Читать книгу Мурррашки. Истории о котах и человеках - Лариса Барабанова - Страница 5

– Мам, это точно он! Посмотри, полоски, усы. – Надя, задрав голову, словно вросла в тротуар. Как ни старалась Люба вести её в сторону школы, дочь не сдавалась. Прохожие – и взрослые, и дети – чуть притормаживали, рассматривая истошно мяукающий шерстяной комок на дереве, и шли мимо.

– Солнышко, я на работу опаздываю. – Люба присела рядом с дочерью. – Это точно не Пуф. Он крупнее был и окрас ярче.

– Нет, это он! – Девочка обняла маму и вытерла мокрую щёку о её плащ.

Пронизывающий звук стих. Спускаясь, по веткам берёзы прыгал кот.

– Видишь, он нас узнал. – Надя, наспех смахнула остатки слёз рукавом ветровки и улыбнулась.

– Пойми, он может быть блохастым, больным. Ну куда мы его сейчас денем? Давай, когда домой будем возвращаться, присмотримся. Если наш, заберём. – Воспользовавшись моментом, Люба поднялась и потянула дочь за руку.

– Это мой Пуф!

Кот приземлился рядом с Надей. Сел, обернув хвост вокруг лап, и жалобно мяукнул.

– Ты представляешь, сколько ему нужно было пройти, чтобы вернуться? Четыреста километров! Ладно, если бы собака убежала. У неё нюх. А у котов? Усы, лапы и хвост. Навигатора-то нет.

– Тебе больше надо книжек читать. У котов тоже есть нюх. Я без него никуда не пойду. – Плюхнувшись прямо на асфальт в белых колготках и синей юбке в складку, девочка протянула руки.

Кот устроился на коленях Нади. Замурчал словно работающий дизельный двигатель. Люба замерла, остановив выкрик возмущения. Вскинула бровь.

– Видишь, я же говорила, что это он! Позвони Ольге Тольне, пусть разрешит тебе опоздать на работу. Давай отнесём его домой.

– Хорошо, отпрошусь. Но учительнице сама будешь объяснять, почему в первый класс только пришла и через неделю уже прогуливаешь школу. Пойдём, дома есть тот, кто точно распознает самозванца. – Подхватив под мышки дочь, подняла её и отряхнула.

– Точно! Пончи его узнает, и ты поймёшь, что это Пуф! – Она прижала вцепившегося в ветровку усатого.

– Дай лучше я его понесу, не дай Бог, лишайный.

– Нет, если ты заболеешь, кто за нами будет ухаживать? – Девочка крепче стиснула кота. Тот совершенно не предпринимал попыток бегства из детских объятий.

«Кожаные друзья», как любила говорить Надя, и хвостатый пробирались сквозь поток школьников, стекающихся к учебному заведению из ближайших кварталов. Кот поддавал жару своей тарахтелке так, что Люба слышала его даже в городском шуме. Вглядываясь в лицо счастливой дочери, вспомнила, как новый друг появился в их доме.

– Сколько дней уже даёте антибиотики? – Врач скорой всматривался в подобравшиеся к сорока цифры на градуснике.

– Пять. Педиатр сказала, что должно стать лучше, но сами видите… Скоро Новый год. Мне страшно. Как ингаляции ей делать-то? – Люба взяла на руки дочь, дышащую со свистом. – Мы спим сидя, окно уже боюсь открывать, может, так хуже делаю. В ванной плесень скоро появится от постоянного пара.

– Давайте сделаем так. Укол поставлю, температура спадёт. Забирать не буду, у нас случай менингита в инфекционке. Вам только его ещё не хватало подцепить. Оставлю свой номер. Будет хуже, звоните, госпитализируем. Пейте больше. – Седой врач вытащил из чемоданчика бланк и ручку. Выводя закорючки на языке, понятном только выпускникам меда, хмурил брови и поглядывал на девочку, висящую на матери. – И мужу скажите, что вам отдых нужен, так долго не протянете.

