Читать книгу Странная женщина (сборник) - Лариса Рубальская - Страница 2

Предисловие к книге «Стихи и песни»

Оглавление

Начну с того, что во время каждого моего интервью, журналисты задают непременно один и тот же вопрос – Как вы начали писать песни? Первое время я отвечала честно и подробно, потом мне этот вопрос надоел и я стала понемножку привирать для интересности. В конце концов, соглашаясь на интервью, я стала предупреждать журналистов, чтобы этот вопрос мне больше не задавали. А вот сейчас я подумала – а что это я вредная такая? Ведь, наверно, действительно многие хотят тоже начать писать песни и им интересно узнать – как же так сделать, чтоб у них вышло так же, как у меня?

Ну что ж, попробую изложить свой опыт и историю успеха. Тут мне хочется начать притворяться, что, мол, никакого особенного успеха, в общем-то, нет. Но, пожалуй, не стоит лукавить. Дай бог всем, кто хочет заниматься этим делом, чтоб они получили такой же результат, как я. Скажу сразу – это очень непросто. Для начала надо шагнуть на дорожку, по которой когда-то начала топать я, и прошагать по ней со всеми остановками. Преодолеть все препятствия. Предупреждаю – дело не только в способности писать в рифму и складывать слова в строчки. Моя удача – результат характера и поведения. Есть и заповеди – не обижаться, если кому-то не нравится написанное вами, ни с кем не выяснять отношения, никому не завидовать. И в последнюю очередь думать о коммерческой выгоде. Это все придет потом, когда дело пойдет так, как надо.

Что это я, как училка школьная, вздумала всех учить? У каждого свой опыт. Лучше начну издалека. Не учебник же это, в конце концов.

Калейдоскоп моих воспоминаний начинается с Пионерского лагеря. Переход из возраста юной пионерки в возраст любви. Это так лет в 12–13 в мое время было. Отпев по полной программе «Взвейтесь кострами? синие ночи» я вдруг почувствовала в сердце какую-то недосказанность и недочувствованность. Где-то вдалеке, в другом пионерском лагере, мальчик светленький, невысокий, наверно, вечерами на танцы ходит. И танцует там совсем не со мной. И вдруг, само собой, вырвалось из моей пионерским галстуком украшенной груди, горькое:

«Ах, если б знали, как его люблю я,

О том, как я страдаю и тоскую.

Как без него я день и ночь скучаю,

И перед школой я его встречаю…»


И в каждом куплете страсти накалялись, и, завершая это «сочинение» я сама уже рыдала о своей неразделенной любви. Слова эти нехитрые не просто так вырвались из души, а точненько легли на мотив очень популярного тогда «Албанского танго». Почему Албанского именно – никто толком не знал, но слова там, в подлиннике, были жаркие: «Вдали погас последний луч заката…» И вот так, соблюдая размерчик, смастерила я свою песенку про удаленного из моей жизни на время летних каникул светленького мальчика. И уже на прощальном костре весь наш лагерь дружным хором пел «Ах если б знали, как его люблю я…». Это был успех!

А потом лето кончилось, и седьмой класс навалился со своей противной алгеброй, геометрией, Физикой, химией, А мое пылкое сердце не хотело понимать ни про катеты, ни про правила буравчика. И всякие химические законы и математические уравнения отлетали от моей непонятливой башки, как от стенки горох. Не было им там места, потому, что все ячейки моего юного сознания были до отказа переполнены словами любви, печали и нежности ко всем светленьким мальчикам на свете:

«Было мне тогда двенадцать лет всего,

Я случайно посмотрела на него.

Он всех затмил,

Меня он покорил,

Но только вот меня он не любил…»


Я специально не редактирую этот бред детского воспаленного воображения. А сейчас я вдруг подумала, что сегодня такие малограмотные, одноклеточные песенки, как раз в моде. Хоть «звездам» раздавай.

