Читать книгу У черта на посылках - Лана Синявская - Страница 9

Дверь раскрылась тут же, как будто моего звонка ждали, что только подтвердило мои предположения насчет того, что находящиеся внутри прекрасно видели мое сражение с собаками. Я почувствовала, как мои щеки заливает краска негодования, подняла глаза и онемела.

– Грег, Бонус, пошли вон отсюда. – Презрительно бросила стоявшая на пороге женщина. Я могла бы поклясться, что при ее появлении собаки съежились и немедленно потрусили прочь, поджав хвосты. Если четно, мне вдруг очень захотелось последовать за ними. Я этого не сделала только потому, что ноги мои будто приросли к полу. Я стояла, беззвучно открывая рот, и совершенно неприлично таращилась на женщину.

Это было что-то невообразимое. Она была намного выше меня, почти двухметровая, с необъятной талией и весила не меньше центнера. Она стояла очень близко, и я почувствовала, что изо рта у нее воняет, как из разрытой могилы. Жирное, неряшливое тело угрожающе возвышалось надо мной, как нечто, восставшее оттуда, откуда нет возврата. Судя по состоянию ее лица, она не смотрелась в зеркало с самого рождения, а напомнить ей об этом никто не решался.

Бывало, что меня пугали мужчины, но никогда еще я не испытывала такого страха перед немолодой женщиной. Мне стало холодно и захотелось немедленно удрать отсюда. Я уже собиралась это сделать, не тратя времени на лишние объяснения, но меня остановил ее голос:

– Проходите, вас ждут.

«Кто ждет»? – Чуть было не спросила я, но она уже исчезла в темноте коридора, оставив дверь открытой. Борясь с желанием пуститься наутек, я переступила порог этого странного дома и попала в полумрак вестибюля. Женщина стояла посреди просторного холла, не делая никаких попыток объяснить, зачем пригласила меня войти. Я почти не видела ее лица, но чувствовала, как она изучает меня. Ее взгляд был осязаем и мне все время хотелось стряхнуть его с себя, как липкую паутину. Трудно поверить, что этот дом был построен совсем недавно, каких-нибудь два-три года назад. Внутри отчетливо пахло чем-то затхлым. Так пахнет заплесневелое, старое дерево и прогнившая мебель. Единственным освещением в коридоре была тусклая лампочка под самым потолком, ее света не хватало, но мои глаза уже понемногу привыкли к темноте, и я смогла различить обстановку.

В холле я заметила несколько дверей. Лестница с дубовыми перилами вдоль одной из стен, очевидно, вела на второй этаж. Не знаю, каким показался бы мне этот дом, будь он получше освещен и не стой у меня над душой эта жуткая женщина. Сейчас же он навевал на меня ужас. Портреты, развешанные по стенам, смотрели на меня сумрачно, таинственно и невыразимо зловеще. И мне было наплевать, что это, скорее всего, подлинники, настолько отвратительно они выглядели.

– Вы сказали, что меня ждут. – Произнесла я, удивляясь, как гулко прозвучал в этом зале мой голос. Было бы неплохо, если бы он звучал несколько тверже, но приходилось пользоваться тем, что есть.

Великанша уловила мой страх, и мне показалось, что это открытие доставило ей удовольствие. Она сделала шаг вперед. Я отшатнулась. Мне показалось, что она собирается сесть на меня, чтобы тут же и раздавить, но она только криво усмехнулась и причмокнула губами. Затем захлопнула тяжелую входную дверь, тем самым отрезав мне путь к отступлению.

Она так и не ответила на мой вопрос и я испуганно оглянулась, примериваясь, куда бы спрятаться, если она вдруг решит на меня наброситься. Озираясь по сторонам, я вздрогнула, заметив силуэт какого-то человека в глубине зала, там, где начиналась широкая лестница, покрытая темно-вишневым ковром. Человек стоял неподвижно под одним из портретов и, казалось, прислушивался.

«Да они тут все сумасшедшие!» – Догадалась я. К сожалению, это открытие я сделала слишком поздно, бежать было уже некуда.

В тот момент, когда я готова была грохнуться в обморок, раздался дребезжащий голос:

– Инна Теодоровна, проводите девушку в кабинет, будьте так любезны.

Голос принадлежал тому человеку под портретом. Сам он так и не вышел из тени, а старуха, не особенно церемонясь, подтолкнула меня в спину, давая понять, что я должна двигаться в сторону одной из многочисленных дверей.

Войдя в нее, я очутилась в просторном кабинете, стены которого, обшитые дубовыми панелями, мягко светились, отражая последние лучи заходящего солнца, бьющего прямо в окно. Сама старуха в кабинет входить не стала.

