Читать книгу Тот, кто меня разрушил - Лара Дивеева - Страница 3

Святые угодники!

Мой крик безмолвен, потому что я уже сорвала голос. Пытаюсь закашляться, но горло сухое, стенки гортани сомкнулись, не пропуская хрип. Ничего страшного, ничего необычного, со мной так часто бывает.

Свешиваюсь с полки и давлюсь, выталкивая себя из сна.

Разбуженная криками, проводница стучится в дверь купе. В вагоне люкс не приветствуются пассажиры, орущие во сне. Здесь едут солидные, значимые люди, замкнутые в своих мирах. Все, кроме меня. Я замкнута в кошмаре.

– Эй, вы в порядке? – спрашивает проводница из-за двери, и я чувствую в ее голосе неуверенные нотки. Неприятности ей не нужны.

Я молчу, потому что не могу ответить, и тогда она уходит. Зачем вообще спрашивать, в порядке ли я, если не собираешься дожидаться ответа? Но я не обижаюсь и не растрачиваю себя на пустые надежды. Хватаю бутылку с остатками воды, заливаю в рот и с трудом глотаю.

Сердце выстукивает бешеный ритм, но мне уже лучше, потому что я дышу. Когда меня забрасывает в ночной кошмар, на мой личный остров паники, самое главное – дышать. Анджелины не существует, больше не существует. Я ее убила. Меня зовут Лара.

В коридоре звучит веселый голос проводницы, призывающий пассажиров притвориться, что все в порядке и мой крик им почудился.

– Следующая остановка – Ростов. Пятнадцать минут. К сожалению, поезд задерживается.

Несмотря на раннее утро, в ответ на это заявление хлопает сразу несколько дверей. Мы опаздываем, и проводница торопливо объясняет, что ночью одному из пассажиров стало плохо. Пока оказывали помощь и вызывали «Скорую», пока пропускали другие поезда, задержались. Слышу недовольное бормотание пассажиров, извинения проводницы. Надеюсь, больному не так плохо, как мне. Может, он случайно подсмотрел мои сны?

Усталый поезд рывками движется к остановке, жалуется мне сухим скрипом. Он знает, что я не спала всю ночь, слушала боль и кряхтение его старых суставов. Только к утру отключилась, но кошмар вонзился в меня, как только я заснула. А теперь очнулась в расстроенных чувствах, виски давит требовательной болью, шея занемела. Выспалась, называется! В мыслях полный раздрай, но это не отражается на моем лице. Никогда. Снаружи я идеальна. Не скажу, что красавица, но суть не в этом. Контраст с тем, что внутри, поражает. Те, у кого в сердце мертвая пустыня, должны носить на лице глубокие шрамы. Так будет лучше, честнее. Чтобы отпугивать случайных знакомых, чтобы они не ловились на высокие скулы и длинные ноги, чтобы знали, что за нежным румянцем прячется бессонная ночь в объятиях демонов прошлого.

Моя внешность лжет, как глянцевая обложка. Даже сейчас, ошпаренная кошмарными снами, я выгляжу вполне приемлемо. Как будто тело заморозилось в прошлом, там, где навсегда застряла и моя душа. Все дело в глазах, серых, огромных, с необычным рисунком радужки. Из-за них мальчишки дразнили меня инопланетянкой, а потом подросли и вдруг перестали. Вместо этого неловко приглашали в кино и ошивались рядом в надежде привлечь внимание.

Кроме глаз да длинных ног, люди не замечают ничего, как будто на портрет пролили белила. Закрою глаза – и даже знакомые меня не узнают.

Все, я успокоилась, дышу размеренно, ровно. Колеса поезда клацают, и мы останавливаемся. Каменная гармошка вокзала действует на меня успокаивающе, и я расслабляюсь, наблюдая за пассажирами, с усталой нервозностью охраняющими багаж.

Я решила назвать эту поездку смелым словом «отпуск». Порой не верится, что я решилась на такое, что сбежала, но вот она я, в поезде. Ворох надежд скручен в одну нить, которая тянет меня вперед, несмотря на жуткий страх. После восьми лет мучений я отправляюсь на поиски себя – веселой, полной надежд и радости, какой была раньше, до того, как моя жизнь необратимо слетела с рельсов. И по странной, непонятной причине этот поиск должен начаться в месте, с которым связаны самые тяжелые воспоминания. Там, где я потеряла шанс на спасение из-за чудовища по имени Максим Островский. Это – попытка найти и отпустить прошлое и привести в порядок мою жизнь.

Психолог сказал, что внутри каждого живет ребенок и он нуждается в любви и внимании. Надо полюбить маленькую Лару внутри меня, успокоить ее и научить жить. Нащупать ее страхи, посмотреть им в лицо и помочь ей с ними справиться. Медленно, постепенно.

Нащупать страхи. Как можно нащупать океан, в котором тонешь уже восемь лет?

