Читать книгу Проза - Лариса Баграмова - Страница 3

Повести
Листья. Апокалипсис

Оглавление

Концу света, обещанному на 21.12.12, посвящается

1


Верочка появляется на работе с небольшим опозданием, чуть-чуть. Это чуть-чуть – не только из-за того, что автобус ходит по расписанию, раз в двадцать минут. Просто если садиться на предыдущий, то приедешь на работу на четверть часа раньше и столкнешься в дверях школы с толпой орущих и толкающихся учеников. «Пропустите Веру Анатольевну!» – начинает орать кто-то из старшеклассников, распихивая малышей, и создаётся дополнительная суета, которая так не нравится Верочке. Ну почему дети всегда шумят? Наверное, ей не следует работать в школе…

А если садиться на следующий, то придёшь на пять минут позже положенного времени, и можно пройти в полной тишине к дверям директорской приёмной по гулкому коридору на цокающих о кафельную плитку каблучках. Это Верочке нравится, она вслушивается в мелодичное «цок-цок», похожее на ритмичный ход часов, и на душе у неё становится легко и спокойно. В раздевалке суетливо и всегда молча шебуршатся опоздавшие. «Доброе утро, Вера Анатольевна», – почти шёпотом и опустив глаза в пол, стараются они как можно менее заметно проскользнуть мимо неё на лестницу. Всё-таки не зря она устроилась работать в школу…

Затем – двадцать пять минут отдыха. Директриса никогда не ставит себе в расписании первых уроков и появляется на работе ровно в девять, за двадцать минут до начала второго занятия. Идеальная начальница. За это время Верочка успевает привести в порядок причёску и обувь и разложить на столе журналы и ручки. «Доброе утро, Алла Николаевна», – поднимает она глаза навстречу руководительнице, – «Как ваше самочувствие?» И после десятиминутного разговора, когда нужно только заинтересованно кивать и покачивать головой, Верочка практически на целый день предоставлена сама себе: школьные перемены Алла Николаевна проводит в учительской на третьем этаже. И там же работает вторая секретарша, которая занимается всеми документами. Верочке нужно только отвечать на редкие телефонные звонки и следить за тем, чтобы ученики не бегали по первому этажу и не пробирались покурить под лестницу или на школьный двор.

И Верочка достаёт из сумки книги… Читает Верочка много, почти постоянно: в автобусе, дома, на работе, даже в гостях. И не какие-нибудь слезливые дамские романы или наивно-бестолковые детективы, нет, изо дня в день уже много лет Верочка старательно читает учебники и энциклопедии. От детских книжек из серии «Хочу всё знать» с большими цветными иллюстрациями до сухих статей в научных журналах, где она понимает лишь некоторую часть текста.

Иногда, отложив книгу, Верочка подходит к окну и смотрит на школьный сад. Ветер неслышно перебирает за стеклом ветки кустов и деревьев, а Верочка представляет себя стоящей на пороге университета Сорбонна в развевающейся академической мантии и четырёхугольной шапочке с кисточкой, со стопкой научных книг, бережно прижатых ею к груди одной рукой. Второй рукой Верочка поправляет выбивающиеся из-под шапочки локоны. Верочка – учёный: она прочитала очень много книг, а те, которые она держит в руках, написала она сама. Верочка не знает, из какой области знаний эти книги: физика, химия, биология, может быть, даже математика. Да и какая разница? Наука едина во всех лицах…

Вот и сегодня она мечтательно стоит, прислонившись к подоконнику и глядя через стекло на школьный сад. Снег уже почти везде растаял, и пропитанная талой водой почва ослепительно чернеет между корнями. Несколько дней по-весеннему греет солнце. Скоро, совсем скоро, через каких-нибудь пять недель, наступит лето, и школьники, кроме сдающих экзамены старшеклассников, разъедутся по деревням и домам отдыха, а потом придут долгожданные счастливые каникулы – у работников учебных заведений они самые длинные. И можно будет читать без перерывов на дорогу до работы и обратно, не отвлекаясь на повседневную суету.

