Читать книгу Город - Лариса Автухова - Страница 4

Утро наступило яркое и прекрасное. Солнечные лучи мириадами ослепительных бликов играли в неспешных волнах здешнего моря. Свет занимавшегося дня отражался в зашторенных окнах особняков побережья, словно старался найти хотя бы кого-нибудь из их обитателей, разбудить и выманить на берег моря. Но никто не появлялся, и как будто в отместку за это, свет всю свою мощь обрушивал на беззащитные растения в кадках на балконах, которые сразу же поникли, уронили свои ветви под этим мощным натиском.

Элеонора проснулась от горячего солнечного прикосновения, оно жгло ей щеку, слепило глаза. Она, не размыкая век, защищаясь от солнца, перевернулась на другой бок. Стало легче, жар прошел. Но она уже успела проснуться. Она открыла глаза и увидела, что яркий солнечный свет заполнил всю комнату. Оказывается, в спальне не были закрыты ни жалюзи, ни даже портьеры. Конечно, вчера об этом она не могла позаботиться, и сегодня именно это побеспокоило ее, разбудило раньше времени. Но ничего, это даже к лучшему, решила она, сейчас ей надо будет привести себя в порядок, позавтракать и отправляться на поиски Барбары и Стефана.

Сладко потягиваясь, Элеонора легко поднялась с постели. Она не стала тратить время ни на прическу, ни на умывание: сразу собралась идти принимать ванну. Теперь, при свете дня, она особенно ярко могла рассмотреть, насколько же она грязна после этой прогулки в горах. Надо было срочно освободить свое тело от этой грязи, чтобы вздохнуть, наконец, с облегчением и радостью. Впрочем, при этих мыслях легкое беспокойство вновь овладело ею, ей припомнились события странного вчерашнего дня, и она вдруг опять осознала некую нереальность своего присутствия здесь. Нет, надо с этим кончать! Сейчас она быстренько примет ванну, а потом найдет Барбару и Стефана и уговорит их, больше не откладывая, идти на поиски пещеры, чтобы вернуться в Ираклион.

Ей не хотелось после ванны надевать на себя грязную одежду, и она решила одолжить у хозяев какой-нибудь халат или простыню, чтобы выстирать свою, пропыленную дорогой кофточку. При этом она как-то выпустила из вида то, что стирка несколько продлит ее пребывание здесь. Она приоткрыла одну из дверей огромного зеркального плательного шкафа, там ровными рядами лежали льняные постельные принадлежности, яркие полотенца, за другой дверью была одежда. Здесь была только женская одежда – изысканные вечерние платья, повседневные юбочные и брючные костюмы, несчетное число блузок к ним, легкие летние платья, накидки для пляжа, внизу, под каждым из ансамблей, стояли туфли и босоножки, идеально подходящие по цвету. Элеонора невольно залюбовалась этим великолепием, чувствовалось, что хозяйка этих нарядов имеет недурной вкус, а еще у нее, судя по всему, неплохая фигура. А вот интересно, впору ли будет Элеоноре хотя бы что-нибудь из этой восхитительной, изысканной одежды. Ей страстно захотелось ощутить всем телом прикосновение дорогой ткани, хотя бы в зеркальной дали увидеть себя в образе респектабельной женщины, настоящей леди, знающей вкус деньгам, украшениям, дорогим нарядам. Элеонора уже было протянула руку к одежде, чтобы начать примерять ее, но тут же, словно обжегшись, отдернула ее, испугалась, что испачкает платья. И вновь она решила, более не откладывая, идти принимать ванну. А уже после этого она приступит к примерке.

Она уже не удивлялась своим ощущениям и чувствам, над нею довлел этот роскошный и такой притягательный дом. Он подавлял в ней ее саму, извлекая на свет откуда-то из глубин ее подсознания стили поведения, ей несвойственные, незнакомые, в чем-то удивительные для нее. Образ хозяйки роскошного особняка, появившийся у нее еще при входе в этот дом, теперь ее почти не покидал, она даже уже и забывала с ним бороться. Лежа в душистой, горячей пене ванны, Элеонора перебирала в памяти свои намерения, намеченные ею на сегодняшний день. Теперь получалось так, что на первом месте все-таки было ее пребывание здесь, ей хотелось насладиться без остатка этим домом, наиграться им, как ребенку дорогой, необычной, чужой игрушкой. Ей вдруг как-то расхотелось идти к Барбаре и Стефану, подумалось, что они еще успеют вернуться назад.

А вот то, что встретилось здесь, они вряд ли когда-нибудь обретут в будущем. По крайней мере, она. Ибо, что такое жизнь Элеоноры? Сплошной бег за добычей хлеба насущного. Она не могла бы сказать, что ее существование было вовсе лишено какого-то смысла, несомненно, он был, был хотя бы в том, что она любила свою работу. Почти всегда, за редким исключением, она с удовольствием, без внутреннего протеста входила каждое утро в аудиторию, чтобы преподавать студентам словесность. Ей нравились их любознательные глаза, устремленные на нее, импонировала их еще нерастраченная жизненная энергия, бившая через край, проявлявшая себя во всем. Она преподавала уже почти десять лет, и за это время было лишь несколько дней, когда она, пересиливая себя, переступала порог аудитории. Эти дни выдались в разное время, но они были очень похожи друг на друга: ее душу безжалостно терзало чувство вселенского одиночества и жестокая безвозвратность потери. Это было время, когда умерла ее мать, и когда от нее ушел Петр. Мать умерла, а вот Петр был жив, но его потерю она переживала почти так же, как уход матери, как уход близкого человека из мира живых в мир мертвых. Для нее он умер, его не стало на этой земле.