– Муж… ушёл неделю назад. Некого просить. Мы сами справимся, спасибо. – Люба шумно сглотнула, пытаясь удержать накатившиеся слёзы и обиду.

– Извините, увидел ботинки в прихожей…

– Не успела выкинуть. Некогда. – Она чмокнула дочь в лоб.

– Знаете, сделайте что-нибудь приятное для обеих. Психосоматику никто не отменял.

– С тех пор как заболела, просит купить кота, её подружке подарили британца на день рождения. Но куда нам? Мопса недавно взяли, он ненавидит мяукающих.

– Я бы подумал на вашем месте. Иногда коты творят чудеса.

На следующий день в щёлку между натянутой на брови шапкой и закрывающим нос шарфом глядели два глаза. Больных, стеклянных. Счастливых. При очередном порыве метели они зажмуривались на пару секунд и снова распахивались. Под старым железнодорожным мостом на окраине города нашлось всего несколько желающих за считанные часы до Нового года распродать хвостатых. У одной из коробок с пятью разноцветными комочками остановилась Надя. Хозяин предлагал упитанного рыжего:

– Ну, какой красавец! Жалко отдавать, но дома уже четыре кошки, жена скоро выгонит.

– Надюш, смотри, какой хорошенький. Решай, нам надо торопиться. Скоро таблетка перестанет действовать, и у тебя температура поднимется.

Детские руки, спрятанные в тёплые вязаные варежки, вытянули из коробки обычного серого полосатого котёнка.

– Фот мой, – пробрались слова сквозь глухую преграду шарфа.

– Это обычный котяра, нашёл на улице, видимо, с матерью что-то случилось. Выкормил. Он, наверное, хорошим мышеловом станет. Вам же в квартиру? Возьмите лучше из этих кого-то. – Мужчина вытащил пару бело-рыжих котят.

Прижимая к пуховику пищащий комочек, Надя отрицательно покачала головой.

– Спасибо, мы этого возьмём. Сколько с нас? – Люба поняла, что спорить с дочерью бесполезно.

– Нисколько, берите даром. С новым чудом!

Котёнок, засунутый за пазуху расстёгнутой детской куртки, мурчал в такт мотору авто. Люба поглядывала в зеркало заднего вида и боялась спугнуть мысль, что болезнь дочери отступает. Надя неожиданно бодро щебетала новому питомцу о предстоящем знакомстве с Пончи, его лютой ненависти к кошкам и своей полной уверенности, что хвостатым удастся подружиться.

– Надюш, как назовём? Может… Снежок?

Дворники летали по лобовому стеклу, едва успевая сгребать очередную порцию новогодней радости.

– Неть… Пуф-фок.

– Пуфок так Пуфок. Значит, Пуфом будет.

Машина затормозила у подъезда. Заглушив мотор, Люба обернулась. Поняла, что впервые за последнюю неделю дочь, задремав, спокойно дышит. Розовый нос и длинные усы торчали из-за пазухи. «Коты действительно творят чудеса», – женщина отпустила изъедающий страх.

– Солнышко, просыпайся, приехали. – Легонько погладив по коленке Надю, она порадовалась, что в новом году их снова будет четверо, хоть в общем счёте на две лапы-ноги и один хвост больше.

Повернув ключ, Люба толкнула дверь. Из гостиной раздавался храп. На скинутой с дивана подушке спал чёрный мопс.

– Пончик, ты… собака! Мы же только ушли!

Взяв очередную высокую ноту, пёс затих. Принюхался. Открыв пучеглазые, подскочил.

– Надюш, отпускай.

Дочь зашла в гостиную, ослабила захват. Кот в пару прыжков оказался на окне. В правом углу. Лёг, протянув приветственное «мяу».

Мопс оживился. Побуксовав на скользком паркете, посеменил к гостю. Тот изображал отсутствие интереса. Пончик, поставив лапы на батарею, заскулил.

