Читать книгу Идеальный вариант (сборник) - Лариса Райт - Страница 3

Вторая дочь появилась на свет вовремя, как по заказу. Хотя именно по заказу, без всяких «как». Аня решила, что пора. И словно пальчиками щелкнула: получилось сразу. Даже удивительно. Вокруг только и слышно: у этих проблемы, у тех не получается, а на самом деле каждая вторая идет навстречу с животом. Муж пошутил:

– Надо бежать договариваться с директором школы.

И, скорее всего, был недалек от истины при таком-то бэбибуме. Да и потом, столько новшеств вокруг, что неизвестно, как все сложится в недалеком будущем. Возможно, школу для ребенка и даже институт придется выбирать до его рождения. И непременно по Интернету. А как иначе? Вперед к светлому будущему.

Это движение к всеобщей информатизации началось тогда, когда Аня вовсю работала в школе. Безобидно так, ненавязчиво: предложили ввести электронный журнал. Сначала вроде временно, в качестве эксперимента. Потом заявили, что он себя оправдал. Кто это отслеживал? Откуда такие данные? Нет, девушка ничего против не имела. Конечно, время занимает оценки из бумажного журнала в электронный переносить, но, с другой стороны, информация дублируется. Под конец четверти никто из нервных родителей не прибегает выяснять, с чего это у драгоценного чада, дневник которого пуст («Забыл! Не принес! Оставил дома!»), вырисовывается плохая оценка по английскому? Все оформлено, задокументировано. Заходите, любуйтесь, получайте информацию.

Хотя Аня не могла понять, почему получать информацию таким способом удобнее. Надо как минимум включить компьютер, зайти на сайт, ввести логин и пароль, предмет, класс и фамилию ребенка. И так раз десять, если хочешь, конечно, проверить успеваемость по всем предметам. Куда проще взять дневник, просмотреть неделю и либо удовлетворенно улыбнуться, либо отвесить нерадивому чаду подзатыльник (образно, конечно). А можно просто каждый день интересоваться успехами ребенка. Если они тебя интересуют – спросишь, а если нет, то и в электронный журнал не полезешь. Зачем?

Аня, конечно, понимала: не у всех детки говорят правду, докладывают об оценках и спокойно демонстрируют дневник. С другой стороны, как не продемонстрируешь, если каждую неделю классный руководитель собирает дневники и проверяет наличие родительской подписи? Ну, в старших классах, предположим, можно и самому вывести закорючку, а в младших, хочешь – не хочешь, а мамин росчерк понадобится. И все-таки ей повезло. Старшая дочка к учебе относилась ответственно и добросовестно. Сообщала об успехах, о промахах, заранее докладывала о грядущих школьных мероприятиях. В общем, как родитель Аня в электронном журнале не нуждалась. Но как преподаватель работу выполняла. Школа есть школа. Что советская, что российская, что западная. Тут все неизменно: «Партия сказала: «Надо!» – коллектив ответил: «Есть!»

Но параллельно с обнаружением беременности на работе неожиданно возникло столько разных «надо», что молодая женщина начала воспринимать будущего ребенка не просто как зародившееся чудо и еще одно доказательство их искренней с мужем любви, а как некий вполне реальный и действенный инструмент избавления от навязчивых и, увы, неизбежных новшеств, выдуманных чиновниками в сфере образования.

Во-первых, зарплату теперь предлагалось зарабатывать. До этого, конечно, учителя плевали в потолок: уроков не вели, знания не вдалбливали, нервов не тратили. Хочешь ограничиться этим списком? Твое дело. Получишь фиксированную часть оклада. Хочешь больше? Все в твоих руках. Вперед к дополнительной внеучебной деятельности. Готовь участников и победителей Олимпиад, реализуй районные и городские проекты, путешествуй с детьми по экскурсиям, развивай их и развивайся сам. Плохо? Несправедливо? И хорошо, и справедливо. Только всю эту деятельность нормальные учителя вели и раньше. Неужели не ходили с учениками на экскурсии или в походы? Не участвовали в конкурсах и не писали статьи в журналы? Все делали. Только бесплатно. Хотите поощрить деньгами? Спасибо большое. Только зачем при этом основную часть зарплаты урезать? А это сделали, да еще как. Так, что учителя высшей категории, признанные специалисты и любимцы учеников, стали получать в разы меньше. Справедливо?

Аня бы тоже стала получать меньше. Ее лично, стыдно признаться, этот пункт как раз волновал не сильно. Добытчиком всегда был муж, а она (возможно, и зря – время покажет) позволила себе на него положиться. В общем, со своим отношением к семейной жизни девушка определенно вписалась бы в ту категорию преподавателей, что работу выполняют качественно и аккуратно, но только в учебное время. Остальное, извините, расписано: старшую дочь в музыкальную школу, на танцы, коньки и в бассейн. Еще в магазин, потом плита и вкусный ужин параллельно с проверкой тетрадей (и дочкиных, и ученических). А вечером так многого хочется: и почитать, и кино посмотреть (диски копятся нераспечатанными, по телеку сериалы то по Аксенову крутят, то по Булгакову – разве пропустишь?), и с мужем поговорить, ну и не поговорить… Как без этого? Молодые еще, горячие. Запал есть, и слава богу. Вон у других еще ни морщин, ни целлюлита, а секс только Восьмого марта и в день рождения. И всех устраивает. Аня тенденции сопротивлялась и старалась подбрасывать поленья в довольно спокойное пламя чувств. Хотелось, чтобы, несмотря на второе десятилетие брака и третье отношений, они все еще горели, а не тлели. И она старалась. Да и муж тоже. Так что вечерами, хотя бы несколько раз в неделю, требовалось друг друга поддержать.