Маленькая Лара внутри меня не хочет ничего медленного. Она требует, чтобы сразу – и навсегда. Наивная, она хочет быть счастливой.

Я должна ей помочь.

Если я снова обрету себя, то пойму, как жить дальше. Обязательно пойму. Путь к свободе начинается с первого шага.

***

Мое прошлое началось в поезде. Я снова и снова проигрываю случившееся в памяти, мучаюсь, морщусь. В прошлое надо входить осторожно, как в кишащую аллигаторами воду. Лучше вообще не входить, но раз уж без этого не обойтись…

Мы снова остановились, не знаю где. Стайка женщин, пожилых и не очень, бросилась к поезду, держа в руках кули и свертки.

– Картошечка вареная, свежая, горяченькая!

– Огурцы малосольные, домашние!

– Молодая картошка с укропом!

– Семечки! Орешки! Домашнее печенье!

Вдруг до безумия хочется есть. Не ресторанной еды, а именно такой, домашней. Просыпаются детские воспоминания, рот наполняется слюной. Горячая картошка, завернутая в газету, мятый соленый огурец, стекающий по голым коленкам рассол. Щурясь, выхожу на перрон и сталкиваюсь с соседом. Забирая у женщины бумажный сверток с едой, он улыбается и отступает в сторону. Ждет. Смотрит на меня.

Выбираю картошку погорячее, такую, чтобы обжигала, рассыпаясь на языке, и три огромных соленых огурца со впалыми боками. Сосед пытается помочь, подержать картошку, пока я расплачиваюсь, но я выставляю локоть в его сторону и отрицательно качаю головой. Не хочу помощи. Ничьей.

Забираю пакеты и захожу обратно в купе. Почти успеваю закрыть дверь, когда в щели появляется ботинок.

– Позвольте, я составлю вам компанию? Ехать еще долго, мы опаздываем на несколько часов.

Сосед улыбается, искренне, спокойно, почти без подоплеки. Другие женщины посчитают его симпатичным, но не я. Инстинкты требуют, чтобы я немедленно избавилась от его присутствия, и я им доверяю. Безоговорочно. Кладу свертки на полку, улыбаюсь и подаюсь к мужчине всем телом, будто собираюсь обнять. От удивления он отступает назад, и я тут же захлопываю дверь.

Все, с соседом покончено, можно ехать дальше. Если захочу, могу вообще не выходить из купе до самой Анапы. Протираю столик антибактериальной салфеткой и раскладываю вкусности. Смешно, да? Я мертва внутри, а микробов боюсь.

Собираю пальцами картофельный снег, смакую на языке. Вот оно, счастье, простое и терпкое, как рассол. Хрустящий огурец щиплет язык, рассол стекает по подбородку. Мне так хорошо, что я открываю окно и улыбаюсь, глядя на красные кирпичи станции. Замечательное место! Здесь были ко мне добры, подарили вкусное счастье.

Сосед идет вдоль рельсов, поддевая ботинком мелкие камешки. «Хоть бы он отвлекся и опоздал на поезд», – загадываю желание. Мне не нужны соседи и приятели, мне противен флирт. Мы с маленькой Ларой едем в отпуск, чтобы победить наше прошлое, а сосед-мужчина нам мешает.

«Маленькая Лара внутри меня». От таких слов начинаешь бояться самой себя, хотя и чувствуешь внутри раненого плачущего ребенка.

Сосед останавливается под моим окном. Зря я надеялась, что он оставит меня в покое. По лицу видно, что он настырный и терпеть не может скуки. Должен выигрывать всегда и во всем, поэтому будет вертеться вокруг меня в надежде, что я все-таки клюну на его немалые чары.

Смотрит в мое окно и поигрывает бицепсом под белой футболкой. Красуется или действительно нервничает?

– Извините, если я вас чем-то обидел! Просто хотел познакомиться, раз уж мы попутчики.

Попутчики. Придуманные биографии, узкая полка и секс без обязательств. Нет, мы не попутчики.

– Не заставляйте меня закрывать окно. Вы меня не обидели, но, пожалуйста, не настаивайте на знакомстве.

Доедаю картошку, втайне надеясь, что сосед послушается, но нет, мне не везет, он продолжает топтаться на месте.

– Вам плохо? Я слышал, как вы кричали во сне.

– Я кричала, потому что мне было хорошо.

Мужчина сначала хмурится, потом распахивает глаза и усмехается.

– Насколько хорошо?

Закрываю окно и задергиваю занавески. Зря я это сказала, уже жалею, надо было сразу отодвинуться от окна. Неуместные шутки потому и неуместны. Я не ищу приключений и осложнений.

