Читать книгу Дикари не выбирают принцесс - Лана Муар - Страница 8

Поворачиваюсь к нему, не веря своим ушам, и окончательно теряюсь. Закрытые глаза, голова откинута на подголовник, как подтверждение того, что мне скорее всего послышалось, а Блад на самом деле ничего не говорил. Видимо после укола он практически сразу уснул. Или все же нет? Останавливаю машину, всматриваюсь – дышит спокойно, только скула дёргается каждый раз, как пробует пошевелить пальцами. Ему больно. Очень. Но показывать этого не хочет. И если бы не дергающаяся скула, я об этом даже не узнала и не догадалась. Хочет быть сильнее чем есть и не хочет, чтобы кто-то видел его таким. Пальцы тянутся прикоснуться. Хотя бы на мгновение. Чтобы забрать себе часть его боли, чтобы ему стало легче. Подушечки обжигает от горящей под ними кожи, а щека дергается сильнее. Костяшки сжатого кулака белеют от напряжения, но меня пугает не это. Я боюсь не его. Я боюсь себя, своих эмоций, своего тела, которое тянется к нему с каждой секундой все сильнее. Словно, пробившись на мгновение через окружающие Демона вихри, смогла прикоснуться к нему настоящему. Только какой он, настоящий, разобраться не могу. Мои пальцы баюкают его щеку, обжигаются о пухлые обветренные губы, а в легких сгорают последние капли кислорода. Все это время я не дышу. Боюсь того, что со мной случится, если вдохну хотя бы глоток воздуха. Двинувшись по подушке сиденья, прислоняюсь лбом к его виску и накрываю ладонью напряжённый кулак. В голове от запаха Демона путаются мысли, и я пьянею от таких острых и по-настоящему ярких до дрожи в коленках ощущений. Они впиваются в нервы, будоражат, толкают меня все дальше, уговаривают вдохнуть глубже. С осторожностью вдыхаю терпкий аромат до звёздочек перед глазами, обещая себе, что потом остановлюсь, но не могу им надышаться, тянусь к нему все ближе, пробую обжечься губами…

– Что ты делаешь?

Голос. Глухой. Звучит где-то глубоко, и внутри все сладко вибрирует в ответ.

– Что. Ты. Делаешь?

Все так же глухо, но уже требовательнее. Словно смотрит на происходящее со стороны и решил поинтересоваться, докопаться до причин.

– Не знаю.

Я на самом деле не знаю. Не хочу думать, не хочу сейчас впускать в свою голову эти мысли. Они обязательно начнут раскладывать все на атомы, закричат о правильности и о том, что можно, а что нельзя. Никогда. Ни при каких условиях. Только я хочу хоть раз попробовать сделать то, о чем возможно пожалею. Вдыхаю глубже, выдыхаю прислонившись лбом к его щеке. Перед глазами плывет и я закрываю их, открывая нараспашку душу. Чтобы он выморозил ее своим холодом, смял и выбросил без сожаления. Если захочет.

– Больно?

Спрашиваю одними губами, еле слышно. Он молчит, делая вид, что не услышал, а потом едва заметно кивает и, поддавшись, разжимает кулак, пропуская мои пальцы внутрь своих. Ощупываю подушечками грубые, шершавые бугорки на ладони. Настоящие, мужские. Улыбаюсь, вспоминая холеные пальцы Гордеева и липкие ощущения от их прикосновений. А сейчас – контраст и восторженное безумие, захлестывающее с головой. Расправляю его ладонь, вкладываю свою. Приятно. Голову туманит все сильнее, а на затылке кучкуются мурашки от одного лишь предвкушения, как его руки могут обнимать, не отпуская до тех пор пока он не выпьет меня своими губами до последней капли, а я не упаду. Пробую переплести пальцы. Не отталкивает, сжимает на секунду, которую хочется растянуть в вечность, и потом глухо спрашивает:

– Наигралась?

Одно единственное слово и ухмылка на лице. Отрезвляет так резко, будто он намотал мои волосы на кулак и со всей дури рванул вниз. Чтобы вернуть с небес на землю и там болезненно въесться своими ядовитыми шипами в каждую клеточку.

