Читать книгу Записки на оконном стекле. рассказы - Лариса Логинова - Страница 5

Стойкое ощущение того, что всё происходящее – всего лишь дурной сон, не ослабевало вот уже почти год. Все попытки проснуться заканчивались провалом – реальность, всё сильнее напоминающая кошмар, меняться или исчезать не желала. Никак. И не помогал ни алкоголь, которого Мин-Чен-Ко старался раньше избегать, ни успокоительное, рецепт на которое ему выписал друг-врач, увидев осунувшееся лицо и прочерченные морщинами щёки тридцатипятилетнего инженера ЭС1.

Да и кошмар этот не случился внезапно, он был виден из очень далёкого далека, как бывает виден надвигающийся смерч. Вот только те, кто обязан был остановить беду вовремя, почему-то в тот момент ослепли, оглохли и стали паралитиками. Теми, которые могут двигать только глазными яблоками. Таких теперь усыпляли – к чему тратить ресурсы на отслужившее своё тело? Это был один из законов, который с радостью и единогласно приняла новая власть.

Возражать было некому. Все несогласные с нынешней политикой страны были или депортированы из неё – в лучшем случае, или арестованы – как преступники – в случае средней паршивости, или казнены – как враги своего народа. Смертную казнь, отменённую десяток лет назад, новая власть вернула как можно быстрее, единогласно – а как же иначе? – проголосовав за это решение, призванное обезопасить народ от самых страшных маньяков и убийц, которым за их художества полагается гореть в аду, а не сидеть в камере, проедая народные деньги.

Во всяком случае, именно под этим соусом воскресшая высшая мера была преподнесена народу Касилве-Бугс. И только Народный вождь и его приближённые знали, что послужило настоящей причиной. Они опасались, что посаженные за решётку политические противники по-прежнему будут представлять реальную угрозу существующему строю. И вполне себе могут наладить сношение с внешним миром – к каждому конвоиру-то соглядатая не пристроишь! А там и до попыток освобождения и захвата власти недалеко!

Прецеденты имелись. Сами так делали, один из нынешних Министров как раз из камеры и руководил революцией и руководил успешно, а значит – нужно было лишить врага наименьшей возможности повторить подобное. Ну а, как известно, самое надёжное средство в таком случае – виселица. Нет-нет, на самом деле никого не вешали – это же не средневековье, цивилизованные люди не могли себе позволить по-дикарски вешать или расстреливать. А потому врагов народа – а слово «народ» стало за этот год самым широко употребляемым в стране – цивилизованно и гуманно отправляли на тот свет «золотым уколом».

Часть народа попыталась было возмущаться, но ей быстро пояснили, кто теперь в доме хозяин, причём пояснили популярно и доходчиво – написали дубинкой по хребту. Такое обычно запоминается надолго и быстро отбивает охоту выражать своё несогласие с политикой остальной части народа и его Вождя. Впрочем, особо непонятливые, до которых не доходило и после нескольких воспитательных бесед, тоже находились. А потом находили их самих – уже в виде изуродованных тел – или не находили.

Мало ли что могло случиться с людьми в такой большой стране, как Касилве-Бугс, в которой всё ещё где-то скрывались недобитые «Аквалийские птицы» – расформированные внутренние войска, сохранившие верность даже не предавшему их Правительству, а той самой, непонятливой части народа.

Эти вот «вооружённые бандиты» даже спустя год пытались хоть чем-то помочь своим «непонятливым» собратьям. То уронят с дороги в хлам пьяного начальника новой полиции – Стражей Спокойствия, который до этого от души порезвился, проводя «воспитательную беседу» с молоденькими дочерьми «непонятливых». Самих девушек потом вернули родителям – в пластиковых мешках, не хватало ещё власти хоронить такое, не царское это дело.

А спустя пару дней «Аквалийцы» его с дороги и уронили – против тяжёлого грузовика даже самый навороченный автомобиль не имеет шансов. Виновных искали долго, да так и не нашли, свалили всё на какого-то случайно подвернувшегося водителя, показательно судили и посадили, а на место этого начальника Стражей прислали нового. Только вот он особо в «воспитательных» беседах почему-то не усердствовал. Может, побаивался, что и на его новенький «Мобиль» может найтись свой грузовик? А может, просто уже успел вдоволь навоспитываться?