Достаю распечатку странички из Сети, вожу пальцем по картинке. Я сняла крохотную пристройку, обвитую виноградной лозой, с видом на море. Как раз то, что мне нужно, – покой, солнце и теплая вода. Постепенно, шаг за шагом, я наберусь сил и тогда увижу мужчину, из-за которого приехала. Встречусь с ним лицом к лицу, поборю свой страх и помогу маленькой Ларе. Чтобы подготовиться к этому, нужен ритм – прилив, отлив, волны, одна за другой, закаты, восходы. Постепенно я пойму, для чего стремилась сюда и где найти мое спасение.

Я осяду в виноградном домике, войду в его летний ритм и вылечу свою душу.

***

…Люда жеманно хихикает и задирает юбку, показывая край чулка. Желтоватые зубы контрастируют с морковной помадой, но ее это не смущает. Она облизывает губы и посасывает помаду на языке.

– Эту девушку зовут Милена. Семь лет балетной школы, отменная пластика, – говорит Олави на русском, показывая на Люду.

Нам всем дали новые имена, чтобы отрезать от прошлого.

Не дожидаясь приглашения, Люда, она же Милена, соскальзывает на пол и, грациозно повернувшись, встает на мостик. Согнув локти, сворачивается в баранку и обхватывает себя за лодыжки расставленных ног. Все взгляды прикованы к трусикам, бесстыже торчащим из-под юбки.

– Милена для вас станцует, – обещает Олави. – Высший класс! Как видите, нас интересуют только первоклассные девушки. Красивые, ухоженные, талантливые. Для такого рода фильмов знание языков не обязательно, но фигура и грация очень важны. Мы надеемся, что на побережье бизнес пойдет особенно успешно.

Один из мужчин, темноглазый, суровый, со шрамом на челюсти, смотрит на меня, не отводя взгляда. «Чудовище, – звучит в моих мыслях. – Он похож на маньяка, жаждущего убийства». Я морщусь, кручу головой, пытаюсь стряхнуть его взгляд.

– Селена – победительница конкурса красоты, – объявляет Олави тоном гордого директора школы.

Не Селена, а Маша. Конкурс красоты был несколько лет назад в крохотной деревне, но не в этом суть. Девушка действительно красива, иначе ее и не выбрали бы. Миниатюрная блондинка нервно подрагивает, но не протестует. Она уже сдалась, это заметно по пустоте в ее глазах. Остальные девчонки ждут на станции, под охраной, но выбрали именно нас троих. Пригрозили смертью. Олави взял с собой шестерых охранников, чтобы защитить ценный товар.

– Встань, Селена! – рявкает Олави, но тут же вспоминает, где находится, и смягчает голос: – Покрутись!

Маша-Селена послушно встает, двигается как робот. Даже когда она начинает призывно крутить бедрами, чудовище не сводит с меня взгляда.

Я следующая. Я не спорю и не плачу. Я временно застыла, выпала из времени и жизни, потеряла контроль. Хочется закричать так громко, чтобы у собравшихся мужчин брызнула кровь из ушей. Убить их внезапной болью и выбежать на солнечную улицу.

В этой комнате нет окон, она душная и страшная. Нас везли в машине с тонированными стеклами, но я видела солнце. Оно где-то рядом, вместе с обещанием жизни и свободы.

Олави поворачивается ко мне, и чудовище привстает со стула. Нет! Что угодно, кто угодно, только не он! Смотрю на Олави, на мужчину, которого ненавижу всем сердцем, и взглядом умоляю его о защите. Ведь он обещал, что берет нас только для рекламы, что мы встретимся с местными бизнесменами. На самом деле мужчины в этой комнате – чудовища. Похитители женщин.

– Анджелина – особая девушка, – говорит Олави, и, несмотря на ужас ситуации, мне любопытно, что он имеет в виду. Почему считает меня особой? Правильнее всего сказать, что я дура. Уникальная дура, раз попалась на его грубую игру.

Чудовище не дает Олави договорить. Встает и, щелкнув пальцами, показывает на дверь в соседнюю комнату.

Я прижимаюсь к спинке стула и с мольбой смотрю на Олави. Не отдавай меня, умоляю! Ледяной пот щекочет кожу, вызывает дрожь, по коже бегут мурашки, везде, от ужаса.

На лице Олави отражается немалая внутренняя борьба. Он обещал, что нас не тронут, что это только реклама. Он обещал, обещал, обещал. Можно ли верить обещаниям? Нет. Ничьим.

Я сползаю со стула, на колени и хватаюсь за брючину Олави. Допускаю очередную ошибку – взываю к мужчине, рожденному без совести.

– Ты обещал! – плачу не я, а другая, сломленная девушка по имени Анджелина.

Пнув меня, Олави склоняется ближе.

– Завалишь эту сделку – убью. Поняла? – выплевывает на выдохе, тихо, сквозь зубы. – Как войдешь в комнату, сразу стань на колени. Соблазни его. Делай все, что он потребует, не зря же я тебя учил. ВСЕ. Иначе убью. Всех.