А потом вдруг вспоминала, что завтра снова шесть уроков подряд, к которым надо подготовиться. И шла готовиться. Затем вдруг неожиданно осеняла идея, и она кидалась писать статью. Нет, не научную, а так, легкую художественную ироничную статейку в женский журнал. Печаталась, кстати, частенько и была признанным обязательным автором среди редакторов изданий, что любили давать читательницам советы по уходу за детьми, мужьями, друзьями, любовниками и даже соседями. В общем, писала и по вдохновению, и по заказу. Получалось неплохо. Денег существенных не приносило, зато самоудовлетворения хоть отбавляй. Да и муж гордился, и дочь в магазине с умным видом распахивала журнал и громко спрашивала:

– А в этом номере есть твоя статья?

Мать, конечно, шикала для вида и ругала: «Нехорошо хвастаться». Но было приятно. Тщеславия Аня была не лишена. Оно-то и заставляло продолжать творить по ночам. Творила, а потом никак не могла уснуть, потому что уже засиделась, потому что все равно скоро вставать, потому что надо придумать, куда поехать отдыхать летом и как встречать следующий Новый год. И вообще, скоро вставать.

Часов в пять все-таки засыпала, а в шесть тридцать звенел будильник. Сначала умыть, одеть и накрасить себя, потом будить страдающего от недосыпа ребенка. Нет, Аня старалась укладывать дочь вовремя. В полдесятого, ну, максимум в десять. Но, как сама любила повторять:

– Не имеет значения, во сколько ты лег. Важно, во сколько встал.

Девушка была патологической совой, и дочь пошла в нее. Удивительно, как Аня умудрилась с такими биологическими часами несколько лет продержаться в школе. Спасало то, что пару раз в неделю (когда уроки начинались с третьего или с четвертого) дочку в школу отвозил муж. В эти дни она не то что не провожала домашних, глаз не открывала. Не могла! К концу недели казалась себе похожей на смерть. За выходные взбадривалась, а в понедельник снова начинала ждать пятницы или каникул. И за что же ей, спрашивается, доплачивать? За то, что интересно ведет уроки, или за то, что ученики ее любят, или за то, что репетирует с детьми сказку на английском языке (в учебное время, конечно, но ведь на английском). А в неучебное, кстати, попробуй порепетируй. Детей еще отловить надо: у кого теннис, у кого балет, у кого шахматы. В общем, в деньгах ее определенно урезали бы. Но до этого еще надо дожить. Точнее, дорасти в профессиональном смысле.

Аня спокойно дорабатывала учебный год. Рожать осенью, и предстоял долгий и плодотворный, в творческом плане, декрет. Она просто вела уроки и общалась с детьми, а коллеги занимались обязательным повышением квалификации, спущенным сверху приказом. Ей-то как раз повысить, наверное, не помешало бы. Она и педа не оканчивала, и приемов психологических многих не знает: все на практике, по наитию, да и вообще образование штука неплохая. Но вот повышать квалификацию тому, кто проработал больше тридцати лет… Конечно, всем полезно овладеть компьютером или, например, освоить интерактивную доску (прощай чистописание, аккуратность и развитие моторики тире мышления!), но, простите, что можно изучать в объеме ста сорока четырех учебных часов? Что такого нового откроют на этих драгоценных курсах? Аня и тихо, и громко радовалась, что это счастье для нее временно откладывается. Другие же чертыхались и занимались. По каким-то предметам курсы были (слава чиновникам от образования!) дистанционными. Кому-то приходилось каждую неделю ездить через всю Москву и сидеть в аудитории, размышляя, «что я здесь делаю и кому все это надо». Таким образом, занятия стали вторым пунктом обязательной жизненной программы, от выполнения которого девушку спасло так вовремя зародившееся особое положение.

Третьим, от которого, естественно, отстранили, стало участие в объединении школ, не нужном ни заведениям, ни ученикам, ни родителям. Хотя школам, как водится, выбора не оставили. Бюджетные деньги теперь распределялись не по статусу заведения, а по количеству учащихся. Получилось, что вместо двадцати человек в классе в хороших школах образовалось двадцать пять, а языковые группы выросли с восьми до тринадцати человек. Денег, возможно, и больше, а вот знаний существенно меньше. Аня радовалась, что пока не должна принимать в этом участия. Но это с одной стороны – с учительской. С родительской – избежать всего было невозможно. И если образование старшей дочери все-таки могло остаться на должном уровне, знания еще не рожденной младшей уже внушали существенные опасения.

Но ребенок все-таки появляется не для того, чтобы родители сразу решали проблему дальнейшего обучения, а для любви. Маленькую Танюшку обожали все: родители, бабушки-дедушки, старшая сестра и, кажется, даже соседи, которым та начала улыбаться лежа в коляске. Она была хорошим и спокойным ребенком: вовремя кушала, много спала и мало плакала.

– Повезло! – радовались домашние.

– Повезло, – завидовали знакомые.

– Повезло, – соглашалась Аня и думала, какое же счастье, что можно вот так просто радоваться своему везению, жить спокойной жизнью и существовать вдали от реформ, навязанных сверху.

Наивная. Ребенок, конечно, рожден для любви. Но еще и для того, чтобы стать гражданином, которого надо регистрировать, а потом получать кипу необходимых документов. Начали с ЗАГСа. Там обошлось малой кровью: муж приехал к обеду, но милая улыбка в сочетании с красивой купюрой сделали свое дело: Танюшку записали.

