у него вон бутылка вина мне ровесница. Я не могу позволить выпить ее в одно лицо.

– Бабушка! Ты меня с ума сведешь!

Юнона хотела было ей сказать, что бутылка может ей и ровесница в отличие от Аркадия. Это для Юны он казался старым некрасивым дедом, а для бабушки в сыновья годился. Однако она промолчала.