Надо мной нависает тень, мужское тело. Чудовище хватает меня за шкирку и тянет за собой. Открываю рот, вдыхаю, но не могу выдавить ни звука…

***

Кричу, надрываюсь. Слышу! Наконец-то я себя слышу! Голос вернулся, и теперь меня спасут. Обязательно спасут! Вырвут из лап Олави и его дружков. Я кричу, высвобождаю ненависть и страх. Это целебный крик.

Запутавшись в очередном сне, я срываю голос, умоляя о помощи.

– Что с вами! Откройте, а то я вызову полицию! – Проводница кричит, кто-то пинает дверь, стучит. За дверью купе гудят возмущенные голоса.

Я все еще в поезде и умудрилась заснуть. Горячая картошка творит чудеса, но и она не панацея. Уже несколько лет сны забрасывают меня в тот день, когда Олави отдал меня чудовищу. Один и тот же кошмар, постоянно, до крика. Почему? Именно в этом я и пытаюсь разобраться. Именно для этого еду в Анапу в надежде, что смогу избавиться от того, что меня разрушает.

С трудом удерживаясь на ногах, открываю дверь. Сознание запуталось в ночном кошмаре, где чудовище тащит меня за собой.

Вытянув шею, проводница заглядывает в купе в поисках человека, который заставил меня кричать. Рядом с ней уже знакомый сосед, видимо, это он пинал дверь. За ними горстка любопытных в тренировочных костюмах и мятых футболках. Они разочарованы, так как рассчитывали на зрелище, а тут всего лишь ночной кошмар. Днем.

Сосед вглядывается в мое лицо, ошалевшее и испуганное. После кошмара я в холодном поту, белая футболка хоть выжимай, да еще и надета на голое тело. Взгляд соседа опускается на грудь, идеально вырисовывающуюся под мокрой тканью. Он сглатывает, моргает, с трудом заставляет себя отвлечься.

– В вашем купе кто-то есть? – Голос проводницы настолько резкий, что царапает слух. Она смело шагает через порог, осматривая крохотное купе. Как будто в нем можно спрятаться! Я складываю полку и делаю приглашающий жест. Убедившись, что я не прячу бесплатного пассажира, который периодически меня душит, проводница поджимает губы и буравит меня взглядом.

– Почему вы кричите? Утром всех перепугали и теперь снова. Что происходит?

– Мне приснился кошмар. Простите, я сейчас выпью кофе, чтобы больше не спать и не беспокоить пассажиров.

Я говорю тихо, вежливо, но не заискиваю. Я поклялась себе, что больше никогда не позволю себе заискивать. Ни перед кем.

Сосед вернулся из своего купе и подал мне небольшое полотенце. Мягкое, из египетского хлопка, с приятным запахом стирального порошка. Наверное, жена собирала его в дорогу.

– Все, разошлись! Нечего на девушку смотреть! – Сжалившись надо мной, проводница разгоняет любопытных. – Я вам сейчас кофе сделаю, горяченького. Раз уж и ночью не спалось, то в самый раз будет.

– Будьте добры, сделайте кофе на двоих! – просит сосед, вызывая у проводницы понимающую улыбку.

– Оставьте меня! – устало прошу я.

– Простите, но не могу! – Сосед притворно вздыхает и разводит руками. – Совесть не позволяет. Вы ночью кричали во сне, толкались в стену и плакали. Вам плохо. Не заставляйте меня чувствовать себя последним подонком, позвольте вам помочь!

– Чем?

– Для начала надо убедиться, что вы не простудитесь.

– В поезде тридцать градусов.

– Все равно. – Расправив полотенце, он высушивает мои волосы, как заботливая мать ребенку. Потом легко щелкает меня по носу и улыбается: – Вот так-то лучше!

У него наверняка есть дети. Трое, а то и четверо.

– Сколько у вас детей?

– У меня только племяшки, – улыбается он. – Двое. Близнецы, если хотите знать, ходячие кошмарики. Теперь я выйду, а вы переоденьтесь в сухое.

Через пять минут он вернулся с чашкой кофе, стаканом горячей воды и книгой. Забравшись с ногами на полку, я смотрела на идеальную синеву за окном. Мужчина отразился в стекле на фоне деревьев, и я долго разглядывала его, пытаясь угадать характер по лицу. Отражения намного добрее и безопаснее людей.

– Значит, так: мне кофе, а вам – горячая вода. Моя бабушка говорила, что от кошмаров помогает горячее молоко. Молока у нас нет, так что попробуем воду. Выпейте и ложитесь, отдыхайте, а я вас покараулю. Если что, разбужу или просто… – он отводит взгляд, немного смущенно, – подержу за руку. Выдерну вас из кошмара.

Спаситель, чтоб его! Просто возьмет и выдернет меня из кошмара? Наивный.

– Идите к себе! – Я устало подавляю в себе неприязнь к соседу и заворачиваюсь в простыню.

– Не могу, у вас уютнее.

– У вас точно такое же купе.

