Читать книгу Бесы с Владимирской горки - Лада Лузина - Страница 5

17 декабря

Выбор места был неудачным. Ресторан, куда пригласил ее Топов, слыл нынче любимым местом богатых и властных.

Зачем он позвал ее сюда? Чтобы гарантированно произвести впечатление? Или из желания похвастаться отношениями с Катериной Дображанской, публично поставить значок «в отношениях»?…

Как минимум, двух человек в зале она знала лично, добрая половина, скорее всего, знали ее.

«Минус», – мысленно поставила отрицательную отметку она. Лучше бы он пригласил ее в свое особое место, в любимый подвальчик-кабачок, поделился с Катей личным «секретиком».

В ресторане, как и по всей стране, официально царила эпидемия. Все официанты были в медицинских марлевых масках, невольно напоминая Кате о прежних веках и страшных масках с черными клювами, за которыми люди надеялись спрятаться от неумолимой чумы.

Любопытно, что во Владимирском храме, где Кате довелось побывать нынче днем, людей в масках не было вовсе. То ли стоявшие в очереди к раке святой Варвары не следили за политическими новостями, то ли верили в ее защиту беспрекословно.

И ей тоже хотелось поверить, что Варвара не подвела – не взирая на «минусы», ее свидание не закончится как обычно.

– Вы готовы сделать заказ? – спросил официант. Маска делала его похожим на злоумышленника, скрывающего свои истинные чувства и желания – например, желание подсыпать им яду в еду. Или нежелания признать, что их фирменное блюдо, модный нынче салат «Чернобыль», точно соответствует своему названию.

– Позже, – сказала Катя.

Сейчас ее интересовал только взгляд Виктора Топова – мужчины, сидевшего напротив нее.

Взгляд непривычный – чересчур прямой и дружелюбный, как рука, протянутая для рукопожатия. Никаких ребусов («разгадай, что я имею в виду») в его взгляде не было. И это обезоруживало.

Кате не понравился его взгляд, скорее смутил – она не привыкла пожимать руки мужчинам, и безоружной быть не привыкла. И не знала пока, как оценить свое смущение – в «плюс» или «минус».

Или просто принять его вызов?

Катя тоже пришла на встречу без оружия и брони. Сняла с пальцев все магические кольца-модерн, чтобы избавиться от лишней силы и лишнего искушения – оставив на пожарный случай одно, с одолень-травой, подавляющей волю. Сняла темные очки.

И вместо «защитного» делового костюма надела красное шелковое платье с запахом – не взирая на целомудренный вырез, крой и сам легкий трепетный шелк таили обещания.

– Вы не боитесь эпидемии? – спросил Топов скорее для поддержания разговора.

– Не особенно. А вы?

– А я точно знаю, в каком властном кабинете находится очаг заражения.

– Не будем о политике.

– Не будем. Будем о вас. Давайте поиграем в правду, – предложил он.

«Игра в правду? Как-то по-детски… Но скорее «плюс».

Без оружия.

И врукопашную.

– Давайте попробуем, – сдержанно согласилась она.

– Почему вы приняли мое предложение? Да еще в тот же вечер? Вы не ходите на свидание ни с кем, всегда говорите «нет».

– Наводили справки? – подняла брови Катя.

– Это всем известно. Почему же я – исключение?

– Честно? Считайте, что мне явилась сегодня святая Варвара и повелела: «Катя, ты должна сходить на свидание!» – Дображанская сказала практически чистую правду.

И следовало признать, святая неплохо разбиралась в мужчинах – она подсунула Дображанской не худший экземпляр.

Он был хорош! Широкоплеч, светловолос, светлоглаз, со светлой бородой, с мягкими завитками русых волос. Чем-то напоминал древнерусского витязя с портрета подзабытого ныне художника Константина Васильева.

Но вот в открытом дружелюбном взоре его не было и намека на мягкость нрава.

– Что ж, постараюсь понравиться вашей святой Варваре. Может, сходить, поставить ей свечку? Вдруг мне тогда повезет, и в следующий раз она скажет вам: «Катя, не ходи на свидание с другими – ходи только с ним!» – вполне удачно пошутил он.

«Плюс».

– Моя очередь. Вы понимаете, что мое согласие касается исключительно ужина?