– Очная ставка прошла успешно. Наш. Неси перекись из аптечки, обработаем рану около уха. – Люба повесила плащ на вешалку.

– Я же говорила, что это он! Пуф вернулся! – Девочка, радостно прыгая, скинула туфли и побежала к окну.

– Только не обнимай его, давай сначала помо… – не договорив, женщина наблюдала, как дом снова наполнился счастьем.

– Мам, можно я сегодня не пойду в школу? Голова болит сильно. – Надя, свернувшись калачиком на левом боку, вытащила ногу из-под одеяла.

– Опять? Ты стала прогуливать через день, когда учиться собираешься? – Люба потрогала лоб дочери. – Температуры нет, но лицо горит. Что-то ты часто стала хандрить. Может, конечно, переходное, подростковое… Но я не припомню, чтобы такое со мной творилось в четырнадцать. Давай завтра к врачу зайдём, надо или на больничный тебя сажать, или выходить в школу.

– Всё знаю, понимаю. Но не могу подняться. Я ещё поваляюсь?

Из-под одеяла зазвучало мурчание.

– Пуф опять с тобой спит? Как он не задыхается-то так?

– Не знаю. Не отходит от меня, прилипала. Уже пару недель, как бы ни ложилась, утром просыпаюсь на левом боку, и Пуф рядом. Мам, есть не буду, не хочу.

– Опять голодаешь? Может, ты по ночам что-то хомячишь? Днём ничего не ешь, а щёчки наливаются.

– Я же не Пончи, пылесосящий всё подряд. Не переживай, лекарство выпью, и всё пройдёт. – Надя нырнула с головой под одеяло и обняла мурчащего друга. Засыпая, она услышала, как опустились стакан и таблетки на тумбочку рядом с кроватью. Хлопнула входная дверь.

Громыхнула молния, в окно застучали капли. С порывом ветра распахнулась форточка. Влажный осенний воздух ворвался в комнату.

Надя, потянувшись, зевнула. Пошарила по кровати и нашла телефон. На экране высветилось «13:13».

– Пуф, ну мы и храпанули! Мама уже кучу эсэмэсок прислала.

В коридоре послышался цокот и посапывание. Вошёл Пончик, с усилием переваливаясь с лапы на лапу.

– Ты моя старая жёваная тапка! Почему не разбудил? – Надя откинула одеяло и погладила мопса. – И этот жук дрыхнет, меня убаюкивает. – Почесав кота за ухом, поднялась. Засунула ноги в рыжие тапки с помпонами, накинула тигровый халат. Сняла с запястья резинку, собрала вьющиеся русые в хвост и подошла к окну.

Закрыв форточку, прижалась лбом к стеклу. Зонтики яркими пятнами передвигались по улице. Первая пожелтевшая листва покидала ветки берёз. Ручейки из водостоков стекались к полупустой парковке у подстанции. Из углового подъезда вышла женщина с двойней. Гриша и Лика никогда не ревели, задорно смеялись и были любимчиками бабулек, до сих пор несущих вахту на лавочках. Малышня с визгом забежала в образовавшуюся лужу и топала так, что брызги разлетались метра на полтора вокруг. Надя улыбнулась. На подоконник запрыгнул Пуф. Мурчащий моторчик активно заработал. На улице мать, бегая с зонтом за детьми, безуспешно пыталась усадить их в коляску.

Надя опустилась в кресло. Спрыгнув, кот устроился на коленях и перебирал когтями левый бок хозяйки. Та взяла в руки большой блокнот с набросками и карандаши. Грифель заскользил по бумаге. Штрих за штрихом появлялись детские дождевики с кошачьими мордочками и резиновые сапоги с усами на голенище. В уголке вывела «H» внутри сердечка.

Уже два года Надя рисовала, изучала правила кроя, сочетания цветов и мечтала стать дизайнером детской одежды. «Гены», – передёргивало маму от воспоминаний о бывшем муже – директоре обувной фабрики. Сначала она противилась даже любому намёку на связь с изменщиком, но, видя кипы набросков, смирилась.