– В моем купе нет вас. – Сосед глубокомысленно дергает бровями, но, увидев, что я хмурюсь, начинает смеяться. – Я шучу! Шучу! Вот, смотрите, я оставил дверь открытой. Позвольте мне хоть разок почувствовать себя джентльменом и покараулить покой дамы. Мне есть чем заняться: я решил на старости лет научиться программированию. – Хлопнув учебником по столу, он устраивается у окна и с невозмутимым видом погружается в чтение.

Глотнув кипятка, я ставлю граненый стакан на стол. Пить горячую воду в такую жару невозможно, даже в лечебных целях. Сейчас выгоню мужчину, проветрю купе и сама попробую почитать.

– Вы надолго в Анапу? – спрашивает попутчик, не поднимая глаз от книги.

Остатки сна клубятся в памяти, в нем чудовище все еще ведет меня в отдельную комнату. Олави смотрит на меня, одними губами повторяя «убью».

– Раз уж мы теперь обитаем в одном купе, хорошо бы представиться! – невозмутимо продолжает сосед, невзирая на мое молчание. – Не злитесь! Только назовите свое имя – и спите.

Вот же непонятливый!

Я прилегла, накрывшись простыней. Бояться мне нечего. Незнакомец не может причинить боль, которая мне не знакома. А знакомая боль не так страшна.

– Давайте я начну! – весело предлагает он. – Меня зовут…

– Нет. Не надо. – Закрываюсь простыней с головой и сразу засыпаю. Проваливаюсь в пустой сон, без кошмаров, без мужчины со шрамом, без Олави. Понемногу мышцы расслабляются, одна за другой, я даже храплю во сне и тогда чувствую, как меня переворачивают на бок, заботливо поправив плоскую подушку.

Я дремлю, не теряя осознанности, продолжаю ощущать присутствие соседа в купе, и это спасает меня от кошмара.

Нет, лгу. В какой-то момент я проваливаюсь совсем глубоко, настолько, что не замечаю, как над моей головой готовят еду.

– Танюш, просыпайся! – кто-то легко трясет меня за плечо. – Сейчас будет последняя нормальная остановка перед Анапой. Можно немного погулять.

Надо мной нависает безымянный сосед. Светлые пряди свешиваются на лоб, синие глаза улыбаются. Хорошо, что я сразу узнаю его, поэтому не кричу.

Заметив ужас в моих глазах, он отступает на шаг.

– Танюша, это всего лишь я! Осталось десять минут до остановки. Быстро перекуси, выпей кофе, и пойдем погуляем!

– Почему вы называете меня Танюшей? – Следует спросить, почему он мне «тыкает», но я не заморачиваюсь. И без этого проблем хватает.

– Раз ты не хочешь назвать настоящее имя, будешь Танюшей. Садись. Тебе сахар класть?

– Нет.

Я люблю сахар, вообще обожаю все сладкое, но не хочу, чтобы сосед за мной ухаживал. Не хочу, чтобы он знал мое имя и мои привычки. Пусть все делает неправильно, подпитывая мою неприязнь.

Я молча пью горькую жижу и смотрю в окно. Это не кофе, а мерзость.

– Это не кофе, а мерзость какая-то, – говорит сосед, и я вздрагиваю от совпадения мыслей.

«Убирайся из моего купе», – мысленно внушаю я, надеясь, что он услышит и эту мысль, но сосед невозмутимо продолжает есть бутерброд. Не сработало.

Назло ему, назло себе допиваю кофе. С удовольствием съедаю бутерброд. Сделано вкусно и красиво. Думаю, что он – холостяк, хотя, судя по внешнему виду, пора бы уже остепениться. Лет тридцать восемь, а то и все сорок. Ухоженный, не без денег.

– У вас домработница?

– Нет, – удивленно отвечает он, – только уборщица. А что?

– Значит, вы холостяк.

– С чего вы решили?

– Сыр и колбаса нарезаны вами, причем идеально. Да и хлеб тоже. Даже корочки срезаны.

– А вдруг мне жена сделала бутерброды?

– Нет, жены режут криво, торопливо.

– По себе судите?

Я щурюсь и отворачиваюсь, смотрю в окно на волнистые поля. Сожалею о внезапном откровении. Все мои мысли, даже самые простые, принадлежат только мне. Я никому не откроюсь и не доверюсь. Никогда!

– Я уже проснулась, так что можете идти в свое купе.

Сосед смотрит на меня долгим взглядом, потом закрывает книгу и, подхватив тарелку, уходит к себе.

– Мужчина! – зову, когда он уже в дверях. Заглядывает в купе, синие глаза холодные, как льдинки. – Спасибо!

– Пожалуйста, – смягчается он и уходит.