Обычно уже на первых минутах первого свидания она жалела о своем согласии. Особенно, если мужчина сразу намекал на запланированный финал, и было ясно: сценарий вечера уже прописан в его голове, и вслед за рестораном идет эпизод с титрами «постельная сцена».

Топов с улыбкой поднял руки, сдаваясь в плен:

– Я не надеюсь на большее. Надеюсь лишь, что вы не сбежите, как Золушка. И раз мы заговорили о Золушках, у меня есть сюрприз. И еще один вопрос. Два месяца назад со мной произошло невероятное событие. Я стоял на улице, и вдруг прямо с неба на меня упало вот это…

Он с некоторой торжественностью достал из сумки серебристую коробку-шкатулку и с улыбкой поставил ее перед Катей.

Заинтригованная, она приподняла крышку и увидела собственную туфельку, потерянную при расследовании дела Некромантов еще на Деды – во время небесного полета-погони.

– Хорошо, что она не хрустальная. А то бы разбилась, и я не смог бы прочитать имя владелицы. Я заинтригован! – сказал Топов.

Он удивил ее. Скорее приятно.

Романтик, однако! Нашел ее туфельку, сохранил…

Может, судьба?

Может, и правда, подмутила святая Варвара? И не зря Катя дошла аж до XVII века.

– Как она могла упасть на меня прямо с неба?

– Видимо, я как раз пролетала по небу на метле.

– Я ведь просил честно, – насупился Топов.

Эту «шутку» он уже не смог проглотить. Слишком давно его разъедало неудовлетворенное любопытство, и, похоже, за два месяца он так и не смог изобрести удовлетворительного объяснения подобному небесному чуду.

– Честнее не бывает.

– Не хотите говорить – так и скажите.

«Минус». Не слишком ты сдержан. И не слишком умеешь собой управлять!

– Не хотите верить? Или боитесь, что мои слова окажутся правдой?

– Да знаю я, вас вечно называют ведьмой. Даже странно, насколько серьезно некоторые люди верят в такую ерунду. Когда моя секретарша узнала, с кем я сегодня на ужин иду… вы не поверите, она меня перекрестила! – он рассмеялся и сразу посветлел.

Отходчив. «Плюс».

Катя тоже рассмеялась… Кабы в эту минуту Виктор Владимирович Топов обернулся к окну, он поперхнулся бы собственным искренним смехом.

Прямо на балкон ресторана опустилась метла с восседавшей на ней весьма упитанной беловолосой Снегурочкой в голубом пуховике с белой опушкой.

Снегурочка энергично махала Кате рукой, вызывая ее на разговор и тыкая пальцем в сторону соседнего зала, мол, выйди на минуточку.

Ясно, секретарь Женя сдал ее местонахождение – впрочем, Дображанская сама распорядилась всегда состыковывать ее с Дашей и Машей в любое неудобное время ночи и дня.

И отмахиваться от Даши Чуб, не без причин носившей кличку-титул Землепотрясная, было бессмысленно. Не пойдешь ей навстречу – она пойдет на абордаж.

– Я ненадолго, – сказала Катерина Михайловна.

* * *

Старшая из Киевиц вышла в заставленный пухлыми лиловыми диванами холл, подошла к стеклянным дверям на балкон с летней террасой и обнаружила там Дашу Чуб с ее верной метлой в руках.

– Вау! Ты прямо в том самом платье? – странновато поприветствовала ее Землепотрясная Даша.

– Сумасшедшая, – недобро констатировала Катя. – Летаешь в открытую?

– Так ведь зима. Логично, что по небу снегурочки летают. Пусть люди верят в чудо, тебе что, жалко вообще?

Катя качнула головой. Открывать правду людям-слепым, было одним из Великих запретов. Лишь Даша, по негласному общему согласию, могла творить, что угодно и ляпать языком, что попало – ее все равно никто никогда не принимал всерьез до конца. Дивный талант. Или проклятие. Но так уж есть.

– Что-то срочное?

– Я вообще-то с дежурства…

– Я не дежурю сегодня.

– Только Киев так не считает. Небо загорелось. И знаешь, кого я увидала на небе? Тебя!

– Меня?

– Тебя и того хрыча, у которого ты антиквариат покупаешь. И ты была в этом самом очумительном платье. А он в пижаме стоял. Видимо, ты была у него дома…

– Я никогда не была у него дома. Но хорошо, завтра утром съезжу.