А суета постоянно не даёт покоя. Вот и сейчас Верочка замечает стайку семиклассников, прячущихся за углом школьного сарая. Пробрались-таки незаметно мимо неё на улицу, может быть, даже пролезли из окна туалета второго этажа на козырек крыльца запасного выхода и спустились оттуда… Разумеется, курят. Верочка берёт плащ и, неторопливо пройдя по длинному коридору, выходит на улицу.

«Идите в класс», – обращается она к мальчикам и замирает в ожидании исполнения своего требования. Те, конечно, уже успели выкинуть сигареты и затоптать их в мокрую землю – Верочка видела все эти действия, пока шла от крыльца.

«А что?» – недовольно вскидывается один, – «Подышать воздухом нельзя?»

Остальные незаметно толкают его в бок: «Да ладно, тихо ты».

«Идите в класс», – спокойно повторяет Верочка.

«А что она всегда вот так?» – возмущается мальчишка, обращаясь уже к своим одноклассникам. Те отводят глаза и, поёживаясь от весенней прохлады, – выскочили-то на улицу налегке – направляются к входной двери.

«А что вы всегда вот так? А что, подышать нельзя?» – продолжает задираться парнишка и в сердцах хватается за крупную ветку ближайшего куста. Она обламывается с сухим резким звуком.

Верочка удивлённо поднимает брови. Сейчас самый конец апреля, почва мокрая, на улице несколько дней подряд плюс десять-двенадцать – ветви должны быть влажными и поэтому гибкими. Она забирает у мальчика ветку и подносит её к глазам, затем подходит к кусту и наклоняется, внимательно изучая место разлома. Оно абсолютно сухое, а на ветках не видно набухших бугорков. Верочка идёт к соседнему растению и аккуратно отламывает веточку от него. Раздается такой же сухой щелчок. Верочка по очереди подходит к школьным деревьям и методично обламывает прутья от каждого. Во всех случаях она не встречает никакого сопротивления: деревья совершенно сухие. Странно…

Верочка направляется обратно к школе и сталкивается на пороге с теми же семиклассниками, которых она прогнала учиться. Они смотрят на охапку хвороста в её руках с нескрываемым изумлением.

В приёмной она кладёт ветки на стол и начинает изучать их, достав из ящика большую лупу и нож для разрезания бумаг. Никаких следов набухания почек. Никаких признаков жизни.

Вечером, после окончания уроков и продлёнки, впервые за всё время работы в школе, Верочка направляется домой пешком. Шесть остановок – это два километра. Продвигаясь в сторону дома, она идёт зигзагами, перелезая через ограждения на газоны, от одного дерева и куста к другому, обламывая раз за разом новые ветки, и уже не несёт их с собой, а, внимательно рассматривая, бросает здесь же на землю… Они сухие. Абсолютно сухие. Абсолютно все. И ни на одной ветке нет набухших, собирающихся лопаться листьями, свежих почек.

Верочка приходит домой и, пройдя, не разуваясь, на кухню, наливает себе из-под крана стакан холодной воды. Эта зима не была холодной. Что же случилось с растениями?..


2


Назавтра, двадцать первого апреля, в субботу, несмотря на почти бессонную ночь, Верочка встаёт очень рано. Вытащив из кладовки кучу старого ненужного хлама и забравшись в неё чуть ли не целиком, она достает из самой глубины старый запылённый аквариум, хозяйственное ведро и побледневший от времени, поцарапанный пластмассовый кувшин. Тщательно сполоснув ведро и аквариум под тёплой струей в ванне, она ставит ёмкости на кухонный подоконник и с помощью кувшина наполняет их прохладной водой.

Затем, отодвинув с дороги вчерашние грязные туфли, Верочка выходит во двор. Мощными кухонными ножницами она отстригает от растущих перед домом деревьев пышные кустистые ветки длиной около семидесяти сантиметров, наклеивает на каждую из них лейкопластырь и аккуратно пишет на нём: «дуб», «береза», «рябина», «клён», – после чего тщательно раскладывает ветки на две одинаковые связки.