***

Я не разговаривала с соседом до самой Анапы. Старательно не замечала, как он гулял по перрону во время остановки. Вышагивал под моим окном и косился до тех пор, пока я не занавесила окно. Чтобы не думать о нем, открыла книгу. Смотрела на страницы, переворачивала, замечала отдельные слова. За сорок минут до прибытия я переоделась, собрала вещи и ушла в другой вагон. Намекнула проводнице про навязчивого ухажера, та запылала праведным гневом, даже чаем меня напоила. Так я и дождалась Анапы, с ее гостеприимным теплом и стеклянными квадратиками вокзала. Вышла на перрон и потерянно огляделась. Приключение с соседом отвлекло меня от страха. Страха с большой буквы, который живет во мне, злится, урчит и не любит, когда его игнорируют. Как ревнивый зверь, он требует внимания и не прощает забывчивости. Я позволила себе расслабиться, обрадовалась тому, что скрылась от соседа, возгордилась собой…

И вот меня прихватило. Не вдохнуть, как будто душат. В груди огонь, рвется наружу, опаляет кожу. Еле доволокла чемодан до конца перрона, подальше от толпы. Села на теплый асфальт и уставилась в сумеречное небо.

«Всего лишь страх, всего лишь страх, – повторяю заученно, – я в безопасности».

Вру сама себе. Какая может быть безопасность, если я толком не знаю, зачем приехала и что задумала? Мысль о встрече с Островским пугает до безумия, но вот я здесь, на вокзале. Приехала.

Мне холодно на тридцатиградусной жаре. Мурашки на коже, как холодно. Дрожащие ноги отплясывают чечетку, бутылка воды трясется в руках. Скоро стемнеет. Надо спешить, вызвать такси, прибыть на место до ночи. Я знала, что день приезда будет сложным, этого не избежать. Потом станет легче, обязательно.

«Первый день должен быть ужасным, без этого никак», – повторяю эту фразу нараспев, направляясь к зданию вокзала. Чемодан спотыкается, переваливается на толстое брюхо, награждая меня огромным синяком на голени. Тяну его следом, поднять уже нет сил. Страх схлынул, и осталась только усталость. Глубинная, до костей.

В здании вокзала тихо, народ уже разбежался кто куда. В углу обнимается молодая парочка, их сумки и чемоданы разбросаны вокруг, как ягоды на торте. Счастливые, надо же! Счастливые в Анапе. Украдкой слежу за ними, пытаюсь отогреться у их огня. Парень лезет девушке под футболку, и я смущенно бреду прочь, провожаемая гортанными стонами увлекшейся пары. Я не успела отогреться, украсть у них толику человеческого тепла.

Как назло, не вижу ни одного такси. Может, лучше снять гостиницу на ночь, а завтра с утра отправиться искать виноградный домик? Оглядываюсь на здание вокзала, в котором приветливо мигает окошко, обещающее предоставить гостиницу на ваш выбор.

– Если ты ищешь такси, то придется позвонить.

Я вздрагиваю всем телом, опрокидываю чемодан и с ужасом смотрю в окутанные сумерками голубые глаза.

– Прости! – фамильярничает сосед по вагону. Он позволяет себе слишком многое. Поднимает чемодан и берет меня за руку, то ли в попытке извиниться, то ли чтобы я не сбежала. Мы застываем в неловких позах, зависнув над грузным телом чемодана. Хмурясь, сосед смотрит на мои пальцы: – У тебя ледяные руки! Тебе плохо?

Да, мне плохо.

– Все в порядке.

– Я за тебя волновался, вот и решил подождать. Знаю, что ты не местная, да еще и пропала перед самой Анапой. А потом увидел, как ты сидишь на перроне, и понял, что тебе нехорошо. Послушай, ты ясно дала понять, что я тебе неинтересен, но клянусь, я не маньяк!

– Если клянешься, тогда все в порядке. – Я усмехаюсь и забираю у него чемодан.

– Попытайся меня понять. Ночью ты, не переставая, вопишь во сне, пинаешь стену, стонешь, да и днем ведешь себя странно. Как честный человек, я не могу оставить тебя одну, не убедившись, что с тобой действительно все в порядке. Я на машине, могу подвезти. Если откажешься, я пойму, но тогда вызову такси и прослежу, что… – он морщится, – короче, прослежу.

– За чем проследишь?

Вздохнув, сосед недовольно трясет головой.

– Что у тебя есть чем заплатить и где остановиться.

Вот тут я рассмеялась. По-настоящему, глубоко, хрипло, как не смеялась с того самого дня, как задумала этот «отпуск». Сосед по вагону считает меня психованной оборванкой, которая путешествует в купе люкс. Тоже мне, Эркюль Пуаро1!

– Я сняла комнату, так что мне есть где жить и есть чем заплатить. Так уж и быть, позволю тебе побыть джентльменом и спасителем странных девиц. Можешь отвезти меня, но только если тебе по пути.

– Куда? – спрашивает, радостно подхватывая мой чемодан и устремляясь к парковке.

– В сторону Высокого берега.