– Нет, Катя, сегодня, – на щекастом лице Даши Чуб отразилось искреннее сочувствие. – Ты не въехала? В видении ты была в этом платье. Прости… И еще там был огромный сундук. Прямо сундук мертвеца. Похоже, твой хрыч прячет в нем что-то опасное… или опасность грозит ему… Да ты ведь сама понимаешь, как все устроено, не первый раз замужем.

– Выйдешь тут с вами замуж, – проворчала Катерина Михайловна.

– А ты прямо-таки замуж собралась? – оживилась Чуб. – Я думала так, посекситься или почилиться.

– Где ты цепляешь все эти кошмарные слова?

– Кстати, землепотрясный мужик! – Даша разучилась реагировать на Катины упреки. – Не упускай его! Скажи, пошла пудрить носик, а я тебя на метле живо туда и обратно…

– Не нужно. Мой антиквар живет тут – считай, за углом. И врать без необходимости я тоже не буду.

* * *

За время ее отсутствия Топов успел встать из-за стола и завести разговор с известным политиком – худосочным и невозможно ушастым. Политик тоже был в маске, демонстрируя миру свою незыблемую веру в ужасную эпидемию, охватившую Город.

И Катя мимолетно пожалела об упущенном шоу – возможности посмотреть, как ушастый будет есть в ресторане, не теряя веры – не снимая маски с лица.

Она сделала Топову знак. Он пошел к ней через зал, все мужские лица разом повернулись в их сторону, все женские лица – демонстративно отвернулись. Спасибо, хоть никто не додумался включить ретро-музыку из серии «Ах, какая женщина!» или «Lady in Red», или еще что-нибудь столь же ужасное…

– Прошу извинить меня, – сказала Катерина, – но нам придется перенести наш ужин. Мне необходимо отлучиться. Это важно… и действительно срочно. Перенесем на пятницу?

– Это надолго?

– Примерно на час.

– Не проблема! – Топов явно не хотел ее отпускать – он не понимал, приравнивается ли перенос к завуалированному отказу или к классическому побегу Золушки в середине бала, и не хотел очередной раз остаться с одним башмаком в руках. – Я посижу там, в кальянной, мне как раз нужно сделать звонок, переговорить с одним человеком.

– Это может быть и час двадцать, – предупредила Дображанская.

– Хоть час двадцать. Хоть два часа. Не страшно.

– Тогда не буду терять время.

Катя направилась к выходу. Галантный гардеробщик накинул ей на плечи меховое манто.

Виктор Топов достал телефон.

– Я… – коротко сказал он. – Она сейчас выйдет.

* * *

Антиквару Катя позвонила уже из машины.

– Виктор Арнольдович, надеюсь, вы еще не спите?

– Не спал, даже не собирался пока в гости к Морфею, – бодро соврал тот, хотя голос был сонным. Антиквар славился своей любовью к здоровому образу жизни.

– Мне нужно срочно, очень срочно переговорить с вами. Я могу подъехать к вам домой? На одну минутку.

– Заинтриговали, голубушка. Что же это? Оценка, покупка, продажа?

– Оценка. Через четыре минуты я буду у вас.

– Но я в пижаме, – спохватился он.

«Я знаю», – чуть было не ответила Катя.

– Не страшно. Мы ведь свои.

Дома у своего антиквара Дображанская и действительно оказалась впервые. Она хорошо знала сам нарядный царский дом, где проживал Виктор Арнольдович Бам, но захаживать в гости к нему не было повода.

В отличие от спрятанного в задней части его антикварного салона «Модерн» небольшого, заполненного шкафами, каталогами, старыми книгами и старинными вещицами кабинета Арнольдовича, – квартира не слишком понравилась Катерине Михайловне.

Чересчур сверкающий паркет, до блеска натертый старорежимной мастикой, слишком много свободного места и ампирной мебели из карельской березы – мебели неживой, музейной. Катя могла бы поспорить, что большая часть ящиков и отсеков совершенно пусты. И Арнольдович устроил тут, дома, демонстрационный зал для своих богатых гостей, дабы, придя к нему, они могли ткнуть пальцем и сказать: «О, хочу такой же комод!» И получить его без промедления – и без необходимости опустошать ящички бюро и шкафов от личных мелочей.

