Читать книгу Цветок для Тьмы - Лана Мур - Страница 3

Сначала не понимаю, куда мы идем – впереди одна сплошная стена, но при нашем приближении она рассеивается туманом и показывается арочный проход, украшенный лепниной в виде тех же клыков вепрей.

В просторном коридоре тоже зябко, шаги глушит толстый ковер, но я его почти не чувствую заледеневшими ступнями. Почему здесь так холодно?

Решаюсь поднять голову и осмотреться.

Здесь нет факелов, а вместо них каменные головы вепрей, и в их оскаленных пастях пляшет красно-оранжевое пламя, отчего клыки кажутся еще более острыми, и глаза светятся точно угли.

Страшно. Кажется, все ни смотрят на тебя, выжидая удобного момента, чтобы напасть. С трудом сдерживаю зябкую дрожь. Кошусь на Гарета – его лицо тоже напоминает каменную маску, а скользящие тени каждый раз меняют его выражение от отстраненного до убийственно-злого.

Я все-таки вздрагиваю, и жесткие пальцы еще сильнее стискивают мое запястье. Кажется, оно вот-вот сломается.

Неужели так боится, что я убегу? Но как это возможно? Здесь даже окон нет. Торопливо окидываю взглядом стены.

Хищно и опасно поблескивают лезвия развешанных мечей, топоров, секир. Под переменчивым светом пламени батальные сцены на гобеленах словно оживают. Я почти слышу звон, с которым скрещивается сталь, свист стрел, крики людей, чувствую соленый вкус крови на губах и… подступающий промозглый холод. Хочется сжаться, зажмуриться, зажать уши, чтобы ничего не видеть и не слышать, но боюсь возвышающегося надо мной Гарета.

Признаться, вначале у меня была мысль сбежать, вернуться в храм, к жрице, но, после того, как за спиной захлопнулись тяжелые ворота крепости, я поняла – выйти отсюда смогу только, если на то будет желание лорда.

Если…

За что Ашта уготовила мне такую судьбу? Чем я перед ней провинилась?

Мысли уносятся на несколько дней назад. Туда, когда я еще была счастлива и беззаботна, когда танцевала в озере, собирала цветы и… подслушивала разговор жрицы с незнакомцем. Именно в тот день Ашта приняла решение о моей дальнейшей жизни. Вот такой жизни.

***

За несколько дней до этого

Я и сестры, такие же подкидыши неизвестного происхождения, заканчиваем танец плодородия и выходим из чистого, как и все здесь, горного озера. Тонкие, насквозь мокрые сорочки облепляют тело и совсем ничего не скрывают. Просвечивает даже плотно сомкнутый бутон, проявившийся внизу живота при инициации. Здесь он у всех такой. Верховная жрица говорит, что цветок обязательно распустится, когда для этого придет время, и тогда мы вступим в полную силу.

Пробужденные танцем юркие рыбки скользят между нами, из воды поднимаются на длинных стеблях цветы, а мы их собираем, чтобы поднести на алтарь нашей покровительнице Аште.

Дробный перестук лошадиных копыт заставляет всех замереть. Вот уже много лет, с тех пор, как наши земли попали во власть захватчиков и храмы Ашты отстояли собственную независимость, мы перестали видеть в окрестностях людей. Лишь изредка приходили караваны, разговаривали с главной жрицей и уводили одну их девушек, чтобы она стала женой в каком-нибудь из селений, расцвела и приносила на землю счастье, покой и плодородие не только растениям, но и людям, и животным.

Мы знали, что почти всех девушек, с проявившимся при инициации цветком, ждет такая же участь, несмотря на то, что жрицы неохотно отпускают нас в мир, только в тех случаях, когда другого выхода нет. Оставшиеся в храме девушки со временем становятся младшими жрицами, а те, кого Аша не благословила цветком – служанками.

Вместе со звонким цоканьем веет непривычной прохладой. В промокших сорочках становится очень холодно, но любопытство не дает покоя – что принесет неизвестный путник в наш уединенный храм?

Обхватив себя руками и зябко ежась, мы спешим к главному и единственному входу, через который должен въехать всадник.