Наигралась…

Отстраняюсь, хватая губами воздух и задыхаясь от слепой ненависти и подступающих к горлу слез. Я так хочу ударить его по губам, влепить пощечину, а потом выскочить из машины и бежать как можно дальше, что даже заношу ладонь для удара. Только в последний момент вижу кривую ухмылку и смеющиеся глаза. Наигралась!? Наигралась!? Вместо пощёчины вцепляюсь ему в загривок и впиваюсь в эти ухмыляющиеся губы поцелуем. Кусаю их до крови, чтобы потянулся ответить, и потом со всей силы отталкиваю от себя.

– Теперь точно наигралась. Ненавижу тебя!

Включаю передачу и до самого его дома гоню, как сумасшедшая.

Ненавижу! Ненавижу!!!

Грохнув дверью, выскакиваю из машины. Дрожащими от нервов пальцами достаю из сумочки телефон, чтобы вызвать такси и впервые в жизни матерюсь вслух, когда с пятого раза не могу попасть в нужную иконку. Все это время Блад наблюдает за мной, ещё и смеётся, услышав ругательство. Уровень взбешенности в один миг взлетает до небес.

– О-о-о, – тянет Демон, – Принцессы, оказывается, знают плохие слова.

– Принцессы много чего знают! – огрызаюсь, выбирая среди доступных для заказа машин что-нибудь нормальное. – Скажи спасибо, что не услышал чего-нибудь посерьезнее.

– М-м-м… – достает с заднего сиденья свою сумку, кладет ее на крышку багажника и ставит машину на сигнализацию. – Пошли, принцесса.

– Никуда я с тобой не пойду!

– А мне показалось, что ты сама приехала ко мне.

– Вот именно, что показалось!

Смеётся в ответ, только и сам никуда не уходит. Боковым зрением вижу, как достает из кармана сигареты и зажигалку, закуривает и опирается задницей о крыло, будто собрался стоять до победного. Яркий огонек на конце сигареты вспыхивает никуда не торопясь, я психую, что единственный «Лексус» сейчас занят и его придется ждать неизвестно сколько, а из свободных машин есть только пара «Фокусов» и неизвестная мне «Дача». Последний отметается сразу, а в памяти всплывает поездка в прокуренном салоне «Форда», что тоже автоматически вычеркивает их. Бронирую «Лексус» и сквозь зубы рычу – приблизительное время ожидания не пятнадцать минут и даже не полчаса. Час. Ненавижу!

– Что, нет подходящей по статусу кареты? – вопрос сопровождается едким смешком, и у меня окончательно срывает тормоза.

– Представь себе. В такую дыру нормальные автомобили не ездят.

– У-у-у… Позвони папочке. Пусть пришлет водителя.

– Сама как-нибудь разберусь без твоей помощи.

– Как в клубе?

А-р-р-р!!! Поворачиваюсь, чтобы ответить какой-нибудь колкостью, только в голову ничего не приходит, а Блад щелчком отправляет окурок в сторону урны, закидывает сумку на плечо и, схватив меня за локоть, тянет к подъезду.

– Пошли, принцесса. Покажу как живут простые смертные. Даже чаем напою пока твоя карета едет.

– Здесь постою! – дёргаю рукой, но проще ее отпилить, чем вырваться. – Отпусти!

– Естественно отпущу. Не хватало мне только разборок с твоим принцем-защитничком. Прискачет на своем коне тебя выручать, а я не в форме. Как он, кстати? Оклемался?

– Нормально! Хочешь, позвоню ему, и сам убедишься?

– Да ладно!? – смеётся, – Один что ли приедет? А как же его гвардейцы? Или на этот раз сможет без них справиться?

– Представь себе!

Он хохочет в голос и мотает головой, но и я сама понимаю, что, даже если Гордеев и решится приехать и сцепиться с Демоном, снова получит по лицу. Блад не особо церемонясь вталкивает меня в подъезд и подталкивает в спину к лестнице. На втором этаже открывает обитую потрескавшимся и выцветшим дерматином дверь:

– Милости прошу в мою пещеру, принцесса. Можешь даже обувь не снимать, чтобы не испачкаться.

– Животное! Дикарь!