Антиквар встретил Катю в парадном халате – длинном, черном, парчовом, расшитом золотыми узорами. Но за последние пару месяцев Арнольдович изрядно прибавил в весе – халат с трудом сходился на нем, и из-под парчи выглядывала обещанная Дашей полосатая шелковая пижама.

– Что вы думаете об этой вещице? – сказала Катя, снимая с пальца единственное имевшееся при ней украшение – кольцо с одолень-травой, изготовленное специально по ее заказу на Крещатике в XIX веке в знаменитейшей ювелирной мастерской Маршака.

Вот и проверим заодно, не утратил ли ты, сноровку!

– Хм… интересно, интересно… и даже очень… – антиквар замолчал, склонившись над украшением.

Катя быстро огляделась.

«Сундук мертвеца» она увидела сразу, он буквально бросался в глаза – слишком уж не соответствовал окружающей музейной обстановке. Простоватый, обтрепанный, с металлическими проржавевшими углами.

На правах «мы ведь свои» Катя подошла к сундуку, без спросу открыла его, с любопытством заглянула вовнутрь и испытала приступ разочарования – там лежали ржавые гвозди, угольные утюги, медная ступка, потрепанная жизнью перцемолка и старый медный таз.

«…твой хрыч прячет в нем что-то опасное… или опасность грозит ему…»

«Может, бизнес Арнольдовича скоро накроется медным тазом? – сострила Катя. – Точно накроется, если он станет продавать клиентам подобный металлолом».

– Что это у вас за рухлядь? – брезгливо изумилась она.

– И не говорите. До чего низко я пал!.. – самоиронично улыбнулся Арнольдович. – Есть у меня один клиент, высокопоставленный, а любит вот такое старье. Для него и скупаю. Завтра должен заехать, забрать.

Завтра. Катя отметила, что Даша Чуб не ошиблась, ехать к Арнольдовичу следовало немедленно. Понять бы еще, за каким медным тазом она приперлась сюда?

– И за сколько вы отдаете все это барахло? Оно же копейки стоит.

– Вы бизнесмен, Катерина Михайловна, знаете сами, копейка рубль бережет. Да и сам клиент – не копеечный. Я не в убытке. Сегодня он у меня этот «непотреб» купит, а завтра я ему прялку расписную продам за две-три тысячи не-гривен.

Катя еще раз недоуменно поворошила сомнительные сокровища сундука, пытаясь понять, что могло здесь привлечь Великий Город – таз, старая терка, четыре ключа, ржавый фонарь «летучая мышь» и древний амбарный замок. Все это полудрагоценное добро в изобилии продавалось на Андреевском спуске.

– Вещь очень своебычная, – Арнольдович закончил осмотр кольца с одолень-травой. – Здесь нет клейма, но я готов поклясться, что это рука Йосифа Маршака, первого киевского ювелира серебряного века! Возможно, клеймо не поставили по просьбе заказчика… Но в чем причина подобной просьбы? Прелюбопытно!

«Просто любое клеймо может нарушить магию – заклятия ритуалы, амулеты не терпят лишних слов, даже если это и имя великого мастера», – мысленно ответила ему Катерина.

Она была довольна. Приятно осознавать, что Виктор Арнольдович Бам стоит всех денег, которые успели перекочевать из кармана Дображанской в его антикварный салон «Модерн».

– Вы можете оставить мне эту вещицу на время? – спросил он. – Я постараюсь узнать больше.

– Увы, но нет… Послушайте, – она взяла в руки медную ступку, недоуменно осмотрела ее со всех сторон – может хоть на ней обнаружатся интересные клейма? – Я, пожалуй, куплю у вас этот сундук. – Она тоскливо окинула взглядом набор бесполезных вещей. – У меня кузина недавно построила дачу, хочет оформить в народном стиле, просила помочь ей насобирать вот такого фуфла. Еще месяц назад попросила, а я и забыла. А тут вот вспомнила.

– Простите, голубушка, но клиент будет завтра с утра, у нас уж все договорено и отменить невозможно. Сами понимаете, что он мне скажет, когда узнает, что перед приходом я отдал кому-то другому его сундучок. Как минимум – укажет на дверь. То есть не укажет, но откажет в доверии.

– Вот как? – Катя мысленно возблагодарила Бога за то, что она красивая женщина и не обязана обременять диалог наличием логики. Иногда это очень облегчает жизнь. – Значит, мое доверие вас не волнует?