– А почему не заламинировал? – Аня повертела в руках свидетельство о рождении – тоненькую зеленую бумажку, которую легко и помять, и разорвать, и потерять.

– Теперь не делают.

– Почему?

– Сказали: «Не положено».

– Ясно. Ну, зарегистрировал, и ладно.

– Погоди, тут еще целый список дали.

– Какой список?

– Инстанций.

Девушка вчиталась в текст на узеньком прямоугольнике: прописка, гражданство, пособие, медицинская страховка, сертификат на материнский капитал.

– Андрюш, – вздохнула с тоской. – Нам ведь еще загранпаспорт делать, если летом лететь куда.

– Сделаем, – легко откликнулся муж.

Легкость объяснима. Множественное число в его фразе образное. Делать придется Ане. В общем, это естественно. У нее никаких претензий. Супруг занят, работает, вертится как белка в колесе. Еще и старшую теперь в школу возит, бедняга. Ну, не плестись же ему в самом деле в ОВИР (или как там теперь называются эти ФМС и другие заведения)? Плестись, конечно, ей. Только от этого не становится веселее.

За пропиской все-таки отправились вместе. Благо инстанция с плохо выговариваемым названием ЕИРЦ работала и по субботам. Муж катал коляску под окнами, Аня сидела в очереди, которая, кстати, прошла довольно быстро. Уже минут через сорок она смотрела, как женщина в окошке стучала по клавишам компьютера и отправляла на принтер какие-то документы. «Вот и славно. Сейчас штамп поставят, и дело сделано», – думала она, протягивая свидетельство о рождении.

– Это мне не надо. – Бумага вернулась к Ане вместе с другими, где значилось количество принадлежащих ей законных метров жилплощади и отсутствие долга за коммуналку. – Отнесете в паспортный стол, там штамп и поставят. Бегите, они до трех работают.

Аня выскочила на улицу:

– Спит?

– Сопит. Домой?

– Как бы не так.

Отправились в паспортный стол. Там милая девушка заполнила заявление, распечатала какую-то карточку и отправила заверять подпись к начальнику. Того в субботу, разумеется, на службе не было, но законные опасения не оправдались: подпись заверила секретарь. Она же шлепнула на листочки круглую печать и разрешила:

– Идите.

Аня почти обрадовалась: «Не так уж все и сложно». Снова протянула документы паспортистке:

– Вот. Готово.

Та просмотрела, дружелюбно кивнула:

– Отлично. В пятницу приходите за свидетельством. Только паспорт не забудьте и вот эту вот бумагу, – и отдала справку о том, что свидетельство номер такой-то изъято у гражданки такой-то для простановки штампа о прописке.

Аня опешила:

– Как в пятницу? Почему? Это же почти неделя.

– Ну да, – легко согласилась паспортистка. – Даже лучше позвоните в пятницу уточнить, пришел документ или нет?

– Откуда пришел? Куда вы их отправляете?

– Куда надо, – голос служащей перестал быть миролюбивым. – Вы как с луны свалились. Что у нас тут, архив обо всех сведения хранить?

– Но ведь компьютеры есть, – решилась жалобно пискнуть Аня.

– Есть, – согласилась паспортистка. – Сведений нет.

На нет и суда нет. Пришлось возвращаться в следующую субботу. Снова Андрей катал коляску с видом уже более обреченным, чем в прошлый выходной. Все-таки хотелось прогуливаться в лесу или в парке, а не между сидящими на лавочке старушками и грузчиками универсама (паспортный стол почему-то располагался дверь в дверь с продуктовым магазином).

На этот раз дело не затянулось. Документ выдали практически сразу, как только девушка в очередной раз заверила подпись у секретаря и поставила еще одну печать. Свидетельство вернули без всякого штампа. Вместе с ним просто протянули мягкий листок – треть А4, в котором и значились сведения о прописке.

– Храните, не потеряйте! – сказала паспортистка.

Аня не нашлась, что ответить. Просто рассматривала бумажку и, как рыба, открывала и закрывала рот. Потом вяло проблеяла:

– Раньше штампы ставили…

– То раньше, а теперь вот так.

– Зачем? Штамп ведь удобнее.

– Кому как, – огрызнулась служащая.

Нет, Аня не была наивной. Все понимала и про освоение бюджета, и про финансовую выгоду, но чтобы так – шило на мыло. И зачем тогда говорить о вырубке леса, если столько бумаги зря расходуется? Неудобно ведь! Вместо штампа листик размером с клочок туалетной бумаги. Всем неудобно, как бы эта в окошке ни огрызалась.

– А гражданство где? – поинтересовалась Аня, повертев еще раз свидетельство и бумажку с пропиской.

– Гражданство – это не к нам.

– А куда?

– В районное УФМС.

– Куда?

Паспортистка с жалостью взглянула на девушку:

– Туда, где заграничные паспорта выдают. Там, кстати, тоже по субботам открыто.

Через час свидетельство сдали в следующую инстанцию. На немедленное получение, ясное дело, не рассчитывали. Явиться назначили дней через десять. Аня пришла через месяц. Раньше как-то не получилось: приближался Новый год. У старшей дочери намечались праздники и концерты и в школе, и в кружках. У мужа на работе, как обычно, в это время запарка. Голова пухнет от количества пока безответных вопросов: что подарить родителям, купить свекрови очередную кофточку или сковородку, каким сюрпризом удивить учителей, какие советы по подготовке праздничных обеденного и развлекательного меню раздать читательницам на страницах журналов. Еще у Танюшки болел животик, у мамы скакало давление, Андрея на три дня скрутил радикулит, из школы позвонили и пригласили на новогодний корпоратив. Аня взглянула на себя в зеркало: под глазами круги, голова немытая и некрашеная, на майке пятна от молока, из-под майки еще не опавший живот. Разумеется, отказалась.