Где-то в спине у девочки сильно кольнуло и отдало в бок. Пуф замурчал и потёрся мордой точно в том месте, где только что пробежала боль. Надя спустила кота на пол и поставила ступни на кресло. Положив подбородок на колени, глубоко и размеренно задышала. Пуф запрыгнул на подлокотник и попытался тереться о хозяйку.

Внутри будто сжали в кулак нервные окончания. Надя вскрикнула. Замерла. Мурчание кота становилось всё сильнее. Он пытался просочиться к животу хозяйки. Та опустила ноги и, выверяя каждый шаг, дошла до кровати, легла на бок. Пуф улёгся рядом. Надя взяла телефон, набрала номер и едва успела прошептать: «Мам, мне плохо», как её пронзил удар где-то внутри.

Пульсирующая боль в руках и онемевшие пальцы заставили Надю проснуться. Живот ныл, и острая боль отдавалась в районе позвоночника. Глубоко вздохнув, повернулась. Спустила ноги с кровати. Ещё раз втянула воздух и приподнялась. Шумно выдохнула. Зажмурилась. Яркое солнце пробиралось сквозь жалюзи и полосатило комнату.

Приоткрыв глаза, девушка натянуто улыбнулась и громко произнесла: «Чего раскисла? Поднимайся и шурши гулять по коридору». Самовнушение стало Надиной соломинкой, за которую она хваталась, чтобы не терять надежду.

Выудив из-под подушки тонкую шапочку с принтом – кошачьими мордочками, натянула, стараясь не прикасаться к гладкой коже головы. Опершись на тумбочку, поднялась. Замерла. Шов тянуло, и любое резкое движение било в пах десятком молотков. Аккуратно переступая, считала шаги. Девять. Ровно столько ей нужно было сделать до двери палаты. И ещё тридцать восемь до поста медсестры. Ища опору у стены, Надя переставляла ноги.

«Семнадцать», – дошла до кресел. Голова закружилась, и картинка размылась. Перед падением чьи-то руки подхватили и вернули в вертикальное положение.

– Эй, ты чё? Валяться нужно в палате, а не коридоре, – мужской голос раздался за спиной.

Облокотившись на кресло, Надя обернулась. Высокий худой парень в чёрной шапочке с излишне подвёрнутым отворотом, из-под которой торчал короткий ёжик волос, улыбался:

– Новенькая, что ли? Имя есть?

– Надя. Старенькая, неделю уже лежу. После операции. Ты кто?

– Сева. Завсегдатай этого заведения. Два года провёл тут, правда, с перерывами. Получается, Айболит от меня избавился наконец-таки, а ты поступила. Давай помогу, куда чапала?

– Илларион Тимофеич сказал, что ходить надо, вот и разминаюсь. А Айболит – это кто?

– Ну ты даёшь! Неделю тут, а кто такой Айболит, не сечёшь. Это и есть наш Ларик, Илларион Тимофеич. Животных он очень любит, дома у него три пса и шесть котяр живут, всех из приюта припёр. Ты, небось, в люксе лежишь?

– Люксе?.. А, да, – она улыбнулась. – В восьмой, одноместной.

– Севушка, пойдём, нас доктор ждёт! – За спиной парня возникла сухонькая старушка в светло-сером платье.

Надя про себя отметила, что редко кому подходящий оттенок удивительно шёл женщине и нисколько не удешевлял, а, наоборот, подчёркивал женственность.

– Сейчас, бабуль. Смотри, тут новенькая, Надя. – Парень сделал шаг, и женщина увидела, что на стул опустилась бледная девушка.

– Здравствуйте, Надежда. Я Виолетта Леопольдовна. – Она кивнула, едва улыбнувшись уголками губ. – Севушка, пойдём, ты же знаешь, сколько дел у врачей.

– Пойдём, конечно. Нельзя заставлять ждать тех, кто спасает человеческие жизни. – Он, чуть отойдя в сторону кабинета доктора Благородного, подмигнул девушке. – Увидимся, на связи!