– Катерина Михайловна, о чем вы?! – замахал руками Витольдович. – Да я за неделю подберу вашей кузине такой же сундук. И даже не за неделю, за день-два… За сутки, хотите?

– Нет, я хочу именно этот! – Катя взглянула на золоченые часы с колоннами в стиле ампир («Топов ждет уже 40 минут, нужно спешить») и взяла антиквара за подбородок.

– Ну, если вам так приглянулась какая-то конкретная вещь, возьмите ее. Просто в подарок, – пролепетал Бам.

«Твои бы слова, да Киеву в уши», – подумала Катя. Кабы она знала, какая вещь ей «так приглянулась», это бы сходу решило полдела.

– Нет, я хочу купить все! – Катя полностью исключила из тона капризно-женские нотки. – Сколько он стоит? – Дображанская легко могла принудить антиквара одним движением пальца с кольцом оделень-травы, но она дорожила отношениями с Виктором Арнольдовичем и не хотела быть виновницей его неприятностей. Во всяком случае, делать это бесплатно.

– Сам сундук-то стоит гроши… – тоскливо протянул антиквар.

– Я говорю не о нем. Сколько стоит ваш клиент? Сколько вы намеревались получить с него в настоящем и будущем? Я заплачу вам всю эту сумму. Я покупаю его у вас. Столько вам хватит? – она подошла к нарядному ампирному столику с еще более нарядным бронзовым письменным прибором из девяти предметов и быстро написала на бумажке число с хвостом из нулей.

Ее щедрость была убийственной – Виктор Арнольдович округлил глаза, сглотнул, вскинул брови и позабыл опустить.

– Извольте, моя драгоценнейшая, он ваш, – ошарашенно показал он на сундук. – Я уже перестал удивляться вам, Катерина Михайловна.

– Это правильно. Да и чему? Просто у меня плохой характер. А деньги, власть и подавно делают людей совершенно невыносимыми.

Арнольдович вздохнул: ах, если бы все было так просто!

– Сундук доставят вам завтра. Куда прикажете?

– Нет. Я хочу забрать его прямо сейчас.

– Но он неподъемный. Утюги, ступки – невероятно тяжелые!

– Значит, мы перенесем их в мою машину частями. Сейчас позову водителя.

Кажется, это заявление, в комплекте с Катиной внезапной, непреодолимой, немедленной потребностью в старых ржавых утюгах и гвоздях, поразило Виктора Арнольдовича даже больше, чем предыдущий инцидент.

Настоять на своем, получить любой ценой, – это входило в число известных ему Катиных черт. А вот в нелегитимной любви к проржавевшим гвоздям Дображанская уличена никогда не была.

Тем не менее, спорить антиквар не стал. Вздохнул и, не сказав ничего, вынул из сундука четыре самых тяжелых предмета, – таз, ступку и два утюга, с хищными зубчатыми ртами.

– Сейчас принесу для них отдельные сумки. – Ставший слишком узким халат мешал ему, и с беззвучным бурчанием Арнольдович снял парадно-домашнюю одежду, с видом обреченного грузчика нагнулся к утюгам.

Катя попыталась приподнять заметно полегчавший сундук.

– Что вы делаете? Не подымайте тяжести, вы надорветесь! – воскликнул Виктор Арнольдович.

Он оказался прав, сундук все еще был тяжелым, и Катя с грохотом поставила – скорей даже уронила его обратно на пол.

И вскрикнула!.. Паркетный пол под антикваром и Катей резко качнулся, как палуба корабля, угодившего в шторм. На потолке жалобно звякнула хрустальными подвесками люстра, хлопнул стеклянной дверцею шкаф. Все девять предметов подпрыгнули на столе, испуганно замолчали и встали ампирные часы, а из ближайшего комода со скрипом выдвинулся нижний ящик, сделав его похожим на человека с удивленно отвалившейся нижней челюстью.

Не удержав равновесия, Катя почувствовала, что летит на диван. Нелепо размахивая руками, Виктор Арнольдович Бам упал прямо на Катю, – ткань ее алого платья поползла вниз, обнажая грудь.

В ту же секунду произошло еще одно событие – на крыше противоположного дома быстро защелкал затвором фотоаппарат. А в следующую секунду испуганная люстра зазвенела всем телом, и в комнате погас электрический свет.

* * *

– За кого ты меня принимаешь?