Концерты отплясали, спину подлечили, Новый год справили, стали готовиться к лету. Тут и вспомнили, что надо сделать ребенку загранпаспорт, да еще и свидетельство о рождении забрать. Танюшка стала полноправным гражданином России. Ну, не совсем, конечно, до представления своей кандидатуры на выборах еще очень далеко, но получить ряд необходимых документов уже можно и даже нужно.

В этот раз Аня поступила более разумно – решила заранее разведать обстановку. В местный УФМС заскочила спонтанно среди дня, оказавшись поблизости. Народу было, по общепринятым в таких заведениях меркам, не так уж много: человек десять-пятнадцать.

– Кто последний на подачу? – для порядка осведомилась она.

Одна из женщин, сидящих у кабинета, строго взглянула на нее и спросила:

– А вы писались?

– Нет, – Аня сразу же сникла.

– Тогда, – женщина полистала бумаги, что лежали у нее на коленях, и вытянула исписанный лист, – восемьдесят шестой будете?

Восемьдесят шестой она быть не собиралась, так же как и пятидесятой, но шансы решила прикинуть:

– А до обеда сколько человек прошло?

– Тридцать, наверное.

Диалог прервал молодой человек, вихрем ворвавшийся из коридора:

– Граждане, мне без очереди! Я с госуслуг.

– Ага, жди, – откликнулись откуда-то сзади. – Не один такой. Нас тут с пяток счастливчиков.

– И как же? – Вновь прибывший тоже сник.

– Человек из списка, человек с портала, – строго распорядилась дама со списком.

Аня кивнула на листок и задала самый важный вопрос:

– Список на несколько дней пишется? Переклички есть?

– Да нет, скажете тоже. Не в Совке живем.

– По-моему, там же, – жаловалась вечером мужу, ведь ей предстояло поступить так, как поступила лет пятнадцать назад.

И девушка это сделала: приехала в субботу к дверям УФМС в шесть утра. И была первой и, стыдно признаться, со скрытым наслаждением наблюдала за растерянными лицами людей, что подтягивались к крыльцу за пятнадцать минут до открытия и видели перед собой толпу из пятидесяти человек.

В кабинете, куда она зашла через три часа, замерзшая, уставшая и злая на весь мир, а особенно на чиновников, что не могут обеспечить гражданам своей страны человеческие условия обретения законных прав, пришлось понервничать. Куда-то испарилась копия свидетельства о Танюшкином рождении, хотя Аня точно помнила, что делала ее. Она вообще очень ответственно относилась к походам в подобные структуры. Все всегда без сучка, без задоринки, чтобы комар носа не подточил. Уж очень не хочется возвращаться, переживать и смотреть на раздраженные, кислые мины сотрудников. А тут пришлось. Женщина, далеко не приятной наружности, исподлобья наблюдала, как посетительница в третий раз лихорадочно перебирала папку с документами в поисках вожделенного листка, но тщетно. «Сейчас пошлют», – подумала Аня, но в этот момент свидетельство воспарило в воздух и с грохотом опустилось в пасть ксерокса. Со словами: «Бумаги на вас не напасешься», – паспортистка яростно нажала на кнопку «Старт», и приятное жужжание копировальной машины известило, что пережитое унижение все же избавит ее от еще одного незапланированного трехчасового бдения под дверью «гостеприимного» учреждения.

Странное чувство, мало когда появляющееся в душе: гадкое унижение и ощущение полной никчемности и несостоятельности, смешанное с непередаваемым облегчением и восторгом от того, что прием документов свершился. Унижение, смягченное гордостью за сообразительность и организованность: встала, пришла, помучилась, но обманула-таки список, что разросся уже до семидесяти граждан, желающих выехать за пределы России и обязанных получить на то разрешение всемогущего государства. Особенно великая мощь ощущается в узких коридорах с пятью стульчиками, где предлагается разместиться всем страждущим и где не попить и, уж извините, не пописать. За последним Аня поспешила домой. Возбуждение от сделанного понемногу сошло на нет, уступив место тяжелой усталости и грустным мыслям о безнадежно испорченной субботе из-за того, что мать семейства чувствует себя не полной сил и энтузиазма молодой женщиной, а вялой селедкой, которой от жизни не надо ничего, кроме пары часов вожделенного сна.

Конечно, через пару дней «приключение» забылось, но не настолько, чтобы сломя голову кидаться переживать нечто подобное в очереди за медицинским полисом или материнским сертификатом. Гораздо приятнее было листать сайты турагентств и обсуждать предстоящий летний отдых. К тому же и это мероприятие не могло обойтись без препон бюрократии – визы еще никто не отменял.

Как только вожделенный паспорт Танюшки оказался на руках (получать проще – счастливчики составляют отдельную очередь и не задерживаются в кабинете дольше минуты: беглый взгляд на заполненную страницу, росчерк пера, и вот ты уже мысленно летишь хоть на Гаити, хоть на Аляску), Аня озаботилась оформлением виз. Заранее, конечно, но вдруг откажут. Тогда еще будет время переиграть и вместо Европы решиться все-таки на Турцию. Вот этот вечный совковый страх, который, к счастью, неведом новым поколениям, но, к сожалению, неискореним в тех, кто хоть и не во взрослом, но уже в разумном возрасте застал эпоху советского строя. Туда не ходи, стой там и вообще не высовывайся – стиль жизни, который вроде бы и отменили, и стряхнули с себя, а пылинки остались, вросли в сознание мертвецким грузом и мешают расслабиться и получать удовольствие от жизни. Так, Аня, например, не могла заставить себя не волноваться каждый раз перед походом в очередной визовый центр. Хотя отказов никогда не получала, не могла успокоиться и поверить в то, что этого не должно случиться и в этот раз. Мало ли что и кому придет в голову. Вот не понравится какому-то французу или итальянцу Анина фотография, не захочет он ее впустить в свою страну и шлепнет в паспорт дурацкий отказной штампик. Умом, конечно, понимала, что у всякого отказа существуют свои причины, и в ее случае таких вроде не наблюдается. Но пресловутое «а вдруг» никуда не исчезало и вынуждало переживать и вздыхать с облегчением всякий раз, когда вожделенные визы выдавали.