Затормозив, он оборачивается и присматривается ко мне повнимательнее. Да, я – оборванка, которая путешествует в купе люкс и снимает комнату недалеко от Высокого берега, одного из самых престижных районов Анапы.

– В гостиницу?

– Нет, в частный дом.

Знал бы он, каких трудов и денег мне стоило снять эту комнату, подивился бы моей настойчивости.

Игорь (он все-таки втиснул свое имя в разговор) оказался гордым владельцем чистенькой, вылизанной машины. Новой. Модель я разглядеть не успела. Прохладные кожаные сиденья не понравились мурашкам на моей коже, поэтому я скрестила ноги и попыталась согреть руки дыханием. Это в такую-то жару!

– По-моему, у тебя температура, – наклоняясь, Игорь норовит дотронуться до моего ледяного лба.

– Это стресс, – отмахиваюсь я, присматриваясь к попутчику. Он похож на Игоря, другое имя показалось бы неправильным. Ухоженный, аккуратный, принципиальный. Категоричный. На маньяка никак не тянет.

Я читала об этом в какой-то брошюре, одной из многих, прошедших через мои руки. Иногда в стрессовых ситуациях, не выдержав напряжения, мы ведем себя непоследовательно и проникаемся доверием к незнакомым людям. Точнее и не скажешь. Вот она я, сижу в машине совершенно незнакомого мужчины. В чужом городе, в темноте. И не боюсь. Настолько устала бояться, что приветствую опасность, иду к ней навстречу. Прыгаю на ее прохладное, кожаное сиденье и, устроившись поудобней, пристегиваюсь ремнем.

Моя опасность пахнет кожей, лимонным освежителем воздуха и мужским одеколоном.

– Завтра расскажу друзьям, что пришлось включить подогрев сиденья в июле! – усмехается Игорь, и я ощущаю, как подо мной разливается приятное тепло. – Получше?

– Да, спасибо.

Огни приборной панели отразились в его глазах, и я невольно улыбнулась. А что, если он действительно хороший парень? Ведь такие встречаются, мне о них рассказывали.

– Тань, – шепчет он. В синих глазах асимметричные искорки.

– Что?

Вот я уже и на «Таню» отзываюсь.

– Ты мне адрес дашь?

– Зачем?

Я напрягаюсь, все тело реагирует на нежелательное вмешательство в мою жизнь.

– Так я ж машину веду. Знать бы, куда ехать.

Смех – самое лучшее лечение. Комичность ситуации распустила шнуровку моего страха, выпуская наружу кусочек души. Розовый, тонкокожий, порочно-ранимый. Откидываю голову и хохочу, не смущаясь своей глупости. Рядом смеется Игорь, хлопая рукой по рулю.

– Не дам адрес! – давлюсь смехом. – Сам угадаешь, куда ехать. – Достаю из сумочки распечатку и протягиваю Игорю, вытирая слезы. На его лице отражается искреннее удивление.

– Я знаю это место, – говорит. Складывает лист и отдает мне, чуть хмурясь. Озадаченный странным совпадением, задумчиво кривит рот. – Сто лет туда езжу, но ни разу не видел, чтобы на этой улице сдавали туристам.

Как под дых мне дал этими словами. Я не люблю совпадений, случайностей и неожиданных поворотов событий. Куда делась моя осторожность? Так и доиграюсь, вот же дура! Двигалась понемногу, шаг за шагом, так долго ждала своего спасения – и сразу влипла. Первый встречный догадался, что со мной что-то не так. И не только со мной, но и с моим «отпуском».

Делаю бесшумный вдох, стараясь потушить проблески паники.

– Никогда там не была и понятия не имею, что это за место. – Достаю пакет с ирисками, предлагаю Игорю и закидываю конфету себе в рот. Мне удается изобразить невозмутимое равнодушие. Игорь не замечает моего испуга и все еще хмурится. – Выбрала по рекомендации знакомых, – уверенно продолжаю я. – Они сказали, что это частный дом, тихий, с видом на море. Берут только своих.

«Своих»! Вот же сказанула.

– Своих, – повторяет Игорь удивленным эхом.

Сжимаю его плечо и взволнованно заглядываю в глаза. Это безошибочный маневр. Во-первых, прикосновение отвлекает, намекая на что-то личное, во-вторых, мои глаза сбивают с мысли. Не зря меня дразнили инопланетянкой. Игорь послушно отвлекается и морщит лоб, затрудняясь вспомнить, что именно его насторожило.

– Игорь, скажи честно: с этим местом что-то не так? – Я импровизирую, добавляю в голос немного наигранной тревоги. – В этом районе опасно? С хозяевами что-то не так? Если так, тогда я лучше поеду в гостиницу. – Голос дрожит, и создается образ этакой трогательной испуганной девицы.