Виктора Топова точно подменили. Он «тыкал» Катерине Михайловне, хоть они точно не успели дойти до стадии «брудершафт». Он был зол и опасен как разъяренное, готовое к атаке большое животное – зубр или носорог.

Он говорил нарочито спокойно, но каждое слово его падало как неподъемная бетонная плита:

– И за кого ты принимаешь себя?

– Я уложилась в обещанный час, – не поняла причин его гнева Катерина. – В час пятнадцать…

– Это что, игра такая? Сначала ты заводишь меня… потом едешь и трахаешь старого урода! Потом возвращаешься… Я похож на какого-то мальчика для игр?

– Не понимаю вас, – свела брови Катя.

– Объяснить? – тяжело спросил он.

– Сделайте одолжение, – холод Катиных слов мог охладить даже лесной пожар, но внутри Топова кипел брызжущий лавой Везувий.

– Прокомментируешь это?

Он показал ей экран своего смартфона, вместившего на редкость пошлое фото. Раскинув руки и ноги, Катя лежала на диване, вцепившийся в ее плечи Витольдович уже стянул с нее платье, его лицо утыкалось в Катину обнаженную грудь, штаны его полосатой пижамы сползли с ягодиц.

Пожалуй, Виктора Топова можно понять, – сделать из увиденного какой-то иной вывод было попросту невозможно.

– Это последнее, что успел снять фотограф, потом вы выключили свет. Час пятнадцать. Тебе хватило?

И Катя могла бы посмеяться над этой комической сценой.

Могла простить Топову ложный вывод, злость, праведный гнев.

Могла (с некоторой натяжкой) простить даже хамский тон…

Все могла – кроме одного.

– Ты следил за мной, – огласила она приговор.

– И, как видишь, не зря! – парировал он. – Ты странная… слишком. И слишком нравилась мне. Заинтриговала. Но ты точно не Золушка. Ты – извращенка! Бросить меня, чтобы сбежать и переспать с этим… С мерзким стариком! – его лицо исказилось презрением. – И как ни в чем не бывало вернуться сюда… Не думай, что тебе сойдет это с рук. Что ты молчишь?

Катя вздохнула:

– Думаю, как раз с рук это мне и сойдет.

Ее рука, утяжеленная кольцом с одолень-травой, подавляющей волю, легко коснулась его лба:

– Забудь! – прошептала Катя одними губами.

Лицо Топова замерло, как остановленный кадр кинофильма, застывшая злоба медленно стекала с лица. Катя взяла из его податливых рук телефон, отыскала в почте адрес фотографа, приславшего пикантное фото, написала ответ «Забудь все» и удалила ненужные данные.

Святая Варвара не сотворила обещанного чуда.

Виктор Топов не стал исключением – по сотне разных причин все ее попытки сходить на свидание заканчивались одним кратким заклятием «Забудь!» Большинство кавалеров забыли даже о том, что она давала им шанс.

Но здесь, в ресторане, их видело слишком много людей, и с Топовым Катерине пришлось попрощаться лично.

Пару секунд, сложив пальцы в замок, положив на него подбородок, она с грустью смотрела на светловолосого витязя, не сумевшего завоевать сердце несчастной Несмеяны.

– Жаль, – произнесла она вполголоса. – Ты мне тоже понравился. – Затем быстро коснулась его руки. – К сожалению, я не могу ответить вам взаимностью, – церемонно сказала она.

Его лицо ожило, выражение изменилось – стало таким же, как в начале вечера – дружелюбным, открытым, ожидающим чуда.

– Я весь вечер боялся, что вы скажите мне именно это!

– А я весь вечер боялась, что мне придется вам это сказать.

– Почему же тогда?… Я не понимаю. Что я сделал не так?

– Увы… Это невозможно объяснить, – сказала Катерина Михайловна Дображанская.

Есть вещи, которые нельзя объяснить большинству нормальных людей – да чего уж там, никому из нормальных людей!

Потому она обречена на одиночество?

Или на лысого черта…

* * *

Башня, в которой уже не первое столетие собирались хранительницы Города, всегда неуловимо подстраивалась под настроение Трех Киевиц.

Становилась то тревожно-холодной, то уютно-радостно теплой.

И огонь в черном мраморном камине словно регулировал градус – в зависимости от жара их споров. И книжные полки, кольцом обнимавшие стены круглой комнаты в Башни Киевиц казались то давящими церберами, то мудрыми советчиками.

