Читать книгу «Мальчик, который рисовал кошек» и другие истории о вещах странных и примечательных - Лафкадио Хирн - Страница 14

В одной из деревень провинции Масаси жили два лесоруба – Мосаку и Минокиси. В те годы, о которых идет речь, Мосаку был уже немолод, а Минокиси, его ученику, едва сравнялось восемнадцать лет. Каждый день на рассвете они вместе отправлялись в лес, расположенный в пяти милях от их деревни. Лес был по другую сторону широкой реки. Чтобы путники могли беспрепятственно пересекать ее, на реке устроили паромную переправу. Несколько раз в том месте возводили мост, но весеннее половодье – очень бурное в этой местности – разрушало его. Никакой мост не мог выдержать напора разбушевавшейся стихии.

Однажды Мосаку и Минокиси возвращались домой из леса. Был вечер, и было очень холодно, да вдобавок начиналась снежная буря. Они подошли к переправе и обнаружили, что паромщика нет на месте, а его лодка находится на другом берегу реки. Они поняли, что тот ушел домой. Пересекать реку вплавь в такую погоду было безумием, поэтому лесорубы решили укрыться в хижине паромщика и чувствовали себя счастливчиками, что у них есть хотя бы такое убежище.

В хижине не было ни жаровни, ни места, где можно развести огонь. Хижина была очень мала: вдвоем они смогли разместиться лишь с трудом – в единственной комнате не было даже окна, а входная дверь вела прямо на улицу. Мосаку и Минокиси заперли дверь и легли отдохнуть, укрывшись собственными плащами. Поначалу они почти не ощущали холода, к тому же надеялись, что снежная буря скоро утихнет.

Старик уснул быстро, а юноша долго не засыпал, слушая вой ветра и удары снежных зарядов в дверь и стены хижины. Ревела река, стены домика сотрясались и ходили ходуном под порывами ветра. Минокиси чудилось, что их хижина – утлый челнок, несущийся по воле волн в открытом море. Становилось все холоднее и холоднее, юношу сотрясала дрожь. Но в конце концов он тоже уснул.

Его разбудил ледяной ветер, ударивший в лицо. Дверь в хижину с силой распахнулась, и на фоне снежной завесы он увидел силуэт женщины, входившей в комнату. Женщина была вся в белом. Она склонилась к Мосаку и подула на него – ее дыхание было подобно белой струящейся дымке. Затем она повернулась к Минокиси и наклонилась к нему. Он захотел закричать, но обнаружил, что не может выдавить из себя ни звука. Женщина в белом склонилась ниже, затем еще ниже – так, что ее лицо почти касалось его лица. Она была очень красива, но ее глаза испугали его. Некоторое время она молча смотрела на Минокиси, затем рассмеялась и прошептала:

– Мне следовало поступить с тобой так же, как и с тем, другим. Но чувствую к тебе жалость – и не совладать с ней. Ты так молод… И ты так мил, Минокиси… Сейчас я не причиню тебе зла. Но если ты расскажешь когда-нибудь и кому-нибудь – даже собственной матери – о том, что ты видел этой ночью, я узнаю об этом, и тогда я убью тебя… Помни о том, что я тебе сказала!

Умолкнув, она выпрямилась и вышла из хижины.

Когда к Минокиси вернулась способность двигаться, он вскочил и выглянул наружу. Женщины нигде не было видно – только снег взвивался яростными вихрями.

Минокиси закрыл дверь и для верности запер ее деревянными засовами. Он подумал, что это ветер распахнул дверь. А то, что ему привиделось, – лишь сон, видение, и он, должно быть, просто ошибся, приняв снежный сполох за женский силуэт в дверном проеме. Но он совсем не был в этом уверен. Он окликнул Мосаку, но старик не отозвался, и это еще сильнее испугало юношу. Он протянул руку и в темноте коснулся лица старика: оно было холодно как лед! Мосаку был мертв и уже окоченел…

К рассвету пурга утихла, и когда утром паромщик вернулся к себе в хижину, он обнаружил Минокиси. Тот лежал без чувств подле окоченевшего тела Мосаку.

Юноша долго болел – он сильно простудился той холодной ночью. Он был очень напуган смертью старика, но о женщине в белом никому ничего не сказал. Окрепнув, он снова вернулся к своему прежнему занятию: каждое утро уходил в лес, а на закате возвращался обратно с вязанками хвороста, которые его мать продавала.

