Читать книгу Вискоза - Лана Петровских - Страница 7

За несколько часов в мягком удобном кресле чёрного «Мерседеса» Семён, как венецианская ваза, был доставлен к ногам прекрасной Венеры. Без ожидаемых восторженных эмоций, подобие которых испытывал Семён, она сухо поприветствовала и перешла к сущности задания:

– Сегодня я забираю маму. Мы на пару дней отправимся в Петергоф. Ты остаёшься здесь, выуживаешь любую информацию у старшей сестры моей мамы о мистере БИНе, моя мать точно рассказывала о нём. Старухе можешь сказать, что ты мой… сын, – Лариса скептически улыбнулась. – Сколько тебе полных лет?

– Двадцать четыре.

– Не пойдёт, не могла же я родить тебя в двенадцать.

– А сестра мамы не посвящена в подробности вашей семьи? – осторожно спросил Семён.

– Запутанная история…. они, как сестры, стали общаться недавно, несколько лет. Моя мать, сколько себя помню, писала этой тётке, но эта особа снизошла до ответа, когда ей к семидесяти подкатило. Одинокая старая ведьма.

Вспоминая первую ночь с Ларисой, Семён запомнил, как менялась холодность её лица, превращаясь в милую детскую мордашку, если собеседник в силах был чем-то удивить её. Предвкушая вновь увидеть игривое выражение, притормаживая волнение, он рассказал занимательную историю жизни её бабушки Румянцевой Ларисы Ивановны, в честь которой была названа пленительная Венера, и двух сестёр Елены и Надежды. С каждым его предложением изящные брови недоступной вумен забавно поднимались, губы складывались в пухлую точку и нежно приоткрывались. Семен, затаив дыхание, жадным взглядом наблюдал, как черты ее лица оживали, молодели, наполняясь возбуждением.

– Хочу тебя, – выдохнула распахнутая Лариса, втаскивая его на заднее сидение своей машины.

Вечером этого упоительного и утомительного дня Семён нанес свой визит Елене Васильевне Румянцевой. После долгого звонка он услышал сквозь закрытую обветшалую дверь шаркающие шаги.

– Чего надо?

– Елена Васильевна, откройте, у меня к вам дело.

– А мне нет дела до вашего дела, пошли вон.

Неприветливая старуха всё же не уходила. Семён заблаговременно подготовил коронную фразу, по его мнению, не способную удержать дверь закрытой.

– Я внук Алексея Алексеевича Муромова из деревни Кукушки.

Долгая, томительная пауза, и замок лязгнул. Пожилая тучная женщина мало приятной наружности с палкой в одной руке и ремнём в другой исподлобья пронизывала фигуру Семёна.

Через час, допивая принесённую бутылку вина, под нехитрую закуску придуманной легенды о старом дедушке Лексей Лексеече (старичок-лесовичок), молодой лжевнук дипломатично предоставил воспоминаниям Елены Васильевны плыть в слегка корректируемом его вопросами направлении. Пустая бутылка перекочевала под стол, а хозяйка с громким звуком сползла со стула на диван. Сквозь прибывающий сон она продолжала шокировать Семёна:

– Если усну, ты не спи… следи… я как пьяная, захлебнуться боюсь, кровь горлом пойдёт, так ты меня на бок переверни, отхаркаюсь… и поживу ещё годок… Сестрица моя Надька, так она дура… у неё всё по правилам, по порядку. Училась… замуж вышла за москвича, дочь родила, квартиру от завода получила. Она вот только утром была… спрашиваю, зачем ты первого мужа-то выгнала, наверное, на папашу нашего похож был? А она гордо так – нет, просто развелись… Я знаю это «просто», после развода сразу в ЗАГС побежал с молодухой… Все вы кобели! Спать бы подольше да жрать почаще… А дед-то твой всё такой же красавец, хотя куда ему, всегда за бабью юбку держался… Я уж не помню лица его, карточки с собой не привёз?… Ну и хрен с тобой…

– А как вы в Питер попали? Дед рассказывал, что внезапно исчезли из села…

– Это для тебя Питер, а для меня Ленин..град, мать вашу… Надька к себе звала, не хочу… До толчка сама дойду. А помереть хочу здесь, где кобель мой похоронен… Как узнала, что он отсюда, уж больно город этот люблю, так сломя голову понеслась за ним. Сволочь, увёз, горы золотые обещал… через год бросил с дитём… помер, как шавка подзаборная, в драке прирезали… Скоро встретимся, все там будем…

– А с ребёнком что?

Елена Васильевна, приподняв голову, рявкнула:

– Чего рану бередишь! Чего жилы тащишь? Ох, каково Надьке будет, когда узнает, кто муж-то… Лексееич, небось, как у Христа за пазухой, обласканный да пригретый, народил хамов в душу лезть… Пошёл вон, сучонок!

Нащупав пустую бутылку, рассвирепевшая женщина бросила её в закрывающуюся за Семёном дверь. Вопрос о секретных сторонах жизни Бажова оставался открытым. В запасе у Семёна был еще один день.

«Ничего, алкоголь к утру выветрится, старушка помягчеет, авось поведает что-нибудь о мистере БИНе».

В десять утра следующего дня Семён в квартиру Елены Васильевны не попал. Словоохотливые соседи с опытом понятых сообщили, что ночью пожилая женщина скончалась. Предположительная причина – удушье, без признаков насильственной смерти.

Раздавленный собственной совестью Семён набирал мобильный номер Ларисы трясущимися руками. Он неторопливо повторил сведения соседей по факту смерти и прервал разговор. Желая быть изгнанным за допущенное попустительство, Вискоза собрал дорожную сумку для возвращения в Москву.

Невероятным чутьём Лариса вычислила его на вокзале, и, как провинившегося школьника, наказывая молчаливым презрением, доставила до своего номера в отеле. Стянув с покорного Семёна одежду, она резкими движениями затолкала его в наполненную ванну, и, приводя в чувства, едва не утопила, приговаривая:

– Ты будешь у меня настоящим опером, а не сопливой девкой! Ты будешь работать с уродливыми свидетелями с удовольствием, ты перестанешь бояться смерти…

Когда Семён начал сопротивляться, она отпустила его, заставила выпить нарядные таблетки и уложила в кровать. Закурив сигарету, она откинулась в кресле и уставилась немигающим взглядом на мокрого мальчишку.

Спотыкаясь в словах, Семён рассказал подробности вечернего разговора с Еленой Васильевной. Не чувствуя поддержки со стороны Ларисы, он вдруг решил поведать о своём «соучастии» в заказном убийстве банкира Власова, у которого в студенческую неделю пытался отработать практику. Последним видением, посетившим засыпающую голову Семёна, была добрая, материнская улыбка Ларисы. Глаза горе-сыщика слипались, затягивая в тёмную бездну лекарственного сна.