А над камином висел «измеритель» иного настроения – внешнего – византийская фреска X века с изображением самой первой Киевицы Великой Марины.

В руках у женщины с чересчур близко поставленными синими глазами, царствовавшей над Киевом еще во времена древней Руси, были Весы, призванные сигнализировать ее последовательницам о положении дел в доверенном граде. В обычное время Весы первой Киевицы успешно воплощали классический символ равновесия – с двумя одинаковыми симметричными чашами.

Нынче же Весы чуть-чуть накренились… вроде бы?

То ли да, то ли нет, – сколько ни щурься, а до конца не поймешь.

И настроение у Киевиц было соответствующее – все Трое пребывали в легкой непонятке. Так случилась беда или все-таки нет?

А Даша Чуб – и в непонятке иного рода:

– Не понимаю, чего вообще ты так паришься, если можешь в любую минуту сказать мужику «Все забудь»? Начала бы свидание типа сначала – с чистого листа. Он же все равно ничего не помнил уже!

– Я бы помнила, – прохладно произнесла Катерина, – я уже знаю, он мне не подходит. Он ревнивый, вспыльчивый, собственник и не брезгует средствами, вроде слежки… Ты хоть представляешь, что он увидит, если начнет за мной каждый вечер следить?

– Ну и че? Проблем-то! Просто говори ему «Забудь!» каждый вечер. И можешь смело выходить за него. Мужик-то хорош. Я бы такого хорошенько попользовала.

Катя слегка пожала плечами и повернулась к огню. В камине вытанцовывало пламя. На каминной полке молча жмурилась белая кошка Беладонна. Второй представитель местной фауны, черный кот Бегемот, предпочел изразцовую печь на кухне.

Чуб с любопытством раскладывала на ковре непонятные приобретения Дображанской – зубастый утюг, медный таз, терку и голубую облезлую перцемолку. А Дашина любимица, рыжая кошка Изида Пуфик, старательно обнюхивала каждый предмет.

– Апчхи, – громко чихнула рыжая, осматривая перцемолку.

– Вот видишь, – правда! – огласила Даша. – Нельзя такими мужиками разбрасываться.

– Это – не правда. Это – черный перец. Его там недавно мололи.

– Апчхи, – подтвердила правдивость Катиных слов Изида Пуфик. – Мerde, – прибавила свое любимое французское ругательство она.

– Ну, что у тебя? – обратилась Катя к Маше Ковалевой, листавшей толстую Книгу Киевиц.

– К сожалению, ничего определенного. Получается, все это, включая и черный перец, достаточно часто используют в магии.

Маша отложила книгу и подошла к разложенным на ковре предметам, перечислила:

– Кофемолки, ступки, терки, тазы – используют для приготовления зелий и снадобий. Гвозди, большие и маленькие, часто используют в заговорах, особенно не очень хороших – на болезнь, разлуку и смерть. Фонари зажигают во время ритуалов. Ключи и замки – тоже магические ингредиенты. Чаще всего их используют для любовных приворотов. Что же касается утюгов…

– Утюги нас не касаются, – отсекла часть «подозреваемых» Катя. – Перед тем, как я уронила сундук, Виктор Арнольдович выложил из нее утюги, ступку и таз. Остались перцемолка, терка, гвозди, фонарь, замок и ключи. Что-то из них, ударившись об пол, и спровоцировало непонятный толчок.

Даша Чуб быстро отделила пять оправданных и невиновных предметов от подозреваемых и задумчиво почесала нос, разглядывая возможных виновников.

Рыжая кошка с силой ударила лапой по ржавому гвоздю – тот отлетел, ударился о спинку дивана, и… ничего не случилось.

– Milles voies conduisent en erreur, mais seul induit à vérité[4], – провозгласила кошка.

– Умница, Пуфик! – Даша схватила оставшиеся четыре гвоздя, поочередно стукнула ими об пол, отложила. Вслед за гвоздями «стукнутыми» стали и прочие подсудимые. – Видите, – огласила Чуб. – Если бы что-то из этого было вроде лампы Аладдина, джин бы выскакивал каждый раз, когда трешь. Каждый раз, когда бьешь ими об пол, – случалось бы землетрясение! Значит, дело не в ударе. Дело в том, что от удара в них что-то изменилось!