Этого Мин не знал и не мог знать. Да и не это занимало инженера станции больше всего. Он мучительно пытался понять – как же так вышло? Почему его страна позволила так с собой поступить? Почему по улицам маршируют молодчики в чёрной униформе – «Иус Сектрум», разительно напоминающие других – со старых кадров кинохроники. Только те были оккупантами и врагами, а эти являлись лучшими представителями понятливой части народа, которая с оружием в руках, не щадя живота своего, пробивала себе дорогу к этой вот… новой жизни.

Почему он, склавис по национальности, теперь не имеет права разговаривать на родном языке? Почему его, точно так же выросшего на этой земле, считают человеком второго сорта только потому, что в его жилах течёт кровь, совсем немного отличающаяся от крайнов? Почему его неплохой даже по нынешним меркам зарплаты едва хватает на то, чтобы свести концы с концами, а ведь раньше он мог позволить себе многое? Как всё это могло случиться? Когда началось? И почему он тогда, год назад, не сделал того, что собирался совершить сегодня?

Почему? Этот вопрос стал главным для Мина. Он не давал инженеру покоя, от него не спасали алкоголь и снотворное, он стал частью самого энергетика. И только совсем недавно пришёл ответ – он до последнего не верил, что народ позволит сделать это с собой. Что сам, своими руками, отдаст Касилве-Бугс внукам тех, с кем деды воевали почти сто лет назад и не позволили уничтожить себя. Мин был уверен, что крайны и склависы сумеют сказать «нет» той их части, впоследствии оказавшейся понятливой, которая и заварила всю эту кашу, купившись на обещания рая на земле.

И было безумно горько осознавать, что он… ошибся. Просчитался. Что сотня мирных лет успела настолько сильно изменить его народ, и тот позволил поставить себя на колени. Миллионы проиграли всухую сотне тысяч. Это до сих пор казалось невероятным, но было именно так.

Иногда, лёжа в постели бессонными ночами, Мин вспоминал историю Касилве-Бугс, ту, настоящую, изученную когда-то в школе, а не свежепереписанную, которой пичкали нынешнюю молодёжь. От этой истории инженера тошнило – такой концентрации циничной лжи, сдобренной пропагандой, он раньше не встречал и никак не мог привыкнуть, что теперь каждый рабочий день начинается с обязательного распевания национального гимна, слова которого Мин уже давно уже успел возненавидеть.

Но так новая власть прививала народу любовь к своей стране – запихивала столовой ложкой прямо в глотку при каждом удобном случае. Тех, кто так и не смог подавить свой рвотный рефлекс или у кого желудки упорно отказывались любовь переваривать, очень быстро выпроваживали из страны – под одобрительные крики понятливой части народа.

– Хвала стране!

– Народу хвала!

От этих обязательных теперь приветствий Мина тоже тошнило, едва ли не сильнее, чем от гимна, но на беду его желудок оказался крепким, потому энергетик был до сих пор жив. Уехать из страны сразу после прихода новой власти он не смог. Его профессия делала Мина невыездным: слишком много знал инженер об устройстве ЭС, а потому шансов покинуть Касилве-Бугс просто не было.

Да и не смог бы он бросить родителей и бабушку с дедом, которые наотрез отказались уезжать, мотивируя извечным «Мы тут жизнь прожили, тут и умрём». И хоть брат, давно проживающий в Склависи – соседнем, теперь ставшем вражеским государстве, не раз и не два звал их к себе – отказывались наотрез. Они всё ещё верили, что новая власть долго не продержится и скоро всё снова будет хорошо.

Мин не верил. Не верил с тех пор, как на территории его родины обустроили свои военные базы те самые страны, к которым она так радостно примкнула год назад. По улицам теперь расхаживали не только свои Стражи Спокойствия, но и солдаты дружественных армий, относившиеся к местным с плохо скрываемым презрением.