По школе пошла молва – Слышали, Рубала-то (Рубала – это я), песенки сочиняет. И все стали слова мои по тетрадочкам записывать и на популярные мотивчики распевать. А мотивчиков этих – пожалуйста, полным-полно.

Как раз пластинки тогда стали выпускать – серия «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады». Вот я и озвучила своими словами все эти мелодии и ритмы, и получилось это, видимо, неплохо, потому, что вся школа эти песни распевала.

Мой братик младший, Валерка, хорошо играл на аккордеоне. И слух у него был замечательный, не то, что у меня. Вот он однажды говорит – А что ты, Лариска, все слова на чужую музыку пишешь? Давай, свою сочиним! И заиграл красивую-красивую мелодию. А я сразу слова придумала:

«Тихо, уснули окраины,

Молча дворы грустят.

Звезды глядят печально,

Плохо мне без тебя.»


И вот уже весь наш утопающий в золотых шарах и мальвах московский старый двор, под аккомпанемент Валеркиного аккордеона, тихим летним вечерком, песенку эту нехитрую распевает:

«Погасли окна все,

Москва уж спит давно,

Пусты троллейбусы,

Лишь дождь стучит в окно…»


И понеслось. Какую мелодию новую услышу – плиз, стишок готов. Получите и пойте на здоровье.

А дальше, уж и не помню, как было. Жизнь взрослая началась – учеба, работа. И песенки писать я перестала. Вернее, я не придавала никакого значения ни тому, что писала, ни тому, что перестала. И так продолжалось много-много лет. Правда, когда на День рождения или на свадьбу к кому-нибудь шла, складывала в строчки свои поздравления. И, похоже, делала это неплохо.

Теперь, перед тем, как рассказывать о песенных делах дальше, я хочу сделать небольшое отступление. Помните, вначале я рассказала, что в школе меня называли “Рубала”? Ведь в детстве никто друг друга не зовет по имени-отчеству, и даже по имени не всегда. Просто прозвище, и все. И мне мое прозвище очень нравилось, и, даже уже во взрослом возрасте я, знакомясь с кем-либо, так и представлялась: Я – Рубала.

И вот однажды мне посчастливилось с настоящей артисткой познакомиться. Я так себя и назвала. А артистка пригласила меня в театр – она как раз получила роль в новом спектакле и, – пожалуйте на премьеру. Я – УКРА!!! – ждала этого счастливого дня, брови перед зеркалом выщипывала, на бигуди накручивалась. Пришла в театр, в окошко администратора всунулась и гордо произнесла – Пожалуйста, билетик. Фамилия – Рубальская Администратор смотрит-смотрит конверты с приглашениями, перебирает-старается. И говорит – Простите, для вас ничего нет. Я чуть не заплакала – вот артистка, обманула, забыла. И пошла печально в обратный путь – к метро. Слезы все-таки полились, чуть-чуть, правда. Но тушь размазалась и глаза щипало.

У самого метро меня вдруг осенило как будто, и я – обратно, в театр, к администратору – Посмотрите пожалуйста, а на Рубала нет билета? Администратор посмотрела – На Рубала есть. Вот, пожалуйста, ложа, первый ряд!!! Так что артистка не обманула. И спектакль был замечательный. А «Рубала» звучит симпатично, правда? И к комплекции моей вполне подходит.

Поехали дальше – насчет песенок. «Мне тридцать лет, а я не замужем» – это так и было. Потом нарисовался Давид – врач-стоматолог, и для ускорения получения предложения выйти за него замуж, я и блюда всякие готовлю, и в рифму складываю жизненные ситуации. Так старалась его завлечь. А он и замечает, что я рифмую складно и интересно. Я сопротивляюсь – все так умеют. А он – Нет, все, да не все.

И когда композитор известный в его стоматологическом кресле оказался, Давид, используя свое служебное положение, сказал ему, что жена, то есть я, хорошо песни пишет. Вежливому пациенту возражать было неловко, и он сказал – Ну что ж, принесите. Я посмотрю.