– Здравая мысль, – похвалила Катя. – Гвозди измениться никак не могли. Они слишком толстые, чтобы согнуться при падении. Терка вроде тоже осталась такой, как была.

– Фонарь не разбился, – подхватила Даша. – И не разлился. Керосина в нем нет. Четыре ключа тоже целы. А вот у перцемолки могла прокрутиться ручка.

– И еще есть замок, – Маша взяла массивный, тяжелый, насквозь проржавевший амбарный замок с ключом в сердечнике и приподняла дужку. – На вид ему не меньше ста лет. Может и больше… Катя, ты не помнишь, он был открытым?

– Не помню.

– Итак, возможных преступников осталось всего двое, – возликовала Даша. – Замок и перцемолка! Заметьте, с черным перцем, который часто используется в зельях, отварах, саше.

– И еще чаще в кулинарии, – сказала Маша.

Катя кивнула, достала смартфон и призвала знакомый номер.

– Виктор Арнольдович, я по поводу моей покупки. Простите, не знала, что уже час ночи… Нет, не передумала покупать. Но вы не могли бы припомнить, как к вам попали замок и перцемолка? Угу… – Катя с любопытством выслушала короткий рассказ и грозно наказала: – Тогда уж будьте любезны, драгоценнейший мой, сдержать обещание! Перцемолку, – пояснила она, отложив телефон, – Витольдович забрал у соседки – бедной старушки. Пообещал ей 10 %. С учетом той суммы, которую я заплатила ему, на эти проценты бабуля не будет бедствовать до самой смерти.

– Ты уж проследи! – прониклась историей Даша.

– Уж прослежу, – пообещала Катерина Михайловна. – С замком дело обстоит несколько хуже. Он куплен помощницей Арнольдовича буквально вчера на блошином рынке. Купила у левого алкаша вместе с ключом. Ключ был в замке, он не проворачивался, заржавел. И замок был закрыт.

– А теперь он открылся! – воскликнула Даша. – Ключ повернулся от удара, и что-то случилось…

– Ты разрушила какие-то чары. Очень древние чары! – с тревогой сказала Маша, разглядывая замок.

Большой, старый, с застывшим в сердечнике длинным ключом, он походил на сердце, пронзенное стрелой. Маша осторожно дотронулась до головки ключа, но побоялась еще раз провернуть его.

– Возможно, это любовные чары! – встрепенулась Даша. – Ты говорила, замки используют для приворотов. И кто кого любил, кто кого разлюбил и почему от этой любви аж содрогнулась земля… мы скоро узнаем!

18 декабря

Чары любви решили взять Катю штурмом прямо с утра.

Еще поднимаясь в лифте в свой офис на верхнем этаже гостиницы «Андреевская», Катерина почувствовала тревожный запах незапланированных изменений. А, ступив в приемную, не узнала ее – она походила на душную оранжерею.

Все пространство было заставлено громоздкими букетами роз – красными, белыми, розовыми, черно-бордовыми. Не было только желтых – цвета разлуки.

– Прислали от Виктора Топова, – поднялся со стула ее взволнованный секретарь Женя. Он был возбужден, как во время просмотра нового артхаусного фильма с безумным и непредсказуемым финалом.

– Я догадалась, – сухо сказала Катя. – Тоже мне, оригинал. – Она чувствовала себя героиней дешевой мелодрамы. – Немедленно уберите все. Отвезите на Байковое кладбище. На могилу Леонида Быкова, Ступки, Заньковецкой… Я дам вам список.

– Но Катерина Михайловна!.. – расстроено вскликнул Женя.

Краем глаза Катя заметила, что на экране его монитора открыта статья «Виктор Топов – богатый холостяк». И не сомневалась: Женя уже успел выяснить точный размер состояния Топова, его знак Зодика, количество детей от прошлых браков, излюбленный цвет его галстуков и носков, а заодно и стоимость аренды Мариинского дворца на случай Катиной свадьбы.

– На кладбище! – непререкаемо наказала Катерина Михайловна и прошла в кабинет.

Там было столь же тесно от цветов и сладких запахов. Катин письменный стол оккупировали, зажали в тиски громадные корзины и вазы с цветами.

Но на столе лежала всего одна роза с привязанным к ней письмом!

Дайте мне еще один шанс!

Хоть бы ради святой Варвары.

Хм, а вот это и воистину странно.

Ведь имя Варвары он тоже должен был позабыть!