На сей раз ехать решили в Италию: совместить приятное с полезным. И морским отдыхом насладиться, и попутешествовать, пока Танюшка настолько мала, что большую часть времени обещает спокойно спать в коляске или автокресле, а старшая Маня достаточно большая, чтобы заинтересоваться достопримечательностями, на которые страна так богата. Аня с Андреем уже бывали и в Риме, и в Венеции, так что проблем с визами возникнуть не должно. Возникли с фотографиями. Себя и детей она бегала фотографировать заново раза четыре: то слишком маленькие, то слишком большие, то недостаточно четкие, то неподходящие по еще каким-то ведомым исключительно сотрудникам итальянского консульства критериям. Беготня сопровождалась постоянными бытовыми проблемами: сначала Танюшка отказалась сосать грудь, и в список обязательных дел добавилось как минимум трехразовое сцеживание. Молокоотсос заменил книги, телевизор и телефон, потому что все свободное время было посвящено процессу добывания молока. Она сцеживалась, когда все уже и еще спали. Зато теперь много думала. В голове зрели сюжеты для очередных статей, которые иногда все же удавалось доносить до бумаги. Еще думала, где отметить очередной день рождения старшей дочери, на который та, естественно, захочет пригласить почти весь класс и станет ныть, что музеи, аниматоры и игровые автоматы надоели и надо придумать что-то совершенно особенное. А кто будет думать? Конечно, мама.

Еще размышляла, что на два летних месяца стоит снять дачу или домик на море, потому что оставлять малышню в городе нельзя. Кроме того, у друзей намечался юбилей и следовало купить небанальный подарок. Да, еще Танюшке надо найти няню, потому что бабушки порядком устали заведовать бесконечными перемещениями Манечки, пока Аня прикована к «доильному аппарату». Да и ей самой с какой-то стороны было удобнее обходиться самой, чем постоянно раскладывать логистику: кто, когда, куда и кого везет.

За этими хлопотами, включая ежедневные (приготовить, постирать, погладить, убрать, помочь с уроками, потетешкаться и обсудить с редактором очередную статью), девушка как-то позабыла, что не до конца освоила список необходимых для Танюшки документов. Вспомнила неожиданно. Напоминание вышло грустным: перед самым отпуском (так, что пришлось переносить дату вылета и менять бронь гостиниц) старшая попала в больницу. В Аниной голове сразу бухнуло: «А у младшей-то даже полиса нет».

Конечно, она не была настолько безответственной, чтобы вовсе лишить ребенка медицинского обслуживания. Заработок Андрея позволял страховать девочек в хорошей клинике, наблюдаться у специалистов, сдавать анализы и делать прививки. И когда все хорошо, не думаешь, что в одну секунду может понадобиться бесплатная медицина, а в придачу полис обязательного страхования. И вот эта секунда настала. Хорошо, что со старшей, у которой, по крайней мере, была нужная карточка. Девушка себя отругала: «Пока гром не грянет…»

Но ругань не помогла выполнить задуманное немедленно. После больницы сразу улетели, потом переехали на снятую дачу, откуда велись поиски хорошей няни: обзванивали друзей и знакомых, публиковали запросы в соцсетях и размещали объявления в газетах. Наконец нашли достойную женщину. К тому же к концу лета можно было распрощаться и с молокоотсосом. Для себя Аня решила, что сделала в этом отношении все, что могла. В конце концов, ребенку нужна здоровая, довольная жизнью мать, а не издерганная, нервная особа, живущая одной мыслью о необходимости сцедить еще двадцать-тридцать граммов.

В общем, к концу августа она добралась-таки до единственной на огромный район поликлиники, где занимались выдачей вожделенных полисов. Количество народа в очереди внушало оптимизм: пара старушек, пожилой дядечка, две беременные женщины и еще несколько человек. Лето – благодатная пора для походов по подобным инстанциям. Но разговор заставил насторожиться:

– Мне педиатр сказал, что до Нового года поменять надо, – доверительно говорила одна старушка другой. – А то направят в какой-нибудь санаторий немосковский, а там полис не действует.

– И не говорите. Уж лучше перестраховаться.

Аня, обычно в подобных разговорах не участвующая, решила поинтересоваться:

– А что, старые полисы менять надо?

– Говорят, что да, – присоединился к беседе пожилой дядечка в очках.

– Кто говорит? – позволила себе усомниться Аня, ничего о замене не знающая.

– Кому надо, – важно ответил дядечка, а девушка с тоской подумала: «И кому это надо?»

– А СНИЛС у вас есть? – подошла женщина, судя по виду такая же растерянная, как она. – Без него могут полис не дать.

– Это что такое? – испугалась Аня.

– Какой-то индивидуальный номер. Говорят, выдают в одном месте на всю Москву. Очереди, сами понимаете, бешеные. У меня подруга ребенка в лагерь отправляла, ей пришлось ехать, брать. В лагерь без СНИЛСа теперь не берут.