О какой связи идёт речь, она не поняла и в ответ только развела руками. Но на следующий день, вне расписания для посетителей, в дверь её палаты постучали.

– Да… – Вытянув шею, Надя замерла в ожидании.

Появившийся ёжик и шапочка сразу выдали хозяина.

– Привет, ну чё? Как житуха? Айболит сказал, что тебе лучше становиться, жить будешь.

– Вообще-то, он должен хранить врачебную тайну. – Задержав дыхание, Надя приподнялась.

– Я тебе тут припёр кое-чё. – Он положил пакет на тумбочку. Надя почувствовала цитрусовый запах. – Мне хорошо зашли и тебе должны помочь.

– Свити? Откуда знаешь, что я их люблю? – Девушка оживилась и вытащила зелёный плод.

– Чуйка. Ладно, погнал, а то бабуля стрессанёт.

Через пару секунд Надя осталась наедине с кисло-сладкими дольками.

Ближайшую неделю гость также неожиданно появлялся и практически мгновенно исчезал, оставляя свити и лоточки с клубникой. Пару раз старшая медсестра, вводя иглу в истерзанные вены Нади, будто между делом сообщала, что не понимает, зачем Всеволод ходит к доктору, если его история болезни закрыта, и, видимо, навсегда. Девушка лишь пожимала плечами.

Прошло ещё пару дней, за ними выходные. Надя стала вздрагивать от каждого шороха и чаще смотреться в зеркало. Но Сева не появлялся. Зато пришла мама, ездившая домой, в Мышкин. С собой она принесла спортивную сумку, с которой ходила на тренировки по йоге.

– Привет! Я так соскучилась! Знаешь, скоро станет тепло, солнышко уже пригревает. Но ёлку не разбирала, вернёшься, устроим настоящий Новый год.

– Мам, уже февраль заканчивается, ну какой Новый год? – Она прислушалась. Рядом раздавалось тихое мяукание. – Не пойму, откуда звук? Мам, ты привезла Пуфа в Питер?

– Надюш, тётя Ирина ходила к нам его кормить. Но этот засранец отказывался есть, даже рыбу и мясо, просто лежал на твоей кровати. Она взяла Пуфа к себе. Ты бы видела, что он там устроил! Подрал обои, тюль когтями превратил в лапшу, нагадил Сашке в ботинки. Я съездила, забрала эту серую морду. С вокзала сразу к тебе. Не успела придумать, что с ним делать дальше. Главное, чтобы никто не увидел.

– Пуф, миленький! – Надя расстегнула сумку, и из неё выпрыгнул кот. Худой, испуганный. Забрался к хозяйке на руки и, ласкаясь, затарахтел.

– Вы пока пообнимайтесь, я к доктору, узнаю, как анализы. – Мать вышла из палаты.

Надя снова легла, кот свернулся у левого бока. Казалось, стрелка тикающих часов на стене замерла, как и всё вокруг. Девушка слышала лишь мурчащий звук и не заметила, как у кровати возник Сева.

– Ты? Что тут делаешь? – Надя накинула одеяло, спрятав под ним Пуфа.

– Свихнуться можно! Кто сюда кошака пустил? – Впервые за их недолгую историю знакомства парень стянул с себя шапочку.

– Пожалуйста, не кричи! Это мама его привезла. Пуф старенький, уже одиннадцать лет. Мопс наш умер, с которым они лучшими друзьями были. Вот без меня есть перестал, изгадил квартиру соседке. Когда мне шесть было, к бабе Лиде ездили, он потерялся, а через год сам вернулся! Прошёл четыреста километров! Не можем мы друг без друга, но пока деть его некуда. Надеюсь, мама что-то придумает. – Надя, запрещавшая себе долгое время плакать, не сдержала слёзы. Ручейки медленно стекали по щекам.