Дома она ставит первую охапку в ведро, как традиционный букет, а вторую, такую же, погружает в аквариум «с головой», целиком.

Потом Верочка включает телевизор и ищет программы новостей. Новости идут попеременно на всех каналах, кроме музыкальных, и она терпеливо выслушивает информацию про новые катастрофы и политические события, а затем про погоду. Ни о чём, что касалось бы высохших деревьев, в новостях не сообщается.

Потом Верочка штудирует Интернет в поисках каких-либо сведений о необычных природных явлениях или химических авариях в их городе или районе. И ничего не находит. Зато ей попадается статья о том, как можно надолго сохранить новогоднюю ёлку живой и пушистой: необходимо добавить в воду, где она стоит, таблетку аспирина.

Она отправляется во двор за новой партией веток, размером чуть поменьше, и, точно так же подписав, погружает их в кувшин с мутной от ацетилсалициловой кислоты жидкостью.

Назавтра с ветками в ведре и кувшине не происходит никаких изменений. А ветки в аквариуме еле заметно набухают, но не в местах предполагаемого расположения почек, а между ними. Кора на них становится чуть рыхлой.

На следующее утро, в понедельник, они находятся всё в том же состоянии.

По дороге на работу, стоя в битком набитом пассажирами автобусе, Верочка урывками читает в сельскохозяйственном журнале статью про защиту культурных растений от летней засухи. В качестве единственно необходимого средства предлагается вода: полив сверху в сумерках или в тёмное время суток, когда палящие лучи солнца не обжигают листья, а также орошение снизу, с помощью специальных каналов – в любое время. Однако как раз воды-то сейчас достаточно…

Напротив Верочки, мешая ей читать своими громкими разговорами и бурной жестикуляцией, сидят две полные пожилые женщины не городского вида. На них надеты дутые зимние куртки, и в ногах у каждой стоят корзины, прикрытые сверху завязанной на двух сторонах ручки марлей.

«Она корову свою продала», – слышит Верочка оживлённый диалог, – «Сена очень мало было в том году, а в этом ещё меньше, прямо неурожай какой-то на траву и клевер».

«Да-да-да, и в Бутьянове тоже двое хозяевов своих бурёнок продали. Прямо совсем нечем кормить скотину».

Верочка закрывает журнал и наклоняется к разговаривающим: «Скажите, что у вас в корзинах?» – без обиняков задаёт она прямой вопрос.

Женщины поднимают головы в её сторону и недовольно хмурятся.

Верочка спохватывается и придаёт лицу самое добродушное выражение: «Грибы, наверное? Для сморчков уже самое время», – высказывает она предположение и улыбается как можно более приветливо.

«Ой, да какие там грибы!» – смягчается одна из женщин, – «Нету на этом годе грибов. Совсем неурожайный год какой-то. Вот на прошлом годе было ещё ничего», – пускается она в воспоминания, но Верочка уже выходит на своей остановке.

На первом этаже в школьной раздевалке визг, шум и гам: ребята хохочут, дерутся, громко рассказывают друг другу важные детские новости.

Обходя копошащихся на полу малышей, Верочка проходит на своё рабочее место и опускается за стол в задумчивости, подперев подбородок одной рукой. Мало сена – невыгодно и тяжело содержать коров. А если его вообще не будет? Если трава по каким-то причинам не взойдёт? Что тогда будут есть коровы? Как надолго хватит запасов на всех животных?

И грибы куда-то запропастились… Верочка вспоминает, что в этом году не видела около автобусных остановок закутанных в пуховые шали бабушек с букетиками подснежников и мимозы.

А если не взойдут зерновые? И другие культурные растения? Конечно, в стране всегда есть стратегические запасы зерна и продуктов на случай неурожая, кроме того, если не хватает своих продуктов, их завозят из других районов или стран. А если и там неурожай?

Вечером, вернувшись из школы, Верочка первым делом идёт на кухню и отмечает, что с ветками за время её отсутствия не произошло никаких изменений.

Верочка берёт телефон и набирает знакомый номер.