Манечке с ее диагнозом лагерь теперь не грозил, да и без оного Аня вряд ли рискнула бы отправить ребенка в государственный лагерь. Но решила полюбопытствовать:

– А еще для чего нужен?

– Так для всего. В садик попасть или в школу. Теперь же все через Интернет, а там этот СНИЛС и требуется.

– Да что вы?! – Она готова была расплакаться. Сложно нашему человеку услышать известие более нериятное, чем внезапно свалившийся на голову незапланированный поход к чиновникам.

Но удар, однако, смягчился тем, что заявление на выдачу полиса оформили без всяких проблем и СНИЛСов, выдали временную бумажку, действующую «ого! Аж до тридцатого сентября», и мирно отпустили восвояси.

– А старые полисы надо менять? – не забыла уточнить Аня.

– Как хотите, – равнодушно пожала плечами сотрудница страховой компании.

– Вы мне скажите, как надо.

– Кто ж его знает? – Такое же меланхоличное пожатие плеч. – Сегодня говорят: «Не надо», а завтра по-другому скажут.

«Это точно», – мысленно согласилась девушка.

– Придете полис забирать, можете и остальные поменять, – посоветовала женщина. – Если, конечно, решите.

Решение можно было отложить, по крайней мере, до тридцатого сентября. К тому же и со СНИЛСом все оказалось не настолько ужасно, как обрисовала незнакомка. На следующий день в районном отделении Пенсионного фонда, куда пришлось ехать оформлять заявление на получение материнского капитала, девушка обнаружила объявление, из которого следовало, что заветные СНИЛСы можно получить в округе аж по четырем адресам. Немного, конечно, но все-таки не один на всю Москву. Уже что-то. Кстати, в Пенсионном фонде был туалет. Даже с туалетной бумагой. Хорошо, что был. Плохо, что это вызвало удивление.

Удивляться наступившей осенью предстояло еще много чему. На классном собрании у Манечки объявили список мероприятий на год, и Аня поняла, что одно это может похоронить все существующие планы на личную жизнь: «Битва хоров» на новогоднем вечере, театральный фестиваль, соревнования по аэробике, конкурс чтецов, олимпиада «Академия» и еще спортивная олимпиада, приуроченная к Сочи-2014. И так как дочь была активной, хотела участвовать везде и во всем, что, безусловно, достойно похвалы, мать могла только догадываться, что ждет впереди. Во-первых, ей, как пишущей мамочке, предлагалось найти или написать удобоваримый сценарий для театрального представления, во-вторых, Манечка хотела, чтобы класс непременно исполнял выбранную ею песню, и требовала найти нечто оригинальное, новогоднее, но неизбитое. В-третьих, она собиралась побеждать среди чтецов, а потому интонацию каждого задаваемого наизусть стихотворения приходилось оттачивать битый час. И все это с Манечкиными гримасами, слезами и Аниным отнюдь не педагогическим криком. В-четвертых, старшенькая с подругой объявили учительнице по физкультуре, что умеют кататься на коньках и к школьной олимпиаде будут ставить танец. Для постановки, естественно, требовалось обеспечить девочек льдом, что вменялось в обязанности родителям. Кроме того, класс был озабочен созданием собственного проекта о своем национальном составе. Детей разделили на группы по несколько человек и каждой выдали задание. Идея замечательная, никто не спорил. Их надо и образовывать, и учить работать совместно. Только вот обеспечение всего снова свалилось на головы родителям.

С этой точки зрения жизнь в Советском Союзе вспоминалась только с ностальгией: сам гуляешь практически с пеленок, сам договариваешься и встречаешься с одноклассниками и вообще не особо грузишь родителей школьной жизнью. Анин горячо любимый папа в школе был два раза: провожал ее в первый класс и пришел на выпускной вечер. Мама, конечно, исправно ходила на собрания, но в общественной жизни класса участия не принимала. Один раз принесла с работы костюм «Книги для чтения», и на этом, пожалуй, список внеурочной работы можно завершить. Конечно, если девочка просила помощи с домашним заданием, всегда помогали. Но просила не часто. А сделанные уроки никогда не проверяли, считали, что ребенок должен сам учиться и развивать в себе чувство ответственности. Аня старалась тем же методом действовать с Манечкой, и вполне удавалось, хотя в школе настоятельно советовали регулярно проверять домашнюю работу. Мать откровенно халтурила, да и дочь не выказывала желания просить проверять то, с чем справлялась сама. Вполне хватало материнского раздражения от медленно заучиваемых стихов, пропущенных глаголов в английских предложениях и буквы «а» в слове «ночлег» в диктанте. В общем, и без уроков количество родительского участия в жизни школы на Анин, возможно неверный, взгляд оставляло желать меньшего.

Было чему удивляться помимо школы. В танцевальной студии, с которой Манечка прошлой весной съездила на конкурс в Украину, где девочки завоевали бронзовую медаль, теперь решили не почивать на лаврах, а бежать впереди планеты всей, заявляя о себе везде, где только нужно, и посещая все конкурсы, концерты и фестивали, какие можно. Кроме того, решили ставить сразу четыре новых танца и на майские везти самый удачный на конкурс в Ригу. Решения эти включали пошив костюмов, организацию поездки и еще много разных мелочей, не связанных с процессом собственно творчества. Аня, к стыду своему (видимо, сказывалась наследственность и природная лень), общественную деятельность терпеть не могла. Потому, откуда могла, самоустранилась, благо можно было прикрыться маленьким ребенком, и никто слова не сказал. Но, конечно, ограждать Манечку от участия в концертах и конкурсах не могла и не хотела. А потому почти каждые выходные – либо репетиции, либо выступления, и ничего не поделаешь. Вот тебе и выходные. Но в детей надо вкладывать. В противном случае никогда не дождешься дивидендов.