Я сыплю, кажется, самыми точными эпитетами, но они отскакивают и лишь сильнее веселят Демона. Кивает на каждый, соглашаясь, скидывает сумку на пол, куртку на вешалку и с полочки достает тапочки, которые ставит к моим ногам.

– Сама решай ждать здесь, в моей берлоге, или на улице в одиночестве. Кухня там, если надумаешь попить чай, – рукой показывает направление куда уходит, стянув кроссовки.

И я теряюсь. Запутываюсь в своих эмоциях окончательно и бесповоротно. Вид простых тапочек с потёртыми от времени задниками, громкое тиканье часов в комнате, шум воды из крана и ехидная ухмылка в машине – качели, сошедшие с ума. А меня на них раскачивает все сильнее. Так, что не успеваю понять, что со мной происходит и как себя дальше вести, как реагировать на все происходящее. Снимаю туфли, засовываю ноги в тапочки и иду. Только не на кухню, а в комнату. Щелкаю выключателем и качели ухают вниз, чтобы взмыть ввысь по новой. Расправленный диван с небрежно наброшенным пледом вместо покрывала. Кресло. Старое и скорее всего скрипучее, но, наверное, удобное, если до сих пор его не выкинули. По правой стене стоят какие-то рамы, прислоненные одна к другой, и я осторожно разворачиваю одну, чтобы посмотреть, что это. Картина. Осенний парк. Яркие листья, кованые фонари, на скамейке, расчищенной от листвы, старичок читает газету. На следующей одинокое дерево в поле, и на одной из его нижних веток полощется что-то вроде платка или воздушного шарфа. Будто его сорвало с чьей-то шеи порывом ветра и унесло. Сердце екает, а пальцы тянутся к следующему полотну. Отодвигаю, рассматриваю, запутываясь все сильнее. Демон рисует? Оборачиваюсь, замечаю в углу сложенный мольберт и картонную коробку. В ней краски и перетянутые резинкой кисти. Все ещё не веря, трогаю их, пытаясь сложить в одном человеке такие разные стороны. Художник и боец. Как такое может совмещаться? Или все же может? На табуретке, выполняющей роль тумбочки, скомканные наушники и CD-плеер. За стеклом окна, на балконе, кресло-качалка и наполовину заполненная окурками пепельница на подоконнике. Рядом с ней темное пятно от кружки и сломанный карандаш.

– Решила осмотреться?

Дергаюсь, застигнутая врасплох, поворачиваюсь и никак не могу поверить, что Демон рисует. Днём работает официантом, вечером участвует в боях без правил, а потом рисует.

– Это твои картины? – спрашиваю, взглядом показывая на рамы.

– Мои. Что-то смущает? – привалившись плечом к косяку, смотрит смеющимися глазами на мое изумленное лицо и сам же отвечает. – Меня нет.

– А как же бои?

– И что? Разве одно может мешать другому? Пошли, чайник вскипел.

Я киваю, иду следом за Демоном на кухню, сажусь на уголок точной копии табуретки из комнаты и молча наблюдаю за тем, как он достает кружки, разливает по ним заварку и кипяток, а потом ставит на стол двухлитровую банку с медом и ложку с длинной ручкой.

– Угощайся. Ничего другого к чаю все равно нет.

Смотрю вокруг на предмет пиалки или вазочки. Демон смеётся, сует ложку чуть не до середины банки, подчерпывает ею мед и протягивает мне.

– Не икра, но что-то и мы едим ложками.

Его откровенно забавляет мое замешательство, в серых глазах сверкают смешинки, когда я приоткрываю рот и пробую угощение. Сладкий вкус меда в начале и горечь послевкусия. Странное сочетание, но оно мне нравится.

– Что это?

– Вересковый мед, принцесса.

– Вкусный.

Слово непроизвольно срывается с моих губ. Его глаза вспыхивают ещё до того, как успеваю понять причину. Искрят так, что в голове взрываются и начинают непрерывно мельтешить повторяющиеся слайды с вечеринки, где я говорила ровно это же, вдохнув его запах.

– Тогда ешь. Если вкусно.

Горло перехватывает от пристального взгляда серых глаз, только мне непонятно что именно Демон имеет в виду: мед или все же что-то другое.