И это тоже когда-то было. В той самой истории, которую Мин помнил по старым учебникам. Тогда, почти сотню лет назад, карта мира выглядела совсем иначе. Она у Мина тоже была – старая, потёртая карта, по которой он когда-то изучал в школе географию. Тогда он был гражданином одной из двух могущественнейших стран мира – ОР – Объединения равных, в которую входили Склавись, Касилве-Бугс и ещё десять стран, и действительно гордился своей Родиной. Потому что именно она сумела одолеть Империю, грозившую утопить в крови и поставить на колени весь остальной мир.

Тогда в Империи у власти были эт эзурио – архипонятливая часть населения, уверенная в том, что именно Империя должна владеть всем цивилизованным миром. Именно народ Империи и есть высшая раса, а все остальные народы могут только прислуживать Господам, да и то, если те сочтут подобное возможным. Одной из основных целей Империи было тотальное уничтожение представителей неполноценных народов – иреины, склависы и крайны занимали в этом списке три первых позиции.

Империя вторглась на территорию ОР незадолго после того, как заключила с той Договор о мире. И долгих пять лет война собирала свой кровавый урожай, потому что народы ОР не пожелали склонить голову и безропотно идти на бойню, уготованную им имперцами. И хоть потери были огромны – больше пятидесяти миллионов осталось на полях той войны, но Империя была разрушена, как казалось тогда – навсегда.

Дед Мина был ветераном той войны, инженер помнил, как гордился своим стариком, который приходил в школу на ежегодный День Триумфа и рассказывал им, тогда ещё совсем мальчишкам, о тех сражениях. И ему, Мину, безумно хотелось тоже быть военным, но… Не сложилось. Подвело здоровье, оказавшееся очень слабым, а потому о карьере лётчика пришлось забыть.

Но зато умом юноша обижен не был, ещё в школе увлёкся ядерной физикой, потом поступил в соответствующий вуз и в результате стал одним из инженеров этой новой и самой мощной на сегодняшний день ЭС. Сейчас огромная станция управлялась минимальным персоналом, всё было автоматизировано, что с одной стороны усложняло предстоящее дело, а с другой – облегчало.

А дело было не из лёгких. Мин собирался повторить подвиг ОР и ещё раз остановить Империю, в этой новой её реинкарнации. Слова – «И сам Сатана принимает вид Ангела света», которые всегда казались ему очередной красивой метафорой, как нельзя лучше характеризовали Империю сейчас.

Поняв, что силой ОР не взять, переродившиеся агрессоры пустили в ход хитрость. Сначала они разрушили страну изнутри, перессорили народы, её населявшие, друг с другом, а потом стали шаг за шагом мягко, незаметно и плавно подминать под себя эти бывшие части целого. Теперь говорили не пушки, против которых народ умел бороться, а лесть, к которой – прямой и простодушный – он так и не привык.

Обещания новой, богатой и счастливой жизни сыпались из зарубежных гостей, как из дырявых кулей. Да и подкреплялось всё это щедрыми подарками и готовностью прийти на помощь, поддержать финансово и построить новую жизнь, в которой все будут в равной степени обеспечены.

А надо сказать, что после развала ОР проблем в этих его бывших частях появилось предостаточно. Чиновники, которых избирал народ, почему-то не спешили выполнять свои обещания, зачастую и вовсе забывая о них. Зато о своих нуждах они помнили чётко и ночей не спали, думая, как же побыстрее… набить карманы из государственной казны. И повторялось это с завидной регулярностью – лица менялись, суть их поступков – нет.

Стать членом Правящего Совета Касилве-Бугс означало получить при жизни пропуск в рай и обеспечить себя, своих детей, внуков, правнуков и прочих будущих потомков от и до. Вот потому и рвались к заветным креслам, стуча себя пятками в груди и обещая народу, что как только сядут в кресла, так и сразу начнут решать накопившиеся проблемы. В кресла-то они садились, народ по доброте душевной им верил и отдавал свои голоса, и даже проблемы решать чиновники тоже начинали, но только свои.