Неужели пришло время расставаться с одной из сестер? И, судя по тому, что я еще не достигла возраста жрицы, а сестры – брачного, то расставаться придется именно со мной?..

Даже не знаю, радоваться этому или огорчаться. Я привыкла к храму, к знакомым порядкам, к жрицам, но в то же время снедало любопытство – а что там, за храмовыми стенами?

Передав сестрам самые свежие, самые чистые, без единого темного пятнышка, цветы, я отправила их в храм, себе же взяла остальные и присела на невысокую каменную скамью, сделав вид, что раздергиваю стебли цветов на волокна, чтобы потом соткать из них ткань – самую нежную, самую тонкую и шелковистую, в холода согревающую, а в зной дающую прохладу. Эта ткань пользуется в городах большим спросом и позволяет нам удовлетворять все насущные потребности. Собственно, и сорочки, что сейчас на нас, сшиты из этой же ткани – текучей, словно вода, и очень-очень тонкой.

Жрица величественно подплывает к воротам, о которые уже грохочут кулаки всадника, и отпирает засов.

– Могу я ступить на священную землю Ашты? – холодно и совсем не почтительно спрашивает незнакомец.

– Мы всегда рады гостям с благими помыслами, – привычно-ласково отвечает жрица. Я никогда не слышала, чтобы она сердилась. Верховная жрица всегда была возвышенно-спокойна.

– Только с благими. Вы можете уделить мне несколько минут для разговора?

Несколько мгновений жрица колеблется и не сразу пропускает гостя, но наконец освобождает проход.

Дыхание перехватывает, когда вижу ступившего на храмовую землю мужчину – высокий, мощный, он перекрывает собой почти весь проход, а темная накидка, крыльями развевающаяся за спиной, превращает его в огромного страшного демона. Какой же маленькой рядом с ним выглядит верховная жрица в светло-розовом летящем платье, и как прямо она держит спину, давая понять, что не склонится, не покорится окутывающей незнакомца силе.

Расправив плечи, жрица уверено шагает к храму и… замечает меня. Она едва заметно вздрагивает, темно-синие глаза широко распахиваются, а губы и щеки бледнеют. Заинтересовавшись, почему она сбилась с шага, в мою сторону поворачивается и незнакомец.

– Элина, в храм, – непривычно сухо и отрывисто командует жрица.

Удивившись подобному тону, я вскакиваю, подхватываю ворох раздерганных на волокна стеблей и убегаю за белоснежный, устремившийся к небу храм, но перед этим ловлю брошенный из-под глубокого капюшона заинтересованный взгляд.

– Кто это? Зачем пришел? Забрать тебя из храма? – подлетают ко мне сестры.

– Не знаю, – досадливо отвечаю я. – Жрица меня отослала раньше, чем он что-то сказал. А пойдемте, подслушаем! – подмигиваю им.

Девушки удивленно распахивают глаза и отшатываются – не принято в нашем храме проявлять интерес к делам главной жрицы.

Конечно, мы все безоговорочно ей верим, знаем, что она не сделает ничего, что принесло бы вред храму и воспитанницам, но сейчас может решаться моя судьба.

Сестры продолжают жаться в углу, не решаясь последовать моему примеру, но пристально наблюдают, как я осторожно, едва касаясь босыми ногами пола, приближаюсь к приемной, где жрица как правило ведет беседы не только с посторонними, но и с нами.

– … насколько я помню, сиятельный, всем уцелевшим после войны храмам Аштры оставили их независимый статус, – слышу спокойный голос жрицы.

«Сиятельный»… Неужели, к нам пожаловал кто-то из имперской аристократии? Да, храм живет очень обособленно, но и до нас доходят слухи, например, с торговцами, а если обладаешь определенной любознательностью и смелостью, чтобы с ними пообщаться, можно узнать много чего интересного.

– На нас не распространяются законы империи, и вся власть здесь принадлежит мне, а не вашему императору, – продолжает жрица, но при упоминании императора ее голос едва заметно подрагивает.

– …да, я прекрасно помню, про ваши особенные условия, – голос гостя растекается густой патокой, обволакивает. Кажется, даже приклеивает к двери. По крайней мере, отойти не могу – слишком сильное любопытство – к чему ведет незнакомец? – Но женщинам сложно жить одним, без помощи…

– Мы справляемся, – прохладно обрывает его жрица.