«Алло! Алло, Лена!» – кричит она в телефонную трубку.

Лена – её старая школьная подруга, они дружили и после школы, а потом Лена вышла замуж и уехала с семьёй в другую область, очень далеко на восток от их небольшого городка и чуть южнее. У них сейчас уже почти полночь.

«Лена! Как дела? Как Машенька?» – и сразу после традиционных вопросов Верочка задаёт тот, который волнует её сейчас больше всего: «У вас как там с погодой? Весна? Листья распустились?»

«Весна», – небрежно замечает Лена и начинает опять рассказывать про мужа и дочку.

«Лена, у вас листья распустились?» – снова задаёт тот же вопрос Верочка.

«Листья? Не знаю. А что?»

«Иди, посмотри! Лена, я на полном серьёзе. Иди и посмотри в окно, у вас распустились листья?»

Лена удивлённо замолкает, потом удаляется на несколько минут, видимо, смотрит на улицу из разных комнат. Верочка вспоминает их квартиру: ветви деревьев вплотную прилегают к окнам, и летом в доме царят приятная прохлада и полумрак.

«Нет», – возвращается Лена, – «Ещё не распустились. А что?»

«А на ветках почки есть? И когда у вас обычно распускаются листья? В конце марта? Начале апреля?» – с тревогой спрашивает Верочка.

В трубке возникает пауза. Спустя некоторое время Лена неуверенно отвечает: «Ну, вообще-то уже и правда пора… А почек вроде бы тоже нет, ну или есть, но маленькие. А что?»

«Нет или маленькие?» – требовательно переспрашивает Верочка.

В трубке опять повисает молчание и затем слышно, как Лена открывает то ли окно, то ли балконную дверь.

«Нет», – приносит она ответ…


3


В среду во время перемены Верочка решает подняться в кабинет биологии, к учительнице Марине Сергеевне. Её класс расположен на самом верху, на пятом этаже, и дыхание Верочки во время пути заметно учащается.

Марина Сергеевна сидит за столом в задумчивости и лишь слегка поворачивает голову в сторону посетительницы. Верочка останавливается напротив неё и замечает, что в классе что-то не так…. Кажется, что-то с окнами. Они какие-то вроде слишком большие. А, вот в чём дело: на подоконниках нет цветов. Обычно они уставлены вплотную горшками с круглогодично цветущими растениям.

«Где цветы?» – глухо спрашивает Верочка.

«В лаборантской», – не глядя в её сторону, отвечает Марина Сергеевна.

Верочка проходит в смежный с классом кабинет и видит на полу десятки разноцветных цветочных горшков с высохшими на корню комнатными растениями.

«Когда?» – задает она вопрос, выйдя из лаборантской обратно в кабинет.

«В выходные», – тихо отвечает учительница биологии.

«Почему не сказали?» – хочет спросить её Верочка, но слова застревают в горле.

Вечером следующего дня Верочка переносит через порог своего дома оттягивающие руки пакеты и тяжело опускается на табурет в прихожей.

Сегодня она сделала в магазин уже шесть ходок. Шесть раз она принесла домой по две полные сумки. А вчера сняла в сбербанке с книжки ровно половину денег, которые копила в течение многих лет на загородный участок. И вчера же позвонила ещё раз Лене. Лена сначала ничего не поняла, потом ничему не поверила, а потом почему-то стала очень подробно рассказывать Верочке ещё раз об их с Валеркой свадебном путешествии в Крым и рождении Машеньки. Сегодня они тоже всей семьёй ходят по магазинам, Верочка взяла с неё честное слово.

Верочка волоком оттаскивает пакеты на кухню. Крупа, макароны, сгущёнка, подсолнечное масло, тушёнка в жестяных банках, консервированные фрукты. Насчёт фруктов у Верочки есть большие сомнения: они низкокалорийные, дорогие и очень тяжёлые. По сути, это вода с небольшим количеством витаминов. Но как раз присутствие витаминов решает всё, и несколько банок со сладкими персиками занимают своё место в кухонном шкафу. Рядом ровными рядами встают мешки с сушёным шиповником и яблоками, пакеты с сухим молоком и большая упаковка шоколада.