Воодушевленный муж с работы пришел, и грозно приказал мне срочно написать стихи для песни. Я говорю – Не знаю, как песни настоящие пишутся. А Давид – Ах, ты не знаешь? Что ж, беги в книжный магазин, купи песенник, посмотри, как другие люди пишут. А не напишешь, учти, голову оторву. А он такой, что вполне мог и правда голову оторвать. Ну я и побежала в книжный. И поучилась. И постаралась. И написала. Стихи мои были композитору предъявлены, и получили похвальный отзыв. И была сочинена им прелестная мелодия. И замечательная певица спела. Так появилась моя первая настоящая песня. «Воспоминанье». С легкой руки Давида, Владимира Мигули и Валентины Толкуновой.

И понеслось… Все-таки сладкое это слово – СЛАВА!. Тогда мне казалось, что, посоле того, как песня прозвучала и мою фамилию по телевизору произнесли, все смотрят на меня. Сейчас, когда, и правда, посматривают, я это совершенно, как говорится, «не беру в голову». А тогда…

Ну и заболела я этой самой «Звездной болезнью». В том смысле, что мне хотелось постоянно слышать такую манкую фразу «песня на стихи Ларисы Рубальской». И стала я писать-строчить куплеты и припевы. Наверно, кто-то на небесах узнал о моих стараньях, и постепенно в доме у нас стали появляться музыканты и композиторы. Срочно было куплено коричневое пианино и каждый вечер кто-нибудь талантливый, колдуя над клавишами, озвучивал мои нехитрые строчки. И получались песни.

Сейчас балом правят какие-то новые правила. Быть или не быть песне, решают продюсеры, аранжировщики, и, в последнюю очередь, уже тот, кому предстоит дать песне жизнь – артист. А тогда, под рюмочку, или за чашечкой, рождались песни, которые и сейчас, спустя столько лет, живут, любимы. Расскажу о некоторых из них.

Историю рождения романса «Напрасные слова» я уже не раз рассказывала. Случайный щелчок в сознании. В таком неподходящем для вдохновения месте – в коровнике, во время экскурсии с японской делегацией в какой-то показательный колхоз. Пахло тем, чем обычно пахнет в коровниках. Правда, этот был показательным. Но это ничего не меняло. И вдруг – «Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала» – откуда? Почему? И «Виньетка ложной сути», после которой мою фамилию запомнили из-за того, что песня, вместе с фамилией, без конца звучала по радио и телевидению. Особенно я удивилась, когда известный ведущий одной телепрограммы сказал однажды, что слышал удивительный романс, и был уверен, что автор слов еще веке в девятнадцатом умер. Но оказалось, что жив, и, к тому же, еще не очень стар. И четко произнес имя автора – Лариса Рубальская. Романс «Напрасные слова» благополучно перешагнул из двадцатого в двадцать первый век. До сих пор он любим и его поют и старые, и новые звезды. Я благодарна небесам за это случайное озарение.

Я пишу стихи только в Москве. Вот такое я странное устройство. Редко-редко бывают исключения. Так и на этот раз.

Я уже несколько лет проработала переводчицей японского языка, и щебетала на нем довольно хорошо. И, конечно, мечтала оказаться в Японии. А в те годы такой мечте осуществиться было весьма непросто. Кто помнит семидесятые годы, знает, что существовали выездные комиссии, на которых тем, кто предполагает поехать за границу – переводчиком ли, туристом ли, – задавали различные вопросы на эрудицию и благонадежность. И я, конечно, пытала свое счастье, но на вопрос типа «как звали первого монгольского космонавта» ответить не могла. И моя поездка каждый раз отменялась.

Но однажды моя мечта все-таки сбылась, и я была назначена переводчицей для поездки в Японию с оперной труппой Большого театра. И пазл сложился – самолет, пароход, и – УРРРА! – Я в Токио!!!