– Ты чё? Я ж могила! – Сева ударил себя кулаком в грудь. – Идея! Надо твою маму с кошаком у нас поселить. Мы с бабулей в трёхе на Морской набережной живём. Всё равно предки в Африке до конца года, спальня свободна. Дай позырить на хвостатого.

Засунув руки под одеяло, Надя вытащила мурчащего кота.

– Знаешь, есть легенда. Души, которые причинили кому-то вред, подселяют в тела котов для того, чтобы помочь избежать какой-то беды. Например, знак подать, – заговорчески прошептал Сева. – Прикинь, если и внутри него чья-то душа?

– Сев, ну что за ерунда-то? Сам придумал? – Она погладила кота. – Кто в Пуфе может жить?

– Не веришь? Бабуля моя – доктор исторических наук, мечтает, чтобы продолжил династию. С горшок был, она кучу всего рассказывала. У меня, по чесноку, другие планы, программистом хочу стать, в следующем году поступаю. Блин, увлёкся. Так вот, прикинь, что твой Пуф раньше был человеком.

Сева взял кота на руки, поставил его на задние лапы, зажав в кулаки передние. Пуф зашипел.

– Диковатый он, чужих не любит. – Надя приподнялась.

Прищурившись, парень жестом остановил её и заговорил с хрипотцой:

– Привет, я Костян. Был разводилой на рынке в девяносто первом. Шальная пуля отрекошетила от контейнера с джинсой. – Кот неожиданно притих. – Меня зарыли где-то в лесу под Калугой. Прощаться с налаженным бизнесом было тяжко. Душа рвалась и просилась обратно, стоя в очереди на распределение, пока бывшие кореша делили территорию. В отличие от тех, кто быстро нашёл пристанище в бездне с табличкой «Ад», я доходил до регистраторши душ и возвращался на место с номером «2000». И так девять кругов-лет подряд. Но на исходе девяносто девятого неожиданно получил листок с печатью. Разобрать ничего не успел. Резко стемнело. – Сева наблюдал, как Надя держалась за бок, пытаясь погасить изнутри разрывающий смех, и периодически ойкала. – Так, где там вы пересеклись с Костяном, тьфу, Пуфом?

– Под мостом. – Она зажала рот рукой, чтобы хохотом не привлечь внимание тех, кто мог оказаться в коридоре.

– Так вот, очутился я под мостом. В коробке? – Он вопросительно посмотрел в голубые и глубокие. Девушка кивнула. – В коробке. Мог предположить, что сварюсь в котле, кипящем над полыхающим огнём грехов. Но что окажусь в шерстяном теле и должен буду предупредить хозяйку о болезни…

Дверь распахнулась. На пороге появилась женщина в сером.

– Бабуль? – Сева засунул кота под одеяло. Надя испуганно застыла.

– Всеволод, так и знала, что ты из школы сюда сбежишь. Мне завуч позвонила поинтересоваться, всё ли хорошо и почему частенько в больницу с уроков уходишь. Здравствуй, Надежда.

– Что здесь происходит? – Люба протиснулась в палату, оттеснив Виолетту Леопольдовну.

– Мам, я тебе сейчас всё объясню…

– Верочка, может эти? Посмотри, какие хорошенькие! – Надя подвела дочь к коробке с пищащими котятами.

– Неть. – В щёлку между шапкой и шарфом выглядывали два глаза. Счастливых.

– Женщина, посмотрите у меня. – Пожилой мужчина распахнул куртку. Из-за пазухи показалась серая мордочка. – Последний остался, возьмите. Говорят, коты творят чудеса.

Глухое «Ачу!» раздалось под шарфом. Маленькие руки в варежках с буквой «H» в сердечке потянулись к усатому.

– Сева, мы выбрали, – Надя обратилась к мужу. – Оторвись, пожалуйста, от телефона. Может, хотя бы сегодня твои подчинённые сами разберутся с багами и фидбеками? Смотри, серый, как мой Пуф. – Она присела. – Верусь, знаешь, двадцать четыре года назад здесь баба Люба купила мне котёнка…