Однажды вечером – была зима, прошел примерно год после прискорбного события – Минокиси, как обычно, возвращался домой из леса и нагнал девушку, которая шла той же дорогой, что и он. Очень стройная и хрупкая, она была необычайно красива и на приветствие юноши отвечала голосом таким звонким и мелодичным, что он ласкал слух, подобно песне жаворонка. Они пошли рядом и разговорились. Девушка рассказала, что ее зовут О-Юки[18] и она недавно потеряла родителей, а теперь идет в Эдо[19], где живут ее дальние родственники. С их помощью она надеется получить место служанки. Очень скоро Минокиси был совершенно очарован этой необычной девушкой. И чем больше он смотрел на нее, тем сильнее она ему нравилась. Он спросил, не просватана ли она, и она отвечала ему, смеясь, что она свободна. Затем в свою очередь и она задала вопрос Минокиси, не женат ли он, или, может быть, помолвлен с кем-то. Он отвечал, что живет вдвоем с матерью, она давно вдова, и поскольку он еще молод, то вопрос о невестке пока не поднимался. После взаимных признаний они замолчали и довольно долго шли рядом, не разговаривая. Но как гласит пословица: «Ки га арэба, мэ мо кути ходо ни моно о иу» («Где замешаны чувства, глаза красноречивее слов»).

К тому времени, когда они добрались до деревни, обоим уже было ясно, что симпатия их взаимна. Затем Минокиси предложил О-Юки передохнуть в их доме. Она смутилась, но, помедлив, согласилась и пошла с ним. Мать юноши встретила девушку радушно и разогрела для нее еду. Поведение и манеры О-Юки покорили мать Минокиси, и сама девушка так понравилась, что женщина предложила ей повременить с путешествием в Эдо и пожить у них. Понятное дело, что О-Юки так никогда и не добралась до Эдо. Она осталась в их доме в качестве названой приемной дочери и вышла замуж за Минокиси.

Она оказалась очень хорошей невесткой. Примерно пять лет спустя, когда матери Минокиси пришло время умирать, ее последними словами были слова признательности и благодарности жене сына. У О-Юки и Минокиси родилось десять детей – мальчиков и девочек. Все детишки были очень пригожие и милые, и у каждого из них была очень чистая белая кожа.

Между собой местные говорили, что О-Юки совершенно необыкновенная женщина – не такая, как они. Здешние крестьянки быстро стареют, а О-Юки, родив десятерых детей, оставалась все такой же юной и свежей, как тогда, когда впервые появилась в деревне.

Однажды вечером, уложив детей спать, О-Юки устроилась с шитьем под бумажным фонарем – так, чтобы его света было достаточно для работы. Минокиси, наблюдая за своей женой, сказал:

– Ваше лицо, склоненное над рукоделием и освещенное светом фонаря, заставляет меня вспомнить об одном странном событии, приключившемся со мной очень давно, – я был совсем молод, мне только сравнялось восемнадцать. Тогда я видел женщину – такую же красивую и такую же белокожую, как вы. В самом деле, она так на вас похожа…

Не поднимая глаз от рукоделия, О-Юки попросила:

– Расскажите мне о ней. Где вы ее видели?

И тогда Минокиси рассказал своей жене о том, что произошло в ту страшную ночь в хижине паромщика: как Белая женщина склонилась над ним, что она ему прошептала и как смеялась; рассказал и о безмолвной смерти старого Мосаку. И добавил:

– Это был единственный раз, когда – во сне или наяву – я видел кого-то, кто красотой своей может сравниться с вами. Конечно, она не человек, я испугался ее – я был очень сильно напуган, и она была такая белая!.. До сих пор не могу понять: Белая женщина была наяву или это был сон?..

О-Юки с силой отшвырнула рукоделие, подскочила к Минокиси, который сидел на полу на циновке, склонилась над ним и прошипела:

– Это была я-я-я!.. Я говорила тогда, что убью тебя, если ты когда-нибудь хоть одно слово скажешь о том, что случилось!.. И я бы уничтожила тебя немедленно, но я не сделаю этого из-за детей, что сейчас спят. Теперь ты должен очень, очень хорошо о них заботиться, потому что, если у них появится хоть малейший повод пожаловаться на тебя, я поступлю с тобой так, как ты этого заслуживаешь!..

Голос ее сорвался в визгливый крик, а затем истончился и исчез, слившись с воем внезапно налетевшего порыва ветра, а ее фигура вдруг распалась на великое множество снежных крупинок и закружилась белым сияющим вихрем… Он взмыл вверх, скользнул между потолочных балок, метнулся к дымоходу и исчез в нем…

И больше ее никогда не видели.