Артисты разместились в отеле, ушли отдыхать. А я свободна на целых два часа. И, конечно – бродить, дышать воздухом, настоянным на аромате каких-то неизвестных дивных цветов, растущих около отеля, и, главное, слушать звуки любимого японского языка. И, конечно, витрины разглядывать. Но вместо этого, вдруг, какой-то туман в голове, видение, и, неожиданно, слова:

«Желтых огней горсть

В ночь кем-то брошена.

Я твой ночной гость,

Гость твой непрошеный…»


И сразу припев —

«Странная женщина, странная»,

Схожая с птицею раненой…»


И я понимаю, что случилось чудо – Песня. Пока без музыки, но очень пронзительная и чудесная.

А потом, уже в Москве, стихи загуляли от композитора к композитору. И ни на кого не производили никакого впечатления, ни один не реагировал. Это была судьба, потому, что эти стихи, в конце своего нелегкого пути, легли на пюпитр к тому, который заколдовал их при помощи замечательной музыки. И эту песню узнали. И, я надеюсь, полюбили. Ни один концерт Михаила Муромова не обходится без «Странной женщины» – зал хором просит: «Странная женщина, странная женщина». И Миша поет.

Шли годы, шли годы… В конце каждого года успех тех, кто весь год трудился на поприще эстрадной песни, выявляла телепередача «Песня года» В 80-е годы это было очень важным событиям. Попал в песню года, значит ты «первач», и все хотят петь именно тобой сочиненные песни.

В день съемки состоялась, как бы, перекличка. Если твое имя назовут – ты есть, ты – действующее лицо. 1-го января по первому каналу всегда показывали эту программу, и авторов, сидящих в первом ряду, награждали памятными дипломами за лучшую песню. и четко имя и фамилию называли. И песня, конечно, звучала.

Ну и, конечно, я старалась изо всех сил, чтоб моя песня попадала в финал. Как правило, это у меня получалось, и, бывало, звучало по 3–4 моих песни.

И вот наступает этот главный день в году, сердце настроено на волнение и радость, и наряд давно подготовлен для показа его по центральному каналу. Главное теперь – позвонить всем знакомым в день эфира – Не забудьте посмотреть.

Мы привыкаем ко всему. К сожалению. И сейчас я уже никому не звоню, чтобы посмотрели какую-то программу с моим участием. Зачем, думаю, людей беспокоить? Увидят – хорошо, а не увидят – тоже ничего страшного.

Во время моих концертных выступлений меня часто спрашивают – как я пишу песни? На музыку? Стихи сначала? Знаю ли заранее, кто ее будет петь? Что бы я ни ответила на такой вопрос, это будет только приблизительный ответ. Потому, что точного ответа нет – все бывает по-разному.

Главное, чтобы какое-то слово или выражение, прочитанное, или случайно услышанное, зацепилось за сердце, или за душу – я не знаю, как правильно назвать эту территорию во мне, которая вдруг вздрагивает и начинается вибрация сознания – уже ни о чем думать не могу, только это слово, оно тянет за собой следующее, строятся строчки и потом – выдох – и я возвращаюсь в обычное сознательное состояние. Так получались мои лучшие песни.

Теперь уже появилось умение – я знаю, как смастерить текст, даже если нет вдохновенья. Очень помогает чтение хорошей поэзии.

Я с удовольствием пишу песни «на заказ», к различным датам, событиям. Бывает, кто-то удивляется – а как это ты, такие песни писала, а сейчас заказы на всякие темы выполняешь? А я эти заказы очень люблю, пишу заказные песни, вкладывая все свое сердце и умение. Разве не нужны песни донорам, связистам, людям, которые в вечной мерзлоте прокладывают трубы? Разве не радостно, когда на юбилее мамы дети поют специально для нее и о ней написанную песню?

А песни о любви и про любовь – куда ж от них деться? Случаются…

Одно я хочу сказать – это очень большое счастье – писать стихи для песен. И я благодарю судьбу, что такое счастье досталось мне.

Странная женщина (сборник)

Подняться наверх