Мне почти смешно. На самом деле я не променяю эту комнату ни на что другое, даже если хозяева – людоеды. Я вернулась в Анапу для того, чтобы увидеть чудовище, и снять комнату на его улице оказалось, мягко говоря, непросто. Я не уеду, пока не вырвусь из кошмаров, а для этого мне нужно снова его увидеть. Я поселюсь рядом, чтобы «случайно» проходить мимо его дома, чтобы увидеть его в саду или на пляже. Один взгляд. Два. Три. Может, поздороваюсь и заговорю о погоде. Наконец, пойму, почему за прошедшие восемь лет я не смогла выбросить его из головы. Докажу себе, что он мне больше не страшен, и вытолкну чудовище из моих снов. И тогда ко мне вернется жизнь.

По крайней мере, таков мой план, и я брежу им уже давно. Я одержима чудовищем, по-другому и не скажешь. Первый глоток свободы – и вот я его разыскиваю. Я почти убедила себя, что мои мотивы никак, совершенно никак не связаны с местью. Что я не хочу наброситься на чудовище, расцарапать его лицо и грудь, растоптать его и оглушить моими криками о прошлом. И заставить объяснить, почему он мне не помог. Почему.

Но я не позволяю себе об этом думать, совсем. Я приехала не для этого.

Выруливая с парковки, Игорь засмеялся, подтверждая, что мне удалось его отвлечь.

– Не истери, дурочка! Это лучшее место, вдали от туристов, с закрытым пляжем. Хозяева нормальные, правда, я не знал, что они сдают комнату, но все равно – отличное место.

Я незаметно выдохнула. Вроде обошлось, хотя мне не нравится то, что Игорь знает моих хозяев. Понимаю, что город небольшой, но все-таки…

– Слушай, а кто порекомендовал тебе это место? – задумчиво спрашивает Игорь, вливаясь в вечерний поток машин.

– Тетя моего школьного приятеля познакомилась с хозяевами во время отдыха, я не знаю ее имя.

Я вру гладко, без излишеств.

– Откуда ты? Из Москвы?

– Игорь, послушай, не обижайся, но то, что ты меня подвозишь, не значит, что мы стали друзьями. Попрощаемся – и все, конец фильма.

– Я попытаюсь изменить твое мнение.

– Ничего не выйдет.

– Жаль!

Вот же идиот. Нарывается, как на мину, честное слово. Никакого инстинкта самосохранения! Чувствует же, что я сломлена, сломана, причем напрочь, но все равно лезет.

– Тебе очень больно. Кто-то тебя обидел. – Игорь постукивает пальцами по рулю, наклоняя голову, чтобы я не видела его лица. – Я никогда не слышал, чтобы так кричали во сне.

– С детства пела в хоре, мне хорошо поставили голос. – Я пыталась отшутиться, но вышло плоско, глупо. Да и Игоря разозлила.

– Я вообще за бабами не гоняюсь и к тебе лез не для дури. – Раздраженно махнув рукой, он прибавляет скорость. – Неужели ты думаешь, что мне не вытерпеть в поезде пару дней без траха? Обезумел и полез к тебе, как животное? Я волновался за тебя, ты мне всю ночь спать не давала! Сначала я думал, что у тебя ребенок плачет, а потом…

– Что потом?

– Думал, что белуга ревет. – Игорь усмехнулся, я тоже. Наверное, так легче. – А потом я увидел тебя и обалдел. Чтобы такая, как ты, мучилась во сне, должны быть веские причины. Вот и захотел помочь. Что с тобой?

Выигрышный вопрос. Жаль, что придется оставить его без ответа.

– Где мы?

– Недалеко уже, не волнуйся. Не хочешь отвечать – не надо.

Слева зернистая темень с вкраплениями звезд. Где-то внизу – море, я чувствую его дыхание. Справа настырные огни гостиниц и баров. Я отворачиваюсь от изучающего мужского взгляда в надежде остудить его любопытство. Греюсь на теплом сиденье посреди июльской жары. Молчание защитным пологом окутывает мои тайны.

– Вот, смотри: эта улица заканчивается тупиком, твой дом в самом конце. Отсюда туристов не видно и не слышно. Наслаждайся! Таких мест немного, здесь тишина и покой.

Как будто опровергая его слова, до нас донеслись крики. Игорь притормозил и, открыв окно, высунулся наружу, рассматривая столпившихся людей. Фары выхватили красную полосу на белом фоне. «Скорая помощь». Что же сегодня за день такой, магнитные бури, что ли?

– Да выключи фары-то! Люське с сердцем плохо! – Пожилая женщина кинулась на нашу машину, барабаня кулаками по лобовому стеклу. – Ах, Игорек, это ты! Давно здесь не появлялся. Горе у нас!

– Людмиле Михайловне плохо? – Игорь выскочил из машины и, рассекая толпу, ринулся в направлении проглоченного тьмой дома. Пользуясь моментом, я вытащила из багажника чемодан и побежала по ухабистой дороге, провожаемая недобрыми взглядами.