Читать книгу Долговременная огневая… Стихотворения - Лаэрт Добровольский - Страница 6

В потёмках до утра

Мерещится подвох:

Вот взмоет ввысь «Ура!..»,

Вот гаркнет «Hande Hoch!»

И содрогнётся твердь

В который раз уже,

И понесётся смерть

В слепящем кураже.

Страшнее во сто крат

Летящего свинца

Поднявший руку брат

На брата-близнеца.

Сурова память-нить

В суровые века.

Ничто соединить

Не в силах берега —

Ни новые мосты.

Гуманности полны.

Ни новые кресты

На нивах той войны.

Здесь слова замирают в теплынь на лету.

Здесь Нева замедляет движение.

Усмиряя свободной волны маету

И брожение.

Как враги друг на друга глядят берега,

В каждом взгляде – достоинство племени…

Расцепляет двух братцев сестрица-река

Столько времени…

Вот бы звон колокольный над гладью речной

Пробудил в берегах покаяние.

Но чека поржавевшей гранаты ручной

Вся – внимание.

Отойти бы гранате на вечный покой…

Жизнь – в бессмертии многообразия;

Не предложит гранате сапёр над рекой Эвтаназии.

И лежать ей занозой в подкорке земной.

Всею мощью своей нерастраченной

До последнего слова, до встречи – со мной

Предназначенной…

Откопали и нас… Наконец-то…

Словно выпал счастливый билет:

Перебраться на должное место

На ближайшую тысячу лет.

Нам не верится, что откопали;

Вздёрнут дёрн, перевёрнут пейзаж..

Распознают ли только? – едва ли

Тайну выдаст разбитый блиндаж.

Правда, что полегли миллионы.

Но в статистике правда не вся.

Рассыпаются в прах медальоны.

Наши правды в песок унося…

Крест немецкий и орден советский

Вот и всё, что осталось от нас…

Откопали и нас… Наконец-то…

Кем мы станем сегодня для вас?..

Я замёрз… Не могу отогреться…

Я прогреться никак не могу…

Холодами блокадного детства

Я оставлен на том берегу.

Где метели, по-прежнему воя.

Обречённую жертву ведут

На голодную смерть – без конвоя.

Обходя за редутом редут.

Я на том берегу, на блокадном.

Где по-прежнему лютый мороз…

На пространстве пустом, неоглядном

Льдом и инеем город оброс.

Я на том берегу, на котором

По живому метель голосит

И угаснувшей жизни повтором

Ни в аду, ни в раю не грозит.

Я замёрз… Не могу отогреться.

Хоть тепло и листва молода…

Ледниковым периодом сердца

Отзываются те холода.

Ледовый панцирь сбрасывает Ладога —

В который раз пора оледенения

С её лица опять уходит надолго

В гремящей суете отъединения.

Где было поле ровное, единое.

Имперское, державно-монолитное —

Сообщество разноголосно-льдинное

В разорванности уз слезопролитное.

От каждой льдины слышно: – Будь по-моему!.

И каждая ведёт себя по-разному…

Что б им вглядеться в новую промоину.

Где бездна неизведанности празднует:

Её безмолвье злобное, утробное —

Не вяжется с мальчишеским речением,

И каждая из льдин – плита надгробная.

Губительным подхвачена течением.

Теснясь и споря, входят в русло невское.

Под ними дно останками усеяно —

А сколько их и чьи они – известно нам.

Глядящим в небо разными Расеями.

Толкутся льдины – плиты наднемецкие,

Надрусские, надшведские, надобщие,

Надкраснозвёздные и надсоветские.

Уготовляя души к разнородщине.

Как люди – льдины. Каждая – в отдельности.

И жизнь любой – Вселенная безбрежная.

Пустынница безликой беспредельности…

Из праха – прах. Из капли – капля прежняя.

Не бродить по травам росным.

Не плутать по их коврам —

Пестроцветным, медоносным.

Полевым, тонкоколосным.

По приземистым и рослым

И прохладным по утрам…

Не читать на небе синем

Тайных писем облаков.

Их над нами проносили

Ветры с севера России…

Мы месили-колесили

Грязь окопами веков…

Не стучаться в дом родимый

Ночью зимней, летним днём —

Здесь, где месяц нелюдимый

Ходит целый, невредимый —

В три наката в пласт единый

Уложило нас огнём…

Истекающий кровью глядит в облака кучевые;

Затухающим взором что ищет он за облаками?..

