Читать книгу Его багровые лилии - Лами Кой - Страница 3

Из бедняков

–

в беженцы

Ветки ломались быстро и с таким хрустом, как от кабаньих ног – только этими зверьми были бегущие люди. За спинами нашими горело солнце, даже когда пришла ночь – таким ярким и масштабным был пожар, пожирающий последние углы, в которых в детстве мы стояли. В душе я плакал по матушке и бабе, по сгоревшему скоту, по собакам и по огороду, – по жизни, что нас с силой вынудили оставить. Маня, лицо которого пряталось в ледяном камне, чуть ли ни за руку уводил меня глубже в лес, пока спустя сутки мы не добрались до реки – если можно так сказать про нас обоих, поскольку под конец Манджиро уже нес меня на себе. С каждой той минутой я все больше понимал свою благодарность ему: без своего друга я бы точно не забрался так далеко, и меня бы точно поглотил огонь, не оставив от меня и щепок. Вот таким меланхоличным с ним я стал! Как тряпка! Но зато у тряпки этой оставался один-единственный член семьи. Я знал, что сейчас и я буду нужен ему. Теперь у него не осталось никого: не было у Мани ни девушки, ни родителей, ни даже кошки.

У реки я почувствовал, как задыхаюсь, и сердце, бешено колотясь, перекрывает мне доступ к пищеводу и бронхам. Я не мог испить той самой воды, что сейчас была передо мной, тем более такую холодную, хотя и ощущал, как у меня все пересохло во рту, или начать нормально дышать, а Джиро выглядел в тот мрачный день так по-злодейски, что казалось он сейчас схватит меня рукой за затылок и ткнет носом в булыжник на дне реки. Но он молча, как рыба, подпрыгивающая на выступах в воде, ждал, когда у меня закончится этот приступ.

Небо закоптило дымом, скрывающим даже густые тучи, с которых моросью капал дождь. Всю шею покрывала гусиная кожа от влажного и холодного ветра. Голову мою, в глазах которой от усталости все расплывалось, терзали два разных ощущения: больше нет пугающего жара огня, с одной стороны, и, с другой, сейчас смертельно холодно от дождя и близости быстротекущей горной речки. Длинные волосы Манджиро облепили его голову и потемнели, и, стоя по колено в воде, с силой бьющей его по ногам, он пытался голыми руками изловить рыбу. Я воззвал к своей памяти, чтобы в это время экстренно построить хотя бы детский шалаш, который умели по-всякому делать мальчишки. Я взял небольшую возвышенность над ручьем и два рядом стоящих дерева, сучья которых удобно для меня располагались на нужном уровне и нужной параллели, чтобы я мог закинуть на них как каркас тонкий ствол молодого дерева, что снесли ветер и дождь. Закрепил, приставил к ним и уложил внизу еще несколько длинных, хотя большинство из них и были сырыми или сыроватыми. Поверх в два слоя накидал богатых хвоей веток с травой. Маня бросил мне в траву рыбу и вернулся сюда же от старой поваленной березы с сухой корой и сучьями, пока я по его приказу искал сухие шишки. Он развел огонь теми спичками, что всегда прятал по одеждам в разные места, выложил обстриженные под «воротнички» из стружек березовые веточки и поджег их со смоляными шишками, а поверх уложил расщепленную кору. Оставшееся, что он не использовал, он спрятал пока в шалаше на самом сухом дереве. «Почему ты ловил рыбу голыми руками, если у тебя был нож? – спросил я у Манджиро. – И всегда у тебя с собой и спички, и нож?». Он же убрал рукой надоедливый волос, приглаживаемый каплями небесных слез, улыбнулся мне, точно добродушный ребенок, и ответил: «Я что, дурак, чтоб на рыбу живую с ножиком лезть? Это сейчас я могу ее спокойно почистить, а тогда был почти честный бой. И то, течение, бьющее ее в камни, явно было не на стороне этой глупышки. Так и прыгала мне в ладони… Тут только ловить надо». «А смешно это… – подумал тогда я, – мы бежим от пожара в этот ледяной лес, чтобы развести огонь в нем под навесом и прятаться от холода больше, чем от разбойников, решивших избавить от участи жить в своем доме нас. Мы не тряслись от страха, а сейчас будем трястись от недостатка тепла». Какая-то детская несправедливость встала комом в горле у меня, и я разгорячился, почувствовав, как огонь моей крови заставляет полыхать лицо, точно я девятилетняя девчонка на отчете у матери за поцелуй в щечку от «плохого мальчика». Я, помню, сам был даже этим мальчиком. Маня сказал как-то мне: «Попробуй подойти к девчонке». Я решил, что пора мне стать, видимо, мужчиной, раз даже Манджиро об этом заговорил, но она расплакалась и убежала, а потом еще получила от матери за то, что подошла ко мне, отбросу небольшого шипящего ведьминского общества.