– Конечно, справляетесь. Но зачем мужественно преодолевать трудности, если их можно переложить на плечи тех, кому по силам их преодолеть? Вам обеспечат безопасность, достойное существование, как положено жрицам Светлой Ашты.

– А взамен? – интересуется жрица, и с каждым словом ее тон становится все холоднее и холоднее.

– Свободный доступ к вашим воспитанницам. Чтобы каждый желающий мог взять их в жены в любую точку империи. Неужели вы не хотите счастья всем вашим девушкам?

– Этого не будет никогда, – голос жрицы жесткий и ломкий, будто лед на вершинах гор, из которых берут начало наши ручьи. – Ни одна воспитанница, а тем более жрица, не покинет стены храма по прихоти или приказу имперца.

– Мэделин, – голос гостя тоже стремительно холодеет. – Сейчас я стараюсь договориться с вами по-хорошему. Вы укрылись в горах, отгородились от всех высокими стенами, устроили здесь рай под облаками и совершенно не представляете, что творится внизу, на земле, – напористую речь гостя прерывает смешок жрицы. – Урожаи становятся все скуднее, скот болеет и гибнет, женщины не могут забеременеть, а те, кому удается, не в силах разродиться. Ваши девушки нужны стране.

– И кто же во всем это виноват? – ничуть не проникшись словами гостя, интересуется жрица. – Мы не вмешиваемся в дела империи, только оказываем посильную помощь тем, кто в ней нуждается и готов принять, к кому благоволит Ашта.

– Если вы не примете мое предложение, жрица Мэделин, мы можем действовать и по-плохому, и привести войска к вашим стенам.

– Войска против стайки девушек, защищенных только покровительством Ашты и молитвами? Действительно, храбрые воины, – слышу, как жрица усмехается и скрип дерева по камню – кажется, она поднимается из кресла. – В таком случае вы добьетесь лишь того, что храмы Ашты опустеют, а земля окончательно погибнет. Вы этого хотите? Потому что так и будет. Дочь Ашты нельзя ни к чему принудить. Благословение богини дается только добровольно.

– К Баргу ваше благословение! – рявкает гость. – Я всего лишь хочу, чтобы люди перестали голодать, земля снова стала плодородной, а люди не умирали так быстро.

– Это и есть благословение Светлой Ашты, – ласково, словно несмышленышу, объясняет жрица, – и насильно вы его не получите. Не получите, пока в ваших сердцах столько злобы, жадности, ненасытности. Просветлейте душой, и сами удивитесь, насколько изменится ваша жизнь.

– Упрямая женщина! – снова скрип и глухой удар о стену. Испуганно прикрываю рот, чтобы не вскрикнуть – неужели незнакомец презрел закон гостеприимства и поднял руку на жрицу? – Добьешься только того, что все ваши храмы сравняют с землей, а девчонок заберут и сделают рабынями. Этого хочешь?

– Мы не покинем храм.

– Останетесь под камнями?!

Ответом ему служит полнейшее молчание.

– Глупая упрямая женщина!

Незнакомец распахивает дверь раньше, чем я успеваю отскочить. На мгновение сбивается с широкого шага и сверлит меня взглядом из-под капюшона. Мне бы испугаться, но слова жрицы придают сил – я дочь Ашты и несу ее благословение! Вскидываю голову, расправляю плечи и не отвожу от мужчины упрямого взгляда.

– Дуреха, – хмыкает он. – Если в твоей головке есть хоть крупица разума, то беги, спасайся, пока сюда не ворвались мужчины.

– Вы не запугаете меня! – шепчу я, но мужчина уже проносится мимо, только плащ, взметнувшийся за его спиной темными крыльями, оглаживает лицо и плечи.

– Элина? Что ты здесь делаешь? – как ни в чем не бывало, из приемной грациозно выплывает жрица. – Отправляйся в свою комнату и не выходи, пока я не разрешу. Ты наказана, – как всегда спокойно говорит она, и по тону совершенно незаметно, что ей только угрожали.

Наказания следовало ожидать, и я без возражений покорно отправляюсь к себе.