Муки нужно купить ещё: Верочка заметила, что запасов этого продукта в магазине всего несколько коробок, – и пару килограммов соли заодно.

«Не донесу», – с тревогой думает Верочка.

«Донесёшь», – слышит она свой же внутренний голос.

Но это завтра, надо же и передохнуть. А пока – в аптеку.

В аптечном зале большая очередь. Верочка просит предупредить, что она последняя, и садится на скамейку у окна. Очередь движется неспешно, и Верочка замечает, как пожилой мужчина, сделав покупку, тут же пристраивается в её хвост.

«Я последняя», – не вставая с места, громко сообщает ему Верочка.

«Да-да, меня предупредили», – кивает тот и начинает быстро стягивать через голову серый свитер, под которым оказывается ярко-зелёная рубашка.

Когда очередь доходит до Верочки, она замечает над окошком неброскую надпись: «Продажа витаминов не более 3-х упаковок в одни руки».

«А что, сейчас дефицит витаминов? Я как раз за ними», – сообщает Верочка девушке-фармацевту.

«Какие вам?» – устало отвечает та вопросом на вопрос.

«Мне поливитамины самые сильные и в самых больших пачках», – заявляет Верочка, – «Такие у вас есть? Или вы всем уже отпустили по три штуки в одни руки?»

«Это не я придумала, это распоряжение пришло из мэрии», – поясняет фармацевт.

Выходя из аптеки, Верочка оборачивается через плечо и видит, как мужчина в ярко-зелёной рубашке тоже покупает три большие упаковки поливитаминов.

«Надо сходить за мукой непременно сейчас», – отмечает она про себя и направляется к продуктовому магазину.

Купив шесть двухкилограммовых пачек пшеничной муки высшего сорта, Верочка останавливается напротив витрины с фруктами и не может оторвать глаз от спелых плодов. Особенно красивым кажется ей яблоко – вон то, самое крупное, с румяным наливным боком и свежей веточкой на макушке. Верочка покупает яблоко и бережно кладёт его в карман плаща.

Путь домой снова лежит мимо аптеки. Та уже работает в ночном режиме: через небольшое окошко в двери. Рядом с окошком стоит молодая женщина, держащая на руках плачущего ребенка. Верочка останавливается передохнуть и слушает жалобные детские вопли. Потом она достаёт из кармана яблоко и протягивает его малышу. Тот отталкивает её руки и заливается плачем ещё громче.

«Не надо ничего ему давать», – прикрикивает на Верочку мамаша, – «Не нужно ему ваше яблоко».

Верочка держит фрукт в руке и заворожено смотрит на него, словно на великое произведение искусства. Произнесёт ли кто-нибудь в здравом уме такую же фразу, какую сказала сейчас ей эта молодая женщина, через полгода после этого момента?

Ночью она смотрит по телевизору последние новости. Перевернувшиеся машины, пожары, встречи глав государств, спортивные победы и поражения, – всё, как обычно. Но она вдруг замечает, что с экрана полностью исчезла реклама фруктового сока – та, где жизнерадостная семья из пяти человек тепло обнимается на фоне цветущего яблоневого сада. Да уж, в доме повешенного не говорят о верёвке…

Перед сном Верочка ещё раз проверяет состояние веток. Те, которые стоят в кувшине и ведре, выглядят так же, как в первый день, когда она поставила их в воду. А ветки в аквариуме уже явно начинают портиться: с них тонкими ломтиками облезает кора, и вода в ёмкости становится мутной. Через несколько дней могут загнить. Наверное…

Прежде чем лечь спать, Верочка тщательно проверяет, заперта ли входная дверь. Может, врезать дополнительный замок? И надо бы купить крысиного яда, не хватало ещё пережить нашествие мышей. Пережить… Это слово помимо её воли звучит в Верочкиных ушах. Пережить. Надо пережить…


4


Утром Верочка просыпается от раздражённой брани дворника, водружающего на флагшток, расположенный рядом с её кухонным окном, праздничное полотнище. Ему мешают дотянуться до стены сухие ветки, и он, возмущаясь тем, что исколол себе руки, насылает на них всяческие проклятия. Верочка саркастически усмехается.