Как-то спустя несколько лет, она случайно встретила Петра на улице с его новой женой, – молодой, искрометной, обольстительной, – он, неловко улыбнувшись, кивнул ей, она молча отвернулась. Она уже больше не чувствовала боли, та ушла, с нею теперь было безразличие, полное безразличие относительно его судьбы, его жизни. Ведь мимо нее прошел другой человек, чужой и незнакомый, того Петра, что знала она, теперь уже не было. Она была одна.

У Элеоноры не было иллюзий относительно своего будущего, она представляла его себе примерно в том виде, что имелся у нее теперь. Днем – работа в университете, вечером – после небольшой прогулки в парке ужин, чаще наедине с собой, реже вместе с кем-то из подруг. Были еще путешествия, которым она охотно посвящала каждый свой отпуск. Но это сезонные ощущения, которые, впрочем, к ее личному миру имели опосредованное отношение. Еще выдавались праздники, которые она отмечала в компании своих подруг, иногда кроме подруг присутствовали еще их мужья и дети. И это еще острее подчеркивало всю унылость ее жизни. Она одна. И, видимо, это навсегда.

В последнее время она очень замкнулась в себе, это знала она сама, это замечали и окружающие. Должно быть, поэтому уже никто из представителей противоположного пола более не отваживался завести с ней разговор о чем-то таком, легком, ненавязчивом, веселом, что иногда приводит к появлению каких-то взаимоотношений между мужчиной и женщиной. Да она и не знала, нужны ли ей эти взаимоотношения. А впрочем, что они ей принесут? Ничего хорошего, только новые разочарования. Она стала уставать от жизни, от ее ритма, и какой-то бессмысленности. Зачем все это, к чему?.. Она встает каждое утро, торопливо выпивает чашку кофе, потом убегает из дома, так и не уделив себе должного внимания, она лишь причесывает волосы, о косметике теперь и не вспоминает. Затем она торопливо шагает через парк к остановке, садится в трамвай, и едет в университет. Ее работа дает ей ровно столько денег, чтобы более или менее сносно существовать, не больше и не меньше.

И потому, вдруг оказавшись в этом прекрасном доме, где она получила возможность почувствовать себя хозяйкой, она будто пришла в себя, очнулась от бесконечных забот своего обычного существования. Она вздохнула свободнее, и ощутила в себе просыпающуюся женщину. Та, забытая всем миром, очень долго спала глубоким сном, и вот теперь она просыпается, чтобы новым взглядом взглянуть на себя и вокруг себя, осознать, все ли еще живо в ней ее женское начало, не угасло ли желание покорять и очаровывать. Что же в этом плохого, если она немного побудет здесь сама собой, вернее, той собой, о которой она уже давно не вспоминает?

Она неторопливо вышла из ванны, мягкими движениями обсушила тело розовым, мохнатым полотенцем, прямо на обнаженное тело накинула просторный, прозрачный пеньюар. При этом ее ничуть не смутила мысль о том, что она предстанет почти обнаженной, если вдруг кому-то придет в голову мысль ее навестить. Она лишь на миг подумала об этом, и тут же забыла. Это были сущие пустяки. Именно в таком виде она спустилась в кухню, где все еще оставались остатки ее вчерашнего пира. Двигаясь плавно и не спеша, как и подобает хозяйке, она убрала посуду, ополоснула свои столовые приборы, и снова поставила их на стол. Но потом, после небольшого раздумья, она извлекла из шкафа большой поднос с непритязательным фруктовым натюрмортом, разместила на нем посуду, достала из холодильника, нарезала и разложила по тарелкам сыр, курицу и торт, все это она взгромоздила на поднос и понесла в столовую, на этот роскошный стол с его хрустящими от крахмала салфетками, так ее смутившим вчера. Сегодня мысль о том, чтобы позавтракать в столовой, ей уже не казалась абсурдной. И в самом деле, раз она здесь хозяйничает, пока хозяйничает, будет делать это до конца, до самого приезда настоящих хозяев.

Она вернулась в кухню, чтобы сварить себе кофе, когда вдруг мелодично звякнул входной колокольчик. Она замерла с кофеваркой в руках, соображая, кто бы это мог быть. Но к чему гадания, это мог быть кто угодно – мистер Томас, Барбара и Стефан, хозяева, наконец. Без тревог и сомнений насчет того, как она выглядит в своем прозрачном пеньюаре, она пошла открывать дверь. Она повернула ключ в двери и широко распахнула ее.

Она удивилась увиденному. Это не был ни мистер Томас, ни Барбара, ни Стефан, ни даже хозяева, перед нею стоял человек, которого она никак не ожидала здесь увидеть. Это был Эмиль, ее бывший студент.

Он окончил университет лет пять назад. В то время она уже была одна. Нельзя сказать, чтобы их связывали какие-то отношения, но она всегда чувствовала его интерес к себе, порой, встречала его странные, пристальные взгляды. Тогда она злилась на себя, потому что неизменно сердце ее откликалось учащенным биением. Она старалась справиться с собой, но это ей плохо удавалось. Это был единственный случай в ее жизни, когда она с большим трудом контролировала свои эмоции. Она не могла допустить того, чтобы он распознал это ее волнение, ведь он был студентом, почти что учеником у школьного учителя. По ее мнению, подобные отношения, начнись они, были бы верхом непристойности. Поэтому, как могла, она боролась с собой.