Вот потому-то и пришлись так кстати обещания наследников Империи раз и навсегда изменить этот осточертевший трудолюбивому, но нерешительному народу порядок вещей и облагодетельствовать всех. Сразу. И народ… поверил. Поверил, потому что жить без веры невозможно, а своим чиновникам уже не верилось совсем. Да и Новая Империя громче всех открещивалась от кровавого прошлого, показательно посыпала державные головы пеплом и клялась, что не допустит повторения подобного.

И не допускала. У себя.

Касилве-Бугс не повезло ещё и в том, что за все годы её независимости ни разу у руля не стоял по-настоящему сильный и заботливый хозяин. Напротив, один правитель оказывался слабее и бесхребетнее другого, а последний – переплюнул всех. Ему хотелось и на ёлку влезть и зад не уколоть: быть хорошим и для Империи, и для Склависи – ближайшего соседа и брата по крови. И он улыбался и рассыпался в обещаниях обеим сторонам, отношения между которыми в последнее время становились всё напряжённее.

И это вот желание усидеть на двух стульях и стало роковым как для самого Правителя, как и для всей страны. Да и чёрт бы с ним, с Правителем, если бы не одно пугающее Мина до дрожи обстоятельство. За последние несколько лет в Касилве-Бугс снова подняли головы те, кто восхищался и наследовал ту, разрушенную Империю. Они точно так же считали свою нацию – крайнов – самой лучшей, а остальных – полуживотными, годными только на то, чтобы прислуживать расе господ. Они так же ненавидели другие народы, а сильнее всех склависов – как главных виновников уничтожения обожаемой Империи сто лет назад.

И почему-то Правитель не спешил запретить это движение, хоть один устав его нарушал те самые права и свободы, за которые так яростно ратовала Новая Империя. Мина это настораживало. Мелкая и противная дрожь пробегала по коже всякий раз, когда видел флаги и символы «Либертас», разительно напоминающие Имперские, замечал в глазах его последователей ту же самую фанатичную ненависть и вопрос – почему это не запретят, возникал снова и оставался без ответа.

И стоит ли удивляться тому, что именно руками молодчиков из «Либертас» и был совершён государственный переворот, возникший из того, что Правитель почему-то передумал подписывать соглашение с Империей за пару дней до времени «Ч». Почему?

В тот день этот вопрос задавал себе каждый житель страны, ведь всё это время Правитель соловьём разливался, рассказывая народу о том, какая чудесная жизнь ожидает их всех после слияния с Империей. И крайны, и склависы, а из этих двух народов и состояло в основном население Касилве-Бугс, одинаково недоумевали – с чего это вдруг Правитель передумал? Неужели решил не пустить свой народ в светлое будущее? Зажал то самое вожделенное счастье?

Народ возмущался, а Мин тогда облегчённо выдохнул – он не верил в полное перерождение Империи, не верил в то, что кто-то способен изменить будущее народа, кроме его самого, что этот кто-то даром даст крайнам всё, ничего не требуя взамен. Так бывало только в сказках, в которые инженер не верил уже очень давно. В отличие от большей части народа.

Но Мин точно так же не понимал, почему Правитель молчит, почему не поясняет причин, а когда пояснения были даны, стало ещё хуже – неужели Правитель не видел сразу, что именно собирается подписать? Что соглашение это по сути – добровольная передача Касилве-Бугс Империи, отказ от независимости и переход в открытую конфронтацию со Склависью.

А это как раз и не могло устроить ту часть народа, который населял север страны. В отличие от южан-крайнов, страстно желающих стать частью Империи, северяне больше тяготели к союзу со Склависью. На севере проживало много склависов – «несознательного» народа, к которым относился и сам Мин. Его предки переселились сюда сразу после войны с Империей.

Дед на фронте с бабулей и познакомился – она медсестрой была, а он в госпиталь угодил. А когда война закончилась, они друг друга нашли и решили поехать жить на север Касилве-Бугс, который ей был родным. Отец Мина родился уже здесь, а с матерью познакомился в Склависи, куда был командирован на работу. Уехал один, а вернулся уже с будущей женой, и вскоре у них родились два сына – Мин и его брат.