– Ждите здесь. – Буркнула она мне из коридора и захлопнула дверь.

Я ничего не понимала. Что происходит? Почему они ведут себя так, словно ждали моего появления? За кого они меня принимают? Как бы там ни было, я очень рассчитывала на свою сообразительность, намереваясь прояснить ситуацию по ходу разговора. Здесь, при свете теплого закатного солнца, я перестала бояться. Меня не сожрали собаки, меня не выгнали взашей, а это уже неплохое достижение. Успокоившись, я принялась разглядывать кабинет. Мебель здесь стояла дорогая и солидная. В основном – антиквариат, приблизительно начала девятнадцатого века, подобранный с большим вкусом и в прекрасном состоянии. Возле окна стоял тяжелый письменный стол с резными ножками, в полированную столешницу которого можно было смотреться как в зеркало. Возле стен стояли несколько стульев, а возле самого стола – кожаное кресло. Кресло, в котором должен был сидеть хозяин, было деревянным, напоминало трон и выглядело гораздо более старым, чем все остальные предметы в этой комнате. Меня удивило полное отсутствие книжных шкафов, хотя, возможно, хозяин предпочитает читать в библиотеке. В том, что в этом доме имеется библиотека, я не сомневалась.

Кибиткин все не шел. Сумерки быстро сгущались, в кабинете становилось темновато. Я повертела головой, намереваясь отыскать выключатель. Так и не обнаружив его, я заметила наверху чучело вороны и подивилась, для чего понадобилось устанавливать это чучело на высокий карниз под самым потолком. Странное место. Впрочем, все в этом доме выглядело странным. Переборов свое отвращение, которое я с некоторых пор питала к этому виду пернатых, я подошла поближе. Черная неподвижная фигурка с отливающими зеленым и синим перьями, притягивала меня как магнит. Вспомнив слова Маши, я сообразила, что это должен быть ворон, а не ворона, ведь он был черным с ног до головы. В ту самую минуту, когда я подошла так близко, что смогла разглядеть недобро поблескивающие глаза-бусинки, «чучело» внезапно сорвалось со своего места и расправив крылья спикировало прямо мне на голову, пронзительно выкрикивая:

– Др-р-р-рянь! Др-р-р-рянь!

– Ах ты, зараза! – Не осталась я в долгу, неловко уворачиваясь от большущего клюва птицы. Я услышала хлопанье крыльев, на меня пахнуло душным запахом, и мимо с хриплым карканьем пронеслась черная тень. Я схватила со стола тяжелое пресс-папье и приготовилась отразить новое нападение, но птица внезапно передумала, метнулась к окну и вылетела в открытую форточку. Через окно я видела, как она взлетела на высокую ель, опустилась на самую верхнюю ветку, и принялась преспокойно чистить перья.

– Надеюсь, Прасковья вас не поранила? – Раздалось за моей спиной. Я вздрогнула и резко обернулась, обнаружив стоящего совсем близко невысокого толстенького человечка. Должно быть, он вошел, пока я отбивалась от мерзкой птицы. Могу поклясться, что совершенно не заметила, когда и как это произошло.

Несмотря на то, что портретами этого господина пестрели все газеты и журналы, я, признаюсь, не сразу сообразила, что стою лицом к лицу со знаменитым писателем. Его лицо было знакомым и все-таки выглядело иначе. Он, конечно, и на фотографиях не блистал красотой, но в жизни выглядел просто отвратительно. Я догадалась, что издателям приходилось изрядно повозиться с компьютерной ретушью, чтобы привести эту, с позволения сказать, рожу в божеский вид. Десятки лет пьянства и бедности наложили на лицо знаменитости неизгладимый отпечаток. Его одутловатое лицо с отвисшими, как у бульдога, брылями имело нездоровый, желтоватый оттенок, какой бывает у людей, страдающих заболеваниями почек. Слезящиеся глаза с ярко-красными прожилками все время щурились, прячась под отечными веками. Бровей и ресниц я не заметила вовсе. Подбородок и щеки заросли неопрятной щетиной. Я поспешно отвела глаза, чтобы не обидеть его своим удивлением, но успела заметить, как его воспаленные глаза, уставившиеся на меня, приобрели тусклый, неприятный блеск.

– Ваша ворона всех встречает так неласково? – Спросила я хмуро.

В ответ он засмеялся блеющим смехом, как будто услышал остроумную шутку. Потом с хитрым и злобным видом вытянул вперед пухлый, как переваренная сосиска, палец и ткнул им в окно, указывая на ворону.

– Вы должны быть более снисходительны к Прасковье. – Хихикнул он. – Она всего лишь птица. У меня редко бывают гости и у нее не было времени научиться вежливому обращению с чужими.