Читать книгу Любовные драмы сестёр Гончаровых - Лариса Черкашина - Страница 10

Важное событие для всей семьи: четырнадцатого мая 1835 года Натали разрешилась сыном, наречённым Григорием. По словам поэта, она «мучилась дольше обыкновенного», но опасности для самой роженицы доктора не усматривали.

Благодаря Екатерине можно узнать о точном времени рождения её племянника: «Спешу сообщить тебе, дорогой Дмитрий, о благополучном разрешении от бремени Таши; это произошло в 6 часов 37 минут вечера. Она очень страдала, но, слава Богу, всё прошло благополучно».

В июне всё семейство Пушкиных-Гончаровых переезжает на дачу на Чёрной речке. По сему поводу Катя и Сашенька просят брата Дмитрия прислать им из «полотняных» верховых лошадей для прогулок и одну лошадь для Пушкина.

Верно, Екатерина надеялась блеснуть искусством наездницы не только перед местным обществом, – ведь совсем неподалёку от Чёрной речки, в Новой Деревне, стоял кавалергардский полк, а значит и обаятельный Жорж мог оценить её безупречную грацию всадницы! А наездницей она считалась отменной. Нет, не зря в Полотняном ещё волею дедушки Афанасия Николаевича был заведён Конный двор, где искусные берейторы обучали юных барышень Гончаровых премудростям верховой езды. Да и на породистых кровных жеребцов дедушка не скупился, его Конный двор славился на весь Медынский уезд, а, быть может, и на всю Калужскую губернию.

…Тем летом сестёр ожидало множество увеселений. Пожалуй, самыми яркими при царском дворе почитались петергофские праздники в честь именинницы-императрицы Александры Фёдоровны (и в честь её символа – «Белой розы»), что ежегодно давались в первый день июля.

На празднике 1835 года Пушкин – вместе с женой и свояченицами. Очевидец Василий Ленц, вспоминал: «Двор длинной вереницей линеек совершал процессию среди этого моря огней. На одном из этих диванов на колёсах я увидел Пушкина, смотревшего угрюмо». И молодой граф Владимир Соллогуб не поленился записать о памятной встрече: «Пушкина я видел в мундире только однажды на петергофском празднике. Он ехал в придворной линейке, в придворной свите. Известная его несколько потёртая альмавива драпировалась по камер-юнкерскому мундиру с галунами. Из-под треугольной его шляпы лицо его казалось скорбным, суровым и бледным». Сам же граф и объясняет недовольство Александра Пушкина: «Его видели десятки тысяч народа не в славе первого народного поэта, а в разряде начинающих царедворцев». Да, было от чего впасть в уныние…

Но все взоры мемуаристов прикованы лишь к поэту, и никто из них не упомянул ни о Натали, ни о её сестрах. А ведь госпожа Пушкина ехала в том же экипаже, что и её прославленный муж, и, надо полагать, сияла молодостью и красотой. Чему подтверждением письмо Надежды Осиповны дочери Ольге: «Натали, говорят, была очень хороша…» Принарядились для сего торжества и Катенька с Азей, но в блестящей праздничной кутерьме, увы, никем не замечены.

Вероятно, Екатерина Гончарова, облачённая в придворное платье с бриллиантовым шифром на корсаже, ехала в отдельном, «фрейлинском» экипаже.

Вечером того памятного дня Пушкин с красавицей-женой и свояченицами – на пышном балу в Петергофском дворце. И более Александру Сергеевичу на торжествах в честь «Белой розы» – русской императрицы Александры Фёдоровны, – побывать не довелось.