Сил идти по магазинам уже нет совсем. Тело болит, мышцы ноют и мелко подрагивают. В пятницу и субботу она взяла отгулы, а завтра первое мая, так что вчера и сегодня тоже оказались нерабочими днями: правительство совместило выходные и праздники, и получились небольшие каникулы.

В голове уже несколько дней звучит на разные голоса одна и та же фраза: «На всю жизнь не напасёшься, на всю жизнь не напасёшься». Раздавшаяся в первый раз, как оглушительный раскат грома, она приобретает всё новые и новые оттенки, и сейчас в ней слышны издевательски-насмешливые интонации. На Верочку наваливается новая боль, она зарождается где-то внутри, в районе солнечного сплетения, и разливается по телу пульсирующими волнами. Прижимая к груди подушку, Верочка зажмуривается и накрывается с головой одеялом.

Перед её глазами возникает разноцветная картинка пищевой цепочки, висящая в кабинете биологии на пятом этаже. На ней в весёленьких рамочках последовательно слева направо изображены ярко-зелёный куст с крупными белыми цветами, такого же размера пёстрая корова, жизнерадостно скалящий зубастую пасть серый волк, стройный белоголовый орлан, гриб с блестящей коричневой шляпкой и нечто бесформенно-розовое, символизирующее собой огромного микроба, пожирающего в конечном итоге все предыдущие элементы цепи. Все изображения подписаны: «продуценты», «консументы» – первичные, вторичные, третичные – и в самом конце «редуценты». От одной картинки к другой тянутся стрелочки, а между звеньями нагло и уверенно вклинивается горбатый гриф-стервятник – представитель «детритофагов». Это слово не нравится Верочке: детритофаги – пожиратели падали. Также Верочке не нравится, что на учебном плакате нет изображения человека.

Сейчас в Верочкином воображении место цветущего куста занимает большой горшок с засохшим фикусом из кабинета биологии, а потом этот же горшок, проскакав через все картинки, оказывается надетым на голову грифу-стервятнику, и тот лохматой когтистой лапой безуспешно пытается стянуть его с ободранной шеи.

Верочка ехидно хмыкает и выбирается из-под одеяла. По всей комнате, в коридоре, в прихожей несколькими этажами громоздятся друг на друге коробки, тюки, мешки с продуктами. Она уже не помнит, сколько сделала ходок. Поначалу планируя и записывая запасы закупаемого продовольствия, в конечном итоге она отказывается от этой мысли и сгребает с полок окрестных магазинов всё подряд: что полегче, поближе, попроще, подешевле и самое главное – посытнее. Свободное место теперь есть только на балконе, но туда Верочка ничего не складывает специально: увидят… Она с неудовольствием вспоминает вчерашний пристальный взгляд соседки на её тяжёлые баулы, когда они с ней в который уже раз сталкиваются днём у входной двери подъезда. Хорошо, что соседка не знает про лежащий в глубине одной из сумок приобретённый в спортивном магазине ледоруб…

Верочка ставит на плиту чайник и, протянув куда-то руку, берёт ближайшую пачку сухарей. Потом выглядывает из окна на улицу и наблюдает, как сосед с верхнего этажа ходит по газону, аккуратно отстригая от кустов и деревьев мёртвые полуметровые ветки. От мысли о том, что она уже не является одной из немногих, кто посвящён в тайну, Верочке становится немного легче.

В мусорном пакете у кухонной двери со вчерашнего дня лежат её ветки. Кора тех, которые она погрузила в аквариум целиком, то ли сгнила, то ли полурастворилась в мутной воде: она стала серой и расползлась на отдельные рваные лохмотья, но без характерного для разложения запаха. Те же, которые стояли в ведре и кувшине как букеты, сверху остались без изменений, а снизу их поверхность точно так же испортилась под действием воды, не помог и аспирин.