В музыкальной школе все было спокойнее. Так, концерты ко Дню матери и на Новый год. А еще какая-то сценка по музыкальной литературе, к которой непременно надо было найти костюм петуха. Манечка благородно объявила:

– Мам, я могу отказаться.

Но и та в благородстве не уступала:

– Не надо.

Разрываясь между желаниями дочери и собственными возможностями, об ожидающем полисе Аня вспомнила аккурат тридцатого сентября, когда срок временно выданной бумажки заканчивался. В чудом выкроенные полтора часа драгоценного времени она отправилась в поликлинику. Картина, открывшаяся взору, сначала ни капли не испугала. Да, небольшой тамбур забит битком, да, невозможно угадать, где первый и последний. Но Ане не было до этого никакого дела. Она гордо произнесла:

– Я на получение.

Гонор быстро остудила женщина с давно вышедшим из моды начесом на голове, спросившая:

– Ну, и что?

Аня забеспокоилась, беспомощно вглядываясь в толпу:

– То есть как что? Получать кто последний?

– Общая очередь, женщина! – одернул седенький старичок.

– Как общая? Да вы что? Почему?

– Что же нам, всех получающих вперед пропускать? – подбоченилась тетка с начесом.

– Умная нашлась! Получать она! – поддержала ее еще одна неприятная дама.

– Стой, как все стоят, и не возмущайся! – бросил какой-то наглый молодой парень.

Аня, что было совсем ей не свойственно, огрызнулась:

– Вам самим охота по два раза стоять?

– А что? И постоим.

– Надо так надо.

– Не развалимся.

– Ну и стойте! – И громко хлопнула дверью.

Такое количество народа никак не могло позволить получить вожделенную карточку за отведенное на это мероприятие время. Кроме того, за минуты, проведенные в помещении, Аня успела разглядеть объявление на двери кабинета. Там огромными и совсем не обнадеживающими буквами было написано: «Обмен старых полисов на новые обязателен. Действие старых полисов обязательного медицинского страхования будет погашено». Было очевидно: стоять в дурацкой очереди придется в третий раз. Но где же выкроить время на второй?

В следующие два месяца Аня про полис только вспоминала. Причем довольно часто, практически каждый день. И всегда в одинаковом контексте: невозможно найти два-три часа свободного времени, чтобы отстоять-таки длиннющую очередь. Иной раз собиралась и даже загадывала день, когда непременно это сделает, но всякий раз что-то мешало. То неожиданно заболела собака, которую пришлось таскать по врачам, потом оперировать и выхаживать. Обошлось, слава богу. Потом понадобилось ремонтировать машину. Тут сама провинилась: все-таки надо помнить, где оставляешь автомобиль. А то припарковалась перед клумбой и, пока ходила за Манечкой в музыкальную школу, забыла про нее. Результат: треснутый бампер и неработающий моторчик стеклоочистителя. Стекла грязные и немытые, а на дворе, знаете ли, осень, без воды не поез– дишь.

Следующим из неожиданных, но приятных дел стал заказ от редактора одного из журналов на еженедельную колонку. Ничего заумного: легкий, правдивый и непременно веселый дневник молодой матери. О! Здесь было где развернуться, и Аня разворачивалась по мере возможности где-то между стиркой, кипящим на плите супом и решением задачи по математике для четвертого класса.

Неожиданные заботы не отменяли ожидаемые. Сначала нагрянул первый день рождения Танюшки. Событие, конечно, знаменательное, но, к сожалению, не ограниченное исключительно застольем с родными и разбором подарков. Вслед за праздником наступали будни, в которых аварийным сигналом настойчиво мелькало слово «диспансеризация». Понеслось: лор, невролог, окулист, ортопед, анализы, педиатр, прививки. Мероприятие масштабное, но, главное, закончившееся диагнозом «здорова». А большего и не надо. Только вот полис обязательного страхования может неожиданно пригодиться и здоровым детям. Об этом Аня продолжала помнить. Но вслед за диспансеризацией наступил декабрь и прямо перед носом замаячил очередной Новый год.

В этот период предпраздничная лихорадка поражает практически все население планеты. Ее семья не была исключением. Андрей, как всегда, к концу года был озабочен закрытием проектов, сведением дебета с кредитом и в помощники для разрешения других (внутрисемейных) проблем совершенно не годился. В лучшем случае мог улыбнуться и посоветовать:

– Котик, решай сама. Ты же у меня умница.

Но обычно ограничивался пожатием плеч и ответом:

– Ой, я не знаю.

Знать все полагалось Ане: что купить своим и мужниным родителям, детям, учителям старшей (чаи, конфеты, шарфики, посуда, косметика уже дарены-передарены, и попробуй придумай что-нибудь оригинальное), самой Манечке. А еще друзьям, соседям, коллегам Андрея и пару сувениров «на всякий пожарный». Старшей, кстати, полагалось еще приобрести подарок от Деда Мороза, веру в которого родители свято поддерживали, хотя в последнее время девочку все чаще посещало желание эту веру развенчать. Просьбы к зимнему волшебнику становились все более претенциозными и лишенными всякой фантазии, и Аня никак не могла решить, как поступить: сказать дочери правду или написать ответное письмо от имени Деда Мороза с отказом в «нахальной просьбе» об iPhone. К счастью, та сама передумала «тратить время на писанину» и объявила, что хочет сюрприз. Радоваться бы! Но не покидало смутное ощущение, что приобрести вожделенный продукт компании «Apple» было бы проще.