Истекающий речью всё ищет слова ключевые —

Уходящую жизнь заключить ключевыми словами.

Истекающий верой – гнездо потерявшая птица

На излёте закатного часа нелётной порою

Тоже ищет, к чему бы душой прислониться.

Но лететь невозможно, а солнце уже за горою.

Истекающий мыслью, свободный от веры и речи.

Ищет синее небо – как в детстве далёком, такое.

Где бы облако с солнцем без противоречий,

И вокруг – тишина, и сознанье покоя – в покое.

Ни тебя, ни меня не отыщет

Ни один поисковый отряд…

Старых сосен крепки корневища

И стволы красной медью горят.

Волей случая спаяны тем мы.

Что сроднил нас сраженья порыв;

Давят нас корневые системы

Всею мощью, как медленный взрыв:

Обвивая, как щупальцы спрута.

Наши соки безжалостно пьют…

Что там кроны о вспышках салюта? —

Не совместны война и салют.

Наших судеб слепые осколки

В купола поднебесья стучат.

От осколков и сосны, и ёлки

Чудодейственно смолоточат

И, о чудо, как в кинокартине.

Где за титрами близок конец.

Мы – противники – вечно едины

И единый над всеми Творец.

На розовом носу – очки того же цвета:

Оправа и винты, и дужки, и стекло;

На всём печать решений Розового Света —

Быть розовым во всём, пока не истекло

Быть розовым во всём отмеренное время;

Взор розовую розу в ризе криза зрит

И розоватость визы визави – не бремя.

Но ризеншнауцер так розово грозит.

Кто розов – резов тот. Визира зев изрезан.

За розовым штрихом – лишь розовый исход.

На розовом лугу гоняет Гитлер с Крезом

Песочные часы под розовый восход.

Не кирпичной пылью красной

Здесь упитана земля,

Речью гневной, речью страстной

Расшумелись тополя,

Прислонившись кроной к кроне,

Словно в сговоре каком,

Или в тайной обороне

Ожидая бой с врагом.

У божественной святыни

Взор свободней и смелей,

Чем у выступившей ныне

Строчке блуда на стене.

Как в насмешку дням кровавым.

Отлетевшим в даль времён.

На стене ПОБЕДА KNAUF

Голубым горит огнём.

Не зелёным и не красным.

Никаким другим-иным:

Мирно-ласковым, прекрасным.

Безмятежно-голубым…

Я – и KNAUF. Третий – лишний..

Я – и надпись на стене…

Говорят, сегодня Ницше

Поднимается в цене…

Одичало ржавым ворсом

Травы с небом не в ладу.

Атакуемый вопросом.

Безответен, я иду.

А вопрос толкает драться

Или – в лестничный проём:

Как же так паскудно, братцы.

Мы Победу продаём?

Звуки траурного марша

Над могилами звучат.

Кирпичи, как пачки фарша,

В штабелях кровоточат.

Над Ижорой, по-над речкой

До сих пор руин не счесть…

Речь немецкая овечкой

Ходит нашу травку есть.

Щиплет травку вроде боком.

Сознавая, что в гостях —

Но пощипывает током

Дом, стоящий на костях:

В двадцати шагах отсюда

Спит Ижорский батальон,

И сигналит, словно зуммер,

Неистлевший медальон.

Медальонам счёт неведом?

Похоронкам счёт забыт?

В сочетании с Победой

Вводит KNAUF новый быт?..

В подворотне лает Жучка.

По реке плывёт топор.

В переводе KNAUF – «ручка»

Означало с давних пор…

Помнит горькое Победа,

Не укроет никуда —

Расстреляли людоеда

Здесь, на улице Труда…

Исстрадались в горе вдовы.

Смотрят в прошлое, назад.

Где ни дня без крови новой

Не держался сущий ад.

В царстве скверны и бедлама

Лишь осталось – позови! —

Стать прислугой в храме Хама

Храма KNAUF-на-Крови…

Не случайно веет кровью

С наступающей грозой…

Ветеран поводит бровью —

Совладать бы со слезой…

Кто печаль его измерит.

Кто узнаёт по глазам?

Эх, Москва слезам не верит.

Питер верит ли слезам?!.