Верочка понимает, что ставить эксперимент в стеснённых домашних условиях больше нет никакого смысла. Она выходит во двор и, не поднимая глаз, проносит в сторону помойки огромный, оставляющий за собой мокрый след пакет с торчащими из него сверху и через многочисленные дырки ветками, буквально всем телом чувствуя на себе пристальный немигающий взгляд соседа.

«Сейчас по магазинам побежит», – догадывается Верочка, и её предположение оказывается правильным. В этот вечер и на следующий день она наблюдает всё увеличивающееся количество людей в окрестных супермаркетах, палатках и просто на улицах. Люди снуют туда-сюда с сумками, пакетами, тележками. Молча. Почему-то все ходят молча и не глядя друг на друга. Верочка и сама не испытывает ни малейшего желания общаться с кем бы то ни было. А в фильмах-катастрофах обычно показывают, как люди собираются все вместе и борются с катаклизмами сообща… Хотя с чем сейчас можно бороться?

В четверг Верочка не выходит на работу и вообще уже никуда не выходит. Окрестные магазины либо закрыты, и со стороны их служебных входов идут оптовые погрузки продовольствия в машины с заляпанными грязью номерами, либо от самого порога на несколько сотен метров тянутся огромные молчаливые очереди. Никто ей не звонит и не интересуется, что с ней происходит. С самого раннего утра и весь день она наблюдает в окно, как по улицам одна за одной тянутся в сторону области тяжело гружёные, забитые людьми и продуктами машины. Семья из соседнего дома тоже собирается в путь. Мамаша устраивает на заваленные сумками задние сиденья тепло одетых близняшек: годовалых мальчика и девочку. Отец возится с прицепом, туго затягивая его сверху вторым слоем брезента. Под брезентом – несколько сотен полуторалитровых пакетов стерилизованного молока, того, которое хранится шесть месяцев.

К вечеру Верочка завешивает оконные проёмы и балконную дверь старыми шерстяными одеялами.

Несколько дней ничего не происходит. По телевизору работают только два музыкальных канала, которые Верочка включает на минимальную громкость, за закрытыми окнами тоже тихо. На улицу Верочка не показывается, а на ночь оставляет зажжённым у изголовья кровати слабый пятнадцативаттный ночник.

Одиннадцатого мая около полуночи Верочка слышит со стороны соседской квартиры дикий женский крик. Он словно разламывает пространство на части, проникает сквозь стены и предметы, отдаваясь в Верочкином черепе дрожащим резонансом. На плохо слушающихся ногах она подходит к балкону и неловко, с клочьями, оторвав от рамы прибитое к ней одеяло, распахивает настежь балконную дверь. Кричит соседка Валя, тридцатилетняя женщина, переехавшая в их дом в прошлом году с мужем и четырёхлетним сыном. Через открытое окно соседской квартиры, словно из пыточных казематов, несётся на улицу вопль отчаяния и боли.

В соседних квартирах люди по очереди открывают окна и балконные двери. Медленно, словно во сне, поворачивая голову направо-налево, Верочка замечает то одного, то другого. Из распахивающихся окон на улицу падают полосы тусклого света.

Истошный Валин крик постепенно переходит в вой, потом в протяжный стон и, наконец, в приглушённые захлебывающиеся всхлипывания. «Валя, Валечка», – слышится теперь голос её мужа, пытающегося утихомирить плачущую женщину: «Тише, Валя, Ваньку разбудишь».

Спустя некоторое время, успокоив жену, он выходит на балкон, и Верочка слышит его хриплый подрагивающий шёпот: «Это… Плохо чувствует она себя… Голова, вроде, болит». Не поворачиваясь в его сторону, она молча кивает в пространство.

Потом поднимает глаза кверху и впервые в жизни возносит к небу благодарственную молитву: «Господи, спасибо тебе за то, что у меня нет детей! Спасибо за то, что я не буду вот так же кричать над постелью своего ребёнка, зная точно, что через некоторое время ни за какие деньги, никакой ценой не смогу достать ему пропитание…»

Проза

Подняться наверх