Где и как отмечать собственно праздник, тоже предстояло выбрать самой. Хорошо, что в этом году, в связи с возрастом Танюшки, вариант был только один: приглашать друзей к себе. Гостей Аня любила. Хлопоты, связанные с их приходом, никогда не были тягостными. И все же нужно потратить время на обдумывание меню, сервировку стола и украшение квартиры. Последнее, кстати, обещало оказаться самым сложным. Танюшка, которая не просто пошла, а буквально побежала, оказалась ребенком непоседливым и очень любопытным. Она была везде: в шкафах, в стиральной машине, у плиты, в собачьих мисках, в Манечкином портфеле, – везде, только не в своих игрушках. В связи с этим на семейном совете пришли к выводу, что ставить елку в наступающем году просто опасно. Маленькая егоза могла не только побить половину игрушек, но и уронить на себя всю конструкцию. И хотя старшая упорно верещала, что хочет большую елку, решили ограничиться либо новой – совсем маленькой, либо просто ветками, которые можно было подвесить к карнизу, или к люстре, или к двери, или куда-нибудь еще, куда, естественно, решит Аня.

Еще на хозяйкины, в переносном смысле, плечи, а в прямом – голову ложилась организация культурно-развлекательной программы на каникулы, чтобы Манечка успела и погулять, и поиграть, и обогатить внутренний мир. Ну и заодно, чтобы родители не скучали и не мечтали, как полстраны, о скором окончании новогодних каникул.

Но до них еще надо дожить. Доживание включало в себя два концерта в музыкальной школе, несколько мероприятий в школе обычной, парочку выездов с танцами и один – зато какой! – с классом в Кострому. Ане вменялось ехать вместе с Манечкой, потому что: а) дочери так хотелось; б) мамы едут практически со всеми; и, наконец, в) «в прошлом году из-за Танюшки ты в Устюг не ездила, так что в этом будь добра…» И она паковала чемоданы: покупала унты и теплые штаны, жарила в дорогу котлеты и запасалась терпением для нескольких дней в обществе двадцати детей.

«Вот вернемся из поездки, обязательно схожу за полисом», – дала себе очередное обещание, которое, даже не удивительно, исполнению не подлежало. По возвращении (в середине декабря) новогодняя кутерьма закрутила с удвоенной силой и не отпускала до самого праздника. Тридцать первого довольный выполненными планами и предстоящим отдыхом Андрей взял Танюшку на себя, а супруга занялась уборкой, готовкой и наведением марафета под неизменный аккомпанемент любимой комедии о метаниях подвыпившего гражданина между Москвой и Ленинградом. Манечка, которую уже посетил Дед Мороз (жаль только, как обычно, оставил мокрые следы на полу, распахнутое окно и подарок, не без этого), находилась в замечательном расположении духа. Под свисающими с карниза ветками стояла коробка с отличным конструктором (не iPhone, но тоже очень даже), и это был прекрасный повод, чтобы помочь маме с готовкой. Вместе они мыли, резали, накрывали. А потом также вместе красились, наряжались, одевали Танюшку, делали ей смешные хвостики и встречали гостей.

Праздник получился веселым. После боя курантов и громогласного «ура!» гости искали по квартире подарки, слушали эпиграммы (конечно, Аниного сочинения), пели в караоке (очень тихо, чтобы не разбудить Танюшку) и даже пытались танцевать на узеньком пятачке между столом и книжными полками. К четырем утра угомонились и разошлись. Манечка, у которой открылось уже, кажется, пятое дыхание, порывалась помочь убрать со стола и вымыть посуду, но была отправлена спать. Она долго ныла и возмущалась, но уснула секунд через десять после того, как коснулась головой подушки. Аня с Андреем стояли в детской плечом к плечу и смотрели на детей.

– Сокровища наши, – прошептал отец.

– Да, драгоценные, – согласилась мать и вдруг спохватилась: с сокровищем же может что-то случиться! – Полис, – выдавила она, – так и не получила.

– Поликлиника наверняка работает в какие-то дни. Четвертого или пятого. Сходи. Я останусь с детьми.

– Спасибо. – Аня теснее прижалась к мужу.

– Каникулы, – улыбнулся Андрей.

– Ага, – согласилась она, мысленно уносясь в то, что будет после.

А будут очередные и внеочередные хлопоты: муж, дети, дом, работа, собака, родственники, друзья. Будни и праздники. Грусть и веселье. Спокойствие и волнение. Снежный ком из ежедневной рутины, которая зовется жизнью.

Андрей посмотрел на Манечку, сбросившую одеяло и разметавшую по кровати руки и ноги, бережно укрыл ее и сказал:

– Совсем большая стала. Взрослая.

– Да. – Аня заглянула в детскую кроватку, где, свернувшись калачиком, чмокала соской Танюшка. – Тоже быстро растет.

– Точно, – вздохнул муж. – Скоро в школу пойдет.

Девушка тоже вздохнула. Но в этом не было ни ностальгии по летящим годам, ни сожаления о быстро растущих детях. Вздох объяснялся просто: слова Андрея напомнили о том, что для Манечки и Танюшки нужно получить СНИЛС.

– Спать? – спросил он.

– Спать, – согласилась она.

О СНИЛСе подумает завтра, или через неделю, или через месяц, или в следующем году, или тогда, когда подумает. Потому что не думать о СНИЛСах, ФМСах, ГИА, ЕГЭ и прочих «г» в нашей стране и этой жизни нам, к сожалению, не дано.